Рыцари и ангелы

– Думаю, надо еще поискать, – почесал в затылке Кирилл.

– Где? Как? – не поняла сестра.

– Есть же еще снесенные здания. Почему мы ограничиваемся только уцелевшими?

– Отличная идея! И кто этим займется? У меня, например, доступа к архивам нет.

– Зато у меня есть. Зюзя, не кипиши, – Кирилл подмигнул и обратился к приятелю. – Ты нам лучше скажи, что там с сокровищами?

– Фактически ничего. Кроме самого упоминания. Врач пишет, что драгоценности достались по наследству. И если с ним что-то случится, Ева должна их забрать. Он спрячет их за ангелом.

– Ангелом? И где он?

– Об этом ничего.

– Значит, надо его найти, – у Самойловой загорелись глаза.

– Зюзя, приди в себя! – постарался умерить пыл брат. – Как ты себе это представляешь? Он может быть где угодно: на здании, на иконе, на картине. Да хоть статуей в парке.

– Кузьмич?! – с надеждой обратилась Кира к приятелю.

– В принципе да, – как-то неопределенно согласился тот. – В письмах на этот счет никаких намеков.

– Ну все, это тупик. Где ангел, мы не знаем. А дом, видимо, снесли. Узнать, где жил врач, нереально, – расстроилась Самойлова и отвернулась к окну.

Ей так хотелось найти потомков этих людей и отдать им письма. Увидеть, как они обрадуются, будут выхватывать друг у друга из рук, зачитывать вслух и делиться воспоминаниями. А еще круче было бы найти настоящий клад. Нет, не забрать себе, а просто найти. Как в приключенческом романе – разыскать сундук, открыть, а там перстни, диадемы, колье. Все это сверкает на солнце и переливается всеми цветами радуги. Аж дух захватывает, такая красота! И тут в одно мгновение видение рассыпалось.

– И что, больше ничего полезного в письмах нет?

– По большому счету, нет. Там еще упоминается, что у Евы туберкулез и он теткины драгоценности припрятал именно для того, чтобы всем вместе перебраться жить в Крым, где ей будет легче.

– Интересно, где можно спрятать целый сундук с сокровищами, чтобы его никто за сто лет не нашел?

– А кто тебе сказал, что это сундук? – удивился Кирилл.

– Ну, а как же? Если теткины драгоценности, то в сундуке. На худой конец, в большой шкатулке.

– Почему ты вообще решила, что шкатулка должна быть большой? Ты еще про ларец вспомни.

– В большую шкатулку больше помешается, чем в маленькую. А если они хотели уехать жить в Крым, значит, хотели купить дом. А дом приличных денег стоит. Получается, что шкатулка должна быть большой.

– Не получается.

– В каком смысле?

– В прямом. Поясню свою мысль на примере. Фирму «Картье» знаешь?

– Наслышана. Вроде часы выпускают.

– Не только. Еще и ювелирные украшения. Так вот, в девятьсот семнадцатом году некий Луи Картье предложил сделку миллионеру Мортону Планту – он отдаст ожерелье всего лишь из двух ниток жемчуга в обмен на пятиэтажный особняк в стиле ренессанс на углу Пятой авеню и Пятьдесят второй улицы в Нью-Йорке. И Плант согласился. В этом здании до сих пор находится бутик фирмы «Картье». Так что шкатулочка может быть и маленькой.

– Мда. Идиот этот Плант.

– Не факт. Мы не знаем, что в те времена ценилось дороже. Да и история умалчивает, что это было за ожерелье. Может, каждая жемчужина размером с грецкий орех.

– Ладно, такая версия принимается как жизнеспособная. Но это мало что нам дает.

– Вернее, пока ничего.

– Какая, в принципе, разница – большая шкатулка или маленькая, если мы дом найти не можем?

– А архитекторы на что? – удивился Кузьмич.

– В каком смысле? – не поняла Самойлова.

Но вопрос остался без ответа, приятель опять приступил к созерцанию содержимого карманов.

Глава 2

Алла, как обычно, встала раньше остальных. К тому времени, как проснулись сестра и племянница, она уже успела приготовить завтрак, погладить для них кое-что из одежды, полить цветы и собраться на работу. Времени хватило только чтобы на минутку присесть и глотнуть кофе. Когда уже настало время убегать, на кухню вошла Мила ленивой, чуть шаркающей походкой, сладко потягиваясь и зевая. В своей серенькой пижамке в крупный белый горошек она была похожа на заспанного котенка, которого только что вытащили из корзинки. Опустившись на стул, она потянула носом.

– Что у нас сегодня, сырники?

– Да. Бери сама.

– Угу, – кивнула Мила, но не пошевелилась.

– Как там у тебя дела с Ильей? – поинтересовалась Алла, бросая вещи в сумку.

– Все как обычно, – зевнула сестра. – Вырвался от своей мегеры в командировку. Меня, естественно, с собой зовет.

– Он от жены вообще собирается уходить или нет? Сколько времени он уже раскачивается.

Алла со своей гиперопекой и вмешательством в личную жизнь доставала изрядно. «Ну почему, – часто думала Мила, – просто не оставить меня в покое? Я уже взрослая. Не надо все контролировать и всем управлять. Сама разберусь, как и с кем жить. Лучше бы собой занялась, нашла бы себе кого-нибудь. В конце концов, имею же я право сама решать, как мне лучше. Ну как ей это объяснить? Ведь обидится. Понятно, что кроме меня и Вари, у нее никого нет. Но она же сидит в каждом углу!» Младшая Чистякова несколько раз мысленно проигрывала диалоги, но открыто дать отпор так ни разу и не решилась. Уже вроде и открывала рот, но в последний момент включала заднюю. И в этот раз, проглотив стихийный бунт, вяло ответила:

– Ты такая странная. Как будто не знаешь. Он же тряпка и подкаблучник. Ныть будет долго и усердно, но ничего делать не станет. Его даже друзья называют «нельзя жалеть».

– Так пугни его, что бросишь, если не решится.

– Не хочу я его заставлять. Да и замуж за него не хочу, – Мила снова долго зевнула и уставилась в окно. – Меня и так все устраивает.

– Послал же Господь в сестры дуру! – воскликнула в сердцах Алла, грохнув об пол сумкой. – Я же тебе тысячу раз объясняла, что для нас это единственный способ вырваться из этого клоповника. Ты бы хоть об Варе подумала! Вот сейчас она встанет, попробуй внятно объяснить, почему она в свои пятнадцать лет спит с тобой на одной кровати.

Алла Чистякова, почти сколько себя помнила, постоянно заботилась о сестре. Когда ей исполнилось восемь, а младшей сестре три, родители решили, что дети довольно большие, а сами они достаточно насиделись дома. В маме с папой вдруг проснулась безудержная любовь к театру, где они и стали регулярно пропадать пару раз в неделю. В такие дни Алле приходилось самой кормить, мыть и укладывать маленькую Милу. Но она не жаловалась и не капризничала. Ей нравилось чувствовать себя взрослой и ответственной.

Через несколько лет такой художественно насыщенной жизни папа пришел к выводу, что любит актрис, пожалуй, больше, чем сам театр. Нашел себе восходящую звезду и ушел из семьи. Маме данный вид искусства тут же разонравился, но появился другой стимул выбираться в свет: надо было устраивать личную жизнь. В сферу интересов попали ночные клубы, концертные залы, стадионы и другие места повышенного скопления мужской части населения. В редкие дни она появлялась дома раньше десяти. Приготовив кое-что из еды, она усаживалась на кухне с кружкой чая и интересовалась у старшей дочери, как дела у нее и у ее сестры в школе. Но слушать подробный отчет ей довольно быстро надоедало, и она переводила разговор на другую тему. Любимой была «Все мужики – редкостные козлы». Родительница сетовала на очередного ухажера, который оказался жаден до отвращения, да к тому же женат. Или запойный алкоголик с долгами и алиментами. А это уже вообще диагноз. Но сдаваться и терять надежду она отказывалась категорически. Одно фиаско следовало за другим. Однако процесс поиска затягивал все сильней. Он уже напоминал игроманию.

Со временем забота о Миле полностью легла на плечи старшей сестры – утром умыть, накормить, причесать и отвести в школу. Потом забрать, сделать уроки, приготовить что-то на ужин и постирать. Но Алла по-прежнему не бунтовала, ей было жалко маму. Очень хотелось, чтобы та снова вышла замуж. Может, хотя бы тогда она будет проводить вечера с семьей, а не непонятно где. О том, что отношения с будущим отчимом у девочек могут не сложиться, дочь даже не задумывалась.

Несмотря на домашние дела, Алла училась хорошо, поэтому и с поступлением в медицинский институт проблем не возникло. Это было вполне логично, поскольку родители выделили из своих хромосом детям поровну – одной ум, другой красоту. Старшая из сестер – с нескладной фигурой, грубыми и какими-то смазанными чертами лица, редкими волосами и не очень чистой кожей – никогда не пользовалась у противоположного пола популярностью. Она не питала на этот счет никаких иллюзий и все свободное время проводила за учебниками. К тому же у нее со временем обнаружился отменный интеллект, что молодых людей отпугивало еще больше.

Мила же была ей полной противоположностью. К своим пятнадцати годам она четко усвоила, в чем ее преимущество в жизни. Лицо, хоть и не вписывалось в каноны классической красоты, привлекало своей какой-то детскостью и свежестью – широко расставленные, большие глаза, высокий крутой лоб, остренький подбородок. Не лицо, а сердечко. И, главное, ощущение детскости с возрастом у девушки не пропало, даже наоборот, в сочетании с невысоким ростом и точеной фигуркой стало только сильнее выделять ее из толпы.

Иногда сестры вместе подходили к зеркалу и рассматривали свои отражения.

– Создал же Бог такую красоту! – веселилась Мила, любуюсь на себя со всех сторон.

– Кого-то из нас точно подменили в роддоме, – задумчиво сообщала своему отражению Алла.

– Или обеих, – заливалась смехом сестра.

Неудивительно, что при такой внешности поклонники у Милы появились еще в детском саду. Они дарили ей конфеты и били друг друга лопатой по голове за право гулять с красивой девочкой за ручку. В школе мальчики проявляли к ней еще больший интерес. Сказывался пубертатный возраст. Одноклассники одаривали ее разноцветными ластиками, красивыми ручками, забавными наклейками и прочей чепухой – лишь бы получить возможность донести до дома портфель или сходить вечером в кино. Иногда соперничество между ними разгоралось не на шутку. Бывало, доходило и до потасовок.

Как ни странно, такой повышенный интерес со стороны противоположного пола Милу ничуть не испортил, она не стала капризной и надменной. Ее искренне забавляли неуклюжие ухаживания юных кавалеров, о чем она постоянно рассказывала сестре. Под стать внешности был и характер – все вокруг девочка воспринимала как игру, и ничто особо не задевало ее чувств.

Юность у обеих сестер, можно считать, была вполне благополучной. Но когда Миле до окончания школы оставался один год, а Алле до получения диплома два, маме поставили страшный диагноз – рак щитовидной железы. Причем обнаружили на четвертой стадии, когда метастазы уже появились в мозге, легких и костях. В подобном состоянии особых надежд на лечение врачи не возлагали. Хотя старались сделать что могли. Пробовали все, но болезнь стремительно прогрессировала. Через какое-то время они честно признались, что надежды практически нет. Это было, наверное, очень жестоко, но позволило женщине успеть как-то позаботиться о дочерях. Она продала дачу, чтобы у девочек были деньги хотя бы на первое время. Алла и Мила похоронили ее через несколько месяцев.

Несмотря на то, что мама была непутевой и мало внимания уделяла детям, они тяжело переживали ее кончину. Алла корила во всем только себя. Наверное, можно было предпринять что-то еще: показать другим специалистам, продать квартиру и отправить маму на лечение в Германию или Израиль, отвезти к шаманам на Алтай. Но Чистякова-старшая этого не сделала, доверившись словам врачей, и пустила дела на самотек. И теперь чувство вины грызло постоянно. Миле самобичевание было несвойственно, она просто плакала и все время спрашивала: «Как же мы теперь будем жить одни?»

Но горевать до бесконечности невозможно, особенно в юном возрасте. Благодаря своему легкому и поверхностному характеру, первой от потери оправилась Мила. И пустилась во все тяжкие. Если при матери она еще как-то держала себя в руках, то теперь почувствовала полную свободу и стала пропадать где-то целыми днями. Ночные клубы, поездки за город с друзьями с ночевкой, зависание в гостях до утра – это только то, что знала Алла. Она пыталась серьезно поговорить с сестрой. Все же сначала надо закончить школу, а потом уже заниматься личной жизнью. Но Мила только смеялась в ответ, рассказывала про очередного забавного ухажера, который так трогательно объяснялся ей в любви, чмокала брюзгу в нос и опять куда-то убегала.

Для кого-то этап бурной молодости проходит без каких-либо серьезных последствий. Остаются только милые воспоминания о творимых в ту пору безумствах. Миле же не повезло, она забеременела. Признаваться сестре было страшно. Ведь и так ясно, какой разразится скандал. Поэтому тянула до последнего, наряжаясь в объемные свитера, пока живот не стал заметен даже под ними. А когда пикантное положение стало очевидно для окружающих, ругать дурочку уже не имело смысла. Шел пятый месяц.

Алла поговорила с кафедральными преподавателями, потом с врачами в больнице, где проходила практику. Все в один голос заявили, что аборт нерожавшей женщине на таком сроке делать уже поздно и опасно. Дело может закончиться, в лучшем случае, бесплодием. Оставалось только одно – рожать. Но на какие средства содержать ребенка? Тех денег, что остались после продажи дачи, должно было как раз хватить до окончания института, Алла все рассчитала до копейки. А потом она уже устроится на работу, и вопрос отпадет сам собой. Но маленький ребенок требует огромных денег – нужны и еда, и одежда, и коляски, и кроватка. Если сейчас потратить часть средств, то на что они будут жить через год? К отцу за помощью обращаться не хотелось. Он за все это время ни разу не появился, только алименты присылал. Даже на похороны не приехал попрощаться.

Первой мыслью было отдать непутевую сестру замуж. Пусть молодые сами отвечают за свои поступки – рожают, воспитывают, зарабатывают. Почему она опять должна все тянуть на себе? Но выяснилось, что Мила знает только имя будущего отца и видела-то всего один раз в жизни. Поехала с друзьями к кому-то в гости за город, там и познакомились. Молодой человек упал к ногам, поклялся в вечной любви, покрыл всю поцелуями. Под таким мощным натиском пылких чувств она сдалась. Наутро кавалер попросил телефон, чтобы продолжить знакомство, но так больше ни разу и не позвонил. Мила не знала, где его искать, а у друзей спрашивать отказалась наотрез. «Зачем мне такой муж, если он вообще со мной общаться не хочет?» – пожала плечами она. И была, в сущности, права.

Более того, Чистякова-младшая не хотела и в школу возвращаться в таком положении. Будут издеваться и тыкать пальцем. Алла смирилась с ситуацией и стала рассматривать вариант, где достать денег. Сначала была мысль отправить Милу в какое-нибудь училище получать профессию. Но какой от этого толк, если через несколько месяцев та все равно сядет с ребенком? Самой пойти работать? Но на старших курсах на вечернее отделение уже не переводили. А мест, где нужны люди во вторую половину дня, было не так уж и много. Если только официанткой в какую-нибудь сетевую закусочную. Но платили там так мало, что проблемы это точно не решало. Несмотря на это, она регулярно просматривала объявления. Время шло, но ничего подходящего не попадалось.

Как-то ей вспомнилось, что один из сокурсников подрабатывал по вечерам после института тем, что частным порядком ездил по клиентам и выводил из запоя. Перспектива общения с алкоголиками ее совершенно не радовала. Мало ли с каким маргинальным типом придется иметь дело. А вдруг там «белочка»? Кинется с ножом или просто голыми руками попытается задушить? Она даже за себя постоять не сможет. Не дай бог, с ней что-то случится, кто тогда позаботится о Миле? Такой вариант тоже не подходил. Но чужой опыт натолкнул на одну идею.

Несколько лет назад, когда еще была жива мама, как-то на даче Алле захотелось сложить из кирпича красивую клумбу для цветов. Но для этого был нужен цемент, кирпичи категорически отказывались самостоятельно лежать друг на друге стройными рядами. Поехав на рынок, она купила пятидесятикилограммовый мешок, который рабочие любезно положили в машину. Но вернувшись домой, тащить его до сарая пришлось самой. Поднимала из багажника аккуратно, ногами, чтобы не сорвать спину. Операция по транспортировке прошла успешно, поясница осталась цела. Но через пару дней появилась боль в локте. Она была не постоянной, а возникала только при резких движениях рукой в сторону.

Сначала Алла не обращала на это внимание. Рассчитывала, что все пройдет само. Но проблема не исчезала. Закончилось лето, Чистякова вернулась в институт, и тут локоть стал настоящей бедой. Писать приходилось много, а в таком положении, когда рука лежит на парте, он ныл непрерывно. Сперва Алла пыталась мазать какими-то мазями, потом принимать противовоспалительные препараты, но ничего не помогало. Однажды она обмолвилась об этом соседке по подъезду, и та посоветовала попробовать пройти сеанс акупунктуры. Алла к таким вещам, как гомеопатия и иглоукалывание, просто не могла относиться серьезно, считая их каким-то шаманством и знахарством. Однако решила попробовать. Все равно другого выбора у нее не было. Как ни странно, боль уменьшилась после первой же процедуры, а после третьей прошла совсем. Алла задумалась. Как же так? Все, чему ее учили в институте, не помогло, а то, что не признавалось традиционной медициной, работало? Ответа на свой вопрос она не нашла, но опыт ей запомнился.

И вот когда пришлось решать, как зарабатывать на жизнь, родилась идея – а почему бы не попробовать научиться ставить иголки самой? Базовых медицинских знаний у нее уже достаточно, все основные дисциплины уже были пройдены, а в качестве специализации она выбрала себе хирургию. Так что трудностей с изучением возникнуть не должно.

Поискав в интернете подходящие курсы, она остановилась на Международной школе восточной медицины. Все же акупунктуру лучше изучать у тех, кто это придумал. Отучиться пришлось несколько месяцев, да еще обложиться кучей книг для пополнения знаний. Но оно того стоило. Мила еще не родила, а Алла уже обзавелась первыми клиентами. Когда же появилась на свет Варенька, она уже могла купить все необходимое для девочки. Правда, секонд-хенд, но зато не залезая в деньги от продажи дачи, только на гонорар от частной практики.

Как росла племянница первые два года, Алла пропустила. Она уходила из дома, пока еще та спала, и возвращалась, когда девочка уже опять спала. Женщина даже толком не помнила, как выглядел ребенок в этом возрасте. О том, в какое беличье колесо ее запихнула сестра, она почти не думала. Времени на это не было, да и желания тоже. Что толку размышлять в стиле «если бы…»? Ничего от этого не изменится. История не любит сослагательного наклонения. Частная практика приносила неплохие деньги, сестра с племянницей ни в чем не нуждались, а это на тот момент было самое главное.

Когда Алла закончила институт, ей очень хотелось пойти в ординатуру, чтобы продолжить образование и, наконец-то, стать настоящим врачом. Хирургией она просто упивалась, это была ее стихия. На последнем курсе Чистякова уже самостоятельно проводила простенькие операции, пока одногруппникам доверяли только стоять на крючках и шить. На практике врачи в отделении ее хвалили: говорили, что рука твердая, как у мужчины. «А чего дергаться? – удивлялась про себя Алла. – Есть проблема, и ее надо решить. А все эти истерики и заламывание рук, увольте. Пусть этим родственники занимаются». Но пришлось отказаться от мечты. Три года ординатуры на копеечную зарплату? Нет, такую роскошь она себе позволить не могла. Надо было зарабатывать деньги.

А потом стало как-то вдруг намного легче – Варю отдали в ясли, а Мила пошла учиться на парикмахера. Решила стать мужским мастером. Хоть раз в жизни она послушалась сестру. Логика совета была проста, как карандаш, – у какой-нибудь клиентки, толстой старой жабы с тремя волосинами в шесть рядов, как на заячье губе, молоденькая хорошенькая парикмахер могла вызвать раздражение и зависть. Ладно, если просто чаевых не оставит, так может за что-то нажаловаться руководству. Просто так, из вредности или сорвать дурное настроение. Но любому мужчине, молодому или старому, всегда приятно, если с его головой возится такая куколка. Он и что-то от себя оставит, и снова именно к ней придет в следующий раз.

Расчет Аллы оказался даже более верным, чем она рассчитывала. Выяснилось, что дорогие престижные салоны смотрят на внешность и манеры своих сотрудников ничуть не меньше, чем на их умения и навыки, иногда даже больше. Обеспеченный клиент никогда не будет стричься у мастера, если он, вернее она, похожа на торговку рыбой с одесского привоза. Мила, обладая нужными внешними данными, попала именно в такой салон. Правда, сначала на правах стажера. Ее тут же отправили на другие курсы, где пришлось отучиться даже больше. Но после этого она уже стала работать в зале наравне с другими. Так что зарабатывать теперь стали обе сестры.

Материально жизнь стала налаживаться, бытовые проблемы отступили. Но с материнством у Милы как-то не задалось. Она родила слишком рано, чтобы почувствовать себя матерью, плюс ее природный инфантилизм сыграл свою роль. У детей не может быть детей. Пока единственным добытчиком в семье была Алла, а Варю нельзя было отдать в ясли, младшая сестра еще как-то держалась. Но как только ребенка отдали в детский сад, а она вышла на работу и оказалась в центре мужского внимания, Мила опять сорвалась. Ей по-прежнему нужны были признания в любви, ухаживания, «серенады под балконом». Все чаще Вареньку сначала из яслей, а потом из детского сада стала забирать Алла, и по вечерам они все чаще проводили время вдвоем.

Сначала это было вынужденной мерой. Аллу совершенно не радовало, что опять приходилось возиться с ребенком. Но потом все изменилось. Мила, проработав в салоне год, яростно запросилась в отпуск. Она мотивировала это тем, что ее ногам уже нужен отдых. Она каждый день по восемь-девять часов работает стоя, можно же хоть две недели полежать? Например, на пляже. Алла не стала с ней спорить и говорить, что лучше это время провести с ребенком на том же море, и отпустила ее одну. Она прекрасно понимала, что дело не в ногах, а в очередном кавалере. И оказалась абсолютно права. Один из клиентов, воспылав юношеской страстью, предложил Миле провести с ним две незабываемые недели в Италии. Алла не только не злилась или обижалась на сестру, она, наоборот, даже радовалась. А вдруг у той наконец-то сложится личная жизнь, Мила выйдет замуж, и у Вареньки появится отец. Поэтому она так легко согласилась с тем, что останется одна с ребенком, а сестра уедет отдыхать.

Но как только Мила укатила с ухажером, Варя принесла из детсада скарлатину. Сначала поднялась температура, появилась боль в горле и в животе, а потом еще и рвота. Алла вызвала неотложку, но та не приехала. Правда, на следующий день пришел участковый педиатр и поставил диагноз ангина, прописал лекарства и ушел. Тетка закупилась всем необходимым в аптеке и приступила к лечению, отложив на время прием всех своих пациентов. Прошло несколько дней, язык у Вари стал малиновый, а в горло просто страшно было заглядывать. Пришлось повторно вызвать врача. Опять пришел тот же педиатр, отругал Аллу за ложный вызов и обвинил ее в том, что плохо следует рекомендациям по лечению.

Алла стала шуршать по своим однокурсникам, не присоветует ли кто хорошего специалиста. Такой нашелся. В тот же день на пороге квартиры появилась Ванда Матвеевна. Маленькая, сухонькая и очень живая пожилая женщина, которая, не здороваясь, тут же осведомилась, где можно вымыть руки. Подойдя к ребенку, она бесцеремонно открыла ему рот, заглянула и, развернувшись к Алле, сообщила: «Мне тут делать нечего. Вызывайте неотложку, везите в больницу». На вялые протесты в стиле «а, может быть, дома?» ответила категорически: «Если хотите избавиться от ребенка, то это вариант» – и удалилась, даже не запросив платы за вызов.

Аллу в инфекционное отделение детской больницы не пустили, даже чтобы посмотреть на Вареньку хоть одну минуту. Но она каждый день приходила и справлялась у лечащего врача, как самочувствие племянницы. Сначала все было очень плохо. Врач отводил глаза, что-то мямлил. Но потом его речь стала четче, и в ней даже стали появляться целые предложения. От сердца немного отлегло, но успокаиваться было еще рано.

Кошмар продолжался ровно те две недели, что Мила отвела своим ногам, и не только им, на отдых. Но Алла ни разу не потревожила ее, да и сестра не очень все это время интересовалась, как дела у ее ребенка. К моменту ее возвращения Варю уже выписали, и она была дома. Еще вялая, апатичная, но уже без температуры. Мила приехала довольная, загорелая, с красивым сапфировым колечком на пальчике – и с бездной впечатлений. Вскользь поинтересовавшись что нового и выслушав краткое описание событий двух прошедших недель, она легкомысленно пожала плечами и сказала: «Ну, главное, теперь-то все в порядке». А затем чмокнула в лоб Варю, затем в нос сестру и пошла распаковывать чемодан, чтобы всех осыпать подарками.