Зимний лес

Твердой походкой она дошла до мальчика и уставилась на него сверху вниз. Клубы пара вырывались из ее ноздрей, а грудь вздымалась и опускалась, словно меха. Мальчик лишь виновато опустил глаза, не в силах выдержать ее взгляд. Так они стояли некоторое время. Наконец, олениха коснулась его плеча и завыла что есть мочи. От могучего воя мальчика повело в сторону, но он изо всех сил старался не упасть, принимая горе матери на себя.

Затем они медленно пошли рядом: мальчик возвращался к месту своего ночлега, а животное сопровождало его.

От угрызения вины хотелось лезть на стену. Как жалко, что рядом ее не было! Мальчик понимал, что сделанного не вернешь. Потому и оставалось только винить себя. Ведь его маленькая прихоть лишила жизни живое существо. Слезы застряли в горле и вот-вот должны были прорвать плотину. Из последних сил он держался, чтобы не дать волю эмоциям. Ведь даже олениха не давала себе такой воли.

Как говорил его отец – взрослые отвечают за свои ошибки. Теперь, чтобы исправиться, ему надо сделать что-то хорошее для этого места. От этих мыслей на душе чуть полегчало. Но тяжелое дыхание под боком опустило его на землю.

Рядом с ним шла мать этого мертвого ребенка. Мальчишка сжал кулаки и ускорил шаг. Животное подняло чуть удивленную морду и пошло быстрее.

Мать мертвого дитя просто не могла оставить другого без защиты. Он был таким же теплым, как ее сын, в нем кипела такая же жизнь, и потому она хотела хоть немного, но помочь ему в его пути по лесу.

Вскоре они пришли к охапке дров, брошенной мальчиком. Он поднял их и двинулся дальше. Животное смиренно шло следом. Когда они добрались до места ночлега, луна показалась наполовину. Лес был необычайно тих, словно в трауре оплакивал смерть своего дитя. Снег печально всхлипывал и кряхтел под ногами идущего. Ветер заунывно завывал, а деревья в печали водили хоровод.

Пока животное смотрело на мальчика, тот расчистил снег и сложил небольшой очаг. Затем он достал зажигалку и ворох бумаг. Взял несколько листов, смял их и положил в центр. Вскоре пламя разгорелось, понемногу даря тепло и успокаивая.

Олениха поначалу с опаской косилась на огонь и нервно топталась на месте. Мальчик же привалился к ближайшему дереву, обнял рюкзак, согреваясь, понемногу стал клевать носом. Олениха чуть-чуть подумала и осторожно опустилась рядом с ним. Тот удивился, но ему стало от этого легче. Он опустил голову на теплый бок животного, закрыл глаза, и из них наконец полились слезы. Вскоре он так и уснул, бок о бок с жителем леса.

***

Мерный хруст снега раздавался под ступнями взрослого человека в это сумеречное время. Высокий мужчина появился из-за деревьев, словно из ниоткуда, и медленно приблизился к животному и ребенку. Рыжую густую бороду цвета меди разрезала добрая и нежная улыбка.

Услышав посторонние звуки, олениха с опаской подняла голову, потом фыркнула и снова опустила ее. Мужчина подошел вплотную, сел рядом с мальчиком и легонько погладил его по голове.

Тихо и настороженно забурчало животное, недовольно ерзая головой по снегу. Олениха то и дело бросала на человека осуждающий взгляд, но все же старалась не разбудить ребенка.

– Ш-ш-ш-ш, – едва слышно сказал мужчина, протянул руку и положил ее на широкий лоб животного. Олениха вроде как буркнула от недовольства, но ерзать прекратила. Человек потрепал ее по голове. – Спасибо большое, что ты сейчас с ним, – грустно улыбнулся мужчина. В глазах животного снова заблестело осуждение. – Не смотри на меня так, я с ним быть не могу, – он опустил голову и медленно убрал руку от мальчика.

Лес все еще был тих, но небо уже плакало хрупкими слезами. Они мерно, медленно падали на землю. И только игривый огонь с шипением от удовольствия, словно селезень, ловил снежинки ртом.

– Я, к сожалению, привязан в другом месте, – вновь заговорил мужчина. – Я понимаю, что ты не сможешь вечно сопровождать его, но прошу, окажи мне еще одну услугу, – он не мог посмотреть в глаза оленихе, и потому его взгляд блуждал от мокрого черного носа до махровых ветвистых рогов, – укажи ему путь. Он еще совсем маленький и сам его не отыщет. Эта ночь будет очень долгой, – он поднял голову и взглянул на одиноко улыбающуюся луну. – Я помогу ему, но только когда придет мое время.

Он развернулся к животному, обнял его за шею и прижался всем лицом к морде жителя леса.

– Мне жаль твоего ребенка. Никто не хотел, чтобы это произошло. Но это лес.

После этих слов он встал и медленно пошел прочь. Звук его шагов терялся где-то между треском костра и песнями ветра, а фигура растворилась в ночи.

– Папа, – почти беззвучно слетело с губ ребенка. Он чуть заерзал во сне и лишь сильнее прижался к животному.

Глава 2

Любовь Петровна была сильной амбициозной женщиной. Она всегда стремилась быть лучшей: душой компании, авторитетом на работе, опорой для друзей, стержнем семьи. Она ставила себе высокие цели и почти всегда их достигала. Но несмотря на все свои амбиции, она оставалась добрым и отзывчивым человеком: никогда не оставляла знакомых в беде и не бросала их на произвол судьбы. Она стремилась стать лучше и делала лучше других.

Такой же она и была в семье: любящая мать, хорошая жена, верный друг. Именно про нее можно было сказать: «хранительница очага». Возможно, люди скажут, что не бывает идеальных людей, но никто и не утверждает, что она была идеальной или у нее не было слабостей. Просто она их не показывала, а вернее, постоянно работала над ними. Семья была ее опорой, светочем ее жизни, но также была и самым слабым ее местом. Со стороны казалось, что она держит семью в своих руках, но на деле это она держалась за нее. И когда судьба ударила в это место, вся ее сила воли, весь дух, отвага и вера в себя рухнули, как карточный домик под легким бризом.

Не так легко было сформироваться этой волевой женщине – так же нелегко ей было и восстанавливать себя. Жизнь ее не была легкой и беззаботной. С самого детства ее всегда преследовали горе и несчастья, но даже в них она находила светлые моменты, находила, за что уцепиться и куда идти.

Жизнь отвешивала ей одну пощечину за другой, порой не давая времени на то, чтобы прийти в себя. С самого детства эта девочка осталась одна: сначала в автомобильной аварии погибли ее родители; бабушка, которая взяла на себя опеку, через пару лет скончалась от старости; ее младшую сестренку представители опеки забрали, а саму девочку с неимоверными усилиями отстояла семья ее будущего мужа. И вот жизнь стала налаживаться. Она стала совершеннолетней, взяла опеку над младшей сестрой. У нее появилась стабильная работа, хорошие друзья, любимый муж и маленькое чудо, еще один лучик в ее жизни. В нем она видела отражение себя и надеялась уберечь его от тех несчастий, что выпали на ее долю. Но Любовь Петровна понимала, что воспитывать ребенка надо правильно, находя тонкий и хрупкий баланс между кнутом и пряником, мотивируя себя быть хорошим, верным, справедливым родителем. Она должна знать, когда следует пожурить, а когда объяснить, что хорошо, а что плохо. Когда защитить, а когда не влезать и дать ребенку развиваться самому. Конечно, Любовь Петровна была не идеальной женой и матерью, не богиней и не героиней, она была обычной женщиной, что стремилась к лучшему. Она хотела стать для сына примером, достойным подражания.

Естественно, у нее были свои проколы, ошибки и сложности. Но, по крайней мере, она знала, что выложилась на все 110 процентов, добиваясь цели. Она делала, что могла, и потому не сожалела, если получалось что-то не так. Она была не одна, и люди, окружавшие ее, всегда стремились помочь ей и подставить плечо. Когда умерли родители, рядом оказалась ее бабушка, когда умерла и она, ее поддержал лучший друг и его семья, затем он стал ее парнем, потом мужем. Сестра не давала ей расклеиться в сложные времена. Ее поддерживали коллеги, друзья, знакомые. Все они пытались ей помочь и, конечно, влияли на нее и ее поступки. Любовь была благодарна всем этим людям и стремилась отвечать им тем же по мере возможности. Порой она жертвовала своим сном, свободным временем, своими силами, чтобы помочь близким ей людям. Когда у нее появился ребенок, сил на помощь оставалось меньше, но тратила она их с такой же отдачей.

Тогда она еще не подозревала, что судьба занесла руку в очередной раз для новой, сильной оплеухи наотмашь.

Ее первой и единственной любовью был ее муж, довольно необычный человек с еще более необычной профессией. Они жили рядом с лесом-заповедником, где обитало множество животных. Как правило, обычные люди не много задумывались об окружающей природе. А люди, воспитанные на сказках о страшных волках и других опасностях леса, относились к нему с неприязнью и порой стремились навредить ему. Ее муж был не таким. Он любил этот лес и решил связать свою жизнь с ним. У него была редкая профессия – лесник, или, как он сам любил ее называть, хранитель леса. Зарплата была средняя, а работа неблагодарная, ведь иногда приходилось пропадать в лесу сутками. Но он любил свою работу. Любовь Петровна видела огонь в глазах своего мужчины и старалась поддержать его. Она не отказывалась и от своих целей. Почувствовав заботу других, испытав горести жизни на своей шкуре, он хотела помогать и наставлять детей. Поэтому она выбрала профессию учителя.

С будущим мужем они познакомились в школе их небольшого городка. Подружились еще в начальных классах, полюбились уже только в старших. Их отношения развивались медленно, но верно. Сначала они ссорились в школе, и мальчишка постоянно ее дразнил, но, когда ее родители умерли, он переменился. Этого паренька словно подменили, и он начал защищать тогда еще девчонку от обидчиков и стал ее первым настоящим другом. Он уговорил своих родителей взять девочку под опеку, окружить ее любовью, дать почувствовать себя в безопасности.

Хоть и приемная, но у нее появилась семья. Этих и прежде не чужих ей людей она смогла называть теплыми и важными словами «папа» и «мама». Но, разделенная с ее настоящей семьей – сестрой, она не могла быть полностью счастливой. Парнишка ее поддерживал, они становились ближе.

Этот парень и стал самым дорогим для нее человеком. Их дружба и привязанность переросла в любовь, и моря им стали по колено. Проблемы решались одна за одной, наступила светлая полоса в их жизни. Они ценили каждое мгновение, проведенное вместе, ведь из-за потерь девушка знала ценность таких моментов. Они ходили и на обычные свидания, в кино, в кафе, и уходили в лес, где бродили, гуляли, мечтали. Когда они стали взрослыми, Любовь взяла опеку над уже подросшей сестрой, и они стали проводить время втроем, что не мешало паре сближаться. Как только они разобрались с делами об опеке над сестрой, они стали планировать свадьбу и вскоре поженились.

Они много проводили времени в лесу до свадьбы и после, одни и с сестрой или семьей. Этот лес был для них многим. Он был их тайным и сокровенным местом. В печальные времена они там рассказывали свои беды друг другу, могли помочь советом, подставить плечо или принять важные мысли и эмоции друг друга. В хорошие времена они устраивали пикники, гуляли и любовались видами. Это лес стал для них олицетворением любви и крепости их отношений. Но тот же лес стал и самым зловещим местом для сильной и стойкой женщины.

Через несколько лет после рождения сына ее муж, как и обычно, пошел в лес, на обход, но обратно уже не вернулся. В первую же ночь она собрала поисковую группу в надежде скорее найти возлюбленного, но события в лесу развивались далеко не по плану и обернулись трагедией. Может, ей стоило чуть повременить с поисками? Ведь муж частенько пропадал там на несколько суток. Но ее сильная интуиция и чувства звонили во все колокола.

После этой ночи она окончательно сломалась. Поиски велись и дальше специальными группами обученных людей, а друзья старались поддержать девушку и поставить ее на ноги, но не слишком в этом преуспели. К тому же и маленький сын стал вести себя странно. Он стал закрываться в себе, часто молчал, реже улыбался, просыпался ночами от кошмаров.

Увидев слабость и ранимость этого хрупкого сокровища, она наконец смогла взять себя в руки. Мать решила переключить все внимание со своих проблем и своего горя на ребенка – самого ценного человека в ее жизни. Именно эта мысль стала переломной в этот момент ее жизни. Она помогла встать ей на ноги, хотя и постепенно. Сестра сначала переехала к Любови Петровне и помогала ей, как могла, а затем, уже успокоившись, вернулась к себе домой, к мужу. Жизнь стала налаживаться. Горе и несчастья понемногу отступили, а потом стали забываться в рутинных делах и работе. Это ее и спасало.

Но даже сейчас она порой выходила на улицу и часами смотрела в сторону леса. Он перестал быть «ее лесом», стал чужим, отстраненным и пугающим. Он стал ее первым страхом в жизни. Первым страхом, что вгонял в нее дрожь, словно раскаленные иголки под ногти. Он пугал ее настолько, что она покрывалась мурашками от одного его упоминания.

Был еще один страх, который сопровождал ее с раннего детства, – страх одиночества. Она уже сжилась и научилась быть с ним. Именно он сбил с ног женщину на ее жизненном пути. Также этот страх послужил хорошим компостом для нового – страха леса. И если первый был ноющей болью в ее груди, то этот, словно бензопила, терзал постоянно, не давая шанса оправиться. Лес вводил ее в трепет лишь одним своим видом, свистом ветра, проходящего через деревья. Страх пробирал ее до костей. Эта сильная и непоколебимая женщина не могла даже шагу в него ступить. Наверное, она не так боялась самого леса, как того, что когда-нибудь все-таки найдет в нем своего мужа. Его изуродованное и разложившееся тело впечатается в ее сознание, и искра надежды в ее душе, что ее муж жив, возможно, ранен, где-то в больнице без сознания, калека, но живой, погаснет окончательно. Этот психологический барьер не позволял ей и на миллиметр ступить в эту пугающую чащу. Эта же надежда и не давала ей продать их дом у края леса. Так она и жила на тонкой грани между надеждой о воссоединении семьи и страхом, что этого никогда не случится

Постепенно и незаметно следы ее мужа стали исчезать из дома. Его вещей становилось все меньше, и через какое-то время никто бы и не догадался, что в их доме жил кто-то еще, помимо матери и ребенка. Единственной вещью, что осталась воспоминанием о муже, была неприметная, довольно неказистая дышавшая на ладан шкатулка. Вот так, не оплаканным, и ушел из ее жизни возлюбленный. Конечно, перед ней вставало множество проблем, но все их она со временем преодолела, пока не настал этот день. День, когда новые неприятности постучались ей в двери.

Тот день начался неприлично рано из-за грохота в гостиной. Заспанная мать впопыхах вскочила с кровати, на ощупь надела тапочки и халат и, чуть не врезавшись в дверной косяк, еще полусонная, добралась до выключателя. Включив свет, она глянула на часы и поняла, что кто-то отобрал у нее последние десять минут сна перед рабочим днем. Но мысль эта была мимолетна: страх за ребенка оказался куда сильнее, чем обида за недосып.

Она легко подхватила телефон и, включив фонарик, пошла по коридору в сторону спальни. Еще не проснувшись, она усиленно вглядывалась в утреннюю темноту. Была середина зимы, и солнце еще не освещало их дом в это время. Подойдя к двери гостиной, она остановилась и внимательно прислушалась. Из комнаты доносилось странное кряхтение и детский шепот. Она открыла дверь и включила свет. На полу лежал ее сын. Он свернулся в клубок и, схватившись за голову, кряхтел от боли и сам себя ругал. Любовь Петровна быстро подошла к ребенку и обняла его.

– Что случилось, милый? – спросила она. Аккуратно, словно фарфоровую куклу, она поглаживала ребенка. – Ну, давай, убери руки, я взгляну. Где у тебя болит?

Мальчишка все еще сопел, но, прижавшись к матери, обнял ее и изо всех сил старался не плакать. Она осторожно пару раз провела рукой по его голове и рассмотрела то место, за которое еще минуту назад он держался. Обыкновенная шишка, и мама облегченно выдохнула.

Она слегка отстранилась от мальчика, взяла его за плечи и, добро заглянув ему в глаза, спросила:

– Ну, так что же случилось?

– М-м-м, – мальчишка насупился, пару раз шмыгнул сопливым от слез носом и буркнул, стараясь не заплакать: – Упал, – и его взгляд устремился к окну.

Любовь Петровна поцеловала сына в лоб, а затем снова его обняла. Ее взгляд проследил за взглядом сына – через комнату, от упавших на его пути стульев к разбитому шару со снегом. «Слава богу, он не порезался», – подумала она. Мальчишка явно успел повертеться от боли, раз проделал расстояние с полкомнаты. «Н-да, придется убраться».

– Малыш, как ты вообще умудрился так грохнуться? – снова посмотрела мать в глаза ребенку.

– Не скажу, – насупился мальчонка, – ты все равно не поверишь, – шепотом буркнул он. – Не верила, и сейчас ничего не изменится.

– Пока не скажешь – не узнаешь, – спросила мать, скрывая легкое беспокойство, и натянула милую улыбку на лицо. – Давай, все будет хорошо.

– Я шел в туалет и услышал голос папы.

Женщина на секунду вздрогнула и, отстранив ребенка от себя, строго взглянула в его глаза.

– Ты ведь знаешь, что папа ушел, – ее голос погрубел и стал отдавать привычными нотками строгости, нередкими, когда ее ребенок делал что-то глупое. – Опять выдумываешь?

– Но это правда! – его голос зазвенел в комнате, придавая ей жизни. – Я ведь сказал, что ты не поверишь! Папа со мной разговаривает. Он меня слушает, верит мне и помогает! Не то, что ты! – разрыдался мальчонка. Он не мог терпеть этого недоверия, особенно со стороны матери.

– Мой милый кроха, – попыталась успокоить его мать. – Я так хочу тебе верить, – она запнулась. – Но папа ушел и не вернулся. Я понимаю, что тебе сложно, и это нормально, но пора уже оставить это. Остались только мы с тобой, – ее голос стал затихать, и каждое новое слово давалось ей все сложнее. – Надо жить дальше, – словно мантру, прошептала она. Было непонятно, пыталась она успокоить мальчишку или все еще старалась залатать свои раны и отшлифовать рубцы на душе. – Не переживай, я тебя не оставлю. Я не говорю тебе забыть про него. Он наша семья. Когда-нибудь мы его найдем, но пока нужно идти дальше, – осторожно, словно идя по хрупкому льду, мать прокладывала тонкий путь к сердцу своего малыша.

– Но, мам, он действительно со мной говорит, – затараторил малыш, – я его даже видел. Он там стоял, – указал ребенок рукой на окно, – махал мне рукой из леса.

Женщина словно одеревенела. Ее пробрала мелкая дрожь, но Любовь быстро успокоилась и попыталась взять себя в руки.

– Я полез на подоконник, чтобы лучше его рассмотреть, и упал, – продолжал растирать покрасневшие глаза мальчишка.

Беспокойная мама медленно встала и погладила ребенка по голове.

– Ладно, иди умывайся, – сказала она ему, – обещаю, я изо всех сил постараюсь тебе поверить.

Мальчишка развернулся, и мать легонько его подтолкнула к ванной комнате. Все так же растирая свои красные щеки кулаками, он пошлепал в сторону двери, а женщина решила оценить масштабы разрушений. Она подошла к столу и подняла стулья, что упали, когда мальчишка шипел и катался от боли по полу. Сходила на кухню за веником и совком и стала сначала собирать крупные осколки шара со снегом, а затем подметать оставшиеся мелкие.

Она почти собрала все, как случайно замела кусочек деревяшки в форме лепестка, что попал на совок. Она положила веник на пол и аккуратно присела, согнув колени в одну сторону. Поправила белокурые волосы и тонкими пальцами медленно и осторожно взяла кусочек дерева, чтобы не задеть острые осколки. Что-то сжалось в ее груди, а руки непроизвольно стиснули кусочек дерева. Она резко встала и шатающейся походкой направилась к столику у подоконника. Глубоко вздохнула. Сделала шаг. Зажмурилась и сглотнула. Еще один шаг. Она не хотела осознавать происшедшее, потому что это означало конец. Точный и бесповоротный. Любовь через силу открыла глаза и, словно сквозь бурный поток, продвигалась к столику у подоконника. Ее ноги налились свинцом, в груди что-то раскалилось, а в горле застрял ком. Словно сквозь толщу несущейся на нее воды, она приближалась шаг за шагом к нежеланной цели.

На столе его не было. Ее сокровище исчезло, а его кусочек был у нее в руке. Сердце словно сорвалось вниз, и она упала следом. Теперь она смогла рассмотреть под столом вдребезги разбитую деревянную шкатулку, из которой высыпались украшения, до которых ей не было дела. Эта неказистая, старая деревяшка значила для нее больше всех драгоценностей в ней.

Шкатулку подарил ей будущий муж на новоселье. Это был день, когда началась ее новая жизнь, светлая ее полоса. Когда чужие люди приняли ее, как родную. Она не могла в это поверить, но ее окружили теплом. В день ее переезда они устроили праздник. Весь день был одной счастливой картиной, в большую часть которой она изначально отказывалась верить. Но к концу вечера настроение праздника передалось и ей. И вот, когда день уже клонился к закату, он подошел к ней и, пытаясь выдавить заученные за много дней до этого слова, дрожащими от волнения руками передал ей эту шкатулку.

Это была его первая работа. Его отец, лесник, научил его плотничьему делу. Это была маленькая шкатулка всего несколько дюймов в длину и пару в ширину. Линии резьбы были неказисты, а краски под слоем лака поменяли цвет, из-за чего получилось довольно странное и неопрятное изделие, не больше. Но уже тогда шкатулка стала для нее сокровищем. И сейчас этот Священный Грааль валялся между ножек стола, разбитый в щепки.

Первым ее порывом было закричать в голос и зарыдать. Позвать сына, отругать его, и ругать так, как этого она еще не делала. Что-то лопнуло в ней и начало растекаться по укромным уголкам тела, заполняя их ядовитой желчью и неимоверным желанием вылиться на кого-нибудь, не думая о последствиях.

Но одновременно росло и спасительное чувство материнской любви, пытаясь испарить всю злость и обиду. Из последних сил она убеждала себя, что вины ребенка здесь нет, что ее ярость и обида не принесут никакой пользы, она не получит удовлетворения и только навредит сыну. Она все это понимала, где-то там, в закромах ее сознания, эти мысли спасительным маяком светили ей, и материнские инстинкты сушили вытекающую из раны кислоту и обиду. Потихоньку бушующие чувства стали утихать и покидать ее со слезами, но дальше все пошло наперекосяк.

– Мам? – послышался детский голосок после скрипа двери в комнату.

Мальчик услышал крик матери, начал за нее беспокоиться и решил узнать, что произошло. Сам того не ведая, он стал триггером, запустившим ускоренную реакцию, и гнев матери разгорелся с новой силой. Но только уже не было времени его унять – он сразу метил в цель и поражал. Из последних сил женщина держала себя в руках, она была недвижима и в прямом смысле взяла себя в руки, чтобы удержать от порыва злости. Никогда не давала себе срываться на своем сыне Любовь. Никогда она не ругала и не ругалась на него в порыве ярости и не могла себе позволить сделать это сейчас. Только не так.

Мальчик сделал еще несколько шагов и спросил:

– Что случилось, мам? Ты кричала, – он шел с опаской, но все же шел к своему светочу жизни.

– Сынок, пожалуйста, выйди из комнаты, – дрожащим голосом, глотая слезы, говорила мать.

– Ты плачешь, – продолжал он, – тебе грустно? Прости, что расстроил, – приближался малыш.

– Уйди, – едва слышно выдавила из себя Любовь Петровна. Она впилась пальцами в плечи, чтобы успокоиться, и ком в горле не позволял говорить ей нормально. Надо было либо его проглотить, либо выплюнуть. Вся ее сила воли была нацелена на первое, в то время как присутствие мальчика сопутствовало второму.

Мальчишка не услышал призыва матери к пониманию. Слишком он волновался за нее. Он не представлял, что же с ней произошло, лишь наивно хотел помочь. Прежде он лишь мог наблюдать, как мама прячется, чтобы плакать. Мысль о собственной причастности к ее горю у него не появилась в голове. Он боялся за маму и потому еще раз позвал ее:

– Мам?!

– Да исчезни ты уже наконец! – резко развернулась Любовь Петровна и с силой хлопнула рукой по полу. Ее волосы цвета спелой соломы взметнулись вихрами, заплаканные красные глаза сузились, а тонкие губы поджались к зубам еще сильнее. Внутри нее сейчас воевали две эмоции – злость и тревога, – пытаясь уничтожить друг друга. Она не хотела ранить ребенка, но обида давала о себе знать. – Почему тебе вечно чего-то надо! Никогда не можешь остановиться. Вечно все ломаешь и попадаешь в переделки. А как тебя спросишь, то начинаешь выдумывать небылицы, лишь бы прикрыть свои проступки. Даже сейчас ты не можешь послушно уйти. Достало! Исчезни с глаз моих! – Она хотела попросить сына уйти, чтобы он не пострадал, но каждым словом из прорванной плотины метала в него лезвия, что впивались в маленькое создание.

Она увидела ошарашенное лицо мальчика и замерла – осознала, что натворила, и вся баталия эмоций внутри нее вмиг утихла. Любовь Петровна поняла, что сделала то, чего делать не хотела и всеми силами пыталась предотвратить.