Полная версия
Морская звезда
Клерк заулыбался, по-дружески протянул руку и предложил присаживаться, чего не делал в прошлый раз.
– Месье Григорьев, – начал клерк, – Россия вступила в игру. Это меняет все.
– Это значит, что я получу назначение? – не оставляя место иносказаниям, напрямую спросил Алексей.
Де Брело откинулся в кресле, взял табакерку и начал крутить ее в руках, затем с притворной задумчивостью произнес:
– Теперь ваше назначение приобретает символический и политический характер. Однако с другой стороны и несколько все усложняет. Понимаете?
Алексей отрицательно покачал головой.
– Я могу хоть сейчас направить вас на корабль начинающий комплектовать команду или на корабль стоящий на переоснащении. – пояснил де Брело, – ваше посольство этот жест вполне удовлетворит. Однако эти корабли не скоро выйдут в море, и насколько я понял, вас это тоже вряд ли устроит. И возвращаясь к символизму – хотелось бы чтобы офицер союзников сражался вместе с нами, а не сидел в порту. Это поднимет боевой дух.
– Я всего лишь гардемарин, и еще не офицер, – поправил оплошность клерка Алексей.
– Об этом не беспокойтесь юноша, – отмахнулся де Брело, – это техническое различие в системе званий. По нашим правилам ваш ранг соответствует званию энсина, а это младшее офицерское звание. Итак, на этот раз я могу предложить вам проявить немного терпения. Постараюсь подыскать хороший боевой корабль, готовый выйти в море. Потребуется некоторое время. Все что я говорил при нашей прошлой встрече остается в силе. Добиться хорошего назначения без сильного покровителя почти невозможно. Но в вашем случае этим покровителем может стать… – клерк сделал много значительную паузу… – да, да, тот самый символизм, а также влияние вашего посла и успехи русских войск на полях сражений. И еще… Где вы остановились?
Гнетущее настроение, портящее жизнь последние две недели, улетучилось бесследно. Появилась надежда в скором времени получить долгожданное назначение. К тому же если в России гардемарины плавали в качестве обычных матросов или канониров, то здесь Алексей сразу получал младшую офицерскую должность. В дополнение ко всему фортуна, в лице помощника морского секретаря, словно компенсируя душевные терзания прошедших дней предоставило Алексею бесплатный ночлег. Это была маленькая, но уютная и ухоженная комната на мансарде богатого особняка принадлежащего военному ведомству, на улице Ришелье, неподалеку от Лувра. Никакого запаха лука, хлопающих от сквозняка ставен и плесени на потолке, а из окна открывался живописный вид на мощеный булыжником внутренний дворик
Снова жизнь и город заиграли для гардемарина яркими красками и на следующий же день после переезда Алексей отправился заново знакомиться с Парижем.
Оделся он в штатское, в лучшее, что было в его гардеробе и захватил трость и разумеется вексель который требовалось обналичить. На этот раз не обремененный рундуком и беспокойством за неясное будущее, гардемарин просто шел, наслаждаясь духом утреннего города.
На узкой, но оживленной улице Ришелье уже кипела шумная деловая суета, спешили на работу мелкие клерки из правительственных ведомств, предлагали свои услуги нотарии, зазывали в свои лавки книжники. Между прохожими ловко лавировали уличные торговцы с едой. Куда же без них? Пахло бумагой, вином, свежим хлебом и горячими каштанами. Время от времени слышался стук подков – это очередная повозка доставляла товар, или карета везла на работу чиновника рангом повыше. У одной из книжных лавок Алексей обратил внимание на молодого студента, одетого по последней моде. Тот, листая, выбирал том «Энциклопедии» под редакцией Дени Дидро. Гардемарин заметил, что студент оторвавшись от книг украдкой изучает его самого. Их взгляды встретились. В глазах французского сверстника читалось снисхождение, и Алексею от этого взгляда стало неуютно. Он снова вспомнил о своем желании обновить устаревший и изношенный гардероб.
Повернув на знакомую уже Сен-Оноре гардемарин удивился резкой смене декораций. Эта улица уже была шире и богаче чем Ришелье. По мостовой проезжали богато украшенные кареты с одетыми в безупречные ливреи лакеями. Книжные лавки сменились на респектабельные витрины с дорогими тканями, серебром и специями. А запах прелой бумаги сменился на аромат духов, трав и цветов из лавки аптекаря. Вместо спешащих по делам клерков по тротуарам праздно прогуливалась публика совершающая свой утренний моцион, попутно заглядывая в витрины. У лавки с тканями Алексей заметил как женщина перебирает ленты, пытаясь найти ту, что подойдет к шнуру на ее старом, но некогда дорогом корсаже. Она прикладывала одну ленту за другой, и никак не могла определиться. Наблюдая за этой тщательностью и вниманием к деталям туалета, Алексей поражался терпению модницы. Вряд ли ему доводилось видеть нечто подобное в России. В Париже, в городе размытых статусов и сословий, где изыски в одежде и презентабельный внешний вид служили парадным фасадом, его собственный невзрачный гардероб выделялся словно чугунная скоба среди изысканных золотых брошей. Великолепный город словно издевался над русским гардемарином, создавая ощущение иллюзорной свободы и блеска, но вместе с тем встречая его по одежке, а не по уму и заслугам.
Устав от прогулки, Алексей остановился на небольшой площади, в центре которой возвышался фонтан, украшенный фигурами греческих богов. Присев на парапет фонтана он набрав в ладонь прохладной воды и снова нахлынула тоска по морю.
Он с полчаса сидел глядя на струящиеся потоки, а в памяти проплывали сцены из практических плаваний: холодные волны Балтики накатывающие на палубу, корабельные вахты, звуки боцманского свистка.
Алексею повезло напротив фонтана он увидел вывеску «Банк Дюпон». Это решило проблему закончившихся наличных денег. Банковский клерк долго и дотошно изучал вексель. Не найдя изъянов, он однако предложил выплату по частям. Алексей, понадеявшись что выписанного в Санкт-Петербурге месячного жалованья хватит гардероб и на пропитание. В своей ошибке он убедился через пол часа в магазине модного готового платья. То ли по российским меркам цены оказались заоблачными, то ли торговец, услышав акцент иноземца, решил на нем заработать, но в итоге гардемарин ушел так ничего и не купив.
Возвращаясь к Сен-Оноре, чтобы сократить путь Алексей свернул на одну из боковых улочек и вскоре оказался в месте, резко контрастирующем с людным и росскошным городом.
Из темных переулков между домами, несло затхлостью и зловонием, а возле домов громоздились горы мусора. Крупные крысы сновали от одной мусорки к другой, чувствуя себя как дома. Париж при ближайшем рассмотрении поражал контрастами: смесью красоты и грязи, ароматов и зловония, богатства и нищеты.
– Месье Григорьев, – окликнул юношу консьерж гостевого дома, когда юноша поднимался по лестнице на свою мансандру, – вам письмо, и с вас пятнадцать су за доставку.
Темнело. Небрежно бросив шляпу и трость на кровать, Алексей сел на подоконник, зажег свечу и сломал сургучную печать на конверте. Он недоумевал, не зная, кто может написать на новый, мало кому известный адрес. Письмо оказалось от некого месье Антуана Дюпре. Юноша совсем забыл о собственных письмах написанных в дороге, которые он поручил отправить хозяйке своего первого пристанища в день заселения. Ответ на одно из них догнал его на улице Ришелье.
Собирая Алексея в заграничную поездку, Николай Поспелов, считающий себя знатоком в такого рода делах, надавал другу множество противоречивых советов. Григорьев тогда посмеивался и вполуха слушал. В компетентность Николая верилось с трудом, ведь сам он никогда не покидал России, а все его познания черпались из рассказов отца, откровений захмелевших иностранцев в трактирах и сведений из бульварных романов. Среди прочего Николай дал адрес некого Антуана Дюпре, настоятельно рекомендуя по приезду во Францию связаться с этим надежным и влиятельным месье. В письме указывалось время и место встречи.
Юноша отложил письмо и, наблюдая за загорающимися в окнах гостевого дома огнями, подумал о том, что в мире, где все строится на связях и влиянии, лишние знакомства не окажутся лишними.
На следующее утро Алексей встал опять рано, вышел на Сен-Оноре и с удовольствием окунулся в пряный утренний запах французской столицы. Проходя мимо многочисленных pâtisserie гардемарин вдруг почувствовал острый пряный аромат свежесваренного кофе и чего-то сладкого, – то ли карамели, то ли ванили – он разобрать не смог. Он повернулся к витрине маленького, уютного кафе, откуда исходили эти божественные благоухания и не нашел в себе сил противостоять. Несколько столиков на улице, празднично украшенные цветами занимали посетители, и за одним из них сидела девушка, словно окутанная светом – настолько утонченная и изящная, что Алексей на мгновение замер и не задумываясь сел за соседний пустующий столик. Девушка была одета в светло-кремовый шелковый наряд с тончайшими кружевами на воротничке и манжетах. Изящная прическа, украшенная живыми лилиями и тонкими лентами лишь подчеркивали благородный изгиб шеи и безупречную белизну ее кожи. Она обмахивалась маленьким веером с розовым рисунком, распространяя вокруг себя благоухание роз. Вначале девушка говорила с женщиной постарше, сидящей рядом, но взгляд ее то и дело уносился в сторону, к молодому человеку. Алексей словно зачарованный не сводил с нее глаз. Взгляды встретились, и гардемарин почувствовал сильный, почти болезненный толчок в груди, а затем обрушившееся на него чувство смущения. Он покраснел, не зная, смотрела ли она намеренно, или случайно остановила взгляд на чужаке. Чтобы скрыть смущение Алексей подсел еще ближе.
Девушка заметила его реакцию и не сдержала смех, вогнав юношу в краску.
– Месье, вы я вижу не местный, – нарушая этикет и приличия, первой заговорила она.
Алексей кивнул и еще больше смутился. Ему показалось, что причиной смеха стала его неловкость и непрезентабельный внешний вид. По парижским меркам он одевался как мелкий лавочник.
У нее был приятный голос: легкий, мелодичный, приправленный французским шармом, и Алексей, немного стесняясь своего акцента, ответил:
– Да, мадемуазель, я недавно приехал из России.
Чувствуя себя по-прежнему неловко, он подумал, что на этом разговор и прекратится. Однако интерес в девушки глазах не угасал, а наоборот, еще больше загорался. Она сделала галантный знак, приглашая его за свой столик. Алексей пересел. Разговор завязался естественно, словно они были давно знакомы.
– Дайте-ка угадаю, месье. Приехали поступать в университет?
– Разве я похож на студента, мадмуазель? – улыбнулся он.
Девушка снова рассмеялась.
– Похожи, месье. Вы молоды. Одеты скромно, но судя по осанке и трости – дворянин. В Сорбонне учится множество молодых аристократов.
Некоторое время они молчали, наслаждаясь ароматами кофе и теплым теплом парижского утра, пока гардемарин не решился вновь заговорить с незнакомкой.
– Прошу прощения, мадемуазель. Я кажется, совсем забыл представиться. Алексей Григорьев.
– Алексей, – медленно повторила она, словно пробуя звуки на вкус, и в ее исполнении русское имя звучало по особенному мелодично и красиво.
Лицо гардемарина вновь залилось краской.
– Месье Алексей, у вас прекрасное имя. А я – Элизабет Боренже. Друзья зовут меня Лизетт, если вам так будет удобно.
Девушка поправила изящной ручкой белую лилию в волосах и слегка улыбнулась.
– Лизетт,– мягко повторил он, тоже наслаждаясь звучанием имени, как шум легкого бриза заполняющего пространство между ними. – Очень приятно.
– Судя по вашей реакции, Алексей, с университетом я не угадала. Значит дела торговли?
– Я военный, мадмуазель. Служу на флоте.
– Военный… надо же… – на лице девушки появилась грусть. – Как я сразу не догадалась? Эта война с Пруссией… Кто же о ней не слышал? Война – опасное занятие, месье. Жаль все-таки, что вы не студент.
– В некотором роде я студент, мадемуазель, – улыбнулся Алексей, – гардемарин и здесь на морской практике.
Лизетт кивнула, склонив голову и с интересом всматриваясь в глаза юноши.
– Франция любит гостей. Особенно храбрых и целеустремленных, преодолевших длинный путь, чтобы чему-то научиться. Добро пожаловать в Париж, Алексей. А, я… – на лице девушки заиграла лукавая улыбка. – А я всего лишь художница, хотя мой отец категорически против моего увлечения и считает, что это не достойное для юной девушки занятие.
– Удивительно. Я никогда не видел женщин-художниц, – восхищенно воскликнул Алексей, – ведь это так необычно. И что же вы рисуете, Лизетт?
– Портреты. Хотите я нарисую ваш портрет? – предложила девушка.
Алексей смутился, не зная что ответить
– Ни одно сокровище мира не достойно того, чтобы оплатить труд ваших прелестных рук. Но боюсь времени у меня не так много. Как только получу назначение на корабль, мне придется покинуть Париж.
– А вы умеете делать комплименты девушкам, Алексей. Сокровища мне не нужны. Считайте, что это будет моя “морская практика”, – девушка лукаво улыбнулась, – И не беспокойтесь, много времени это не займет.
Лизетт девушка очаровательная и от перспективы встретиться с ней вновь, быстрее застучало сердце.
– Почему вы рисуете, Лизетт?
Девушка на мгновенье опустила взгляд, подбирая слова.
– Я рисую потому что…. все вокруг меня может исчезнуть, оно так быстро ускользает, – в голосе девушки звучала едва уловимая грусть, – Я люблю смотреть на вещи, на лица и видеть в них детали, их внутреннюю красоту, понимаете? В суете повседневных забот люди редко замечают прекрасное, все куда-то спешат, упуская драгоценные, неповторимые моменты. Мне кажется, если не запечатлеть эту красоту красками, она бесследно исчезнет, растворится в прошлом.
Склонив голову, девушка некоторое время смотрела на солнечные блики, что играли на поверхности соседнего стола, затем продолжила так, будто говорила не с Алексеем, а сама с собой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
сильное волнение на море
2
весенний лов
3
снасти
4
детеныш тюленя
5
один из средних румбов компаса между главным и четвертным
6
древний навигационный прибор, применявшийся поморами
7
северо-запад
8
юго-запад
9
человек, который обложен тяглом
10
работник на промыслах
11
поводки, к которым привязываются крючки
12
длинный румпель у шняки и карбаса
