Морская звезда

Ответ Алексея разрядил обстановку. Поляки узнав, что их не понимают и они могут говорить свободно, завели разговор между собой. Карету трясло на ухабах, а начавшийся дождь барабанил по крыше, навевая сон. Пахло мокрой тканью, табаком и влажным деревом. Алексей прикрыл глаза, в полуха прислушиваясь к разговору.

– И всё ж таки скажу, пане Казимир, что сейм надо распустить. Где это видано: шляхта кричит, либерум вето, а толку – ни на грош! – воскликнул младший поляк. – Разве не видно, что вся Европа меняется? Пруссия уже делает армию по прусскому уставу, в Австрии чиновники судят без мзды, а мы всё пируем и вместо судьбы земли Польской о личной выгоде печемся.

– А что вы предлагаете пан Станислав? – возмутился старший шляхтич, – Отдать королю власть, как в той же России или Пруссии? Глазом моргнуть не успеете, как все наши свободы приберут к рукам. Нет уж. Никаких новомодных реформ. Пускай все идет как шло.

– Скажу прямо – или мы сами исправим Речь Посполитую, или соседи нас “исправят”– горячо отвечал молодой шляхтич, – Говорят, пруссаки продвигаются к Саксонии. Австрия только и ждет, когда Варшава задохнется от собственного гонора. А русские… они уже не те, что раньше. У них теперь флот, артиллерия, армия по европейскому образцу. Если ничего не менять, то не сегодня – завтра московиты, пруссаки или австрийцы установят у нас свои порядки. Где тогда вы окажетесь со своим либерум вето?

Под покачивание кареты, шум дождя и звуки голосов, Алексей заснул.

В Варшаве Григорьев задерживаться не стал. Город посмотреть хотелось, но оплачивать комнату в трактире – нет. Ограниченные финансы гнали гардемарина вперед, к цели. Перекусив на почтовой станции в окраинах города, Алексей сел в карету до Кракова, а оттуда, избегая прямой дороги в неспокойную Силезию, свернул южнее – через Моравию. Заканчивался второй месяц пути, когда гардемарин добрался до Оломоуца. Место глухое, но безопасное. Австрийская армия стояла севернее и сталкиваться с ней, а уж тем более с прусаками не было ни малейшего желания. В дороге, чтобы не умереть со скуки, Алексей слушал разговоры попутчиков и много размышлял. Все больше и больше он понимал мотивы Поспелова, отказавшегося от казалось бы заманчивой практики. И вопрос не только в том, что путь в Париж неблизкий, утомительный и небезопасный. Британия уже в начале года заключила союзный договор с Пруссией и официально объявила войну Франции, хоть столкновения на море шли уже давно. Значит теперь французы столкнулись не только с британским флотом на море, но и с прусским королем Фридрихом на суше. Практика обещала быть нескучной и очень рискованной. И сам Николай и его родители похоже держали руку на пульсе политической ситуации и при первых признаках опасности сдали назад, перетасовав все карты. Воспользовавшись простодушием Алексея они и свои обязательства выполнили, отправив обещанного гардемарина, и Николая от опасности уберегли. Скорее всего тогда в трактире Поспелов озвучил план отца, выдав его за свое нежелание ехать. И если посмотреть со стороны, то благородное дело ведь сделали – бедного сироту на практику морскую пристроили бескорыстно. Но копнуть глубже – интрига и тонкий расчет. Лис хитрющий все-таки Николашка Поспелов, и вся его семейка такая же. Однако несмотря на все эти выводы Григорьев ни о чем не жалел и на Николая не обижался. Он готовился стать офицером военного флота, и где как не на войне можно лучше всего к этому подготовиться.

Из Оломоуца Алексей отправился сначала в сторону Регенсбурга, затем – в Эльзас через Страсбург. Границу Франции он пересек легко и без инцидентов. Рекомендательного письма от французского посла в России де Вожира оказалось достаточно даже для того, чтобы избежать таможенного досмотра скромного багажа. Французская почтовая служба оказалась великолепной. Просторная подрессоренная карета, частая смена лошадей на свежих и вполне приличные дороги. Вот только попутчиков становилось все больше, но и слушать их оказалось занимательно. Этим Алексей совершенствовал свой французский и узнавал свежие новости. Сидел он в основном молча, изображая иноземца, кем собственно и являлся.

– Я верю, что скоро и мы, третье сословие, будем не хуже дворян в науке. Знание – вот власть, – говорил молодой аптекарь едущий искать работу в Париже.

– Знание, знание… А хлеб кто печь будет, а? От книжек ваших живота не наешь. На себя посмотри. Тощий – кожа да кости. Это все от книжек. Вот я виноград выращиваю, пока король себе новый дворец выдумывает, – отвечала вдова виноградаря, бойкая женщина средних лет, болтающая без умолку.

Женщину поддержал пожилой нотариус из Реймса:

– Не будь Либурнского вина, не было бы и песен в Версале

– Вот именно, без нас ничего бы не было, – тут же подхватил аптекарь, – не было бы ни хлеба, ни вина, ни дорог, ни аптек. Самого Версаля тоже не было бы. Не своими же руками король его строил.

Крамольный разговор прервался остановкой на почтовой станции в Труа. Пока возницы меняли лошадей в карету протиснулся новый пассажир: полный, потный, но хорошо и опрятно одетый мужчина с кожанной сумкой для документов в руках. В карете сразу стало тесно.

– Мсье, мадам, господа… Надеюсь, вам не слишком душно? Ах, чёртова жара! Что за погода – сыр плывёт, а люди потеют, как свиньи на ярмарке в Шалоне.

– Было не так душно пока вы месье не появились, – ответила бойкая на язык вдова.

– Ну уж простите мадам, что потревожил вас своим присутствием, – не обиделся мужчина, – я человек торговый держу лавку на улице Сент-Антуан: специи, оливковое масло, мыло марсельское. Вы, мадам, выглядели бы моложе, будь у вас мое мыло. Им даже маркиза д’Энтре пользуется, я лично ей поставлял!

– Хотите сказать что я выгляжу старухой, месье? – возмутилась вдова.

– Право мадам, я лишь хотел сказать, что с моим мылом ваша кожа станет как у маркизы.

Вдова собралась было парировать, но ее перебил нотариус.

– И как идут дела в столице? – спросил он, – Я в Париже давненько не бывал.

– Дела? Зажимают, мсье! Всё под откупщиками – соль, табак, вино. А мы платим. – вздохнул торговец, задев тем самым больную тему молодого аптекаря

– Верно вы подметили, месье, – включился он в разговор, – А кто хорошо живёт? Аристократы! Пьют бургундское, а наши дети едят вчерашний хлеб. И все говорят: “Молчи, ты третье сословие.” А мы, между прочим, и есть Франция!

– И что вы предлагаете? Бунтовать? – язвительно спросил нотариус

– Я так скажу: дайте нам законы для всех и не будет бунтов, – все больше заводился аптекарь, – А не дадите – ну что ж, как говорят: “Крышка закроется – пар пойдет вбок.”

– Только бунтов не хватало, и так все рынки дрожат, – торговец, тяжело дыша, начал обмахивать себя сумкой словно веером, – В воздухе пахнет большой войной, а то, что сейчас – это только цветочки. Англичане уже вооружают флот. Эти островитяне всё испортят, как всегда. И что бы там ни было, молитесь, чтобы Людовик не решился на ещё одну дорогую военную кампанию. Видите и без войны народ ропщет. А если начнётся – опять мальчишек на побережье, а дочерей замуж за вдовцов…

– Подъезжаем, – сообщил пассажирам возница.

Алексей прильнул к окну почтовой кареты, чем вызвал снисходительную улыбку торговца. Вдова засуетилась поправляя чепец, одевая капор обернутый черным крепом и натягивая перчатки.

После долгого пути по ухабистым дорогам Европы, Алексей с волнением всматривался в приближающие городские стены. Долгожданный Париж, о котором ему рассказывали преподаватели Морского корпуса, казался таким же таинственным и загадочным, как легенды о других континентах, открытых первыми мореплавателями. И вот копыта коней застучали подковами по мощеной булыжником мостовой и вскоре карета остановилась.

– Приехали. Добро пожаловать в Париж – с гордостью за свой родной город, произнес торговец и распахнул дверь.

Ноздри Алексея наполнил резкий запах. Розовая вода, пряности, и изысканные духи перебивались резкими запахами конского навоза, нечистот и разлагающих овощей. Алексей поморщился. Ни на что не похожий контрастный запах резко отличался от морской свежести Санкт-Петербурга и Архангельска.

– Я хотел бы нанять носильщика, чтобы перевезти свой багаж в центр, – обратился Алексей к смотрителям постовой станции.

– Разумеется, месье, одну минуту, месье – засуетился смотритель. Не прошло и пяти минут, как гардемарин Григорьев постукивая тростью по мостовой уже шел по парижской улице. Рядом катили тележку с дорожным рундуком.

Санкт-Петербург пожалуй не уступал Парижу красотой архитектуры. Строгий светлый просторный, выстроенный с имперским размахом, ровными улицами и геометрической упорядоченностью. Париж же производил совсем иное впечатление – узкие, тесные, петляющие улочки, хаотично нагроможденные дома соревнующиеся размерами. Современный классицизм в этом городе соседствовал с седой стариной. Фасады одних домов выглядели изящно и празднично: классическую строгость многим придавали пилястры и колонны, украшенные розетками и раковинами; верхние линии фасадов украшали орнаментальные барельефы и гербы владельцев, а горизонтальные выступы украшались декоративной отделкой в форме листьев аканта. А рядом – сажа на карнизах, вензеля, увитые плющом, обломанные головы ангелов над дверями, балконы с коваными решетками, где сохнут чьи-то чулки рядом с горшками базилика. Но больше всего поражало количество разнообразных торговых домов, магазинов, прилавков. Над каждой лавкой и торговой палаткой встречались вывески и все было написано такими изящными буквами,что они сами по себе казались произведением искусства.

И везде бурлила жизнь и яркая праздность, многоголосием гудела людская река. Носильщик оказался словоохотливым и не умолкал ни на секунду. Стоило Григорьеву повернуть голову вправо или влево, как он тут же давал описания и комментарии к увиденному. Благодаря носильщику гардемарин узнавал не только названия улиц, но и последние сплетни о разорившемся торговце или сбежавшей с офицером дочери владельца гостевого дома.

Проходя по центральной Рю Де ля Ферронри, Алексей заметил, как продавец горячего шоколада предлагает ароматный напиток молодой женщине в изящной шляпке с перьями и нежно розовом платье, и как та мило прижав нежной ручкой в очаровательной перчатке маленький мешочек с медяками, раздумывает, стоит ли тратить последние деньги на этот дорогой, но манящий напиток. Девушка выглядела настолько очаровательно, что Алексей невольно ею залюбовался.

В России он не встречал такого безупречного лоска ни изящества ни в обличьи простолюдинов, ни в образах дворян. Здесь сложно было понять, кого отнести к беднякам, а кого к аристократам. И те и другие одевались красиво и изящно, в кюлоты и чулки причем с такой тщательностью и уважением к себе, что это сбивало Алексея с толку.

На площади Дофина Алексея впечатлило огромное количество магазинов с готовой одеждой, самых разных, но несомненно модных фасонов. Все и на любой выбор, для дам и кавалеров с любым достатком. Среди окружающей изысканности и изящества, элегантно одетых дам и господ, Алексей Григорьев вдруг ощутил себя чужим и грубым, почувствовал как странно и нелепо смотрится его потертый запыленный дорожный жюстокор и стоптанные башмаки. Рука невольно потянулась к остаткам подорожных денег, и он с трудом подавил желание обновить гардероб. Перейдя мост Пон-Неф Алексей вышел на оживленной Рю Сент-Оноре. Среди лавок с продуктами и одеждой там сновали торговцы с корзинами, предлагая свежие фрукты, вино, жареные каштаны и устриц. От вида еды у гардемарина разыгрался аппетит, но он хотел скорее заселиться и уж потом заниматься всем остальным.

– Лувр, месье, – указал носильщик на огромный дворцовый комплекс по левую руку, – Потерпите еще немного, дойдем до сада Тюильри, а там уже на углу будет Сен-Рош, и мы почти на месте, – заметив усталый вид нанимателя, добавил он.

Щедро расплатившись с носильщиком, Алексей снял маленькую комнату в доме неподалеку от церкви Сен-Рош. Третий этаж, вид на закопченную стену, окно не закрывалось, ставни рассохлись. У хозяйки, вдовы мелкого чиновника, постоянно пахло жареным луком, а ступени на лестнице скрипели, как старая палуба. Но за пять ливров в неделю он не мог требовать большего. Зато до Лувра рукой подать. Оплатив хозяйке ужин, Алексей поел и завалился спать. После двух с половиной месяцев в почтовых каретах, даже эта убогая кровать казалась райским местом. Завтра начинался новый этап его жизни, и русский гардемарин Григорьев был к нему внутренне готов.

Глава 3. Бонжур Париж

Утром Григорьев проснулся рано. Приведя себя в порядок, он надел новый, еще не ношеный мундир морского корпуса, прикрепил к поясу саблю, подхватил рекомендательные письма и при полном параде спустился вниз. Хозяйка дома, увидев новый образ постояльца, расщедрилась и бесплатно накормила Алексея завтраком.

Приближаясь к величественному зданию Лувра, Алексей почувствовал, как учащенно начинает биться его сердце и потеют ладони. Перед этой важной встречей он очень нервничал. Ему предстояло предстать перед французскими чиновниками – людьми имеющими власть, к которой, как его инструктировали в корпусе, нужно было проявлять уважение, но не чрезмерное. Сохранить баланс между почтительностью и некоей отстраненностью.

Лувр казался огромным лабиринтом, со множествами лестниц, дверей и коридоров, высокими арочными проходами на этажах, где мраморные скульптуры казались немыми свидетелями того, как вершатся судьбы людей и двигаются на шахматном поле жизни подобно фигурам.

Военно морской секретариат оказался в одном из примыкающем к дворцу зданий

На входе в Алексея остановили.

– Цель визита? – строго спросил дежурный унтер-офицер.

Алексей показал рекомендательное письмо подписанное месье де Вожиром, послом Франции в России. Этого оказалось достаточно. Ему объяснили как найти нужного ему месье Де Брело и пропустили в коридор, где сновали клерки и военные.

Войдя в холл, Алексей немного задержался, засмотревшись на великолепие обстановки. Гулкое эхо шагов вызывало ощущение величественной пустоты, и он почувствовал себя одиноким и потерянным в этом административном лабиринте. В коридоре стояли несколько французских офицеров. Они переговаривались на резком диалекте, быстром и неразборчивом – таком, что Алексею не удалось понять ни по смыслу, ни по тембру, насмехаются ли они над ним, или обсуждают что-то свое. Алексей чувствовал взгляды, прикованные к нему и его мундиру, простому и сдержанному, по сравнению с вычурной формой французов. Офицеры приветствовали незнакомца небрежным, легким кивком.

Не без труда разобравшись с дверями, Алексей нашел нужный кабинет. В приемной было людно. С полдюжины мужчин в мундирах и гражданском платье ожидали своей очереди. Алексей сел на свободный стул и приготовился к долгому ожиданию. Дверь в кабинет распахнулась и оттуда выскочил офицер. Он раздраженно выругался и проскочив приемную скрылся в коридоре.

– Капитал де Лаж, – прокомментировал один из ожидающих, среднего возраста крупный мужчина, в богато украшенном золотым шитьем жюстокоре, – наверное отказали в назначении.

– Придется ждать пока у казны не появятся на флот деньги, – кивнул сидящий рядом с ним военный в офицерском мундире морской пехоты.

– Надо, чтобы волк показал зубы, чтобы мы заперли загон, – поговоркой ответил собеседник.

Очередь постепенно двигалась, в кабинет забегали клерки с папками и стопками бумаг и выбегали обратно. Ожидание продлилось до самого обеда. Наконец Алексею сделали знак войти.

Кабинет встретил его запахом топленого воска, чернил, нюхательного табака и старой бумаги. Худощавый человек с проницательными глазами сидел за массивным столом, усыпанным старыми картами и бумагами. В руках он крутил позолоченную табакерку, его тонкие сухие пальцы едва заметно сжались, когда вошел Алексей.

Гардемарин протянул документы. Предписание от Морского кадетского шляхетского корпуса, несколько рекомендательных писем: из посольства Франции в России, и от Коллегии иностранных дел, подтверждающие его личность, статус и цель пребывания во Франции.

Первый помощник государственного секретаря по морским делам долго и тщательно изучал подписи и штампы. Даже проверил бумагу на наличие водяных знаков. Потом не менее тщательно рассматривал Алексея сверяя описание гардемарина с оригиналом. Наконец удовлетворенно кивнул.

– Бумаги в порядке месье Григорьев. Теперь скажите на милость, что мне с вами делать?

Видя недоумение во взгляде русского гардемарина де Брело снизошел до объяснений.

– Островитяне патрулируют Ла Манш и уже начали блокаду наших портов. Часть флота гниет на рейде без возможности выйти в море. Часть застряла на переоснастке на верфях. Нам не нужны морские офицеры, месье Григорьев. Своих девать некуда. Нам нужны простые моряки, много моряков, а для этого финансирование морского секретариата должно возрасти вдвое, а может и втрое.

– Но месье, мое содержание не будет стоить французской казне ни ливра. Жалованье мне назначили из Российской Адмиралтейств коллегии. Тогда почему бы не использовать мои бесплатные услуги на благо Франции? – попробовал привести, как ему казалось веский аргумент, Алексей.

– Все не так просто юноша, – клерк откинулся в кресле, открыл табакерку и вдохнул понюшку душистого табака. Ароматный запах пополз по кабинету.

– Дело в том, – продолжил месье де Брело, – что у меня стоит очередь из знатных и опытных морских офицеров, для которых жалованье не имеет большого значения. У них есть протекци и связи. Им всем нужна вакансия, а вакансий нет.

– Но что же мне тогда делать? Я потратил почти три месяца добираясь сюда, да и мой приказ – поступить на службу для прохождения практики.

– У вас есть два очевидных пути. Первый – это написать письмо своему командованию, описать ситуацию и попросить об отзыве приказа и о возвращении на родину, – предложил клерк.

Алексей отрицательно мотнул головой.

– А второй вариант…, – де Брело сделал много значительную паузу, – … второй вариант это дождаться пока вакансия для вас появится…если появится. Жалование вам начисляют. Наслаждайтесь жизнью, молодостью, Парижем. А погибнуть в бою всегда успеете.

Алексей снова упрямо покачал головой, демонстрируя, что и эта опция его не устраивает. Ему не хватало одной морской компании, чтобы претендовать на звание мичмана. Если бы он остался в России, то наверное бы уже сдал экзамен и стал офицером. А теперь время потеряно. На глаза навернулись слезы обиды.

Де Брело всматривался в лицо сидящего перед ним русского гардемарина. Для умудренного опытом чиновника эмоции юноши читались как в открытой книге.

– Не расстраивайтесь месье Григорьев. Какой бы из вариантов вы не выбрали, он будет правильным. Отдайтесь в руки судьбы, – посоветовал клерк, – а пока подойдите к моему заместителю, Жюльену. Он выдаст бумаги для получения жалования. Если разумеется ваше казначейство станет высылать векселя исправно. К нему же можете подходить и интересоваться по поводу вакансий. Всего вам доброго месье Григорьев.

Жульен, суетливый мужчина лет тридцати, долго рылся в папках занимающих обширные стеллажи его кабинета. Потом вернулся с банковским векселем в руках, протянув его Алексею.

– Ваше жалованье за три месяца, месье. За следующим придете… – Жюльен сделал паузу сверяясь с записями, – … простите, но думаю вам придется сначала зайти в свое посольство и подтвердить график получения векселей. Что касается вакансий, то заходите, скажем раз в пару недель. Еще оставьте адрес, где вы остановились. Если будет что-то срочное, то я пришлю посыльного.

Распрощавшись с Жюльеном, Алексей вышел из полутемного вестибюля секретариата. Яркий свет солнечного сентябрьского дня контрастировал с отчаянием поселившимся в его душе. Даже бурлящая жизнью улица Сент-Оноре, не вызывала больше радости, как это было еще вчера. Он не знал куда ему идти и что делать, а новизна Парижа больше не прельщала. Погрузившись в мысли Алексей брел вверх по улице не замечая ничего вокруг себя. Рядом стучали копыта проезжающих экипажей и карет. Кто-то из окна второго этажа бранил кухарку, мальчишка с корзиной, бегущий по улице, чуть не сбил гардемарина с ног, но Алексею не было до этого никакого дела.

Из состояния прострации его вывел крик газетчика. Что-то в глубине сознания зацепилось за слова мальчишки. Алексей остановился и прислушался.

– “Ля Газет”, – выкрикивал звонкий с хрипотцой мальчишеский голос, – Покупайте “Ля Газет»! Свежие новости. Россия вступает в войну! Союз с Францией против Пруссии. Англичане готовят флот. Король Людовик укрепляет границы. Читайте, читайте «Ля Газет» Все вести из Петербурга и Берлина прямо в номере!

Заметив заинтересовавшегося военного, мальчишка лет одиннадцати подскочил и сунул в руки гардемарина остро пахнущую типографской краской газету.

– Десять су, месье. Все самое важное на первой полосе!

Расплатившись с газетчиком, Алексей поискал глазами укромное местечко. Неподалеку обнаружилась вывеска кофейни. Сев за столик и заказав чашку горячего шоколада даже не поинтересовавшись ценой, он в нетерпении развернул газету. На первой странице крупным шрифтом красовался заголовок : “Альянс подтвержден. Россия вступает в войну, чтобы поддержать Его Наихристианнейшее Величество!” Далее более мелким шрифтом: «Париж, 4 Сентября 1756 года. По милости Провидения и в светлом согласии с великим разумением монархов Европы, Его Императорское Величество, Царь и Самодержец Всероссийский, изволил присоединиться к союзу, заключенному между Францией и Австрией, в целях восстановления всеобщего равновесия, нарушенного притязаниями прусского короля. Уже раздаются сведения, что войска в Лифляндии приведены в движение, а Балтийский флот готовится к выходу. Посол России в Париже, господин граф Бестужев-Рюмин, был принят на аудиенции у Его Величества Людовика Пятнадцатого, где выражена была глубочайшая признательность за столь благородный союз»

Алексей едва смог унять дрожь в руках. «Балтийский флот готовится к выходу» – вертелась в голове фраза. Она означала, что все гардемарины готовятся идти в бой, а он сидит здесь в далеком Париже, за сотни верст от моря и воинской славы.

Две недели слились в один длинный кошмар. Большую часть времени Алексей провел лежа на кровати в своей комнате рассматривая пятна плесени на потолке. Он даже не пошел обналичивать вексель с жалованием. Из последних наличных денег он заплатил хозяйке за полный пансион и как заведенный спускался на кухню, чтобы поесть. Оживленные улицы Парижа больше не манили его. Город казался чужим и неуместным. А еще в нем не было моря. Место Алексея было не здесь, в переулке близ церкви Сен-Рош, а там – на просторах Балтики. За пару дней до назначенного срока посещения Морского секретариата в нем начало нарастать нетерпение. Алексей решил, что если ничего не изменится, то он пойдет в посольство и попросит отозвать его назад в Россию.

Ровно через две недели гардемарин Григорьев снова вошел в вестибюль Морского секретариата.

– Месье Григорьев, рад вас снова видеть, – Жюльен поднялся из-за стола и тепло поприветствовал Алексея. В его голосе что-то изменилось. В прошлый раз он показался сухим и скучающим, а сегодня в нем появился интерес и уважение. У Алексея затеплилась надежда.

– Неужели появилась вакансия для меня? – спросил он, стараясь не показывать взволнованности.

– Э-э, не совсем… – замялся Жульен, но тут же бодрым голосом добавил, – месье де Брело просил вас зайти сразу, как вы объявитесь.

Поблагодарив, Григорьев отправился в приемную первого помощника морского секретаря. В приемной, как и в прошлый раз, ожидало несколько офицеров. До его прихода они разговаривали, но как только он вошел, замолчали и поприветствовали легким поклоном. Несколько минут они молча таращились на незнакомый мундир, а потом один из них, лейтенант, заговорил:

– Прошу прощения, месье. Вы случайно не из России?

– Из России, – подтвердил Григорьев.

Лейтенант оживился:

– Добро пожаловать во Францию. Позвольте представиться, Антуан Потье, лейтенант с 84-пушечного линейного корабля «Соле́й Рояль».

Алексей представился в ответ, удивляясь столь разительным переменам в отношении к нему французов.

– Я слышал от клерков, что нам уже прислали офицера из России – это хороший знак. – продолжил лейтенант – Вместе мы быстро разобьем прусаков. Господа, – лейтенант обернулся к остальным офицерам, – позвольте представить вам нашего русского союзника.

Офицеры по очереди представились, поздравили с прибытием и даже единогласно решили уступить ему свое место в очереди, то ли из вежливости, то ли чтобы посплетничать за его спиной. В любом случае Алексей был совсем не против.

Кабинет де Брело встретил гардемарина все тем же набором запахов, к которому добавился еще запах полированной мебели.