Укрощение строптивого Дракона

Имеет яблочный, грушевый или персиковый вкус, быстро дображивает до трех-четырех градусов по алкоголю за счет высокого сахара в хорошо созревающих в здешнем жарком климате фруктов.

«Одна из тех немногих вещей, которые мне вообще нравятся в новом мире, мой инструмент для какого-то расслабления в здешней убогой действительности», – усмехаюсь я.

Хорошо еще, что для охранницы нет обязательных одиночных и групповых схваток, как для тех же дружинников при сдаче экзаменов.

Ведь защищать охраняемую особу руками, ногами, головой и палашом с ножами я могу сама поучить всех своих экзаменаторов, и еще даже тех теперь былинных героев, кто их самих когда-то учил.

Тем более по уложению, довольно грамотному по сути своей, охрана не должна рубить нападающих в капусту и совершать невероятные личные подвиги во владении смертоубийственным железом.

Требуется только какое-то время не допускать до благородного тела подосланных злодеев и всяких разбойников, защищая подступы к нему несколько минут, пока по поданному тобой же вовремя сигналу не появится кто-то из той же личной дружины на помощь.

Для такого сигнала мне выдан специальный, сильно писклявый рожок, по владению которым я тоже сдавала такой определенный зачет.

Как выдуть из него достаточно громкий и хорошо слышный всем дружинникам сигнал.

На самом экзамене мне пришлось примерно три минуты отбивать атаки пары обычных воинов с деревянными мечами, имея одну из служанок в качестве предполагаемой графини за своей спиной в довольно узком месте.

Нападающие должны были коснуться ее своими деревянными мечами, я же весьма лихо отбивала все их попытки.

Что у меня вообще неплохо получалось, со своей повышенной ловкостью я смогла поранить им руки деревянным подобием своего палаша, таким образом однозначно вывести из строя, как по авторитетному мнению Старшего над дружиной.

Еще по паре имитаций метательных ножей каждому в грудь успела кинуть, полностью перевыполнив имеющееся задание.

– Очень хорошо для бабы! Пусть она даже из Норльмарка! – получила я скупую похвалу от него.

Потом попробовал сам меня атаковать, так же получил пару касаний по кистям и запястьям, но тут уже заметно разъярился, не собираясь все же какой-то бабе уступать на глазах у своих людей. Вошел в раж и хорошо так пробил мне в живот тупым деревянным мечом, показав себя таким же полным уродом по итогам схватки.

Мужики – здесь такие мужики, хотят всегда выступать победителями, даже откровенно прикрывая глаза на явные попадания моим легким палашом по своим мощным клешням.

«В реальной схватке давно бы уже бросил меч на землю, баюкая оставшиеся несколько пальцев на обоих руках», – даже сейчас я злюсь, вспоминая тот экзамен.

Живот потом поболел какое-то время, заставив меня довольно сильно поволноваться, а я поставила большущую зарубку на будущее против его имени в своей хорошей памяти.

«Если бы от его тяжелого удара оказалась какая-то серьезная проблема, несовместимая с дальнейшей жизнью для меня, этот здоровенный урод получил бы от меня тот же болт, обязательно куда-нибудь в мочевой пузырь поглубже загнанный. Или тот же конец моей сабли в своем позвоночнике, как только представилась бы любая подходящая возможность», – так думаю я самым серьезным образом.

Убивать бы его сразу не стала, оставила помучиться перед неминуемой смертью, чтобы подольше походил под себя.

А вот самой бы пришлось сразу умереть, например, просто броситься в мощеный ров с высокой замковой стены.

«Бывают у меня такие настроения, когда жить совсем не хочется в сплошном мраке раннего, очень раннего средневековья! Ведь до какой-то первой куртуазности мне никак тут не дожить!» – откровенно признаю сейчас.

Но с тех пор Старший над дружиной постоянно намекает и прямо откровенно предлагает навестить его комнату в замке, чтобы узнать что-то особо интересное из его личной мужской физиологии.

Но мне такие циничные и совсем откровенные по совести уроды вообще никак не нравятся, тем более, что на его личную и графскую мужские физиологии уже намотано все возможное здесь из дурных болезней.

Приходится пока отшучиваться помягче, так как человек он при графе, однозначно, самый важный для всех остальных дружинников. И для моих приятелей тоже, конечно, поэтому отношения лучше все-таки окончательно не портить с их непосредственным начальством.

С ними у меня хорошо найден общий язык вполне, они мне здорово во всем помогают и защищают в нужные моменты, а с теми, кто их может сменить, такого может уже не получиться.

«Да точно ничего не получится, потому что Старший над дружиной выдаст им определенные указания, явно не в мою пользу направленные», – хорошо понятно мне.

Однако, сдать теоретический экзамен для плоховато понимающей даже местную разговорную речь попаданки – уже не так просто оказалось, так что большую часть времени я охраняла ее Светлость в статусе ученицы личной охраны за всего две золотых монеты в месяц.

Два местных золотых далера – примерно столько получают рядовые дружинники у графа.

Не очень большие деньги, но, когда ты находишься на полном графском обеспечении, вполне хватает на жизнь.

Даже неплохие деньги для местных служивых городской стражи и тех же дружинников графской дружины.

«Но теперь я, пройдя еще два экзамена, получаю уже четыре золотых далера в месяц, поэтому могу вообще монету не экономить, – мелькают мимолетом в голове воспоминания про первые месяцы жизни в этом мире. – Неплохо так в новой жизни и новом мире пристроилась одна сильно невезучая попаданка!»

«Невезучая – не потому, как здесь все пошло, хотя тоже на очень тоненького пронесло от смерти и полагающегося перед ней насилия. Потому что просто оказалась здесь», – напоминаю я себе.

Охранное уложение, которому я должна в какой-то мере следовать, чтобы не вызывать лишних упреков и прочей немилости от охраняемой мной особы, с которой отношения у меня и так не слишком теплые складываются в последнее время, а откровенно говоря – совсем хреновые.

То есть начали складываться последние недели после притворной такой, типа, дружбы, конечно, поначалу именно со стороны графини.

Такого внешне заметного благоприятствования своей сильно незаурядной охраннице, которую только самые-самые состоятельные люди графства могут себе позволить.

А то и всего королевства!

Поэтому пока только мой откровенно эксклюзивный статус редчайшей в этих южных землях амазонки-северянки, да еще очень необыкновенной красавицы по местным понятиям красоты.

А, главное – вообще недостижимой в здешнем временном поясе поразительной ухоженности лица, тела и кожи, не дают совсем меня загнобить этой мелкосракой чернявой дряни, которой очень повезло родиться в семье местного королевского наместника, так называемого светлого ноэля.

Если сказать по-нашему земному – его титул примерно будет соответствовать нашему графу, но все же немного повыше, так как он прямой военный начальник для всех местных тридцати баронов и шести простых графов по личному назначению нашего доброго короля.

Под ним находятся сами графы и бароны, их рыцари первого и второго разрядов, еще какое-то количество землевладельцев, именующихся королевскими рыцарями, получивших свое благородное звание и земельный надел лично из рук короля за военную доблесть и повышенную преданность во время всяких дворцовых и околодворцовых смут в нашей столице, славном городе Гальде.

Еще, конечно, за все те же самые достоинства, проявленные на полях сражений с соседями.

Воюют здесь много и охотно, как положено в такие исторические времена, заливая кровью подвернувшиеся поля и холмы. Но сейчас войны нет, с соседями справа она недавно завершилась почетной ничьей, а с соседним королевством слева мы, вроде, находимся в союзнических отношениях, даже помогаем отбиваться от его соседей.

Само королевство называется Витания, по имени его основателя, могучего герцога Витана Безземельного, который, несмотря на очень скромные стартовые позиции совсем малоземельного барона, смог все-таки мечом и огнем, а больше всего – дьявольской хитростью и невероятной подлостью объединить несколько крупных владений в какое-то подобие королевства.

Как оно все обычно и происходит во время больших свершений, без ударов в спину и предательства ближайших друзей никак не обойтись, когда истово борешься за власть или создаешь свое королевство.

Где теперь правят его прямые, но очень далекие потомки, понемногу вырождаясь при этом.

Глава 7

Но я как-то отвлеклась своими мыслями от творящегося вокруг меня одного из подобий кругов дантовского ада. Непрерывного ледяного косого дождя, вконец размокшей глины, образующей почти непреодолимую грязь под копытами лошадей, колесами карет и повозок в нашем невероятно растянувшемся караване.

Моя Гнедка ну очень тяжело проскакала одну минуту, а я приблизилась вместе с ней на всего-то пятьдесят метров к охраняемому объекту.

На сто шестьдесят малых лиг по-местному, раз здешняя малая лига – треть метра без каких-то там сантиметров, насколько я могу привязаться к прежде привычным мне мерам длины.

Лошадь обскакала по размытой обочине две пары объехавших меня дружинников, прячущих свои лица под дождевыми шляпами из тонкой свиной кожи, давно уже насквозь промокшими вместе с плащами из особо грубой ткани. Которые своей одинаковой расцветкой сообщают всем встречным-поперечным простым людям, что им пора шустро съезжать на обочину и старательно гнуть свои спины в сплошном поклоне.

Пока наша кавалькада из всадников, повозок, карет при большом количестве мокрых, теперь печально висящих знамен и прочих вымпелов очень медленно не проследует мимо.

Разнообразные знамена, штандарты, вымпелы и значки на копьях дружины – любимое здесь украшение для каждого благородного господина, имеющего свое личное владение и, хотя бы, пяток такой же стражи или дружины.

Иначе можно получить удар плашмя мечом или древком копья, а каким именно он уже окажется: смертельным или просто немного наказующим – одному Всемилостивейшему Святому Иову известно!

Так что здесь все очень просто с жизнями смердов, в таком сильно раннем средневековье, насколько я могу вспомнить и привязаться к нашей земной истории.

На самом деле в сознании у меня зияют довольно большие дыры насчет таких древних времен.

Древних для моей прежней жизни, конечно, но общее развитие кажется довольно схожим с нашей земной историей.

Ведь очень уж такой заучкой я ни в школе, ни в медицинском колледже никогда не была, поэтому саму историю земных королей и их королевств знаю постольку-поскольку.

Просто совсем не была, то есть постоянно пропадала все время на тренировках и соревнованиях.

Тем более сильно повлиявший на мою жизнь отец вообще почти не требовал от меня успехов в учебе, нагружая все заметнее занятиями на своей секции айкидо и еще отдав на фехтование.

На тайский бокс я уже потом сама походила три года, когда поняла, что мне явно не хватает атакующих умений, так что комплект равноценных способностей для своей новой работы у меня вполне приличный оказался сформирован еще в прежней жизни.

«Не оказалось бы ничего такого при себе за душей после переноса, затрахали бы меня до смерти первые попавшиеся ошарашенной попаданке лесные разбойники, – как-то уже достаточно равнодушно вспоминаю я. – А так просто сама их вырубила, кого-то убила, кого-то просто искалечила и дальше пошла».

Хорошо, что отец отдал именно на саблю, а не на шпагу, потому что здесь все еще весьма незатейливо рубятся на обычных, не очень длинных мечах.

Хорошо привычную мне саблю с ними сравнить гораздо проще, чем пока совсем никому тут не известную шпагу.

«Да, мечи совсем короткие, есть какая-то взаимная связь с теми „гишпаниус гладиус“, которые римские легионы использовали. Наверно, и здесь случилась такая похожая страна, которая задала основное направление использования коротких мечей в сомкнутом строю», – размышляю я снова.

«А что мне еще сейчас делать? Только вспоминать прошлую жизнь и сравнивать ее с теперешней!» – пожимаю я плечами.

Чтобы не пытаться постоянно в жесткую отбивать и отводить в сторону тяжелые мечи в сильных мужских руках, пришлось выбрать из солидного личного арсенала графа самый длинный палаш, который когда-то носил один их его предков, невероятных размеров мужчина, как по воспоминаниям самого графа.

Поэтому он на добрый десяток сантиметров получается длиннее, чем стандартный меч дружинника, чем я постоянно пользуюсь.

Ведь десять сантиметров, или треть лиги – это очень много в местных условиях.

Теперь он висит у меня на бедре, почти касаясь концами ножен земли, а рукоятью упирающийся мне под ребра.

Поэтому сапоги приходятся заказывать обувных дел мастерам на высокой подошве, часто меняя на ней самой кожу.

Так что выдающиеся усилия отца и моя большая настойчивость сказались теперь так в моей новой судьбе, что я смогла достаточно легко занять довольно завидное для остальных дружинников место личной охранницы при графской жене, урожденной носительнице титула, что здесь довольно важно само по себе.

«Было бы завидное, если бы ты сейчас в самой карете катилась, отдав Гнедку кому-то из дружинников и грела руки над жаровней. А так мокнешь и трясешься от холода точно так же, как они сами. Принципы – они везде такие принципы, за них приходится страдать, иногда даже так серьезно, как прямо сейчас», – признаю я имеющиеся у меня проблемы.

Старый Освальд успел что-то сочувствующее мне пробормотать в спину, а вот Терек с едущим рядом Норлем просто промолчали, тоже измученные в конец сегодняшним переездом.

Так бы не упустили ни за что возможности попробовать перекинуться парой слов с самой знаменитой здесь девой-воительницей на всех здешних землях.

Потому что других здесь просто нет, бабский удел вообще довольно незамысловат – постоянно рожать в муках многочисленных детей, потом хоронить их через одного.

Еще обеспечивать уют своему мужу, радуясь редким минутам семейного счастья. Все обстоит именно так, как должно оказаться в раннем таком средневековье.

«Ну, приятели хотя бы могли подколоть меня как-то, почти по-дружески, чтобы показать окружающим, насколько они со мной на близкой ноге общаются», – усмехаюсь я, глядя на их недовольные и замерзшие рожи.

Есть у них такое постоянное желание понтануться, тем более именно они чаще других выступают уже моими личными охранниками.

Но сейчас окружающего народа вообще не видно кругом, в этом мокром и сыром полумраке, окружившем караван и грязную дорогу, по которой он тащится, поэтому сил и желания отпускать соленые шутки у мужиков уже никакого нет вообще.

«Чертов сраный граф! Не догадался, скотина рогатая, что дождь будет идти весь день! Так бы остались в Пенцириуме, под теплой крышей, где я отбыла бы свое положенное время в почетном карауле у тощенького тела графини, зато потом могла бы в лучшей таверне города выпить, как следует, чтобы немного забыться от окружающей меня поганой действительности!» – злюсь я теперь все время.

Все последние восемь часов ледового кошмара.

«Он уйдет нам за спину, как только мы перейдем перевал! – провозгласила его глупая голова перед началом движения. – И что, после перевала дождевой циклон продолжает висеть над нашими мокрыми насквозь головами и одеждой! Ветер у него, видите ли, поменялся! У козла двурогого в его грязной заднице никогда ничего не меняется!» – продолжаю я ругаться даже не про себя.

Теперь я уже хорошо вижу карету графини и даже различаю дымок, который идет через трубу переносной жаровни, вынесенную на крышу кареты.

«Тепло там сейчас, даже жарко, наверное, можно ведь привязать Гневку сзади и забраться в саму карету, – с понятным желанием хоть немного согреться понимаю я. – Отправлю сидеть на полу служанок, сама займу место на одной из узеньких скамеечек, давая немного просохнуть одежде и своим волосам».

Но мои принципы мне тоже дороги, прогибаться перед графиней я не хочу, чтобы проситься внутрь, поэтому еще больше злюсь на себя.

«Ни за что не стану ей рассказывать, о чем говорят рядовые дружинники графа!» – твердо говорю себе.

Потому что тогда быстро потеряю доверие этих простых, крайне незамысловатых, но в чем-то честных мужиков и парней.

Которые уже давно усвоили одно правило, касающееся именно меня – какая бы я не была внешне шарахнутой стервой и язвой, но никому и ничего не передам из наших доверительных разговоров по душам.

Они, мои новые приятели в совсем новой жизни, на самом деле для меня реальная отдушина в этом мире сплошной и тотальной несправедливости, постоянной лжи высших сословий королевства, как бы пекущихся о благе народа по заветам Святого Иова и откровенно его постоянно грабящих с особым цинизмом.

Все такое я вижу каждый день и каждый час рядом с собой, все мне очень не нравится, но упорно приходится только молчать. Не тот у меня статус в новом мире, чтобы что-то критиковать, да просто саму критику не поймет здесь никто.

Поэтому ни о новых подружках графа, на самом деле внешне довольно красивого мужика с почти всеми зубами во рту, что здесь просто невероятная редкость, ни о его постоянных любовницах в каждом городе и поселении, которые предоставляют нам дома для сна, я ничего рассказывать графине Цецилии не стану.

Граф на самом деле весьма представителен и красив, высок ростом и широкоплеч, так что ему явно было чем соблазнить не слишком привлекательную единственную дочку светлого ноэля, чтобы перебраться из обычных баронов, которых здесь имеется, как грязи в свином загоне, в потенциально будущего ноэля самому.

Пока жив и в силе отец графини, он сам стал графом, но власть отца его супруги явно повыше будет.

Тем более ее бравый муженек и ко мне клеится постоянно со всякими грязными предложениями.

Никак не дает ему покоя не взятая еще высота, причем, реальная такая высота, если иметь в виду мой рост.

Сам он ростом около метра семидесяти, довольно могучий и яростный воин, да еще отлично обученный махать острыми железками в реальном бою или вышибать длинным копьем с тупым наконечником таких же боевитых соперников на здешних рыцарских турнирах.

Как я уже успела вволю насмотреться на подобных мероприятиях, маяча постоянно за плечом своей нанимательницы на трибуне и привлекая взгляды всего благородного дворянства королевства.

Мужские – поголовно восхищенные, женские – весьма ревнивые и недовольные моим вызывающим внешним видом.

Но с таким отношением я ничего поделать не могу и не хочу даже, восхищение всяких рыцарей и простых воинов мне нравится, конечно, а на недовольство благородных дамочек я не обращаю никакого внимания, легко делая вид, что просто не понимаю всех язвительных высказываний и прочего дерьма.

Приходится прикидываться таким туповатым терминатором в накинутой сверху легкой юбке, которую никак не пробить никаким женским коварством.

Так оно реально проще и еще безопаснее для меня, чем пикироваться в остроумии с чьими-то благородными женами и дочерями, не совсем правильно понимая еще местный язык.

Так что только многозначительно и мрачно смотрю своими бирюзовыми глазами на все их попытки как-то пройтись по моей внешности и фигуре, но все равно угрюмо молчу с равнодушным видом.

А вот самой графине, не избалованной прежде общением благородных дам, очень нравится, что они так активно подходят к ней и приветствуют.

Чтобы потом вволю пройтись по ее личной охраннице, самым ярким образом выделяющейся на общем фоне.

Да тот же граф, теперь уже граф, любит почесать языком со своими старыми приятелями из простых баронов, расхваливая мои умения и неукротимую ярость в тренировочных поединках.

«Да, я для своих благородных хозяев, как особо ценная лошадь или самая быстрая собака в своре, просто шикарный повод похвастаться перед своими знакомыми», – правильно понимаю я свое настоящее положение.

Глава 8

Правда, хожу я везде в свободного покроя кожаных штанах, не сильно подчеркивающих мою фигуру.

Только на официальных мероприятиях и при посещении храмов накидываю длинную легкую ситцевую юбку, чтобы не раздражать лишнего храмовников и становящихся излишне принципиальными при виде меня здешних женщин из местного высшего общества.

Впрочем, сам красавчик граф вообще ко всем клеится и постоянно погуливает от своей слабой здоровьем супруги, которой Святой Иов никак не даст детей.

А если и даст, то пятьдесят на пятьдесят, что обычные роды узкобедрая графиня просто ни за что не переживет.

Совсем не те еще здесь специалисты по родам в особо сложных случаях, самые простые бабки-повитухи, хотя они, как раз, довольно уверенная в себе и своих способностях часть женского населения.

Выгодно отличающаяся от остального бабского сословия, они даже с самой графиней и ее супругом разговаривают жестко и, как бы сказали у нас, довольно конкретно, без всякой оглядки на их благородные титулы.

Такие старухи часто посещают графиню, пытаясь разобраться, что у нее не так обстоит по-женски, раз она никак не может забеременеть, да еще от такого образцового самца-производителя.

«Вариантов тут великое множество, – понятно мне с современными знаниями обычной такой фельдшерицы. – Но вылезать со своими пояснениями и брать на себя какую-то ответственность я точно не собираюсь. В случае неудачных родов, вполне возможной смерти самой графини или ее плода можно очень даже быстро получить обвинение в темном колдовстве и отправиться на тот же медленный костер».

«Особенно в моем сильно уязвимом положении северянки-воительницы. Так что пока только служба охранницей и никаких добрых повелений души! – настойчиво советую себя я. – Совсем не тот это случай и совсем не те люди!»

Здесь вообще все стараются жить прямо здесь и прямо сейчас, а что там дальше случится – одному Святому Иову известно!

Поэтому болезненная графиня так торопится забеременеть и попробовать родить наследника или наследницу своему супругу, хотя должна все-таки понимать, как такое дело опасно для нее самой.

Погуливает граф вместе со своим Старшим над дружиной, тоже вполне ничего таким внешне самцом, рослым и плечистым, только без половины зубов во рту и понятным запахом постоянной гнили оттуда же.

Высота моего роста, а я необыкновенно высока для здешних средневековых времен, ведь выросла на совсем других продуктах и достатке всяких спортивных витаминов, так что мои сто семьдесят пять сантиметров подтянутого тела сразу же повергают в шок местных мужиков.

А крепкая фигура, пусть даже без подчеркнутой осиной талии, бирюзовые глаза и все еще очень короткая прическа светло-русых волос с выбеленными когда-то концами в мире сплошных черноволосых и кареглазых людей все время вызывают не проходящий шок, переходящий в острое желание завалить меня где угодно и на чем угодно.

Только я не согласна на где угодно, тем более, чтобы на чем угодно, да еще сами местные мужики мне вообще не заходят в почти стопроцентном составе.

Поэтому сильно настаивающие или позволяющие себе что-то там вслух произнести из неприличного сразу же отправляются в глубокое беспамятство ударами с моих обеих рук.

«Ну, опять загнула сгоряча, занятия тайским боксом дают мне возможность вообще руки лишнего не пачкать, обычно хватает одних ударов ногами по извечно слабым и болезненным мужским местам», – усмехаюсь я своим, теперь уже немного приятным воспоминаниям.

«Как у нас на Севере, в славном Норльмарке, все женщины-воительницы, типа, обязательно умеют», – вспоминаю я местные легенды про себя.

Естественно, я вообще не разбиваю свои кулаки об гнилые зубы или покатые лбы местных вонючек, для такого богоугодного дела мне служит изобретенный в новом мире лично мной металлический кастет, залитый свинцом.

Очень уж местный мужской народ прилипчивый, а моя охрана тоже не всегда успевает вовремя вмешаться.

«Не то, чтобы совсем не успевает, просто дают созреть конфликту нужным образом, ведь такие тонкие моменты позволяют мне с ними шикарно гулять по самым лучшим тавернам и трактирам, если есть такой выбор! Своей платы от графа ни мне, ни им бы точно не хватило!» – давно понимаю я.

Зато потом помогает закончить любую стычку самым правильным образом, предъявляя значки графских дружинников на своих могучих шеях при появлении городской стражи или даже сильно разъяренных полученными побоями сельских рейнджеров.

Потому что им самим тоже от меня доставалось не раз, да все по слабым на удар для каждого мужика местам.

Чего они вообще изначально не ожидают, а только потом очень удивляются и крайне обижаются на такое исконное женское коварство.

Вот почему-то никогда я не жалею своих противников, которые нагло тянут лапы, да еще всякое дерьмо с очень уверенным таким видом прямо мне в лицо говорят.

«Чего здесь, слава Святому Иову, вполне достаточно, чтобы больше не сдерживаться себя», – усмехаюсь я.