Мой Ленинград, мой Петербург

Сын докторши – мой одноклассник и мы с ним какое-то время даже сидели за одной партой. Он учится лучше всех в классе по математике и физике. Я не то чтобы с ним дружу, но мы нормально общаемся. Он заполнял анкету, которую я сделала для одноклассников, и на вопрос: нравится ли вам хозяйка анкеты, ответил «Oui». Это по-французски значит «да», он просто в другой школе, там, откуда они приехали, учил французский. А в нашей школе только английский. Кто-то передал маме, что он высказывал своей матери и моему отцу: «Из-за ваших свинячьих отношений я девочке дружбу предложить не могу».

После ухода отца мама переставила мебель, убралась в квартире, и у нас стало намного уютнее. Маленькая комната теперь полностью моя, пока Женя учится. В углу письменный стол, покрытый зеленой ворсистой скатертью с желтой бахромой, на столе лампа настольная, над столом – полка для учебников, на диване то самое красно-белое одеяло, которое раньше висело в дверном проеме, а на полу перед диваном лежит выделанная серая с белыми пятнышками шкурка нерпы в качестве коврика. На нее приятно наступать босыми ногами по утрам. Она такая гладкая, что даже немного скользит.

Мы живем на первом этаже. За окном у нас деревья, небольшая проселочная дорога и деревянный забор футбольного поля. Здесь в детстве мы часто играли с Женей и другими детьми с нашего края поселка в футбол или в ножички, или просто носились по кругу на великах. Был случай, когда Женя с друзьями угнали двух лошадей из совхоза и катались на них по стадиону. Мне тоже предлагали залезть на лошадь, с верхней ступеньки трибуны на стадионе, и прокатиться, но я побоялась.

Когда дома топится печка, а батареи становятся теплыми, я наливаю себе чай и смотрю в окно, особенно мне нравится, если на улице плохая погода, снежный циклон или дождь. В такие моменты мне хочется рисовать или придумывать истории, напоминающие жизнь людей из прошлого, когда не было машин и электричества. Что-то времен Бальзака или Диккенса, которых я читаю в последнее время.

VI

В апреле школьный местком выдал маме путевку в санаторий. Санаторий наш, областной, на материк улетать не надо. Около двух с половиной часов всего ехать на автобусе. Называется «Начики», знаменит на всю страну своими горячими источниками.

Почти целый месяц мне придется жить одной. Мама устроила меня в интернат, чтобы я там обедала, а если мне будет страшно дома, то и оставалась ночевать. И поручила присматривать за мной своей ученице, Тане. Ее отец – военный летчик, в их маленькой части нет школы, поэтому Таня учится в нашей, и живет в интернате. Таня очень ответственная, активная комсомолка, одна из главных участниц маминого школьного театра. У нее кудрявые темные волосы и большие добрые глаза.

Когда-то интернат располагался в двухэтажном деревянном доме, и там жило много детей, большинство – те, чьих родителей лишили родительских прав за пьянство. Если ты жил в интернате, то на тебе как будто сразу стояло клеймо неблагополучия. Но сейчас интернат в новом одноэтажном здании, там чисто, спокойно, народу мало, и все из приличных семей, в основном дети военных.

Ночую я дома, а чтобы не бояться, оставляю ночью включенным свет в туалете и прихожей. На обед хожу в интернат, но не каждый день. Готовят там, как в обычной школьной столовой, то есть невкусно. Поэтому я сама варю себе картошку. Но Таня все равно проверяет, не прогуливаю ли я школу и чем питаюсь. Когда я остаюсь на обед в интернате, она старается позаботиться обо мне, расспрашивает про уроки и следит, чтобы меня никто не задевал.