
Полная версия
Опекуны
Корыто был максимально неприятным человеком. В отличие от остальных, от него веяло чем-то тухлым. Максимально гнусное и мерзкое лицо делало общество с ним отвратительным. При всём при этом он вовсе не был уродом. Мерзость заключалась в другом. Всё его нутро излучало гниль. Чёрные глаза, в которых с трудом можно было разглядеть зрачок, создавали впечатление, что тьма целиком и полностью поглотила его. За пределами нашей компании его ненавидели. Своими злыми шутками он превратил себя в изгоя, которого всячески избегали. Вечно измажет кого-то в какой-то грязи, даст в руки бутылку с зажжённой петардой, испортит вещи, кинет с высоты на голову кусок какого-то металла. Чтобы посчитать количество разбитых им голов, не хватит всех пальцев рук и ног. Понимал он исключительно язык силы, но, к сожалению, дать ему отпор могли далеко не все.
Сущность его питалась исключительно страхом окружающих. При каждой возможности он размахивал своим макетом пистолета Макарова, доводя несчастных до состояния паники, высасывая из них эту энергию страха. В конце сеанса, насытив свою сущность этими эмоциями, он, успокаивая жертв тем, что шутит, не забывая одолжить «до завтра» немного денег. Испуганные до смерти люди отдавали всё до копейки в надежде побыстрее избавиться от этой жуткой твари. Естественно, он никогда никому ничего не отдавал.
Я не понаслышке знал, какая атмосфера парила в его доме и что именно очерняло его душу. У Корыта была старшая сестра Марина. До момента, когда я стану полноценным членом их общества, отлучаясь по своим тёмным делишкам, меня часто будут оставлять ей и её подруге Альбине на воспитание.
Лучшая подруга Марины, Альбина, была очень неординарной особой, я бы даже сказал – странной. Являясь счастливой обладательницей самой древней профессии, она кричала об этом всему миру, ни капельки не стесняясь, даже наоборот – она этим безумно гордилась. Что может быть лучше, чем заниматься любимым делом и за это получать очень хорошие деньги – так она это объясняла каждому встречному. Все вокруг знали, что Альбина – проститутка. Любой диалог заканчивался тем, что она посвящала первого встречного в тайны своей профессии. – Да уж, жарко у вас здесь. Хорошо, что у меня на работе есть кондиционер. – Простите, а кем вы работаете? – Проститутка я, – гордо заявляла Альбина. – Боже, какая ужасная у вас работа, – говорила она каким-то работягам. – Это же так тяжело – заниматься нелюбимым делом. – Хорошо, что у меня работа, которую я безумно люблю. – Повезло вам, а кем вы работаете? – интересовались они. – Проститутка я. Людям было крайне неловко слушать эти ответы.
Каждый раз она посвящала меня в детали прошедшей смены. Делала она это всегда очень громко и во всеуслышание: – Представляешь, приезжаю к клиенту, а он мне нож под горло и требует показать ему член! Я еле вырвалась, а он продолжал за мной бегать и кричать: «Ты мужик! Ты мужик!» На столе лежал пистолет и гора кокаина, представь, как я испугалась! Пришлось быстро снимать трусы и показывать, что у меня там ничего не висит. У Альбины был действительно грубый голос. Слушавший эту историю бармен из-за стойки, за которой мы сидели, не сдержал любопытства и поинтересовался: – Девушка, а где вы работаете? Прости, что не выдержал и спрашиваю, вы так интересно рассказываете. – Ничего страшного, – любезно ответила Альбина. – Проститутка я. В присутствии Альбины испанский стыд всегда составлял нам компанию, не оставляя ни на секунду.
Можно было бы всё это списать на умственную отсталость, но Альбина свободно говорила на английском и французском языках, с золотой медалью закончила школу, институт – с красным дипломом.
Альбина была очень красивая девочка. Единственный недостаток – это был грубый голос, его часто путали с мужским. Она была всегда красиво одета. Всегда вкусно пахла. Она с лёгкостью смогла бы найти хорошего мальчика и благополучно устроить свою личную жизнь. Но ей это было неинтересно.
Больше всего, что поражает в этой истории – Альбина была с очень богатой семьи: машины, дома, золото, бриллианты – всё это было в излишке. Но шатание по притонам и уличную жизнь она предпочитала больше. Объясняла она это тем, что мама в молодости подгуляла с каким-то гангстером, и теперь в ней течёт кровь этого замечательного человека, вызывая непреодолимую тягу к такому образу жизни, а её теперешний отец, якобы, не настоящий. Одним словом, это была какая-то странная болезнь, очень сильно обострившаяся после того, как ей на какой-то дискотеке дали попробовать наркотики.
Как-то ехал я утром в трамвае с мамой по каким-то делам. Мамуля сидела и задумчиво смотрело в окно, а я стоял рядом. Вдруг, на мою беду, на одной из остановок зашла Альбина. Увидав меня, она без раздумий подбежала и начала делиться впечатлениями за прошедшую ночь. Как я ни пытался донести ей глазами, что рядом сидит мама, у меня ничего не получалось. – Малый, привет, – на весь трамвай начала вещать Альбина, – у меня так болит писька, целую ночь меня мучал какой-то больной, а под утро ещё и потребовал анал, до сих пор в туалет по-большому не могу сходить. Мама в какой-то момент не выдержала, повернулась к ней и с возмущённым видом к неё поинтересовалась: – Девушка, а вы, собственно, кто и почему вы это всё рассказываете моему малолетнему ребёнку? Слава богам, Альбина пришла в себя и, извинившись, сказала, что перепутала меня с другим . Я откровенно никогда не понимал, зачем мне вся эта информация, что она хочет услышать – совет, какая мазь может помочь, или я должен был её пожалеть?
Я любил, когда меня оставляли на их воспитание. Красивые, вкусно пахнущие малышки были гораздо приятнее отбитых отморозков, в присутствии которых я постоянно чувствовал опасность. В опиумном облаке мои воспитательницы становились добрые и нежные. Тиская меня, они зажимали мою голову между своих грудей. Одно единственное – я ловко уворачивался от поцелуев Альбины, чем её сильно обижал. – Вообще-то я это всё делаю в презервативе, – расстроенно говорила она. Меня эта информация особо не успокаивала. Наслушавшись этих историй, меня, мягко сказать, воротило от прикосновения её губ.
Меня постоянно кормили конфетами и разными вкусняшками. С открытым ртом я слушал рассказы Альбины про её ночные приключения, которые периодически останавливала Марина словами: – Альбина, ничего, что с нами ребёнок? Зайка, закрой ушки, взрослые девочки разговаривают, – поворачиваясь ко мне, говорила она. Через минуту из её рта начинало нестись всё то же самое. Именно проститутка Альбина и Марина растормошили меня и внесли неоспоримый вклад в комфортную интеграцию в низшее общество.
Комфортная интеграция в низшее общество и провальный день рождения
Интеграция в это общество происходила у меня постепенно, но достаточно быстро. Вначале Джон брал меня с собой на несколько часов. Я сидел на отдельной скамейке и, как всегда, грустил по маме. Вся тусовка шла у меня фоном и шумела где-то в стороне. Джон периодически подходил ко мне, чтобы поинтересоваться, как у меня дела. В какой-то момент меня заметили девочки, гулявшие в этой компании. – Что это за мальчик? – поинтересовались они. – Соседка оставляет его Вере на неделю, чтобы она за ним присматривала, а Вера скидывает его на меня. Её же вечно нет дома, – объяснил Джон. – Так этот мальчик с тобой?! – запищали малышки и в тот же миг облепили меня со всех сторон. – А где твоя мама? Как тебя зовут? В какую школу ты ходишь? С неподдельным интересом засыпали они меня вопросами. Я был смышлёным ребёнком – на один их вопрос у меня было три моих. Это очень забавляло местных девуль. Очень быстро я превратился в их самую любимую игрушку. Когда Джон приходил без меня, они первым делом спрашивали: – Где малый? Куда ты его дел? – Мама приехала, он неделю будет с ней, – отвечал он. А когда мама уезжала и я снова приходил в парк, крошки с визгами бежали ко мне. Мне это тоже очень нравилось, и гулять с Джоном было уже не так грустно.
Я очень быстро выучил язык, на котором они разговаривали, и весь сленг, чем приводил всех остальных в восторг. Мне очень нравилась обратная реакция, и вскоре я довёл свой речитатив до совершенства. Часами задалбывал Джона, расспрашивая о значении того или иного слова, которое выучил на очередной прогулке, и всячески старался вставлять их по смыслу.
Джон быстро привязался ко мне, и я уже не напрягал его, а наоборот – ему тоже было весело со мной. Остальные пока что ещё шипели на меня: – Снова Джон с прицепом. – Никуда не пойти, ничего не сделать. – Марина будет только через час— злились они
В таком ритме проходил месяц за месяцем. С каждым днём я интегрировался всё больше и больше. Днём ходил в школу, быстро делал уроки и бежал к Джону.
– Я смотрю, ты весело проводишь время с малышками, – спросил меня как-то Костыль. До этого момента он, кроме недовольного вида, никак не реагировал на меня. За всё время, что я гулял с Джоном, это был его первый вопрос. – Да, прикольные чики, – или что-то в этом духе ответил я ему. Они начали смеяться. – Интересный малый, – добавил Корыто. – Малый может… – с улыбкой подтвердил Джон. День за днём они стали теплее ко мне относиться, а со временем и вовсе начали забирать меня у малышек, так как я нормально «весил программу». – Малый, как дела в школе? – начинали они тянуть с меня прикол. – Да галимый порожняк, одни бакланы вокруг. Нема даже с кем чефир заварить, училка напостой фуфло какое-то тулит. Я про себя думаю, шо ты мне зря баки формазонишь своей математикой. Быстрее бы лантухи подмотать и сняться с этого КПЗ к своим крошкам. У них начиналась дикая истерика от наших диалогов. Я особо не стремился попасть в их компанию. Мне больше нравилось тереться об сочные груди моих красоток и утопать в ароматах их духов. Там я мог расслабиться, а здесь меня сковывало напряжение и постоянная тревога. – Ну всё, я пошёл, – говорил я им, когда меня звали мои новые подружки. – Да не гони, зачем тебе эти козы? Потусуйся с нами, нормальными пацанами, – обкурившись травы, говорили они мне. – Отдайте нам нашего пупсика! – орали подруги. – Кто сказал, что он ваш? Малый с нами! – отвечали они. – Прикинь, если его накурить, что он будет исполнять! – смеясь, говорил Сухой. – Да не гоните, пацаны, какие накурить! – возражал Джон. – Он ещё маленький. – С козами зажигает, как взрослый, – продолжал прикалываться Костыль. В скором времени они всё-таки научат меня курить сигареты, траву, пить пиво и многое другое.
На тот момент я ещё не знал, что они колются. Для меня было сильнейшим ударом впервые застать Джона спящим со шприцом в вене и лужей крови под ним. Я начал орать и плакать, бежать, звать на помощь. От моих криков он пришёл в себя, догнал меня и долго успокаивал. Так я узнал, что Джон употребляет наркотики внутривенно. И на самом деле ему было не плохо, а очень даже хорошо. После того как их сокровенная тайна открылась для меня, я стал ещё ближе к ним. И меня уже начали иногда брать на кое-какие мероприятия, не стесняясь употреблять при мне всё, что употребляется. Так я попал на этот злополучный день рождения Вики.
Забирая меня после школы в приподнятом настроении, Джон сообщил мне радостную новость: – Мы идём сегодня на день рождения к Вике. И берём тебя с собой. Сейчас встретимся с пацанами и поедем на Привоз покупать ей подарок. – Круто! – обрадовался я, не подозревая, чем это всё закончится.
Джон встречался с Викой уже полгода. Попав под влияние его харизмы и внешности, она безумно в него влюбилась. Их несовместимость была очевидна: уличный беспризорник и домашний цветочек явно не были созданы друг для друга. Весёлая, нежная, красивая и умная, она бы вмиг завяла в условиях, в которых Джон чувствовал себя превосходно. И наоборот – он не был создан для дома, его уличная суть и наркотики вечно тянули его в какие-то авантюры и приключения.
Вика росла в благополучной семье: папа был капитаном, мама – директором школы. Зная не понаслышке, а конкретно от неё о новом и весьма серьёзном увлечении молодым «принцем», вся семья с нетерпением ждала знакомства с избранником. День рождения был для этого идеальным поводом. Рассказы Вики о Джоне интриговали всех родственников – и со стороны отца, и со стороны матери. Поэтому на этот раз они отложили все свои дела и отправились поздравить свою любимую родственницу.
Не знаю, кто надоумил Вику пригласить всех остальных опекунов и почему Джон в итоге не переиграл это всё – история об этом умалчивает. На коллективном собрании было принято решение, что для девочки сумка – самый подходящий подарок. Приехав на Привоз, мы отыскали нужный контейнер и в тот же миг учинили в нём балаган: каждый хватал первую попавшуюся ему сумку и пытался выяснить у продавца все её характеристики. Делали они это одновременно и со всех сторон. Бедная продавщица в какой-то момент потеряла связь с реальностью: непрерывно отвечая каждому по кругу на десятки вопросов, она начала не понимать, где она, что от неё хотят и как её зовут. В какой-то момент балаган так же быстро затих, как и начался, и, со словами: «Когда обновление коллекции?», мы покинули это место, так и не дождавшись ответа. – Всё, подарок мы уже купили, – доложил Джон всем остальным. Я, в полном недоумении, сразу начал отматывать в памяти все события последних десяти минут, так и не смог остановиться на моменте, когда произошла сама покупка. Ко всему этому, руки всех опекунов были пустые. Подарок появился из-за пояса Джона спустя десять минут после того, как мы отошли от места продажи сумок. – Остались цветы и таблетки, и можно отправляться на праздник. После слова «таблетки» мой детский мозг насторожился, и в душе появилось дурное предчувствие. – Колоться не будем, – ответственно заявил Джон. – После трёхдневного пребывания в метамфетаминовом парке аттракционов это может усугубить ситуацию, а вот немного таблеток стабилизируют тело и слегка замедлят его до естественного состояния. – Вика говорила, что будет много гостей и родственников – нужно произвести хорошее впечатление. – Согласен с тобой полностью, – очень серьёзным голосом поддержал его Костыль. – Сегодня нельзя упасть лицом в грязь. – А вот немного успокоиться нужно обязательно. Ответственный подход опекунов немного меня успокоил.
Цветы мы купили точно по такой же схеме. Дождавшись Сухого с полным пакетом белых пилюль двух размеров, все загрузили в свои желудки по огромной жмене чудесных лекарств и, в прекрасном настроении, при полном параде, с цветами и подарком отправились на день рождения к Вике. Приготовив поздравительную речь, мы позвонили в звонок и застыли в ожидании именинницы. Но дверь открыла мама. Джон не растерялся и сразу представился: – Здравствуйте, я парень Вики, а это мои друзья. Нас сегодня пригласили на этот праздник. А где, собственно, именинница? Мама, увидев «опекунов», стоявших за спиной Джона, потеряла дар речи. До конца этого фееричного дня она уйдёт в себя и не проронит больше ни единого слова. Услышу, как звучит её голос, я только в конце. Глядя на меня испуганными глазами, она спросит: – Дитё, что ты здесь делаешь? Ситуацию спасла Викуля. Подбежав к двери следом за мамой, она радостно поприветствовала нас и вежливо пригласила за стол к остальным гостям. Джон выпалил сногсшибательное поздравление, вручил подарок и цветы, и мы направились в зал, где за торжественным столом нас уже ждали заранее подготовленные места. Сразу после того как мы поприветствовали всех присутствующих гостей, в комнате повисла гробовая тишина, родственники начали переглядываться между собой, корча возмутительные гримасы, вокруг гостей, как пчёлка, кружилась Викуля, тем самым разряжая обстановку, и атмосфера потихоньку начала нормализоваться. Возобновились диалоги между гостями, хоть и складывалось впечатление, что обсуждают они именно нас. Викин папа ходил с неистово злым лицом. Мы, в свою очередь, сидели на отведённом нам месте праздничного стола и обсуждали обстановку, царившую вокруг, пока шли последние приготовления.
В какой-то момент я заметил, что мои опекуны начали жевать слова, а моргания стали более продолжительными – с каждым разом им требовалось всё больше усилий, чтобы открыть глаза. Во рту появилась сильная сухость, а язык начал прилипать к нёбу. Наконец, стол был полностью накрыт, и все заняли свои места. Первым поздравлять виновницу торжества взялся глава семейства – её отец. Закончив свою красочную речь с наилучшими пожеланиями, все принялись чокаться рюмками и бокалами. Опекуны, собрав все силы в кулак, также поддержали речь отца ударами стаканов. Выпив содержимое, все принялись закусывать это дело всевозможными закусками, но застольная суета продлилась недолго. В какой-то момент все замолкли и устремили взгляды в нашу сторону. В кромешной тишине, сосредоточив всё внимание на моих дружочках, те, в свою очередь, все как один сидели с закрытыми глазами и не подавали никаких признаков присутствия в этом мире. Пауза продлилась достаточно долго, гости долгое время не могли понять, что происходит. Возможно, набожные ребята решили помолиться перед началом трапезы, и нужно поддержать тишиной это общение с Богом. Понимал, что происходит за этим столом, только я. К этому времени мне уже приходилось наблюдать сеансы погружения в потусторонний мир опекунов. Когда общение с Богом затянулось неприлично долго, первой отреагировала мама. Вопросительными жестами она начала показывать Вике, что, собственно, здесь происходит. Та, в свою очередь, робко позвала Джона, но опекуны никак не реагировали – они слишком были увлечены своими прогулками в прострациях небытия. Почтение на лицах присутствующих сменилось возмущением, и тут я встретил взгляд отца. В ту же секунду он посеял ужас в моих детских мозгах. Было видно, как уровень злости в его глазах достиг всех допустимых значений, и с секунды на секунду он взорвётся. – Пошли вон отсюда! – что есть силы заорал глава семейства. В какой-то момент, поняв, что происходит, его психика вспыхнула, как зажжённая спичка. – Я вас сейчас здесь всех поубиваю! Опекуны не спеша вернулись в реальность, до конца не понимая, что здесь происходит. Отец Вики, в свою очередь, продолжал покрывать их последними словами, какие только существуют в этом мире. Каждый раз, упоминая мужские гениталии, он посылал на них, ложил их на них, словесно вставлял их в них. Зная реакцию опекунов на мужские половые органы, я сразу начал молиться. – Дядя, ты чего здесь разорался? – возмущённо спросил Джус разъярённого от злости отца. – Следи за своей метлой, или я тебе сейчас её вырву! Речь Джуса повергла в шок присутствующих и заставила вступить в разговор дядю Вики – не маленького фермера, с пелёнок перекидавшего тонны навоза, что сделало его тело крепким, как камень. Джон сидел с кислым лицом и что-то шипел себе под нос. Всё, что я смог разобрать, – это два слова: – Ребята, успокойтесь… Всё остальное он говорил себе прямо в желудок. Глаза ему было сложно держать открытыми, и поэтому он щурился, будто ему прямо в лицо светили прожектором. Я от этой картины побледнел, у меня отняло дар речи. Дядя успел сказать только два слова: – Сосунки вы… И Костыль сокрушительным ударом в лицо уложил его спать. В этот же миг, словно пантера, Джус выпрыгивает из-за стола и впивается отцу прямо в горло. Завязывается жуткая бойня, день рождения превращается в реслинг. Вика со слезами на глазах пытается привести в чувства Джона и умоляет его остановить эту мясорубку, но у неё ничего не получается. Он продолжает шипеть под нос, но уже более понятную фразу: – Зайка, сейчас всё закончится… Ребята, не бейте папу… Глаза ему всё-таки так и не удаётся открыть полностью. Видимо, на это повлияла дополнительная горсть таблеток, которые он съел со словами: – Волнительный день у меня сегодня, нужно набраться смелости и быть в форме. Скажу я вам, форма у него была великолепная – как раз подходящая для знакомства с родителями и всеми родственниками.
В какой-то момент он встал и начал бегать по квартире. На этот раз ему удалось открыть один глаз, но лицо оставалось без изменений. Слова жены дяди «Я сейчас вызову милицию!» помогли закончить всё это безумие и вырвать папу из рук нашего пит Буля. Лицо папы покрылось гулями, а все особи женского пола пищали, как маленькие поросята. Волшебная фраза «Я вызову сейчас милицию» сработала, как всегда, на все сто, и мы поспешили удалиться с этого праздника. На выходе меня поймала мама, задав прощальный вопрос, на который у меня не было ответа.
Выйдя на улицу, возбуждение быстро прошло, и опекуны снова погрузились в прострацию небытия. За всей этой картиной наблюдали гости. Оборачиваясь на окно с десятками злых лиц, я с ужасом бегал за каждым и подбадривал их словом «милиция» – это хоть как-то заставляло их передвигаться.
Наутро, придя в себя, они начали между собой ругаться и искать виноватого. Дело в том, что до этого прекрасного знакомства с родственниками опекуны провели три дня в метамфетаминовом парке развлечений. Не спав ни секунды, они наелись кодеина с глютамином, что, собственно, и дало такой эффект. Вику после этого случая никто никогда не видел, она испарилась вместе со своей семьёй. Продав всё движимое и недвижимое имущество, они уехали в неизвестном направлении. Викуля, если вдруг ты когда-нибудь прочитаешь эту книгу, напиши мне в Инстаграм – ты сможешь меня там найти по моему псевдониму. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я тот маленький ребёнок на твоём дне рождения. Вспомним этот день ещё раз.
Первое же мероприятие, на которое меня взял Джон, превратилось в жёсткий театр абсурда. В дальнейшем любое событие, в котором будут участвовать мои опекуны, будет похоже на театральную постановку, где главным зрителем будет сатана. Наркотики плотно и навсегда войдут в их жизнь, и без них они не смогут прожить и дня. Каждое утро будет начинаться с диких ломок и утреннего собрания, где выстраивалась стратегия добычи средств. С детства их не научили зарабатывать, и все схемы были незаконными. Они давно перестали стесняться колоться прямо при мне. Со временем я начал воспринимать это как обычную, ничем не примечательную процедуру.
Вены, не выдержав систематических инъекций, исчезли с их тел, и колоться они начнут прямо в пах. Становясь в круг, они вонзали себе в паховые вены огромные иглы. Если наркотик оказывался сильнее предыдущего, опекуны могли стоять часами с закрытыми глазами и со спущенными штанами, раз за разом то вставая, то приседая, словно участники детского конкурса. Торчащие из них шприцы с кровью создавали дополнительный антураж этой картине.
Я ненавидел эти неожиданные соревнования по приседаниям, так как зачастую они проходили в довольно жутких местах, усеянных открытыми шприцами с кровью. Являясь единственным зрителем и судьёй в этой олимпиаде, я мог прождать их часами. Победителем был тот, кто быстрее приходил в себя.
Почти всё время мы пропадали у Костыля. Мне даже выделили там отдельную кровать. Джон рассказывал тёте Вере, что в это время он с Викой, которая давно исчезла и вообще не выходила на связь. За год общения с моими опекунами я стал неотъемлемой частью их компании. Они таскали меня за собой по всем злачным местам. Я знал все притоны Молдаванки. Костыль научил меня курить сигареты. Вечерами они обкуривались марихуаной и пускали паровоз мне. От травы я начинал нести какую-то чепуху, что несказанно веселило моих дружочков, выставляли меня на показ, словно в цирке уродов. – Боже, такой маленький, а уже курит траву, сигареты, запивает это всё пивом и разговаривает на жаргоне улицы! – Да, это наш малый! – восторгались опекуны. – Я сделаю из тебя человека, – повторял раз за разом Костыль. Даже отбитых уголовников такой ребёнок приводил в замешательство.
Комментарии окружающих по поводу моего поведения придавали мне мнимую важность. Под влиянием улицы и псевдоучений моих опекунов об этой ужасной жизни я жаждал всё новых и новых достижений в надежде искупаться в очередных овациях уличных беспризорников всех мастей.
Габариты имеют значение и самое жуткое место на земле
Неудачный день заставил собрать всех участников наркоманского комитета на кухне. Велись дебаты полным ходом. Все, потные от недомогания, вызванного отсутствием живительного эликсира, они выдвигали одну версию за другой. С самого утра все попытки раздобыть средства, чтобы улучшить своё здоровье, проваливались одна за другой. Намерения в срочном порядке изменить своё физическое состояние были очень серьёзными. Моим опекунам давно не давали покоя мои миниатюрные габариты, но Джон всячески противился активно их применять в злых умыслах. Однако в данной ситуации уже и он начал посматривать на меня явно с корыстным интересом. Переглянувшись между собой, они начали свои грязные манипуляции.
– Ты готов к новым вызовам? Покажешь, на что способен? Докажешь верность нашему братству?
Целыми днями я только этого и ждал. Опекуны настолько сильно промыли мне мозги всей этой идеологией, что я был готов сутками доказывать верность и преодолевать вызовы.
– Конечно, готов! – радостно воскликнул я. – А что, собственно, нужно делать?
– Ничего сложного, – продолжил Костыль. – Мы покажем тебе место, куда нужно пробраться, и кое-что сделать.