По обе стороны спектра

Митсуне

По обе стороны спектра

Аутизм, или расстройство аутистического спектра (РАС), – это не заболевание, как ошибочно принято считать, а комплекс неврологических нарушений развития, которые влияют на социализацию, общение и поведение человека.

«Аутизм», ВОЗ. 2022

– Подписывайте, мисс Стеферсон, у меня не так много времени.

Мужчина сидящий напротив вызывал недоумение, и какое-то внутреннее опасение.

Это как, когда перед тобой нелепое ушастое недоразумение, где от собаки одно название, но ты нутром чувствуешь, что один неверный шаг и данное существо повиснет, впившись зубами в твое горло. Вот и сейчас, ЭТОТ мужчина, глотку не перегрызет, но лишь движение его брови и набежит послушная стая.

Высокий, под сорок, аристократ до мозга костей, темный костюм в светлом полоску, в руках зонт-костыль, голова с залысинами, брыли, покинувшие свое законное место и предполагающие его сходство с питбулем, волосы темно-каштановые, глаза светлые, а ушам присуща некоторая лопоухость.

И находимся мы в таком респектабельном месте, что всей моей месячной зарплаты вряд ли хватило бы, чтобы оплатить разовый прием пищи здесь.

– Вы меня порядком утомили, мисс. Ваше упрямство уже даже не удивляет.

Упрямство?

Меня подхватили в прямом смысле под ручки посреди улицы, в настойчивом порядке притащили сюда и суют под нос документы, которые, прекрасно помню. Дома они были помещены в дальний ящик, после смеха в принципе, по поводу их существования.

Тяжело вздохнув, села удобнее и немного нервно запустила пятерню в волнистые волосы, убирая их от лица. Как назло, концы спутались и вместо изящного движения, получилось практически снятие скальпа.

Закинув ногу на ногу, подтащила к себе тонкую стопку бумаги, вчитываясь в написанное.

Ну точно, те самые, из моей комнаты. Вот с краю залом, а вот красный росчерк, оставленный ногтем со свежим маникюром.

– Назовите мне хотя бы одну причину, почему я должна это сделать? И в какой мере в этом замешаны вы, кто бы вы ни были?

Мужчина сместился в кресле, склоняясь вперед и перенося вес тела на свой зонтик с загнутой, отделанной деревом ручкой. Похоже на бамбук, но глазури слишком много, словно покрыт карамелью.

– Причина в вашей сестре и ее милом племяннике. Вы же хотите, чтобы с ними все было в порядке?

Сердце лишь на миг пропустило удар, но с прежним равнодушием вернулось к ритму. Я посмотрела прямо в глаза того, кто без сомнения мог легко осуществить свои угрозы и мысленно представила, как выбиваю этот проклятый зонт ногой, а потом втыкаю его острый наконечник, прямо в глаз грязному снобу и манипулятору.

– Не стоит, мы же цивилизованные люди. К тому же, вряд ли получится задуманное. При малейшем акте агрессии с вашей стороны, мои люди сделают все, чтобы двигаться вы больше не смогли в принципе.

Я подобрала со стола ручку и поставила две подписи, отделающие жизнь от смерти моих близких. Брачный договор и свидетельство о заключении брака.

Как только чернила оставили на бумагах свой след, их сию же секунды извлекла из моих рук, непонятно откуда появившаяся девушка, чтобы передать незнакомцу.

– Вот и прекрасно, добро пожаловать в семью, хоть и ненадолго. И нет необходимости так злиться, мой брат всегда получает игрушки, которые хочет. И не вам переписывать эти правила.

На злость нужны были силы, нужны душевные перепетии и подъемы, но тщательно разлитые по емкостям, они остались неподвижными. В моей работе нет места эмоциям, они могут в мгновение сломать то, что возводится годами кропотливого труда. А это куда важнее, чем мимолетная вспышка злости на человека, который является, как оказалось, братом, моего, теперь уже, мужа.

Кажется, стоило согласиться на занятия с ним с самого начала, и не доводить дело до подобных сомнительных развлечений.

Я поднялась, глядя на искренне довольного делом рук своих, человека, и присмотрелась внимательнее. Наверное, слабая улыбка, была воспринята невольной угрозой, но я безбоязненно пошарила в кармане и протянула деверю визитку.

– Мне прекрасно известно, кто вы, Клэр Стеферсон. И что я по вашему должен с этим делать? – брезгливо сдвинул он по папке невзрачный прямоугольник.

– Начать с самого начала, как и ваш брат. Если что, вы знаете, где меня найти. Бэйкер-стрит 221Б.

***

– О, мисс Стеферсон, я даже и не знаю, что вам сказать.

– Клэр, просто Клэр, миссис Хадсон, – отозвалась я, делая над собой усилие, чтобы скинуть с плеча сумку, которая, кажется, вросла в кость, оттягивая ее ниже.

– Клэр, милая, мне так неловко, и в то же время, я безумно рада, что эту комнату наконец снимут. Но я обязана предупредить, это все же подвал. Сырость отпугивает постояльцев. Я жила в такой с первым мужем, все стены были в черной плесени. Вспомнить жутко. Тут ее нет, но ассоциации…

Довольно бойкая старушка, хотя назвать ее таковой язык не повернется. Красивая женщина была в молодости, да и сейчас не растеряла некоего шарма, внутреннего стержня и непоколебимой веры в лучшее. Да, и не так проста она. Недвижимость в центре Лондона, дорогое удовольствие, даже с учетом богатой родни или наследства. Одни коммунальные услуги чего стоят, сплошное разорение. Нужен нескончаемый денежный поток, чтобы оплачивать сие достижение.

Ее мне посоветовал начальник, сказал у миссис Хадсон пустует три арендных комнаты, но сдает она, почему-то, только одну.

Не мне лезть в чужие тайны, может у нее там у прошлых жильцов случилась бытовая ссора, и они поубивали друг друга. Это, разумеется, в глазах обывателей, куда хуже, чем предполагаемая плесень. За меня замолвили словечко, и вот я здесь, стою вся мокрая от пота и усталости. Перелет был длинным и утомительным, хотелось просто лечь и не вставать минимум пару дней, чтобы сон смыл остатки усталости.

Связка ключей в тонких руках звенела и дребезжала, я смотрела на них как на завороженная и по, правде говоря, процентов семьдесят информации пропускала мимо себя.

– Не волнуйтесь, я несколько лет жила в Южной Корее, уж что делать с избыточной влажностью, знаю. Этим меня не напугать.

– О, это же замечательно. Делай с комнатой что хочешь, кроме разрушения стен, – она была так энергична, что вызывала невольные ассоциации с заводным плюшевым зайчиком старого образца, который помимо движения вперед весь подрагивал, подпрыгивал и ежесекундно встряхивался. – Ванная и кухня на первом этаже, на второй нет необходимости идти. Вот тут поднимаешься и все. Ключи бери, дубликат, уж пожалуйста, будь добра, сделать сама.

Я кивнула, а потом подтвердила слова вслух и сквозь сильно скрипнувшую дверь вошла в помещение. Воздух был влажным, словно весной в Пусане. Прохладное облако мелкой взвеси, облизало открытые участки кожи и осело неприятным холодком, от которого хотелось тут же избавиться.

Лева стена полностью обшита гипсокартоном, не оштукатуренная, не окрашенная, не обклеенная. Практически прямо от входа камин в стене, закопченный, окно широкие и грязное почти под потолком.

Что ж…зато места больше, чем в Корее.

– Спасибо, я передохну и возьмусь за приведение всего в порядок.

Домоправительница всплеснула руками, вызвав слабый отблеск улыбки на моем лице.

Трясогузка. Птичка такая, вот на кого она похожа.

– Конечно, милая, кладовая на спуске, ты видела, бери какие нужно средства, там же пылесос и метла с совком. Все что нужно, а я пойду, мое шоу начинается, осваивайся.

И упорхнула.

Правильное слово, и очень про нее. Я бросила сумку посередине и посмотрела на пережитые пальцы, передавленные острым ремнем, в красных отметинах и полосках. Сама же опустилась на грязный, пыльный пол, использую багаж и как подушку и как спинку кресла.

Устала.

Ужасно устала.

Начинать новую жизнь каждый раз так сложно и энергозатратно. А еще безумно одиноко. Но я справлюсь.

***

Воспоминания полнее всего приходят во снах, позволяя переживать себя снова и снова, сглаживая острые углы и придавая значимости очевидному.

Девочка Клэр Стеферсон, родилась в семье преподавателей в Нью-Йорке всего на два года младше своей сестры Рейчел. Мы жили небогато, но очень дружно, не зная проблем безотцовщины, нелюбимости, буллинга или чего-то подобного. Папа, глава кафедры политологии, в местном колледже, равно любил всех своих троих принцесс. Мама не разделяла нас с сестрой и с самого детства каждая из нас знала, что она важна, что заслуживает хорошего обращения и уважения.

Мы учились, мама работала преподавателем химии в том же заведении, что и отец, и все было у нас прекрасно, пока не грохнуло слово – переходный возраст. Сильнее всего он жахнул по Рейчел и, откатившись, оставил ее с вернувшимися на место мозгами, но третьим месяцем беременности.

Никто не ругался. Ей было девятнадцать, она заканчивала старшую школу и готовилась к поступлению, даже несмотря на свои загулы и байкерские посиделки. Я только перешла из средней школы в старшую и не могла винить сестру в ее выборе, просто жили мы замечательно, но слишком правильно. И, если это осознанный родительский выбор, то нам нужно было вывалиться за рамки, чтобы осознать, что внутри них лучше.

Я отделалась легким испугом, татушкой на непреличном месте, парой лишних проколов и сожженными волосами во время экспериментов по их покраске в различные радужные оттенки.

Так вот, о сестре. О предполагаемом папаше она молчала, как партизан на допросе, лишь выложила на стол стопку банкнот, выданную ей на аборт и впервые за долгое время разрыдалась.

Ситуация нас сплотила вновь, вытреся лишнюю дурь из разума дочерей рода Стеферсон, но беременность сама по себе не рассосется. Наклевывалась и еще одна проблема, у Рейчел был отрицательный резус фактор. И при всей удаче мира, вряд ли ей бы попался такой же партнер, а это значит, однозначный резус конфликт в перспективе. Да и девушки с отрицательным могли родить, даже при нашем нынешним уровнем медицины, только дважды, и аборт безжалостным организмом все равно засчитывался за первую.

Рей всегда это знала, и не собиралась разбрасываться дармовыми яйцеклетками, разбазаривая свое здоровье. Поэтому, при входе всегда был ящик с хорошими презервативами. Нас не ограничивали, и тем страннее был сам факт того, что залет случился.

Семейный совет во главе с самой будущей мамочкой, постановил – рожать.

Задание было выполнено в срок, но принес еще больше сложностей.

На последних месяцах Рей поступила в колледж, пусть и не туда, куда сперва хотела, но мы все по очереди должны были помогать с малышом на первых парах, и она взяла академический на год.

Беременность проходила тяжело, были и отеки и госпитализации, но в нужный момент родился мой племянник – милый и ясноглазый Майкл Джей Стеферсон.

Малыша любили все. Мы были одной семьей, одной командой, а в три гола в жизнь младшего Стеферсона пришло новое испытание. Будто кто-то сверху был сильно недоволен нашим маленьким счастьем, и поставил задачу себе его разрушить любыми средствами.

Майклу поставили аутизм.

Это было безумно тяжело, деньги улетали как в трубу. Рей училась и работала, родители брали двойные смены, дополнительные часы, я же училась и взяла на себя племянника.

Ребенок аутист – это ментально ужасно тяжело, да и физически. Это невозможность договориться, это элементы саморазрушения, припадки ярости, закольцованный действия. Я тонула в литературе на эту тему, мы пахали все и только так смогли выжить.

Эти яркие события не могли не нанести отпечаток на мою личность. После стольких лет возле нашего солнышка, я поступила на педагогический, совмещала с заочным психфаком и поставила себе задачу стать тем, кто будет помогать таким как Джей.

Я – нейропсихолог, дефектолог, с несколькими степенями, научными работами и постоянным совершенствованием в этой среде.

И это однозначно помогло вывести Майкла в лучшее из стабильных состояний. Ему уже пятнадцать, и он высокоактивный аутист. Красавец, хорошо учится в обычной школе, работает моделью, настолько он хорош, и занимается спортом. Очень любит животных и мечтает стать ветеринаром.

Сестра в приступах слабости плакала у меня в руках и клялась, что я лучший человек в мире, и только благодаря мне ее малыш такой.

Не спорю.

Но годы с ним меня выпили.

Я вложила всю себя в племянника и замкнулась.

Я не привязываюсь к вещам, потому что Майкл, в попытках добиться своего, уничтожал все, что могло ему показаться для меня ценным.

Я не привязываюсь к людям, кроме своей семьи, потому что их пугает подобная наследственность в нашем роду.

Я не испытываю лишних чувств и эмоций, потому что бережно собираю их и дарю своим пациентам, ведь им нужнее.

Когда мне исполнилось двадцать восемь, Рэй вышла замуж за прекрасного врача, который ничего не испугался, который любит Майкла и наших постравших родителей.

А я же с кровью вырвала себя из родового гнезда, и начала строить свою жизнь.

Два года в Израиле, год в Германии, год в Южной Корее, и вот я здесь по приглашению крупного центра помощи детям с расстройством аутистического спектра.

Менялись страны, жилье, окружающие меня люди, не меняется только цель – сделать все для тех, кому кроме меня никто не поможет.

Я открыла глаза, позорно заснув прямо на полу, и потерла глаза. Комната лучше не стала, но я справлюсь.

А сейчас…

– Клэр! Я такое сегодня делал, мой конь повредил ногу и мы лечили… – счастливое лицо Майкла с экрана и улыбки близких на заднем плане, это именно то, что нужно. Ведь только они – моя мотивация.

– Ты такой молодец!

***

До выхода на работу была еще неделя, и я потратила ее на то, чтобы привести свое жилище в порядок.

Все поверхности обработала средством от влаги и плесени, покрасила стены и даже потолок водостойкой краской для внешних работ, отмыла и очистила окно, проверила проводку. Нашла, кстати говоря, под досками пола течь с трех разных местах и вынесла мозг местным службам управления и контроля, отчего мне в рекордные два дня заменили все трубы, лишь бы я отвалила.

Миссис Хадсон была счастлива, что никак не сказалось на размерах арендной платы, но мне жалко не было. Она приносила мне чай, разрешала эксплуатировать свою кухню и ванну, но почему-то рьяно отказывалась, если я предлагала использовать все это на втором этаже, чтобы не стеснять ее.

Мои слова вытащили из нее какой-то надлом, и я поспешила сместить фокус внимания.

К концу недели, когда выветрились посторонние запахи, остатки лишней влаги выжег разведенный камин, а немногочисленная мебель заняла свои места, пришла посылка с вещами из Кореи. Так уж вышло, что минимум я таскала с собой, а основной багаж отправляла международной почтой.

Так комната стала жилой и очень милой, особенно, когда книги заняли огромный стеллаж на все стену у входа. На дверь я закрепила зеркало, шкаф приобрела обычный с ящиками с штангой, куда прекрасно все уместилось. Гостей я не ждала, поэтому место в углу заняла большая кровать, застеленная сшитым маминым покрывалом. Рисунки Марка на стенах, большая рамка над камином с нашей семейной фоткой и рабочий стол под окном. Единственное, что было очень дорогим здесь, это два кресла возле камина. Их я не смогла проигнорировать, найдя на одном из перекрестков жилого района. Даже несмотря на то, что пришлось их перебрать и перетянуть обивку с нуля, мало ли гнездо тараканов внутри.

Комнатой я была довольна, собой не так сильно, поэтому последний день был пущен на салон поиски спортзала. Больше всего в найденном радовал бассейн, который я тут же и опробовала. Стоя в раздевалке и собирая полотенцем текущие по мокрым волосам ручьи, неожиданно для себя подмигнула отражению. Карие глаза, острое скуластое лицо, волнистые каштановые волосы, худая фигура как заслуга генетики, спорта и питания, почти модельная. Мы с Рейчел такие, неудивительно, что Майкл настолько хорош. Мой маленький принц.

– Мы справимся, Клэр. Что может пойти не так?

***

Коллектив центра принял меня радушно, даже несмотря на некоторый акцент и встроенный снобизм британцев.

Но никакой снобизм не помешал им завалить меня работой. В центр привозили детей, много детей и не всегда местных.

Реабилитация, социализация, подтверждение диагнозов и лица.

Ненавистные родительские, среди которых было так мало любящих и понимающих. Чаще всего это были усталые матери и злые отцы, если они вообще были. И просьбы вылечить. Вылечить их кровиночку.

Неизлечимо.

Ты можешь вывести аутиста в высокофункцианальную стадию, если у него нет синдрома Крамера. Ты можешь подобрать методику внедрения в социум, создать им правила, найти способы разгрузки и успокоения. Может помочь медикаментозно, и водить к специалистам.

Но никогда не вылечишь.

Это убивало всех.

Кроме меня.

В один прекрасный день, я пришла к выводу, что появление множества таких детей, это почти новый виток эволюции. Природа умнее и принимает окружающую действительность куда быстрее нас.

Эмоции. Эмоции, которые заставляли сбиваться в стаи, чтобы выжить, больше не нужны. Одиночки с высоким уровнем интеллекта куда полезнее и эффективнее, а значит рудимент начал отсыхать.

Это печально. Общество не готово, потому что вместе мы стая, которая должна двигаться в одном направлении и жестко ломать тех, кто прокладывает курс.

Этого я не понимала, за это и ненавидела родителей. Зато самозабвенно обожала детей и отдавала им всю себя. Чтобы кто-то объяснил им, что они заслужили жизнь не меньше, чем импульсивный ребенок по соседству или чувствительная девочка из другого класса. Чтобы они видели что-то, кроме усталости взрослых в их окружении.

Но эта злость моя личная, потому что были и горящие семьи, которые в жерле своего очага отогревали малышей так сильно, как только могли.

Уже через пару месяцев я так привыкла, что искренне полюбила Лондон. Он был хмурым, чуть мрачным и тщательно хранил свои сокровища, прямо как и я.

Мы были похожи, и сердце начинало биться в унисон с ритмом жизни этого города.

На себя я также взяла заботу о комфорте миссис Хадсон, чего она никак не ожидала, но с радостью приняла.

Заботился ли о ней кто-то?

Я всю жизнь о ком-то заботилась, поэтому без этого чувствовала себя слишком некомфортно.

Мы лечили ее бедро, вместе проводили свободное время на кухне, я помогала с уборкой, ходила в магазины за продуктами и чаще всего готовила нам ужины, тихие, почти семейные, слушая трескотню милой и доброй птички.

Я так и звала ее про себя. Птичка.

И однажды, ее боли стало так много, что за бокалом крепкого бренди, она выплеснула ее наружу.

Ее мальчик, Шерлок Холмс, о котором довольно долго судачили здесь, умер. Он и его друг Джон Ватсон, заменили ей семью, и теперь эта семья растворилась в небытие, оставив лишь воспоминания.

Шерлок покончил жизнь самоубийством, Джону было тяжело, и он съехал отсюда, искренне не имея сил находиться там, где жил ОН.

Из ее путанных объяснений немного не поняла, друзьями были эти мужчины или любовниками. Да и не мое это дело. Важно лишь то, что лишившись этих двух, миссис Хадсон лишилась кусочка души, пустота от короткого тянула ее каждое мгновение.

Грустно, именно поэтому второй и третий этаж были под запретом, там все было так, как при Шерлоке.

Уложив спать всхлипывает во сне пожилую Марты, я убралась на кухне, поставила томиться в мультиварке на утро кашу и сложила остатки ужина в контейнере, нам с птичкой на обед, и отправилась к себе, проверив запертую входную дверь.

Уснуть не смогла сразу, поэтому открыла ноутбук и ввела в поисковике запрос.

Шерлок Холмс.

Информации было много. Я все просмотрела и прослушала, и как жемчуг среди навоза, наткнулась на блог Джона Ватсона с описанием похождений его и лучшего в мире детектива.

Из пучины интернета я выкарабкалась ближе к часу ночи, искренне жалея, что влезла. Увлекательное чтиво, процентов на семьдесят, скорее всего, выдумка, но какой качественный слог, какие истории. Завораживает.

Одно могу сказать точно, если хотя бы треть из описанного доктором правда, то Шерлок Холмс никакой не высокоактивный социопат, он высокофункциональный аутист. Моя специализация, только взрослый для терапии.

Высокий уровень интеллекта, феноменальная память, лишенный эмпатии и частично чувства юмора, непонимание косвенной речи.

Не удивительно, что он лишил себя жизни.

Недавнее исследования, мне прислал одногруппник из Айовы. Там говорилось, что дети с аутизмом и высоким ай-кью, очень часто имеют высокий процент мыслей о суициде. И что первое развивается в их головах, как защитный барьер от второго. Сомнительно пока что, но может здесь именно тут случай?

Захлопнув компьютер, зевая, отправилась спать.

***

Все эти мысли затерлись, поглощенные ритмом жизни, который я себе выстроила.

Но где-то недели через две, двигаясь на полусогнутых с пакетами из магазина, я поднималась по ступенькам и думала, осилю ли поставить покупки, чтобы достать ключи, и потом снова поднять их, или же проще носом нажать на звонок.

И тут раздался истошный крик, даже почти визг. По голосу я узнала свою птичку и перепугалась не на шутку. Дверь была вышибленна с ноги, и хорошо, что оказалась открыта, а то бы я еще и замок снесла с корнем. Пакеты швырнула в коридоре и понеслась на вопль, который успешно осложнился грохотом.

Возле кухни, когда туда добралась я, миссис Хадсон в переднике и сиреневых хозяйственных перчатках, рыдала на груди и мужчины в длинном пальто. Она захлебывалась слезами, вцепившись в него, как в спасательный трос, а у ног ее валялся мокрый в пене ковшик.

– Ну все, все. Не стоит так огорчаться, – скованно и явно неловко, бормотал незнакомец, бережно придерживая женщину.

Я включила свет и присмотрелась, пытаясь унять пульс, долбящий в ушах.

– Бессовестный, несносный мальчишка! Да как же ты так, боги! О боги, Шерлок!

Ну точно, это тот Шерлок, про которого я перелопатила весь блог, только без шляпы. Надо же, все новости запели, обеляя его имя, и он тут как тут. Поразительная живучесть.

Поняв, что никто не пострадал, я вернулась в коридор, подобрала продукты и, спокойно пройдя мимо пары, принялась все раскладывать по полкам и холодильнику.

Чайник поставила и заварила чая. Подумав, накапала в кружку пустырника, захватила пачку заваренной азиатской лапши в контейнере и вышла в холл.

Марта уже не плакала, но разговор шел бурный. Мужчина просто скупо улыбался и явно радовался вниманию.

И тут он все же заметил меня, сканируя взглядом.

Напугал. Три раза. Осмотрев его в ответ, подтвердила собственный диагноз месячной давности и качнула головой.

Не мое дело.

Под немигающим взглядом серо-голубых глаз, тронула миссис Хадсон за локоть и протянула стакан.

– Клэр, деточка, это же Шерлок. Боги, этот несносный мальчишка жив. Он вернулся!

Чувств было через край, дорожки от слез на щеках и полные нездорового возбуждения глаза.

– Это прекрасно, – подтвердила я ее невысказанный вопрос. – Чай я заварила, печенье коробке. Выпейте.

Она выхлебала все ей налитое, стуча зубами о край чашки.

– Спасибо, милая. Мы пойдет. Да. Пойдем пить чай!

– Конечно, идите. Вам наверняка многое следует обсудить, – снова кивнула я и, поцеловав ее в морщинистую щеку, не глядя больше на Шерлока, отправилась в свою комнату.

Это действительно прекрасно. Гад, конечно, что столько заставлял ее переживать. Подумать только, два года ни одной весточки. Но мало ли, какие были предпосылки. Черт с ним, если птичка счастлива. Да и, судя по разбитым носу и губе, кто-то уже высказал свою позицию о его воскрешении.

С этими мыслями я поела, просмотрела базу записей на завтра и отправилась в душ.

Что ж… наверное, это закономерно.

Стоило вернуться, почти скрипящей от чистоты, как в своей запертой комнате, я обнаружила этого самого незнакомца.

Завалившись в мою кровать прямо на покрывало, накрывшись собственным пальто, он отвернулся к стенке и, судя по всему, спал.

Вопросительно вскинув бровь, вышла в коридор в поисках миссис Хадсон.

Найдя ее счастливую, не сказала ни слова про незваного гостя, соврав, что хочу пить.

Воды пришлось выпить, потом я попросила второе одеяло и ушла спать.

Птичка была явно слишком возбуждена, чтобы отдыхать, поэтому гремела остатками замоченной посуды в раковине и что-то напевала.

Вернувшись в спальню, я подкинула дров, проверила открыта ли заслонка и захлопнула окно.

Ботинки с мужчины я стащила, так же как и пальто, оставив их у входа. Сама накинула на него сверху одеяло и завалилась спать, насилу вытянув из под длинной и массивной тушки собственное одеяло. Свет погасила и, слушая тихое дыхание за спиной, отключилась раньше, чем притворяющийся спящим, Шерлок Холмс открыл глаза.