Долой девчонку-повелительницу

Родители говорили, что выбрали фамилию Базальт потому, что им нравился и одноименный камень, и его звучное название. Вторые имена их детей тоже имели смысл, по крайней мере для ботаников. Ксантопармелий – научное название рода лишайников, любимого растения их отца; второе имя Эйлы, Индигофера, выбирала мать, и это тоже был род растений.

Ким считал, что родители дали им с сестрой очень умные имена, вот только они превращали заполнение любых бланков в школе или еще где-то в сущий кошмар – никто не верил, что его действительно так зовут. Однажды он минут пятнадцать убеждал заместителя директора, что он не шутит, Ксантопармелий правда его второе имя, а еще в тот раз вся школа узнала, что он на самом деле Кимерий, а не Ким и произносится это имя «Ким – эрий».

Хотя все, наверное, было бы проще, не будь у него разбиты нос и губа – он бежал как угорелый, поскользнулся на неочищенном ото льда углу игровой площадки и врезался в стену школы. Они бегали наперегонки с Бенни, которая, конечно же, выиграла. Но к замдиректора отвели обоих, потому что нельзя было выбегать за пределы площадки и вообще бегать наперегонки.

Теперь они с Бенни взяли велосипеды за руль и пошли с ними вдоль ливневки к ферме. Ее территорию окружал высоченный забор с огромными воротами, на которых было написано: ГОСУДАРСТВЕННАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ФЕРМА. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН, хотя на самом деле ворота почти всегда стояли открытыми.

– Хочешь, съездим потом на озеро? – спросила Бенни.

Обычно это даже не обсуждалось; Ким просто приезжал к ее дому, и они отправлялись в путь. Но они не бывали на озере с тех пор, как нашли там шар, и хотя они помалкивали на эту тему, но обоим было не по себе при мысли о том, чтобы снова поехать туда.

– Нет, – сказал Ким. – Мне еще поработать надо, подготовиться к игре.

– Ну хорошо, тогда до завтра. Часов в одиннадцать, да?

И Бенни унеслась, низко склонившись над рулем. Ким вошел в ворота и загнал велик в огромный сарай, куда приезжающие на ферму ученые обычно ставили свои машины. У Базальтов автомобиля не было – только велосипеды, древние и тяжелые, как у Кима, – отец купил их оптом на распродаже в каком-то почтовом отделении: раньше на них почтальоны развозили письма и газеты. В сарае стояло восемь велосипедов, все в разной степени пригодности.

Из сарая Ким сразу пошел в третью теплицу. Он остановился, увидев там Эйлу, которая уже пропалывала длинную грядку с морковью. Тяжелая дверь из стекла и стали скрипнула, когда он потянул ее на себя. Похоже, скоро его ждет еще одна работа: смазывать все двери маслом, чтобы они не скрипели, тоже входило в обязанности Кима.

– Еще шесть минут, и я закончу, – объявила Эйла, едва он вошел. У нее не было часов, но Ким даже не подумал сомневаться: сестру всегда отличало прямо-таки сверхъестественное чувство времени, и если она говорила, что час уже прошел, значит так оно и было. На выполнение всех домашних дел, которые поручали им родители, Эйла всегда тратила ровно столько времени, сколько они требовали – ни минутой больше, ни минутой меньше. – Можешь дополоть мой ряд.

– Ладно, – сказал Ким, склоняясь над грядкой. Просто невероятно, сколько сорняков вырастает на ней всего за одну неделю и до чего многие из них похожи на ботву моркови! Даже он, с его многолетней практикой, и то мог ошибиться.

Через пару минут он спросил так непринужденно, как мог:

– Как там шар, который ты нашла в озере?

Эйла перестала полоть и посмотрела на Кима. Страдальческое выражение ее лица означало, что она изо всех сил старается смириться с неразумностью брата.

– Она не шар, она – личность, – сказала Эйла. – По имени Астер. По крайней мере, примерно так это звучит по-английски. В переводе с греческого означает «звезда».

Ким спокойно кивнул, как будто не услышал ничего нового. Эйла писала и читала на латыни и греческом, а еще на французском, немецком, итальянском и испанском. Правда, говорила она плохо, потому что училась по книгам и редко слышала, как звучат слова на этих языках. А еще у нее были книги на японском, китайском и русском, но Ким понятия не имел, знает она эти языки или нет. В детстве Эйла часто хвасталась тем, чему учится, но года два назад почти перестала, в том числе по совету Кима: это раздражало почти всех детей и многих взрослых.

Ким и сам не знал, хороший совет он дал сестре или нет и зачем он вообще это сделал: ради нее или ради самого себя? Слишком умная младшая сестра вечно создавала ему проблемы с подростками постарше. Но теперь он думал, что, может, ему надо было чаще проявлять смелость и заступаться за Эйлу, а не учить ее не высовываться.

– Откуда она взялась, эта Астер? – спросил Ким и выдернул морковку – случайно, так напряженно он ждал ответа. Он вздохнул и воткнул морковку назад, в землю, хотя и сомневался, что это поможет. – И кто она такая?

– Как я тебе уже сказала, она – личность, – ответила Эйла. – И не знает, откуда она. Она вроде как… потерялась.

– Потерялась?

Тут в голосе Эйлы впервые прозвучала неуверенность.

– Не туда свернула? Заблудилась? Даже не знаю, как это сказать.

– И чего она хочет? Почему она здесь?

– Она хочет учиться. А я ей помогаю. Чем больше она узнает о нас и нашем мире, тем лучше.

– Почему?

– Потому что только так она сможет помогать, вот почему. – Эйла разогнула спину и потянулась. – Помогать нам.

– Помогать нам? – удивился Ким. – А что она умеет?

– Сначала ей надо научиться, – уклончиво ответила Эйла, встала и отряхнула землю с рук. – Не волнуйся. Она меня слушается. Я расскажу ей, чем она может нам помочь, когда придет время.

Пока он соображал, что ей ответить, Эйла повернулась к Киму спиной и направилась к выходу. Дверь теплицы закрылась за ней раньше, чем он подобрал слова. Но он все равно произнес их, хотя его не слышал никто, кроме моркови.

– Эйла, вряд ли это хорошая идея. Я знаю, ты очень умная. Все это знают, но тебе всего десять лет, и надо сказать, что иногда всем от твоего ума только хуже.

Глава 4

В доме Базальтов все ложились рано. Или, по крайней мере, предполагалось, что они должны ложиться рано. Родители Кима считали, что надо жечь меньше электричества, и не разрешали ему включать у себя свет после девяти вечера. Но Ким нашел выход: он читал в шкафу. Старый платяной шкаф занимал почти половину его спальни, зато на стене за ним была розетка, а у Кима имелся ночник, который подарила ему Бенни. Он прорезал в задней стенке шкафа отверстие, протянул через него провод и сдвинул кое-что из одежды.

Конечно, читать в шкафу было неуютно: тесно, душно, а металлический колпак лампы раскалялся так, что о него можно было запросто обжечься, если не соблюдать осторожность. Но все это были пустяки по сравнению с главным – Ким мог читать. Он знал, что родители его не найдут, потому что они засыпали, едва погасив свет. Они вставали с первыми петухами, весь день трудились на ферме и к вечеру просто валились с ног.

Ким только что дочитал пятую главу «Волшебника Земноморья»[3] и с большой неохотой заставил себя отложить шестую на завтра. Он выключил свет и уже хотел выйти из шкафа, когда услышал шорох. Сначала Ким решил, что это опоссум – зверьки иногда забирались на крышу фермы и шуршали там, – но потом понял, что это кто-то осторожно закрыл дверь и тихо, на цыпочках идет по коридору мимо его комнаты.

Послушав, Ким догадался, что это Эйла: на ее левой тапочке отставала подошва и слегка шаркала по полу. Странно, Эйла никогда не ходила по ночам. По крайней мере раньше. Ким тихонько приоткрыл свою дверь, выглянул в коридор и увидел, как закрылась дверь черного хода.

Он побежал на кухню и поглядел в окно. Взошла луна, точнее, тонкий месяц, от которого исходило мало света, но небо было ясным, а звезды – яркими. Ким заметил силуэт, который двигался через лужайку за домом.

Это была Эйла, и в руках она несла шар – или Астер, как она его называла. Ким не разглядел, по-прежнему ли шар похож на баскетбольный мяч, но, по крайней мере, он не светился как тогда, на озере.

Ким выскользнул из дома через дверь кухни и направился за сестрой, даже не надев ботинки. И это было ошибкой. Он убедился в этом, едва миновав лужайку и наступив на острый камень. Пришлось даже остановиться и ощупать палец. Было очень больно, но кожа оказалась цела.

За это время Эйла ушла вперед, и когда Ким снова оглянулся, то не различил ее фигуры в темноте. Он постоял послушал и ничего не уловил. Вернее, различил шорох опоссумов на крыше и топоток кого-то мелкого на лужайке – наверное, это был барсук, – но тихих крадущихся шагов слышно не было.

Он уже хотел признать свое поражение и вернуться в дом, как вдруг краем глаза заметил слабый свет. Не от уличных фонарей внизу холма и не от больших фонарей по периметру исследовательского центра в пятидесяти ярдах[4] от фермы, которые, сколько Ким себя помнил, уютно мерцали сквозь деревья. Этот свет был ближе. Возле большого эвкалипта, где ограда делала поворот, – он хранил там свои книги.

Ким повернулся и медленно пошел на свет, старательно выбирая место, куда поставить ногу. Он хорошо знал эту тропу между невысокими деревьями, которые росли вдоль ограды, где ветви эвкалиптов, густо покрытые листьями, закрывали небо.

Светился, наверное, шар. Вернее, мерцал, быстро пульсируя. Ким подкрался ближе, прищурился. Эйла держала шар над головой и слегка наклоняла его вперед, светя им на землю перед собой.

Ким понял, что она освещает большой муравейник. Холмик красной земли доходил Эйле до пояса, а его подземные ходы, наверное, петляли далеко во все стороны. Красные муравьи были большие и кусачие, но не доставляли беспокойства, если не наступать на их муравейник.

А Эйла стояла сейчас именно на нем, хотя и с краю.

Ким бросился к сестре, но налетел на острую палку и дальше прыгал, потирая большой палец ноги и чувствуя, что потекла кровь. В нескольких футах[5] от Эйлы он остановился. Ему не хотелось, чтобы его кусали. Такое уже случалось с ним пару раз, и он знал, как это больно. А если человека покусал не один муравей, а два или больше, то даже взрослый мог загреметь в больницу на несколько недель.

– Эйла! Слезай оттуда! Ты же знаешь, что муравьи кусаются.

– Сейчас не будут, – ответила та. Она не показывала своих эмоций, и, как обычно, Киму было сложно понять, что у нее на уме, но она явно ничего не боялась. – Они не укусят, пока их изучает Астер.

Ким еще раз осмотрел свой кровоточащий палец и поглядел на землю. Сотни, если не тысячи муравьев устремлялись к Эйле, но откатывались, словно волна от берега, так и не дойдя до пальцев ног. Другие муравьи выбегали из нор и напирали на первых, но тоже либо не хотели, либо не могли приблизиться к девочке. Стоило им оказаться на границе светового круга от шара, который Эйла держала в руках, как они поворачивали назад и разбегались в темноту, подальше от пульсирующего света.

Свет тревожил и Кима. Он чем-то напоминал мягкую, не слишком навязчивую версию тех щупалец, которые пытались проникнуть ему в голову. Ким прикрыл глаза, протянул руку и, не сходя с места, ухватил Эйлу за локоть. Но она оттолкнула его:

– Нет! Астер нужно еще время.

– Для чего? – спросил Ким. Он отпустил Эйлу, чтобы не упасть, и отступил на два шага назад. За пределами светового круга он чувствовал себя лучше.

– Я же сказала тебе, она изучает муравьев. Смотрит, какие они внутри, как взаимодействуют друг с другом, как работают их тела.

– Зачем?

– Она получает знания, – пояснила Эйла. – Информацию. Астер хочет знать, как устроен наш мир, весь, от простейших форм до самых сложных.

– Но почему сейчас? Почему ночью? – спросил Ким. – Ты же должна спать.

– Ты тоже, – заметила Эйла, не отвечая на вопрос брата.

– Ну, Эйла, пошли!

– Я помогаю моей подруге учиться, – огрызнулась Эйла. – Можешь ты это понять?

Ким не знал, что ответить. Он боялся шара, этой Астер. Шар испускал свет, и муравьи поворачивали назад, как будто кто-то приказывал им возвращаться…

Неожиданно свет перестал пульсировать и медленно погас.

Эйла опустила шар. Некоторое время он еще слабо светился, но через пару секунд потух и снова стал выглядеть старым баскетбольным мячом.

– Кажется, на данный момент Астер узнала достаточно, – заявила Эйла.

И пошла назад, к дому.

Ким шел за сестрой, внимательно следя за каждым ее шагом. Он заметил, что она понесла шар к себе в комнату. Значит, найти его будет нетрудно. Ким решил, что завтра же возьмет у Бенни сачок и с помощью подруги или без выловит этот шар, отнесет его к озеру, зайдет с ним как можно дальше в воду и закинет его на глубину.

Обильно смазав порезанный палец антисептиком, Ким лег в кровать. Но долго не мог заснуть, хотя и устал. Стоило ему закрыть глаза, как перед ними начинал пульсировать светящийся шар, кишащие муравьи наползали друг на друга и вдруг поворачивали, точно наткнувшись на стену, а сверху на них глядело завороженное лицо его сестры.

Глава 5

Утро начиналось скверно: Ким проспал и матери пришлось будить его, так что она была недовольна. Воскресенье в семье Базальт не считалось поводом для отдыха. Родители Кима не были религиозны, по крайней мере в церковь не ходили, а в теплицах и на грядках всегда была работа, которую никто за них не сделает.

Проглотив свою чуть теплую овсянку (Базальты чередовали ее по утрам с холодной гранолой, других вариантов завтрака не было), Ким перемыл посуду и пошел помогать отцу переносить сотню горшочков с саженцами из теплицы номер шесть в общий питомник, где их необходимо было расставить в том же порядке, в котором они стояли в теплице, то есть строго по надписям на этикетках, чтобы не сорвать эксперимент, частью которого они являлись.

Вернувшись домой, Ким вынул из кармана своей зимней парки библиотечный экземпляр «Волшебника Земноморья», сунул его себе за пояс шортов, прикрыл футболкой и для верности натянул еще и куртку от спортивного костюма, хотя начиналось лето и на дворе уже было жарковато. Через месяц такой наряд будет выглядеть совсем странно, так что придется найти другой способ носить книги из тайника в дом и обратно. Или вообще перестать читать по ночам, но Киму этот вариант не нравился.

Ким вышел из дома через парадную дверь и пошел вдоль забора к большому дереву на краю фермы. Убедившись, что его никто не видит, он вытащил из дупла в стволе большого дерева старый ящик для инструментов, открыл его и положил туда книгу. Вернув ящик в дупло, он прикрыл его полосками опавшей коры.

По дороге домой Ким задержался у муравейника. Там, как обычно, кипела жизнь: одни муравьи выползали из ходов муравейника, им навстречу ползли другие, таща еду, кусочки листьев; в общем, все занимались своими обычными делами.

Но Ким остановился возле них не поэтому.

Место, где стояла Эйла, держа шар, окружало полукольцо из мертвых насекомых. Их были, наверное, тысячи, так что вал из них получился довольно высоким и имел около шести футов[6] в диаметре. Но муравьев, которые выползали наружу, чтобы напасть на назойливого человека, отгоняла Астер. Получается, они не успевали далеко уползти, смерть настигала их тут же, на месте.

Мертвых муравьев вообще редко когда увидишь, просто так они не валяются. Их почти сразу находят живые родственники и уносят назад, в муравейник.

Но этих никто не трогал.

Ким несколько минут стоял у муравейника и ждал, но живые муравьи как будто избегали своих мертвых собратьев. Время от времени кто-нибудь из них делал попытку приблизиться, но каждый раз поворачивал и спешил вернуться туда, откуда пришел.

Как будто мертвые муравьи были заразными.

– Вот оно что, – прошептал Ким. Он повторил эти слова вслух, надеясь звуком собственного голоса придать себе храбрости, но храбрым он себя так и не почувствовал. И даже наоборот. – Вот оно что. Я сейчас же возьму у Бенни сачок, отнесу шар к озеру и заброшу его так далеко, как только смогу.

«Нет, лучше даже взять в школе каноэ и увезти шар на глубину», – думал он, спеша к воротам.

Иногда учителя физкультуры забывали запереть лодочный сарай на замок или накинуть цепь на одно из каноэ. А может, у него получится «одолжить» лодку у местного яхт-клуба, хотя сегодня воскресенье и вокруг наверняка полно людей, пришедших покататься на яхтах…

– Ким, вот ты где!

Ким вздрогнул так, словно ему в грудь вонзилась стрела. Он даже хотел упасть на землю и притвориться мертвым, но потом решил, что не стоит: мать все равно его не поймет, только опять рассердится.

Он повернулся к ней, точно зная, что ничего хорошего не услышит. Мать держала в руках картонную коробку с овощами. Значит, хочет послать их кому-нибудь. Наверное, кому-то из ученых, многие из которых жили поблизости. Но существовал и еще один маршрут, и он был куда сложнее и длиннее…

– А ну-ка отнеси эти овощи миссис Бенисон, – сказала Мари Базальт. Имя она тоже выбрала себе сама, в честь Марии Кюри[7]. Ким знал, что сначала ее звали Пегги, потому что слышал, как ее называл этим именем один старый друг их семьи. А отца Кима в детстве звали Гэри, хотя теперь он был Дарвин, в честь Чарльза Дарвина[8], разумеется. Ким, вообще-то, считал, что сошло бы и Чарльз, но нет, он был Дарвин Базальт.

Миссис Бенисон жила в старой усадьбе, единственном доме на горе, всего в пятидесяти ярдах[9] от вершины. Считалось, что ее дом вот-вот снесут. Еще на вершине торчала телевизионная антенна: простая решетчатая вышка высотой в сто футов[10], растянутая на стальных тросах. Ее собирались заменить башней космической эры, в шесть раз выше прежней, со смотровой площадкой и даже вращающимся рестораном на вершине.

А для удобства туристов, которые захотят увидеть новую достопримечательность, на горе, прямо там, где сейчас стоял дом миссис Бенисон, была запланирована автостоянка: ее дом занимал единственную ровную площадку рядом с вершиной. Но строительство башни все время откладывалось. Бенни говорила, что муниципалитет ждет смерти миссис Бенисон: ей все равно скоро сто лет или что-то около того. Как только она умрет, дом можно будет спокойно снести.

А пока, чтобы добраться туда по извилистой дороге, ведущей в гору, Киму понадобится сорок пять минут. Конечно, пешком через кусты короче, но не обязательно быстрее, а то и наоборот; плюс он пришел бы весь исцарапанный да еще, может, уронил бы по дороге коробку и помял овощи.

– Ну ма-а-ам! – попытался поспорить он. – Пусть кто-нибудь из ученых отвезет их туда на машине!

– Сегодня все заняты. Так что отнеси, пожалуйста, ты. Отличная тренировка, кстати.

Ким вздохнул, подошел к матери и взял у нее коробку. В ней оказались три стебля салата латук, горстка тепличных помидоров и баночка домашнего джема из клубники, который мать варила сама. В прошлом году был отличный урожай клубники, и Мари запасла много джема, правда почти несладкого – она экономила на сахаре. Позже Ким посмотрел в школьной библиотеке рецепт клубничного джема и выяснил, что обычно сахара кладут почти в три раза больше. А у матери получилась скорее просто вареная клубника, чем джем. Родители и Эйла это ели, но Ким придумывал что угодно, лишь бы отвертеться. Так что даже хорошо, что надо отнести варенье миссис Бенисон – дома хотя бы на одну банку станет меньше.

– Передай миссис Бенисон привет от меня и спроси, нужна ли ей помощь, – сказала Мари. – И денег не бери, если она предложит. Это по-соседски.

– От нее до нас полмили[11] в гору, – возмутился Ким. – Почему мы не можем оказывать соседскую помощь кому-нибудь поближе?

– Она нуждается в помощи, – объяснила Мари. – А наши более близкие соседи – нет. Ступай.

Ким мрачно кивнул и пошел, думая о том, что было бы, если бы мертвых муравьев нашли его родители и попросили бы его объяснить, что случилось. Что бы он им сказал? Правду? Они бы не поверили. Он и сам с трудом верит.

Чтобы добраться до дома миссис Бенисон, Киму сначала надо было спуститься по дороге вниз, пройти по улице до правительственной лаборатории, а за ней свернуть на дорогу, ведущую наверх. Хорошо хоть, что до игры еще достаточно времени и он успеет вернуться, уныло размышлял Ким.

На его счастье, день выдался нежарким. Накануне светило солнце, а сегодня стало облачно и прохладно. Зато коробку, хотя и нетяжелую, нести оказалось до жути неудобно, к тому же Ким знал по опыту, что она будет тяжелеть с каждым ярдом пути наверх, так что скоро он начнет уставать и обливаться потом.

Он одолел уже две трети пути, когда совсем выбился из сил и решил сделать передышку. Коробку он поставил на землю. В отличие от городских улиц на горе не было тротуаров, и редкие пешеходы шли по сухому водостоку на краю однополосного горного шоссе.

Ким только хотел сесть на землю рядом с коробкой, как где-то наверху взревел автомобильный двигатель, взвизгнули шины, точно теряя сцепление с дорогой, и раздался частый стук, как будто шел град: так стучат камни, летящие из-под колес автомобиля, который мчится по гравию.

Ким вскочил, схватил коробку и сделал три или четыре осторожных шага вниз по склону, чтобы освободить дорогу и не полететь с горы кубарем.

Тридцать секунд спустя мимо промчался белый «форд»-седан на такой скорости, что его правые колеса на поворотах съезжали на обочину. Кима обсыпало гравием, но он вовремя отвернулся, и заряд камней пришелся ему в спину, а не в лицо.

Машина даже не притормозила. Ким успел только заметить, что ее задний номерной знак начинался с красной буквы Z. Значит, автомобиль был правительственный.

Слегка дрожа от шока, Ким выбрался на дорогу. Овощи в коробке запылились, но не помялись, и банка была цела. Он сам тоже был в порядке, хотя его и осыпало гравием.

Он не стал тратить время на то, чтобы привести себя в порядок. Незачем больше торчать на узкой крутой дороге. Надо скорее доставить эту коробку на место, а домой вернуться напрямки через кусты, в обход шоссе, по которому носятся как угорелые машины с правительственными номерами. Это было очень странно, особенно в воскресенье.

Зачем правительству понадобилась миссис Бенисон?

Глава 6

Ким вздохнул свободно, когда через несколько минут дошел до развилки. Оттуда одна дорога вела еще дальше, к телевышке в пятидесяти ярдах от вершины, а другая спускалась вниз, к ровной площадке, где стоял дом миссис Бенисон. Он был старый, в колониальном стиле, с верандой по всему периметру и крышей из гофрированного железа, выкрашенного в тускло-красный, почти коричневый цвет. Дом выглядел так всегда, но сегодня Ким заметил кое-что новое: в землю вокруг дома кто-то воткнул много новых ярко-желтых столбиков, а по лужайке разбрызгал полосами желтую краску.

Миссис Бенисон была снаружи, сидела на веранде и смотрела на облака, прикрыв глаза рукой. Через минуту-другую она заметила Кима и медленно помахала ему той же рукой, которой прикрывалась от солнца. Он не мог помахать ей, потому что держал коробку, но кивнул и улыбнулся в ответ.

– Здравствуй, Ким, – сказала миссис Бенисон с улыбкой, когда он подошел к крыльцу. У нее были абсолютно седые волосы, темная кожа и согнутая спина. Двигалась она очень медленно, но была всегда весела, а ее темно-карие глаза оставались почти такими же зоркими, как в молодости. – Надеюсь, моя внучка не спихнула тебя с дороги. Она всегда ездит очень быстро. Офицер полиции, знаешь ли. Привыкла за кем-то гоняться.

– Это ваша внучка? – удивился Ким. – Я услышал машину и отошел в сторону.

– Да, Шерри очень хочет, чтобы я уехала из этого дома и перебралась жить к ней, – сказала миссис Бенисон. – Хоть кого-то волную я, а не место под их чертову башню. Чай будешь?

– Нет, спасибо. Я тороплюсь обратно. Мама прислала вам овощей. Куда их положить?

– О, на кухонный стол, пожалуйста. – Миссис Бенисон махнула рукой на открытую входную дверь.

Он вошел, и миссис Бенисон за ним. Ким никогда не бывал в других помещениях этого дома, но дорогу на кухню знал хорошо. Они с родителями и раньше приносили сюда фрукты, овощи и цветы, а когда ему исполнилось одиннадцать и ему разрешили ходить везде одному, носить старушке гостинцы стало его обязанностью.

Киму нравилось навещать миссис Бенисон, потому что ее дом походил на капсулу времени. Все в нем было куплено в двадцатые – тридцатые годы двадцатого века – от выцветшего турецкого ковра в прихожей до мебели. Кухня была отделана кафелем, ванная тоже, плита и холодильник, большие, как домá, и белые, как яичная скорлупа, прекрасно работали, хотя вместе им, наверное, было лет сто. Особенно Киму нравился холодильник: он был похож на робота, а из-за расположенного сверху холодильного блока казалось, будто у него есть голова.

Но сегодня, увидев холодильник-робот, Ким вспомнил о шаре, который сначала тоже показался ему похожим на голову, только отрезанную. Он даже вздрогнул, ставя коробку на кухонный стол с красной ламинированной столешницей.