Дом между Мирами

Елена встала из кресла и подошла к детской кроватке. Постельное бельё было мятым, словно ребёнок только что здесь спал. На подушке лежал крошечный плюшевый зайчик – точно такой же, какого она видела в магазине в тот день, когда узнала о беременности. Тогда она представила, как даст его своему малышу, и на секунду почувствовала материнскую нежность. Но страх оказался сильнее.

– Ксюша, – прошептала она, беря зайчика в руки. – Прости меня, малышка. Прости, что не дала тебе родиться.

Игрушка была тёплой, словно её недавно держал ребёнок. И вдруг в комнате послышался тихий смех – детский, радостный, полный любви. Елена обернулась, но никого не увидела. Только солнечные блики играли на стенах, создавая иллюзию движения.

Она открыла следующий ящик комода и нашла там фотоальбом. Толстый, в кожаном переплёте, с золотыми буквами: «Наша Ксюша». Первая фотография – УЗИ на двенадцатой неделе беременности. Крошечный человечек, не больше бобового зёрнышка, но уже с различимыми ручками и ножками.

Елена помнила это УЗИ. Помнила, как билось её сердце, когда врач сказал: «Вот головка, а вот сердечко – слышите, как стучит?». Тогда, лёжа на кушетке с холодным гелем на животе, она впервые по-настоящему поняла, что внутри неё растёт новая жизнь. И на мгновение её охватила такая любовь к этому крошечному существу, что перехватило дыхание.

Но потом пришёл страх. А с ним – оправдания, сомнения, рациональные доводы о том, почему рожать сейчас нельзя.

Следующие фотографии были из альтернативной реальности – той, где она нашла смелость стать матерью. Вот она на седьмом месяце беременности, гладит округлившийся живот и улыбается в камеру. Лицо светится счастьем, глаза полны ожидания. Рядом Алексей, обнимающий её за плечи, – он выглядит гордым и счастливым.

Вот роддом. Она держит на руках крошечный свёрток в розовом одеяльце. Лицо усталое, но сияющее. Ксюша спит, уткнувшись носиком ей в грудь. А рядом Алексей – он плачет от счастья, глядя на свою дочь.

Дальше – хроника роста. Ксюша в месяц, в три, в полгода. Первая улыбка, первый зуб, первое «агу». Её первые попытки перевернуться, сесть, встать. Алексей, обучающий дочку делать первые шаги. Ксюша в годик, измазанная тортом на дне рождения. В два года – серьёзная девочка с двумя хвостиками, играющая с куклами.

На последней фотографии Ксюше около трёх лет. Она сидит на качелях в парке, а за ней стоит Елена – счастливая, полная жизни, совсем не похожая на ту усталую женщину, которой она стала в реальности. У альтернативной Елены в глазах горел огонь, была цель в жизни, смысл каждого дня.

– Вот какой я могла бы быть, – прошептала Елена, гладя фотографию. – Счастливой. Нужной. Любящей и любимой.

Она закрыла альбом и положила его обратно в ящик. Рядом лежала ещё одна тетрадь – потоньше, в простой картонной обложке. На ней было написано: «Дневник беременной». Елена открыла его наугад:

«20-я неделя. Сегодня почувствовала первые шевеления! Сначала подумала, что это газы, но потом поняла – это малыш толкается. Такое удивительное ощущение – словно внутри живёт маленькая рыбка. Алексей положил руку на живот и тоже почувствовал. Мы оба расплакались от счастья. Врач сказала, что по размерам всё в норме, сердцебиение хорошее. Ещё рано узнавать пол, но мне кажется, что это девочка. Хочу назвать её Ксенией – «гостеприимная». Пусть жизнь встречает её с распростёртыми объятиями».

«25-я неделя. Токсикоз наконец прошёл, и я чувствую себя прекрасно. Алексей говорит, что я свечусь изнутри. Начали обустраивать детскую – покрасили стены в нежно-жёлтый цвет, поставили кроватку, которую подарили родители. Каждый вечер читаю малышке сказки и включаю классическую музыку. Врач сказала, что дети в утробе всё слышат и чувствуют настроение мамы. Стараюсь думать только о хорошем».

«30-я неделя. Ксюша (уже точно знаем, что девочка!) очень активная. Особенно по ночам – видимо, готовится к режиму новорождённого. Иногда она так сильно толкается, что аж дыхание перехватывает. Но я не жалуюсь – это значит, что она здоровая и сильная. Алексей каждый вечер разговаривает с животом, рассказывает Ксюше, как мы её ждём и любим. Думаю, она узнает его голос, когда родится».

«35-я неделя. Врач сказала, что Ксюша может родиться в любой момент – она уже доношенная. Сумка в роддом собрана, документы готовы. Я очень волнуюсь, но это волнение смешано с огромным предвкушением. Скоро я стану мамой! Скоро смогу взять свою дочку на руки, поцеловать её, сказать, как сильно её люблю».

Читая эти записи, Елена чувствовала, как внутри неё разрастается пустота. Она могла бы пережить всё это. Могла бы чувствовать, как растёт её ребёнок, разговаривать с ним, готовиться к встрече. Могла бы испытать чудо материнства – самое сильное и чистое чувство в мире.

Но вместо этого она выбрала страх.

Елена закрыла дневник и встала. В комнате стало душно, стены словно сдвигались, давили на неё. Нужно было выйти, подышать воздухом, прийти в себя.

Но когда она повернулась к двери, то увидела, что в комнате появилась ещё одна кроватка. Больше, для ребёнка постарше. А в ней лежала кукла – очень похожая на живого ребёнка. Светлые волосы, голубые глаза, розовые щёчки. Она была одета в жёлтое платьице и крепко спала, прижимая к груди маленького медвежонка.

Елена подошла ближе. Кукла была поразительно реалистичной – казалось, что грудь слегка поднимается и опускается от дыхания. На тумбочке рядом лежала детская книжка «Колобок» и стоял стакан недопитого молока.

– Ксюша? – прошептала Елена.

Кукла не ответила, но Елене показалось, что её губы чуть дрогнули в улыбке.

Елена протянула руку, чтобы коснуться волос куклы, но в этот момент раздался звук – тихое, почти неслышное «мама». Рука замерла в воздухе.

– Мама, – повторилось снова, и теперь Елена была уверена, что голос идёт от куклы.

– Я не твоя мама, – прошептала она, отступая. – У меня нет детей. Я не дала тебе родиться.

– Мама, не уходи, – попросил детский голосок. – Я так долго тебя ждала.

Елена развернулась и выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. В прихожей она прислонилась к стене, тяжело дыша. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Это был не просто дом с альтернативными реальностями. Это было что-то большее. Что-то, что умело воздействовать на самые глубокие раны, на самые болезненные сожаления.

Елена прошла в кухню и налила себе стакан воды. Руки дрожали, вода расплескалась на пол. Она села за стол и попыталась успокоиться, но образ спящей куклы не выходил из головы.

А что, если это не кукла? Что, если в этом доме каким-то образом живут души не родившихся детей? Что, если Ксюша действительно ждёт её там, в детской комнате?

Елена встряхнула головой. Это безумие. Мистика, которой не может быть в реальном мире. Но, тогда как объяснить всё остальное? Появляющиеся комнаты, дневники, написанные её рукой, фотографии из несуществующей жизни?

Она достала телефон, чтобы позвонить матери, но связи по-прежнему не было. Да и что она скажет? «Мам, я живу в доме, где есть комната с ребёнком, которого я не родила, и кукла называет меня мамой?» Мать решит, что у неё помутился рассудок.

А может, и правда помутился?

Елена допила воду и поднялась наверх. Нужно было переодеться, привести себя в порядок, попытаться мыслить рационально. В спальне она открыла сумку и достала чистую одежду.

В зеркале отразилось её лицо – бледное, с покрасневшими от слёз глазами. Она выглядела так, словно постарела на несколько лет за одну ночь.

– Что со мной происходит? – спросила она у отражения.

Отражение не ответило, но вдруг в зеркале появилось ещё одно лицо. Позади неё стояла женщина – она сама, но другая. Моложе, счастливее, с сияющими глазами. В руках у неё был ребёнок – маленькая девочка с золотистыми волосами.

– Это могла быть ты, – сказала женщина в зеркале. – Мы могли быть счастливы.

– Ты не настоящая, – прошептала Елена. – Ты просто плод моего воображения.

– А ты настоящая? – усмехнулась альтернативная Елена. – Ты, которая живёт в страхе, боится принимать решения, цепляется за безопасность? Ты, которая променяла счастье на стабильность, а материнство – на карьеру?

– Я не променяла! Я просто… я была не готова…

– Никто никогда не готов полностью. Готовность – это не состояние, а решение. Я решила стать матерью, несмотря на страх. А ты решила остаться в своей зоне комфорта.

– Но у нас не было денег! Квартира маленькая, работа нестабильная!

– У нас не было денег, – согласилась альтернативная Елена. – Первые годы было тяжело. Алексей подрабатывал по вечерам, я работала из дома, когда Ксюша спала. Но мы справились. Потому что любовь даёт силы на всё.

– А если бы я оказалась плохой матерью?

– Ты была бы прекрасной матерью. Потому что любила бы своего ребёнка больше жизни. А остальному можно научиться.

Елена смотрела в зеркало, и её охватывало острое чувство утраты. Не просто сожаление – именно утрата. Словно у неё действительно была дочь, которую она потеряла.

– Почему ты мне это показываешь? – спросила она. – Чтобы я страдала?

– Чтобы ты поняла, – ответила альтернативная Елена. – У тебя ещё есть время изменить жизнь. Тебе тридцать пять, не девяносто. Ты можешь снова влюбиться, снова забеременеть, стать матерью. Но для этого нужно перестать бояться жить.

– Как я могу стать матерью, если даже мужа нет?

– А как ты найдёшь мужа, если сидишь дома и боишься знакомиться? Как встретишь любовь, если закрыла сердце для новых чувств?

Альтернативная Елена начала исчезать, растворяться в воздухе. Последними словами, которые она произнесла, были:

– Выбор всегда есть, Лена. Всегда.

Зеркало снова отражало только её – одинокую, испуганную, потерянную. Елена села на кровать и закрыла лицо руками. Слёзы текли сами собой – не от жалости к себе, а от осознания того, сколько возможностей она упустила.

Ей было тридцать пять. Биологические часы тикали всё громче. Если она хочет стать матерью, нужно действовать сейчас. Но с чего начать? Как изменить жизнь, которая давно катится по накатанной колее?

Елена встала и подошла к окну. За стеклом простирался лес – зелёный, живой, полный жизни. Где-то там, за деревьями, был обычный мир, где люди влюблялись, женились, рожали детей, строили семьи. Мир, от которого она отгородилась стенами страхов и сомнений.

Но дом дал ей шанс увидеть альтернативы. Показал, какой она могла бы быть. И главное – показал, что ещё не поздно всё изменить.

Она вернулась к зеркалу и внимательно посмотрела на своё отражение.

– Хватит, – сказала она вслух. – Хватит жить в страхе. Хватит сожалеть о том, что было. Пора думать о том, что будет.

Елена оделась и спустилась вниз. В прихожей появилась новая дверь – между детской и гостиной. Над ней висела табличка: «Комната решений».

Она знала, что рано или поздно ей придётся войти в эту комнату. Но пока нужно было исследовать остальные альтернативы, понять весь спектр возможностей, которые у неё были и есть.

Елена подошла к двери детской комнаты и приложила к ней ухо. За дверью было тихо – никакого плача, никаких голосов. Только едва слышное дыхание, словно кто-то спал за дверью.

– Прости меня, Ксюша, – прошептала она. – Прости, что испугалась тебя. Но я исправлюсь. Обещаю.

Дверь под её рукой стала тёплой, словно кто-то изнутри положил на неё ладонь. И Елене показалось, что она услышала тихий детский голос:

– Я буду ждать, мама. Я всегда буду ждать.

Елена отошла от двери и посмотрела на остальные двери в прихожей. Сколько ещё альтернатив ей предстоит увидеть? Сколько ещё версий себя встретить?

И самое главное – хватит ли у неё мужества в конце концов сделать правильный выбор?

Мастерская художницы

После обеда Елена решилась исследовать дверь с табличкой «Мастерская». Она стояла справа от входа, и от неё исходил особый запах – краски, скипидара, холста. Запах, который мгновенно перенёс её в детство, в школьные уроки рисования, когда мир казался бесконечно прекрасным, а она сама – способной запечатлеть эту красоту на бумаге.

Дверь открылась легко, впуская её в просторную светлую комнату. Большие окна выходили на север, обеспечивая мягкий рассеянный свет – идеальный для живописи. Вдоль стен стояли мольберты разных размеров, на полках рядами выстроились банки с красками, кисти в стеклянных стаканах, тюбики масла. В углу – диван, заваленный альбомами и эскизными блокнотами.

Елена медленно прошла по комнате, рассматривая картины. Их было множество – на мольбертах, прислонённых к стенам, развешанных под потолком для просушки. Пейзажи, портреты, натюрморты, абстракции. И все они были подписаны её именем: «Е. Крылова».

Стиль был узнаваем – это именно так она рисовала в детстве и юности. Мягкие переходы цвета, особое внимание к свету, склонность к романтическим сюжетам. Но техника была гораздо более совершенной, чем всё, что она когда-либо создавала в реальности.

На центральном мольберте стояла недописанная картина – женщина у окна, смотрящая на дождь. Лицо в профиль, задумчивое выражение, струи воды по стеклу создают причудливые узоры света и тени. Рядом с мольбертом на столике лежала палитра с ещё влажными красками и записка:

«Сегодня утром смотрела на дождь и поняла – вот она, моя следующая картина. Женщина в ожидании. Ожидании чего? Любви? Перемен? Или просто конца дождя? Каждый зритель решит сам. Это и есть магия искусства – способность говорить с людьми на языке эмоций, минуя логику.»

Почерк был её, но мысли – глубже, чем те, что обычно приходили ей в голову. Это были размышления человека, который всю жизнь посвятил творчеству, научился видеть мир глазами художника.

Елена подошла к письменному столу у окна. На нём лежали письма, приглашения на выставки, отзывы критиков. Она взяла одно наугад – письмо от галереи в Москве:

«Уважаемая Елена Викторовна! Ваша последняя серия картин «Несостоявшиеся встречи» произвела огромное впечатление на наших экспертов. Особенно поразила работа «Она могла бы быть счастлива» – портрет молодой женщины, которая смотрит на нас из мира неосуществлённых возможностей. В её глазах такая глубина, такая печаль о несбывшемся… Мы хотели бы предложить вам персональную выставку в нашей галерее. Ваше умение изображать то, что могло бы быть, но не стало, уникально в современном искусстве.»

Елена отложила письмо с дрожащими руками. «Она могла бы быть счастлива» – как будто художница из альтернативной реальности знала о существовании её настоящей жизни и рисовала её портрет.

Она нашла эту картину среди прислонённых к стене холстов. Действительно, на ней была изображена женщина – очень похожая на неё, но грустная, с потухшими глазами. Женщина сидела в серой комнате, окружённая символами несостоявшейся жизни – увядшими цветами, остановившимися часами, заплесневелой чашкой кофе. За окном был виден яркий мир, но стекло казалось непроницаемой преградой.

– Это я, – прошептала Елена. – Я такая, какая есть на самом деле.

Рядом висела другая картина из той же серии – «Пути, которые мы не выбираем». На ней была изображена развилка дорог, а на каждой дороге – силуэт женщины, идущей к своей судьбе. Одна – с ребёнком на руках, другая – с мольбертом за плечами, третья – в элегантном платье, направляющаяся к роскошному дому. А в центре развилки стояла ещё одна фигура – неподвижная, не способная сделать выбор.