Чёрная полоса.

– Всё, проехали. Шиш ты что ещё от меня услышишь.

– Ну, спасибо, друг! И это после того, что я для тебя…

– Ага, очередной воронежский хомут привёз, – недовольно оборвал его Рома.

– Да иди ты!

– Уже в пути!

Роман хмыкнул, поднялся из кресла, сбросил пиджак и направился в небольшую душевую, оборудованную рядом с кабинетом. Встав перед зеркалом, он быстро нанёс крем для бритья и принялся скоблить станком тёмную щетину. Бабушка терпеть не могла видеть его небритым. «Или бороду отпусти, или брейся», – недовольно ворчала она, ощутив под пальцами колкую поросль.

Закончив бриться, Рома умылся, протёр лицо и брызнул на шею туалетной водой из зелёного флакона с изображением всадника. В кабинете он натянул пиджак, сгрёб со стола телефон, ключи и вопросительно посмотрел на Фила.

– Ну что, погнали по домам? А то Лера тебе клизму вставит.

– Не-е, она сегодня к матери намылилась, так что можем гулять. Давай накатим? – предложил друг.

– Не хочу. Поеду бабулю обрадую.

– Поздно уже.

– Она раньше двенадцати не ложится. Да и домой мне не в кайф. Поживу у неё недельку.

– Тогда погнали.

-–

Рома ковырялся в карманах, пытаясь найти ключи от двери бабушкиной квартиры, когда замок щёлкнул и дверь потихоньку отворилась.

– Спасибо, – обронил он, шагнул внутрь, нагнулся и коротко чмокнул в щеку пожилую седовласую женщину в домашнем синем платье и фартуке.

– В прихожей возилась. Слышу, толчётся кто-то за дверью. Глянула на экран – ты.

Рома быстро сбросил в подставленные женщиной руки пальто, сменил туфли на мягкие тапочки и спросил:

– Мина ещё не легла?

– Как всегда полуночничать собралась. В гостиной пасьянс раскладывает.

– Спасибо, Елена Павловна, – ещё раз поблагодарил он пожилую женщину, легко тронул её плечо и прошёл внутрь квартиры, продолжая хлопать себя по карманам. Ключи обнаружились в боковом кармане пиджака, и он чертыхнулся про себя.

Дверь в гостиную была приоткрыта, и он сначала осторожно заглянул туда через широкую щель, и лишь после вошел в просторное помещение. Комната была обставлена дорогой и основательной мебелью: громоздкий диван с деревянными резными подлокотниками, два таких же массивных кресла, буфет из орехового дерева, журнальный стол и старинное пианино известного мастера, которое Мина привезла с собой из Баку. Инструмент был настолько древним, что его приходилось настраивать по два раза в год, пока Роман не сделал любимой бабушке подарок: нашёл в Германии реставратора, оплатил его проезд и проживание в дорогом отеле. Мастер возился две недели, разобрал пианино почти полностью, но всё-таки привёл в порядок. Мина была просто в восторге.

Стены гостиной украшали картины – прекрасно выполненные копии произведений известных мастеров. До смерти Виталия Андреевича Ракицкого, хозяина квартиры, здесь висели преимущественно подлинники. Их было около полутора десятков. Незадолго до своей кончины Ракицкий почему-то начал распродавать коллекцию, заменяя подлинники копиями. Он не скрывал это от Мины, но она не интересовалась причиной замены, полагая, что не должна лезть в дела мужа. После его смерти выяснилось, что подлинных осталось всего четыре картины, причём не самых дорогих.

По завещанию Мина являлась единственной наследницей и получила всё движимое и недвижимое имущество мужа. Часть денег оказалась в доверительном управлении инвестиционного фонда и была вложена в акции крупных российских компаний, часть лежала на рублёвых и валютных депозитах. С учётом денег, вырученных от продажи оставшихся картин, набралось чуть больше двух миллионов долларов. Однако это было меньше трети стоимости всей коллекции, и куда делись остальные деньги, Мина понятия не имела.

Обстановка этой пятикомнатной квартиры в Большом Левшинском переулке всегда возвращала Романа в детство. Он жил в собственном доме, достроенном в прошлом году, но здесь чувствовал себя более комфортно, отдыхал душой, расслаблялся и напрочь забывал о жизненных перипетиях, проблемах и неудачах. Ракицкий купил квартиру в доме с подземной парковкой, бассейном и СПА на нижних этажах в две тысячи третьем, перед тем как сделал предложение Мине. Квартира была просторной: большая гостиная, кухня-столовая, огромный холл и четыре спальни с собственными санузлами и гардеробными. Сейчас бабушка говорит, что чувствует себя здесь как на стадионе, но даже и не помышляет о продаже. Квартира наполняется голосами только когда приезжают из Италии мама с мужем и сестра Романа, в остальное время здесь живут только бабушка и горничная, которая работает у них с незапамятных времён. Роман и Мина считают её членом семьи и относятся соответственно.

Предполагая неприятный разговор с повторным пересказом сегодняшних событий, о которых хотелось поскорее забыть, Роман всё же натянул на лицо самую беззаботную улыбкуи решительно направился к сидящей в кресле бабушке.

– Добрый вечер, Мина.

Ей нравилось, когда он называл её просто по имени. Она говорила, что чувствует себя снова молодой, слыша своё имя из уст прекрасного юноши. «Прекрасный юноша» – это определение в отношении себя внук слышал с самого детства, и лет до восемнадцати его от этого коробило. Он злился на бабушку, хотя внешне недовольства не выказывал. Повзрослев, Рома смирился и перестал обращать внимание на цветистые эпитеты. Если это доставляет удовольствие родному человеку, он готов терпеть и не такое.

– Здравствуй, мальчик мой, – радостно воскликнула бабушка и потянулась навстречу его объятиям.

Роман наклонился и, вдохнув знакомый с детства аромат духов, обнял её за плечи. Бабушка провела пальцами по его щеке и удовлетворённо улыбнулась.

– Гладенький.

– Как себя чувствуешь?

– Словно мне семьдесят. Представляешь? – отшутилась она.

Мине столько и было, но выглядела она намного моложе. Регулярные занятия йогой, СПА-процедуры, длительные прогулки в парке, бассейн – стареющая женщина вела непримиримую борьбу с возрастом, и пока ей удавалось сохранять бодрость и изысканную привлекательность. Природа наделила её удивительно красивой кожей – ровной, почти неувядающей. Благодаря уходу и, возможно, хорошим генам, она даже в почтенном возрасте смотрелась довольно свежо. Никакой пластики Мина не признавала, но старела красиво. К тому же она обладала чувством стиля, и сегодня, в элегантном шёлковом домашнем платье, с тонким, закрученным в виде тюрбана шарфом на голове и умело нанесенным макияжем, она действительно выглядела прекрасно для своего возраста.

– А как ты себя чувствуешь после сегодняшнего? – спросила Мина, буравя внука взглядом.

Её прямой вопрос застал Романа врасплох. Усевшись в кресло напротив, он только собирался с мыслями, как преподнести сегодняшнее событие, но она, по-видимому, уже всё знала.

– Откуда? – хмуро буркнул он.

– Ну что ты так реагируешь? Лера позвонила.

– Ну, получит она у меня, – процедил Роман.

– За то, что пальму первенства перехватила? – лукаво уточнила Мина. – Ты хотел сам рассказать или утаить от меня?

– Не говори ерунды.

– Хорошо. Ну давай, посвяти меня в подробности.

– Боюсь, что подробности тебе не понравятся. Давай опустим их. Если в общих чертах, я застал Алину с водителем и выгнал её.

– Надеюсь, без рукоприкладства?

Рома нервно поёжился, припомнив закатившиеся глаза парня.

– Чуть-чуть, – виноватым тоном признался он, приподняв кисть руки и обозначив произошедшее крошечным зазором между большим и указательным пальцами.

– Как! Ты ударил женщину?! Рома, мальчик!..

– Нет. Её хахаля, когда он хотел мне в табло заехать. Я что, должен был ещё и морду ему подставить?! – разозлился Роман, незаметно для себя переходя на сленг.

– Фу! Не выражайся как босяк! Сильно ты его?

– Один раз.

Мина почувствовала неуверенность в голосе внука, словно он чего-то недоговаривал, и осторожно уточнила:

– Один? И что в итоге? Что с ним?

– Полный аут. Челюсть сломал.

– Надеюсь, ты отвёз его в больницу? Он от тебя такую беду отвёл, спас от змеи. Ты ему должен быть благодарен, – с долей назидательности заметила бабушка.

– Гарик отвёз.

– Гарик?! Ты доверил раненого этому бандиту?! – возмутилась она и с усмешкой добавила: – Он мог его и на кладбище отвезти. Ты проверь.

– Ба, ну что ты такое говоришь! Почему опять бандит?!

– Не кипятись. Я утрирую, конечно. Но твой Гарик своими манерами иногда напоминает гопника.

– Да, не в школе бальных танцев воспитывался, – угрюмо согласился Роман. – Зато надёжный.

– Дай бог. В общем, я рада, что эта особа себя проявила. Я чувствовала фальшь в ней. Гулять от молодого, красивого…

– Фальшь тебе по определению чувствовать положено, – ухмыльнулся внук. – Погоди! – вдруг опомнился он. – А от старого, по-твоему, гулять можно?

– Ну-у, от старого, как бы это сказать… Бывают обстоятельства… – она замялась, подбирая слова, и внук не преминул воспользоваться её замешательством:

– Мина, а ты случайно не своего первого мужа имеешь в виду?!

– Рома, прекрати! Зачем ворошить…

– Ба! Ну ты уж если начала…

Внук застыл, упираясь заинтересованным взглядом в лицо бабушки, и она, поразмыслив с полминуты, кивнула и призналась:

– Во-первых, меня практически насильно выдали замуж. Я с мужем ни секундочки счастливой не была. Как мужчина… он был практически никакой. Ты понимаешь, о чём я. Только вино хлестал сутками и про деньги со мной скандалил – жадный был до ужаса! Что я чувствую, ему было наплевать. А мне так хотелось, чтобы меня любили, – Мина помолчала, словно собираясь с мыслями, затем продолжила: – В общем, пристал ко мне один из нашего театра – молодой, красивый. Ноги мне целовал… А слова какие говорил! В небе звёзды взрывались, когда мы были вместе.

– Ну, ба, ну ты даёшь!

– Мы очень любили друг друга. А тут вдруг муж взял и умер. Год траура, представляешь?! Ни шагу влево, ни шагу вправо. Родственники меня заботой окружили, облепили, словно муравьи. Не до любви мне стало. В общем, как-то мы отдалились, потом и вовсе расстались, – Мина коротко вздохнула и закончила грустное повествование. – Он потом уехал куда-то.

– А Ракицкий? Откуда он свалился?

– Ракицкий – это уже потом, через полтора года после смерти мужа появился. Он в Баку по делам прилетел и решил театр посетить. Мы как раз тогда «Аиду» давали, а я главную партию пела. Он и влюбился. Ухаживал божественно. Стихи читал, романтично в любви объяснялся. Приятный, галантный и симпатичный. Для своих лет выглядел просто прекрасно. Ну я и поплыла. Влюбила-а-ась, без памяти!

– Золото, бриллианты к тому же, – подсказал Рома и рассмеялся. – Ну ты даёшь, Мина. Я тебя обожаю!

– И судя по тому, как веселишься, по своей ты терзаться не собираешься?

– Не понимаю почему, но ничего такого и в помине нет.

– Потому что это было просто увлечение. Я сразу видела, что это не твой человек.

Роман поднялся, перегнулся через стол, стараясь не нарушить стройные ряды разложенного пасьянса, и прижался щекой к лицу бабушки.

– Всё, забыли, – тихонько оттолкнула она его. – У меня к тебе посерьёзней дело.

Рома моментально напрягся. В последний раз, когда Мина с таким лицом начинала разговор, она преподнесла ему новость о своей болезни. У неё обнаружили что-то непонятное в груди, и следующие два месяца он был как на иголках, пока полное обследование не показало, что ничего страшного нет.

– Что случилось? Что-то плохое? – беспокойно спросил внук.

– Пока не знаю. Мне сегодня позвонила девушка – Александра. Представилась дочерью Виталия.

– Виталия Андреевича?.. Ракицкого? Как такое может быть? Ты же говорила…

– Говорила. С его слов говорила. Он меня уверял, что родственников у него нет. Они все в блокаду умерли, только отец выжил, потому что на фронте был. Отца не стало в начале двухтысячных. Виталий был единственный ребёнок. Кстати, его состояние имеет военные корни: отец картины с фронта привёз. Они их до развала Союза боялись обнародовать, ну а потом успешно продали. Так что я не знаю, как к этому звонку относиться.

– И что она хотела? Денег? Наследства?

– Нет. Она сразу предупредила мой вопрос на эту тему. Ей, как она сказала, нужно посоветоваться. В общем, мы с ней договорились, что завтра в шесть она приедет.

– Сюда?!

– Ну а куда ещё? Конечно, сюда.

– Ба, ты в своём уме?! Незнакомого человека в дом приглашать. А если она мошенница? Если завтра тебя обворуют или ограбят?

– Ерунда. Здесь и брать-то нечего. Копии картин или бижутерию? Драгоценности в банковской ячейке, деньги на картах. И потом – она мне показалась очень милой и воспитанной. Не то что эта твоя…

– Так, про эту забыли! Я завтра…

– И я же об этом. Ты появись к назначенному времени. В принципе, и Гарика можешь своего взять. Елена его покормит в столовой. Он в прошлый приезд очень её котлеты нахваливал.

Что-то в голосе бабушки насторожило Романа, плюс её неожиданное предложение пригласить Гарика. Он внимательно всмотрелся в лицо Мины, но оно оставалось непроницаемым, только сомкнутые в замок пальцы выдавали внутреннее напряжение. Рома поднялся, обошёл стол и, присев на подлокотник кресла, обнял бабушку за плечи. Мина на несколько мгновений прильнула к нему, затем отстранилась и тихо сказала:

– Иди отдыхай. Я закончу пасьянс и тоже пойду к себе.

Рома устроился в своей постели, но не спалось, и он невольно перебирал прошедший день. После разговора с бабушкой сцена в постирочной, и всё, что за ней последовало, стало казаться ещё большей безделицей, проходным моментом в его жизни, а вот неожиданное появление дочери Ракицкого несколько напрягало. Мысли в голове теснились, толкая и погоняя друг друга, словно играли в чехарду. Отчего-то припомнилась первая встреча с Алиной. Он тогда был увлечён, просто очарован её красотой и сексуальностью, и практически не замечал ничего вокруг. Уже через две недели она переехала в его дом. Он готов был всё бросить к её ногам: драгоценности, шмотки… И машину, которую она наотрез отказалась водить сама, хотя права имела. Первый месяц её возил Гарик, пока не подобрали постоянного водителя. Стоп!.. А ведь его помощник всеми силами увиливал от этой обязанности. Нервничал, находил различные причины, лишь бы спихнуть на кого-нибудь другого. Чёрт! Неужели Алинка и его охмурила? Вот это поворот… Нужно будет завтра устроить Гарику допрос с пристрастием…

На этой неприятной ноте его погружение в прошлое постепенно закончилось и началось другое, более приятное – в негу сна.

Глава 2

Подземная парковка коммерческого центра, где они занимали целый этаж под офис, была заполнена почти под завязку, и Роме пришлось припарковать свой «Мерседес» в самом дальнем углу. Так порой случалось по утрам, когда он просыпал и приезжал позже других. Сегодня он не проспал, просто долго валялся в постели, ленясь и не желая выползать из-под уютного одеяла. Подходя к лифту, он с удовлетворением отметил, что Фил уже на рабочем месте. Его новенький «Лексус LX», купленный неделю назад, стоял практически у входа в лифт, а значит, друг приехал одним из первых.

Филипп только что закончил совещание. Из открытой двери его кабинета не спеша тянулись к выходу из приёмной сотрудники холдинга. Завидев начальника, они здоровались, и Роман, направлявшийся к двери, на которой красовалась табличка «Генеральный директор Кольцов Роман Сергеевич», кивал в ответ. Войдя к себе, он сбросил пальто и уже собрался отправиться поприветствовать Фила, как тот сам возник на пороге.

– Привет.

– Привет. Скажи, чтобы кофе сделали, – бросил ему Роман.

Филипп передал его просьбу секретарю, прикрыл дверь и устроился в кресле перед маленьким столиком. Рома присел напротив.

– Как прошло?

– Что ты имеешь в виду?

– Как Мина отреагировала?

– Как ты и предполагал. Обрадовалась. Скажи, Гарик появлялся?

– Ну, а то! Он всегда как штык. Передал, что едет по твоему поручению, и умотал.

– Чего-о-о? – раздражённо протянул Роман, лихорадочно стараясь припомнить, о чём он мог просить Гарика. Не припомнив, рявкнул: – Какое нафиг поручение?!

Раздражение относилось не к помощнику. Рома и мысли не допускал, что Гарик может заниматься отсебятиной. Напрягало, что сам он не помнит ни о каком поручении. «Маразм крепчает», – мелькнула мысль.

В дверь постучали, и она тут же открылась. Секретарь торжественно внесла поднос с двумя чашками кофе.

– Там Игорь Станиславович ожидает, – объявила она.

Секретарь, женщина средних лет, которую Филипп переманил зарплатой из офиса небольшой компании, называла сотрудников исключительно по имени-отчеству, невзирая на их возраст и должность. Когда она представила Гарика полным именем, Рома даже не сразу понял, о ком речь.

– Пригласите.

Женщина вышла, и тут же на пороге возник помощник Романа – с видом победителя и довольной улыбкой во весь рот.

– Доброе утро. Шеф, ваше задание выполнено!

– Я рад. Только не соизволишь ли напомнить, в чём оно состояло? – нарочито ерничая, поинтересовался Роман.

– Адрес установлен, – бодро пояснил Гарик, продолжая улыбаться.

– Какой, к чёрту, адрес! – напрягся Рома.

– Адрес Александры!

Гарик протянул ему сложенный вчетверо листок, Роман развернул его, прочитал и поднял на помощника по-прежнему недоумевающий взгляд. Ему в голову приходила только одна девушка с именем Александра – новоявленная дочь Ракицкого.

– Тебе Мина звонила?

Фил потянул из его пальцев листок, взглянул и тихо рассмеялся.

– Ромэ, тупишь, что ли? Ги-ля-ров-ского! – по слогам произнёс он название улицы. – Ну, Александра! Которую я вчера привозил. Воронежская. Забыл?!

– Твою мать! – взревел Кольцов. – Нахрена мне её адрес?!

– Вы сами просили узнать, как она добралась, – набычился Гарик.

– И как?! – с довольной физиономией осведомился Фил.

Видимо, его очень забавляла ситуация.

– Нормально. Бабки у подъезда сообщили, что видели её утром с подругой. Жива и здорова.

Теперь заржал и Рома. Гарик был в своём репертуаре. Проявил инициативу и, как всегда, довел дело до логического конца.

– Спасибо, друг, – сказал Роман, промокая пальцами выступившие от смеха слёзы. – И тебе, второй друг, тоже спасибо, что подсуетил проблему.

– Значит, я уже второй? – притворно обиделся Филипп.

– Ладно, первый. Твой пьедестал никто не займёт, – успокоил Рома. – Всё, комедия закончилась. Мне нужно работать. Валите оба.

Он прошёл за рабочий стол, нажал кнопку селектора и попросил секретаря:

– Пригласите Рудина.

После чего устроился в кресле и включил новости в телевизоре.

Спустя пять минут в кабинете появился финансовый директор холдинга, невысокого роста мужчина в деловом костюме, на вид лет шестидесяти, практически лысый, с круглым пухлым лицом. Несмотря на возраст, а может, благодаря ему, а также приобретённому за время работы в различных организациях огромному опыту, Рудин стал практически незаменимым сотрудником компании. Роман очень ценил его.

– Доброе утро, Роман Сергеевич, – обронил мужчина, устраиваясь перед ним в кресле.

– Доброе, Семён Валентинович. Что там у нас?

Финдиректор молча приподнялся, положил перед шефом папку и присел обратно. Рома минут десять листал бумаги, внимательно вглядываясь в цифры, затем поставил подпись и толкнул папку по глянцевой поверхности стола в сторону сотрудника. Тот, тупо уставившийся в экран телевизора, никак не отреагировал и неожиданно выдал:

– Омерзительно!

– Что именно? – уточнил Рома, непроизвольно повернув голову в направлении взгляда Рудина.

На экране шёл репортаж о взятии российскими десантниками опорного пункта украинских войск.

– Очередное враньё. Так же нам рассказывали про Афганистан в своё время, кричали, что мы должны. Кому и что? А потом оказалось…

– Ну, это давно было… – заметил Роман. – В Союзе тогда…

– Похоже, что мы в Союз и возвращаемся, – не дал шефу развить мысль Семён Витальевич и, выставив вперёд ладонь в характерном ленинском жесте, картаво выпалил: – Пгавильной догогой идёте, товагищи!

Роман криво улыбнулся и равнодушно пожал плечами.

– По-моему, дороги назад нет.

– Как сказать. Очень смахивает на то… Иногда страшно становится. Не хочется пережить всё по новой.

– Так страшно было?

– Скорее противно! Ничего же не было! – горячо заговорил Рудин. – Только борьба за светлое будущее. Как жутко это утомляло… Вы на другом выросли, и вам кажется, что так будет всегда. Многие до революции так же думали. Потом и опомниться не успели…

– Не, ну жили же как-то. Войну выиграли. В космос летали, – вяло попытался возразить Роман и зевнул в кулак.

Ему не нравился этот разговор. Он терпеть не мог пустое нытьё, посыпание головы пеплом и страдания по упущенным возможностям. Может, сидящий перед ним человек имел в виду что-то другое, но выглядело это, по мнению Романа, именно нытьём.

– Правильно, именно «как-то»! Вам родители вряд ли рассказывали. Москва и Ленинград жили почти нормально. Заметьте – «почти»! А провинция? Полки пустые, жрать нечего. На прилавках комбижир и консервы. У меня единственный выходной в школе – воскресенье. И проводил я его в поездке на Украину, за жратвой. Нас мама поднимала в шесть утра и два часа на автобусе до ближайшего украинского города. Потом назад. Потом уроки и спать. Счастливое детство! Все жители подмосковных областей в Москву за жратвой мотались. Про колбасные электрички слышали?

Роман утвердительно качнул головой. Этот разговор продолжал его напрягать, но он не стал ни спорить, ни затыкать пожилого человека, чувствуя, с какой болью тот говорит о своём прошлом.

– Зарубежная музыка, одежда, путешествия по миру, всё это было недоступно и, заметьте – даже преступно! Недоступно по определению! А уровень жизни?! Да у нас каменный век был по сравнению… Черчилль, железный занавес! Запад обвиняли, а сами отгородились от мира бетонной стеной. А пропаганда?! Сплошные лозунги и призывы. Заметьте: пустые, никчёмные! Ведь никто ни во что не верил! Все врали: и наверху, и внизу. Сейчас на что-то подобное смахивает. Скоро и границы закроют.

Роман снова пожал плечами, взял пульт со стола и выключил телевизор. Игорь Павлович понял, что разговор окончен, криво улыбнулся и покинул кабинет.

Если Рома и мог в чём-то с ним согласиться – это в том, что практически невозможно стало работать с Европой, немного подсел бизнес. С остальным же, вроде железного занавеса, он согласиться никак не мог. Никто не закрывал границы – вали куда хочешь. В принципе, некоторые так и сделали, но Рома никуда не собирался, хотя в своё время двоюродный брат бабушки помог ему и Филу получить гражданство Азербайджана. Этот паспорт не имел безвизовых преференций, но открывал массу возможностей в это непростое для страны время. Например, позволял открыть счета в банках, не попадающих под санкции. Да и вообще, в Баку его родственники были не последними людьми, и в следующем году он планировал начать там бизнес.

Да, с началом военных действий в Донбассе вести бизнес стало сложнее, но осуждать решение правительства он не собирался, впрочем, как и одобрять. Сейчас сложно оценить, насколько велика была необходимость всё это затевать. Он понимал только одно: война началась не год назад, а сразу после переворота в Киеве. Сколько «мирных» погибло за восемь лет, он тоже слышал, и если не было другого выхода остановить бомбёжки, тогда, может, всё правильно.

– В Союзе ему было плохо… – раздражённо пробормотал себе под нос Рома. – Может, тебе и плохо, а кому-то было хорошо. Люди разные.

Он не раз и не два обсуждал эти вопросы с бабушкой. Она говорила, что, конечно, общего мнения о жизни в Союзе быть не может. Кому-то нравилась такая, с виду беззаботная жизнь. Равенство во всём: бесплатная социалка, медицина, образование. А для других это было второстепенным. Кто-то верил в победу коммунизма, кто-то в Бога. Люди разные, и к жизненным ценностям относятся по-разному. Кому-то хватает того, что ему дают, кому-то – нет. Но она считала, что имеется и третья категория людей, которые недовольны всем по определению. Им плохо всегда – что при социализме, что при капитализме. Они ищут и видят негатив во всём. И они никогда не бывают счастливы. А может, в этом и заключается их счастье – поносить с утра до вечера всех и вся. Ведь у каждого человека своё представление о счастье. Самым ужасным при жизни в Союзе Мина считала отсутствие выбора, моральную уравниловку. «Счастье должно быть всеобщим», – вдалбливали в головы людей. Государство не интересовала судьба каждого отдельного гражданина. Как в песне: «Цвела бы страна родная и нету других забот». Счастье – одно на всех. Разве так должно быть? Нет, конечно, иначе люди превращаются в безликое стадо.

Обычно разговоры о политике вызывали у Романа круговорот неприятных раздумий, но вскоре секретарь принесла папки с бумагами, и мысли вернулись к работе. Через полтора часа он закончил с документами и посмотрел на часы. Время обедать, но есть не хотелось.