
Полная версия
50 оттенков страсти. Сборник современной прозы и поэзии – 2024

Альманах «50 оттенков страсти»

© Альманах «50 оттенков страсти», 2024
© Издательство «ГОСП», 2024
© Издательский дом «Вагриус», 2024
© Союз независимых авторов и издателей, 2024
Проза
Чихнов
Ну… почему вы такой добрый?
1Роза почти весь первый подъезд 32-го дома, что за старым гастрономом, знала – кто, где живет. Первая квартира была Репиных. Семья дружная – двое детей. Все время вместе. Вторая квартира была однокомнатная. Жил в ней тракторист. Над Репиными жили Селедковы. Он – милиционер, она- учительница младших классов. Напротив была квартира Салахутдиновых. Он часто приходил навеселе, шумел. На третьем этаже жила Ольга, мать-одиночка с двумя детьми. Двенадцатая квартира была Просвирниных. Пятнадцатую квартиру занимали Васильевы. Он работал водителем рейсового автобуса, жена – медсестра. У них еще была черная лохматая собака. На пятом этаже Роза никого не знала по имени – только в лицо.
Роза уже вторую неделю жила у Абатуровой Гальки, подруги из пятой квартиры. Галька училась в училище на каменщика, жила с матерью и братом; ей не было еще семнадцати. Роза была на год старше Гальки, через месяц – 18. Роза была среднего роста, вытянутое лицо, широкий нос, недоумевающий, по-детски наивный взгляд, мужской, волевой подбородок… Роза была некрасива, но молодость брала свое – свежа, бела. Работала Роза маляром, в декабре попала под сокращение, лишилась работы, комнаты в общежитии и уехала к матери в Сосновку -15 минут езды. У матери была двухкомнатная квартира. Роза была не одна у матери, были еще Катька с Сонькой. Катька ходила во второй класс, Сонька – в садик. Мать была одна, сожителя не было: он то жил, то не жил. Мать даже не предложила остаться, а о прописке и слышать не хотела. Роза вернулась в общежитие, заведующая Галкина Фаина Петровна разрешила переночевать, потом Хромова, директор детского дома, из жалости, как бывшую воспитанницу, приютила Розу на неделю….
В десять лет Роза попала в детский дом. Мать пила, была лишена родительских прав. Роза закончила шесть классов, выучилась на маляра. Отца Роза не помнила: была маленькой, когда отец уехал, как мать говорила, на заработки и пропал. Роза почему-то была уверена: отец прописал бы ее в квартире, и было бы где жить.
Гальки не было дома. Роза, прихрамывая – хромая с рождения, – поднялась на четвертый этаж, села на лестнице. Было уже поздно. В подъезде горела только одна лампочка – на пятом этаже. Хлопнула в подъезде дверь, послышались усталые шаги. Кто-то поднимался. Это был мужчина, немолодой. Черное пальто с каракулевым воротником, потертая лисья шапка. Мужчина был выше среднего роста. Внимательный, но не сердитый взгляд.
– Не меня ждешь? – спросил мужчина, поднявшись на четвертый этаж
– Нет, – лениво ответила Роза. – Закурить у вас не найдется?
– Не курю. Сейчас посмотрю. Может, найду.
Скрипнула дверь на пятом этаже.
– Нет, не нашел, – донеслось сверху. – Выпить хочешь?
– Что? – спросила Роза, не поднимая головы.
– Спирт.
– Нет.
– А что бы ты хотела?
– Шампанское.
– Завтра приходи в шесть часов, будет шампанское. Придешь?
– Приду. А ваша жена?
– Нет у меня жены. В разводе. Смело заходи, 20-я квартира. Мужчина поднялся к себе, и стало опять тихо.
Было около шести, точно Роза не знала, не было часов. 20-я квартира. Роза позвонила. Сразу почти щелкнул замок, и дверь открылась.
– Можно? – потупив глаза, негромко спросила Роза.
– Конечно. Проходи.
Одет мужчина был просто, по-домашнему – футболка, синие спортивные штаны.
– Раздевайся.
Роза сняла изрядно потрепанный китайский пуховик, повесила на вешалку в углу, потом – шапочку, распустила пепельного цвета волосы. Она нравилась себе такой, с распущенными волосами.
– у вас не найдется расчески? – спросила Роза, глядя в зеркало, висевшее на стене в прихожей.
– Конечно… Вот, пожалуйста.
Роза сначала зачесала волосы вперед, на глаза, затем рукой небрежно откинула назад. Роза была в старой, местами порванной желтой кофте, годной только на половую тряпку. Она давно ничего себе не покупала из одежды, не было денег. Зарплата маленькая. Тут еще сокращение. Донашивала старое.
– Меня зовут Роза.
– Очень приятно. Я – Антон Павлович. Проходи на кухню. Я сейчас, – засуетился Антон Павлович, достал из холодильника бутылку шампанского, поставил на стол, початую бутылку водки, сделал яичницу, разогрел тушеную картошку с мясом и- все это быстро, в спешке.
Роза сидела за столом, знакомилась с обстановкой. Стол, в левом от двери углу – холодильник. Над раковиной висел небольшой шкаф. Ничего лишнего.
– Пить будем из стаканов, – предупредил Антон Павлович, когда все было разогрето, закуска на столе. – Извини, бокалов нет. – Антон Павлович, сел за стол. – Государство не балует зарплатой. Тебе, Роза, шампанское, мне – водочки.
Антон Павлович пил мало.
– Пей, Роза, пей. Наливай сама.
Роза пила небольшими глотками. Картошку с мясом ела ложкой.
Антон Павлович все подливал шампанское.
– Антон Павлович, у вас не найдется закурить?
– Вчера вот купил, – достал Антон Павлович из шкафа над раковиной пачку «Мальборо». – Вот, пожалуйста.
– Спасибо.
– Пепельница.
Роза закурила. Курила она жадно: затяжка за затяжкой. Антон Павлович сидел за столом, сложив на груди руки, молчал.
– Ты, Роза, здешняя?
– Я детдомовская.
– Как детдомовская?
– Мать меня туда определила… – Роза не любила о себе рассказывать – ничего интересного. Да и рассказчик она была плохой, иногда только, по настроению, откровенничала, жаловалась на свою неудавшуюся, безалаберную жизнь.
– Антон Павлович, скажите, сколько мне лет?
– Не знаю, – пожал плечами Антон Павлович.
– 17. А мне дают 12–13, – с гордостью призналась Роза. – А вам сколько?
– Много.
– Вам примерно 50 лет.
– Ну, давай… – поднял Антон Павлович стакан.
– Мне вообще-то пить нельзя. На голову действует.
– Роза… – беззвучно, одними глазами рассмеялся Антон Павлович. – Это – шампанское, 12 градусов, как две бутылки хорошего пива. Разве можно с этого опьянеть?
– А вы что себе так мало налили?
– Мне на работу.
– А где вы работаете?
– Где я работаю? – Антон Павлович на минуту задумался. – …В леспромхозе.
– Кем?
– Рабочим.
– Что-то не похоже. Вид у вас нерабочий. Вы, наверное, работаете начальником.
– Яичница остыла. Чай будешь?
– Можно вообще-то… – с растерянным лицом сидела Роза.
Антон Павлович налил чай, достал из навесного шкафа над раковиной коробку конфет, открыл, положил на стол.
– Ты, Роза, что не пьешь? Это же не водка, шампанское… Давай, давай… – в выжидательной позе застыл Антон Павлович у стола.
Роза взяла стакан с шампанским, выпила сколько могла. Живот был полный, оставалось еще немного места для чая с конфетами.
– Пойдем полежим… – предложил Антон Павлович. – Мне на работу. Ты ничем не болеешь?
– Ничем, кроме СПИДа, – громко рассмеялась Роза.
Каким-то нездоровым, внутренним был ее смех. Антон Павлович растерялся, стал серьезным, но быстро нашелся:
– У меня резиночка есть, пошли в комнату.
Роза без лишних слов встала, прошла в комнату: так надо было, таковы были правила игры, в которую она была вовлечена. Комната была небольшая. Платяной шкаф, кровать, диван. Шкаф с книгами. Телевизор. Кресло, два стула. На полу потертая ковровая дорожка. Роза села на диван, Антон Павлович – рядом.
– Антон Павлович, включите, пожалуйста, телевизор, – попросила Роза, чтобы не скучно было.
– Он не работает, – усмехнулся Антон Павлович. – Все никак не могу сходить в ателье, не выберу время. – Собственно, для меня он что есть, что его нет… Роза, мне на работу!.. Время…
– Давайте я лучше к вам ночью приду.
– Нет.
– Я не обману.
– Нет, нет! – был категоричен Антон Павлович.
– Можно ванну принять? – спросила Роза.
– …только побыстрее!..
Роза прошла в ванную. Она бы еще полежала, погрелась, постиралась, но Антон Павлович торопил.
Сделав набедренную повязку из полотенца, стыдливо прикрывая рукой грудь, Роза вышла из ванной. Антон Павлович сидел в кресле. Роза скромно встала у книжного шкафа.
– Какая прелесть! – вскинув вверх руки, в изнеможении простонал Антон Павлович. – Какие груди. Лимончики…
Роза смутилась, скорее забралась на кровать под одеяло. Антон Павлович тоже разделся. Роза лежала, закрыв глаза. Антон Павлович прильнул к груди, сосок был большой твердый.
Антон Павлович представил себе, как маленьким брал грудь, но тогда это была другая грудь, – грудь матери, с молоком.
– Щекотно, – интуитивно дернулась Роза всем телом.
Антон Павлович достал из-под подушки резиночку и – опять все быстро, в спешке. Роза лежала, блаженно улыбаясь, она не против была бы повторить, но Антон Павлович уже встал.
– На работу опаздываю…, – жаловался Антон Павлович.
Роза сидела на диване, одетая, и с интересом смотрела, как Антон Павлович бегал по комнате, одевался. Он, кажется, совсем не собирался платить за удовольствие. И Роза решила напомнить.
– Антон Павлович, у меня к вам просьба.
– Какая?
– Дайте на жвачку.
– Понимаешь… – замялся Антон Павлович, сильно покраснев. – Получка у нас седьмого числа. Вот… – достал он из платяного шкафа деньги. – Сто рублей.
– Спасибо. – Деньги были небольшие – на две пачки сигарет, но – лучше, чем ничего, плюс шампанское, закуска, конфеты. – Может, не пойдете на работу?
– Ты что! Надо идти. А как жить? Кто меня будет кормить? – стоял Антон Павлович одетый, в пальто. – Ты, Роза, первая выйдешь, а я… второй. Конспирация.
Роза сошла на второй этаж, закурила. Из Галькиной квартиры доносилась музыка. Антон Павлович вышел.
– Роза, будет время – заходи.
– Спасибо вам, – вспомнила Роза, что ушла, не поблагодарив.
– Это тебе спасибо, – улыбнулся Антон Павлович.
Роза потушила сигарету, подошла к Галькиной квартире, прислушалась, позвонила: идти больше было некуда, были, правда, две подруги, тоже детдомовские, но это надо ехать. На улице было холодно. Пуховик совсем не грел.
– Кто там?! – истерично закричала Галька.
2Роза, как ни старалась, никак не могла вспомнить, у кого в четверг была. 20-я квартира – это она помнила… Пить совсем было нельзя: память пропадала, голова отказывала работать. Дождавшись, когда в подъезде никого не будет, Роза быстро поднялась на пятый этаж, позвонила в 20-ю квартиру… Только на третий звонок дверь открылась.
– Можно? – потупив глаза, тихо спросила Роза.
– Конечно, проходи вон на кухню, – отступил Антон Павлович.
– Я на минуту, – обманывала Роза. Она хотела остаться на ночь. Галька в последнее время плохо принимала, была чем-то недовольна.
– Торопишься куда?
– Нет, – села Роза за стол.
– Есть будешь?
– А вы… как вас зовут?
– Забыла? Антон Павлович.
– Я, Антон Павлович, только чай попью. Замерзла.
– Яичницу сделать?
– Сделайте. Вы такой добрый. Ну… почему вы такой добрый? – плаксиво протянула Роза
– Смотри не сглазь, милая.
– …милая – вполголоса повторила Роза, ее никто еще так не называл. – Милая… у меня, Антон Павлович, послезавтра день рождения.
– Ешь, – поставил Антон Павлович сковородку с яичницей на стол. – Я пойду в комнату.
– Не уходите, посидите со мной. Ну, не уходите… Останьтесь, – жалобно тянула Роза.
– Ладно.
Роза встала, закрыла на всякий случай на кухне дверь, чтобы никто не пришел, не подслушал и села за стол.
– В среду, Антон Павлович, я опять ездила к матери. У нее новый мужчина. Какой-то седой… Я дебильная, а мать, оказывается, еще дебильнее меня. Замуж собралась в 50 лет. В квартире меня не прописывает. Мне бы расчесать ее. Волосы у нее взять. Я бы ее заколдовала. Я ведь, Антон Павлович, опять прославилась…
Роза положила на стол ложку, задумалась. Каким-то неживым, потусторонним был ее взгляд.
– Я, Антон Павлович, юная взломщица! У матери дверь сломала. Такое меня зло взяло, разбежалась и ногой вышибла дверь. И никто даже не вышел на шум, – собирала Роза со стола хлебные крошки в ладонь, – слизывала. – Мать вызвала милицию. Меня посадили в камеру, как рецидивистку. Через два часа выпустили. Я буду судиться. Так нечестно, – часто заморгала Роза глазами. – Пусть разменивает квартиру. Мне тоже надо где-то жить. Сегодня я была у юриста. Он за меня.
– Конечно, тебе надо где-то жить, – согласился Антон Павлович.
– Ешь.
Роза быстро расправилась с яичницей из двух яиц, выпила два стакана чая с хлебом с маслом.
– Слушай…
– Что? – забеспокоилась Роза.
– Какой я у тебя партнер по счету?
– Сорок пятый… – Роза не считала. Были и насильники, и – сама Роза хотела. Все было.
– Что ж… неплохо.
– Бы, Антон Павлович, не без чувства юмора. Да нет… У меня всего было трое, – поправилась Роза, поняв, что сказала глупость: про 45 партнеров
– Что-то не верится, – улыбнулся Антон Павлович.
– А вы крещеный?
– Крещеный.
– Я тоже крещеная.
Роза отрезала кусок черного хлеба, густо посолила его и стала есть.
– Бери белый хлеб. Он лучше.
– Я черный люблю. От него не толстеют.
– Мажь маслом.
– Антон Павлович, а вы верите в Бога? – чуть поддела Роза кончиком ножа масло, намазала на хлеб.
– Мажь больше.
– Мне хватит. Надо экономить.
– Конечно, что-то наверху есть. Мировое сознание. Пойду посмотрю газеты.
Антон Павлович вышел. Роза налила чай, съела хлеб с маслом, вымыла посуду, закурила, взяла пепельницу, прошла в комнату, закрыла за собой дверь. Антон Павлович сидел в кресле, читал, рядом – лежали газеты.
– Можно я возьму районку?
– Бери.
Роза читала все больше про криминал, происшествия. Криминала не было. Роза отложила газету, зашла за спинку кресла и чуть коснулась губами мочки уха Антона Павловича; лизнула.
– У-тю-тю-тю. Какие ушки вкусные. Так бы и съела.
Антон Павлович в изнеможении, постанывая от удовольствия, откинулся назад; пересел на диван.
– Иди сюда, моя дорогая, – жалобно протянул Антон Павлович.
Роза не заставила себя долго ждать, села рядом.
– Антон Павлович, пахнет, да? Это от сапог. Сапоги у меня не просыхают, – брезгливо морщась, объяснила Роза. – Я пойду приму душ. Можно? – никак Роза не могла отделаться от неприятного запаха сапог.
– Не можно, а нужно. Что ты спрашиваешь? Только быстро.
Роза набрала полную ванну воды, с полчаса лежала, потом стала мыться. Потом выстирала кофту, гетры, трусики, носки. Если бы можно было выстирать сапоги, она бы и их выстирала. Полодиннадцатого Роза закончила со стиркой. Антон Павлович лежал в кровати, отвернувшись к стене.
– Антон Павлович, вы спите? Повернитесь ко мне. Вы обиделись? Милый… – стояла Роза на коленях у кровати, целовала Антон Павловича руки.
– Не надо.
– Но ведь вы меня целуете, – обиделась Роза. – А мне нельзя?
Антон Павлович ничего не ответил. Роза села на пол, закурила, потом закрыла в комнате дверь, потушила свет, легла.
– Не надо. Не хорошо… Что вы, там все ищете? Проверяете?
Антон Павлович убрал руку, обмяк всем телом.
– Я уже все.
– Как все? Одна без партнера?
– Одна.
– Пошли тогда чай пить.
– Вставайте, – радостно отозвалась Роза. – Вставайте!
– Встаю. Одеваюсь, иду на кухню.
Роза голая стояла перед зеркалом в прихожей, причесывалась.
– Антон Павлович, почему вы меня стесняетесь? Я же вам не чужая. У вас есть что-нибудь одеть?.. Халат?..
– Что тебе одеть? Ну пошли, – Антон Павлович прошел в комнату, открыл платяной шкаф. – Рубашку тебе дать? Которая тут покороче. Вот синяя в полоску.
– Классно! Вы не без чувства юмора. Не жалко?
– Для тебя, дорогая, ничего не жалко.
– Вы такой добрый. Почему вы такой добрый?
– Дарю.
– Спасибо.
Роза одела рубашку, встала перед зеркалом в прихожей. Рубашка только-только закрывала низ живота. Это было не первая ее мужская рубашка; она переносила их много: была мания на мужской гардероб. Довольная, кокетливо поведя плечами, Роза прошла на кухню, села за стол, одернула низ рубашки. Антон Павлович налил чай, достал печенье.
– Ну кем вы работаете?
– Какая разница? – сел Антон Павлович за стол.
– Вы, наверное, в милиции работаете. Я бы тоже хотела в милиции работать. Носить наган. Хотите я у вас останусь жить? – предложила Роза и испугалась, что Антон Павлович скажет.
– Ешь давай. Уже первый час! – заторопился Антон Павлович.
– А вы что не едите?
– Я уже поел.
– Мало вы едите, не по-мужски.
– Я по ночам не ем.
– Интересный вы человек.
– Каждый человек по-своему интересен, – Антон Павлович встал и пошел в комнату.
Роза выпила чай, прибралась на кухне и прошла в комнату. Антон Павлович лежал, не спал. Роза тоже легла, повернулась спиной, это была ее любимая поза. Антон Павлович потянулся к «лимончикам», часто задышал…
Роза долго не могла уснуть: было боязно, кажется, сейчас откроется дверь и войдет мать с сожителем…
– Роза, вставай! Вставай! – голос Антон Павловича становился все требовательней и требовательней. – Вставай! Мне надо идти, у меня дела.
– Давайте еще полежим. Воскресенье.
– Вставай! Завтрак остынет! – стоял Антон Павлович у окна. – Я уже позавтракал.
– Хитрый вы, – одеваясь, с обидой в голосе выговаривала Роза. – Проводите меня, вернетесь и ляжете. Смотрите, я подкараулю.
– Что ты, милая, такое говоришь? – тяжело вздохнул Антон Павлович.
– Почему вы так вздыхаете?
– Потому что ты не веришь, что у меня дела, мне надо идти.
Роза одела рубашку, подарок Антона Павловича, и пошла на кухню; Антон Павлович следом. И опять на завтрак была яичница.
– Ешь скорее. Время…
Роза допила чай.
– Молодец, – стоял Антон Павлович в прихожей, уже в пальто.
– Я одеваюсь.
– Ну, всего хорошего тебе, – обнял Антон Павлович на прощание.
– И вам всего хорошего.
Роза осторожно открыла дверь, на цыпочках вышла на лестничную площадку, сошла вниз. Она тоже хотела бы жить одна, как Антон Павлович, и чтобы был любовник.
3Роза быстро поднялась на пятый этаж, огляделась – на лестничной площадке никого, прошла к знакомой двери, позвонила, раз, другой… Больше трех раз она не звонила – уходила.
За дверью послышались неторопливые шаги. Роза облегченно вздохнула. Антон Павлович открыл дверь.
– Можно? – заглядывая в глаза, робко спросила Роза.
– Проходи.
– Я замерзла. Можно горячего чаю выпить?
– Конечно. Почему нельзя? Проходи.
– Антон Павлович, что-то случилось? – забеспокоилась Роза, снимая пуховик.
– С чего это ты взяла? – саркастически улыбаясь, спросил Антон Павлович.
– Бы чем-то расстроены. Я вижу. Голос какой-то не такой…
– Тебя увидел, разволновался.
– Классно! Вы не без чувства юмора.
Роза успокоилась, прошла на кухню, села за стол, сделала волосы на глаза, потом убрала назад.
– Моя бывшая воспитательница из детдома вчера сделала мне замечание, чтобы я волосы не зачесывала на глаза – не хорошо. Антон Павлович, у вас есть тушеная картошка?
– Есть.
Антон Павлович достал из холодильника картошку, поставил на газовую плиту разогревать. Роза была голодная, утром только чай выпила с хлебом, а уже вечер.
– Бы хорошо готовите картошку. Вам надо поваром работать.
– Спасибо за комплимент.
– Нет, вы сегодня какой-то не такой.
– Хуже? Лучше?
– …лучше, – смутилась Роза. – Какой-то крутой. Сейчас мы с Галькой еле убежали от Бараташвили. Шли по дороге. Бараташвили ехал на машине. Поравнявшись с нами, остановился, схватил меня за руку, чуть не втащил в машину, у Бараташвили такой большой живот… Он противный. Вы знаете Бараташвили?
– Нет.
– У меня сегодня день рождения. Правда, не получилось ничего… – грустно заметила Роза.
Антон Павлович вышел из кухни, вернулся с большой красивой коробкой конфет.
– Поздравляю, милая! Будь умницей. Дай я тебя поцелую.
– Вы с ума сошли! – была ошарашена Роза подарком. – Они, наверное, дорого стоят?
– Не дороже тебя, милая.
Роза встала, крепко обняла Антона Павловича, стоявшего у газовой плиты в неприкаянной позе, лизнула ушко.
– Подождите, сейчас… – скоро приду.
– Куда ты?
– Надо! Засекайте время. Сейчас приду. Не закрывайте дверь.
Роза вышла и, действительно, скоро вернулась. Она, не раздеваясь, прошла на кухню, достала из внутреннего кармана пуховика бутылку водки, поставила на стол.
– Нашла вот. Иду, смотрю – бутылка летит с третьего этажа. Взяла ее. Хорошо, хоть на голову не упала, – взахлеб рассказывала Роза.
Вся эта история с бутылкой была ею придумана: водка была спрятана ею в снег на день рождения. Со складчиной ничего не получилось. Пить одна Роза не хотела, да и не любила.
– …вы сами говорили, что водка лучше всякого вина.
Антон Павлович ничего не ответил, опять стал разогревать картошку. Роза сидела на кухне, курила, все смотрела на конфеты на столе. На коробке были красные розы, целый букет роз. Роза осторожно взяла коробку, близко поднесла к лицу.
– Чем пахнет? – улыбнувшись, спросил Антон Павлович.
– Розами, – быстро ответила Роза. – Спасибо вам. Вы такой добрый. Почему вы такой добрый?
– Ну, начали… – сел Антон Павлович за стол. – Отметим твой день рождения
– Мне много не наливайте.
– Как скажешь.
Роза брала пример с Антона Павловича: он много не пил.
– Может, еще выпьешь? – на всякий случай спросил Антон Павлович.
– Нет. Давайте лучше чай пить.
– С лимоном?
– С лимоном.
Антон Павлович нарезал лимон, достал печенье, масло из холодильника. Роза выпила два стакана чая: один с хлебом с маслом, другой – с печеньем. Чувство голода все не проходило. Роза хотела бы научиться быть умеренной в еде, как Антон Павлович, но не получалось. К подарку Роза не притронулась, жалко было открывать коробку. Роза все смотрела на цветы на коробке.
– Антон Павлович, если бы у меня много было денег, знаете, что бы я купила?
– И что?
– Я купила бы мешок муки, сахара и хорошего душистого мыла.
– Интересно…
– А что? Пекла бы лучше сама хлеб, чем покупать. Хлеб сейчас дорогой. Говорят, еще дороже будет.
– Так оно, милая, – зевая, согласился Антон Павлович. – Что-то на сон меня потянуло. Ты как насчет поспать?
– Я не против, милый. Когда я была против, чтобы поспать? – усмехнулась Роза. – Посидите со мной…
– Ешь, не торопись. Я пойду полежу.
– Можно я еще чаю налью?
– Конечно.
– Вам со мной не интересно?
– Почему не интересно? Очень даже интересно. Как может быть мужчине не интересно с женщиной?
Перед тем как уйти из кухни, Антон Павлович включил радио, висевшее на стене. Зазвучала симфония.
– Выключите эту похоронную музыку. Она как моя непутевая жизнь.
Антон Павлович выключил радио и вышел из кухни. Роза пила чай с хлебом без масла, масла было немного, и она экономила. Прибравшись на кухне, Роза прошла в комнату. Антон Павлович ничком лежал в кровати, укрывшись одеялом. Горел торшер. В комнате был полумрак.
– Можно я покурю?
– Кури.
Антон Павлович встал, открыл форточку, обратно лег. Роза принесла с кухни пепельницу, окурки и села на диван.
– Насобирала вот себе, – показала Роза окурки. – Зачем тратиться на сигареты?
Она наслюнявила узкую полоску газеты, склеила два окурка вместе, приставив один к другому, закурила.
– Дядя Антон, можно я ванну приму, погреюсь? – спросила Роза.
– Конечно, милая дочь, – ласково, по-отцовски ответил Антон Павлович.
Роза потушила сигарету, встала, два раза прошлась мимо дивана, виляя задом, и пошла мыться. Греться она не стала, постиралась и прошла в комнату, легла.
– Роза, у тебя такие лимончики… Я люблю тебя.
– Я не верю.
– Для тебя, дорогая, я на все готов. Хочешь, я с балкона брошусь?
– Хочу.
– Ты хочешь, чтобы меня не стало? – жадно прильнул Антон Павлович к груди, потом с головой залез под одеяло.
– Не надо. Не красиво… – попросила Роза.
Антон Павлович откинул одеяло.
– Холодно, – потянула Роза одеяло на себя.
Но Антон Павлович крепко держал одеяло.
– Ой! Роза, перестань! Я не переношу щекотки. Сдаюсь! Все!
Но Роза, разыгравшись, не унималась. Антон Павлович с одеялом скатился на пол, Роза тоже сползла с дивана.
– Пошли чай пить, – предложила Роза