Аномалия

Успел. Машинку привезли целую. Глядя на здоровый ящик, шланги, транспортировочные болты, которые нечем было открутить Сергей вспомнил как хотел заказать установку вместе с доставкой. Долго пробовал торговаться. Но из этого ничего не вышло. Запрошенная менеджером сумма казалась ему до боли большой, и он решил подключить всё сам. А теперь стоя с наливным шлангом в руках понимал, что не имеет не малейшего представления какие нужны переходники и где их можно купить.

– Ну что, скоро подключишь? – Спросила жена, почти ласково и в её предрасположенность хотелось поверить если бы между этих слов не сквозила злая ирония, которую Сергей за годы совместной жизни научился безоговорочно распознавать.

– Завтра, куплю всё нужное и подключу. – Сказал Сергей, укладывая ненавистный шланг назад в ящик.

– С прохода только это добро убери. – Сказала Лена и перебросив кухонное полотенце через плечо отправилась греметь посудой.

Где-то за стеной, словно успокаивая чужим горем раздался отголосок соседского скандала.

«Всё же мы не одни во вселенной». – Подумал Сергей и придвинул тяжёлый ящик к стене, отправился в Гостиную. Там дочь смотрела телешоу, совершенно бездарное. Про каких-то запертых людей и их отношения. Долго Сергей этого не выдержал, разговор по душам завязать не получилось. Отвечала дочь коротко и односложно. Боясь спровоцировать своей жаждой общения очередную ссору, Сергей спрятался в спальне и, делая вид что занят чем-то важным, залип в Ютюб на смартфоне.

Разговор подушам

Это был кризис. Настоящий кризис. Теперь в этом не оставалось никаких сомнений. Вчера Сергею исполнилось сорок четыре года. Елена испекла что-то напоминающее пирог. Дочь подарила милый поцелуй в щёку, и на том спасибо. Праздника как такового не было и не было ни возможности, ни желания его организовать. А честно говоря и не для кого было. Друзья Сергея с годами превратились в занудных, обременённых житейскими заботами индивидов, а некоторые из них ещё и в подкаблучников. По телефону созванивались, когда что-то было нужно, а без дела, только ради общения почти никогда.

Не обошлось и без скандальчика, не большого, так на пару минут. Сергей стал мешать ножом на сковородке гречневую кашу с луком, а у его благоверной были для этого специальные лопатки. Естественно Сергею припомнили, что денег на новую сковороду он не заработал, а эту скорее всего придётся теперь выкинуть.

– Лен, можно хоть в мой день рожденье оставить меня в покое. – Попросил Сергей. Кисти рук его дрожали, часть каши просыпалась на плиту. Стал собирать, обжёгся и в сердцах сказал, обращаясь к потолку:

– Что же это за жизнь такая!

– Пап, просто ты неудачник. – Сказала дочь допивая какао. – Тебе всё время не везёт.

Вечером, на улицах города разыгралась настоящая февральская метель. Не злая и колючая, а пушистая и уютная. Она крутила крупные хлопья снега красиво сверкающего в свете фонарей. Заметала грязь вчерашней оттепели, тормозила до скорости пешехода автомобили и разогнала по домам детвору. Сергей, замотав пол лица шарфом, шёл к своему старому товарищу Николаю. Очень странному человеку. В глубоком кармане пальто тёрлась о ногу бутылка грузинского коньяка с тремя звёздами и плитка горького шоколада, случайно выбранная в последний момент на кассе магазина из товаров «по акции».

С Николаем Сергей виделся не часто, но всегда приходил к нему, когда хотел посоветоваться о чём-то важном или поговорить по душам. Человек этот жил в небольшой подсобке на территории речного порта. Там и работал кем-то вроде сторожа или дворника. Такое социальное положение было личным выбором Николая. Когда-то он, добровольно отказался от своей квартиры, передал её детям, а сам отправился жить в небольшую коморку, которая прилагалась к должности сторожа. Обособившись от окружающего мира Николай, как сам говорил, углубился в познание истины. Читал книги, по философии, религии, мистики. Немного практиковал и много размышлял. Мало заботился о своём внешнем виде, вёл достаточно аскетичный образ жизни, но пропустить по стопке другой коньяка с Сергеем почти никогда не отказывался.

Сергей, обогнув не плотно закрывавший проход на территорию речного порта шлагбаум, вошёл в небольшое жилище друга, тот топил буржуйку распиленными паллетами, сидя на маленьком пуфике.

– Тебя словно в лесу срубили. – Сказал Николай, увидев гостя на пороге намекая на сходство Сергея с заснеженным деревом.

– Слушай, едва дошёл до тебя. На машине ехать не хотелось, да и я с презентом.

Сергей выудил из кармана бутылку и поставил на стол. Николай немного кряхтя встал, он часто вёл себя словно ему гораздо больше лет чем было на самом деле, и направился к холодильнику за закуской.

– Я к тебе сегодня по странному делу. – Заговорил Сергей, щёлкнув пробкой и разливая коньяк по стопочкам. – Вот принёс дневники одного писателя, хотел почитать, узнать твоё мнение.

– Что хороший был писатель? – Спросил Николай, выуживая из холодильника подходящее под коньяк съестное.

– Почему был?

– Ну, если он жив ещё, как же мы его дневник без него читать будем. – Пояснил Николай.

– Не, в этом плане всё в порядке, он больше не снами.

Николай хмыкнул, повисла пауза, во время которой он нарезал лимон и густо посыпал его сахаром. Сергей не хотел сразу выкладывать все карты на стол, а коротко объяснить, что он имел в виду у него не получалось, поэтому он просто вынул из своей секретной папки несколько листов и разложил их на столе.

– Ничего тебе объяснять не буду, а лучше без прелюдий почитаю. Хочется знать твоё непредвзятое мнение.

– Ну давай, валяй.

Сергей вгляделся в трудно понятный, но уже знакомый рукописный текст и начал читать одну из страниц дневника, которая показалась ему наиболее интересной.

«Оглядываясь на годы прожитой жизни я прихожу к выводу что постоянно старался понять одну единственную вещь: каков мир в котором мы живём на самом деле, что находится за пределами сформулированных нашим разумом понятий, чувственных образов и всего того из чего мы складываем как из кирпичей вокруг себя действительность. При таком определение достоверности мира естественно, что я предполагал наличие чего-то объективно существующего за пределами или под спудом непосредственно ощутимой реальности».

– Подожди, подожди… И кто ты говоришь этот человек? Это он так дневник вёл?

– Да, представляешь, писатель.

– Только не говори, что популярный.

– Совсем не популярный.

– Судя по дневнику это и не удивительно, если он так свои книги писал, то странно что его хоть кто то прочёл. Ну ладно, продолжай интересно всё же.

«Но может ли мой разум вообще понимать что-то кроме того, что он научился осознавать»

– Тут он ещё какое-то время распространяется на тему да как так и может ли быть. Суть в том, что человек хотел вырваться за пределы ощутимой реальности которую считал, по всей видимости, иллюзией. Ну мысль не новая ты понимаешь… – пояснил Сергей пропуская большую часть страницы.

– Да, да, добрая половина религиозных течений пытаются сделать то же самое, примерно.

– Но смотри дальше.

«Запись от 23 ноября 1991года. Сегодня, кажется, мне удалось нащупать нечто стоящее, такое что действительно может повлиять на всё моё существование. Мне в руки попалась книга одного из святых отцов древности, Дионисия Ареопагита. Такие книги в нашей стране долго не издавали, и та что попала в руки мне едва сохранившийся привет из позапрошлой эпохи. Ну да ладно, мысли, интересные умозаключения, имеют в действительности значение, а не мишура историй и событий».

– Ты же знаешь книгу о которой идёт речь. – Обратился Сергей к Николаю прерывая чтение.

– Да, конечно, так называемый Corpus Areopagiticum, Самому Дионисию Ареопагиту не принадлежит, а подписан его именем, но для христианского богословия очень значимая книга.

– Ну, да, да. Здесь речь пойдёт только об одной маленькой главе из неё. Слушай.

«В этой книге меня заинтересовала одна небольшая глава, посвящённая так называемому отрицательному богословию, апофатическому. Святой муж пишет нам, что превосходящий любое, даже самое положительное понятие Бог, находится за пеленой мрака, скрывающего его от глаз твари. Такое представление меня поразило, оно настолько коррелируется с моим ощущением реальности, что я даже вначале не поверил и перечитал эту главу несколько раз, а потом понял, что всегда погружался в этот мрак на пути познания истины, теряясь в нём и осознавая тщетность попыток сформулировать нечто находящееся за его пределами. Мне кажется, долина этого мрака, если можно так выразиться, находится между монадой божества содержащего в себе всё сущее и первой диадой, то есть первым движением к осознаваемому, там, где Бог выходит сам из себя и создаёт мир».

– Слушай. – Не выдержал Николай. – Тот ещё товарищ был твой писатель. Но неужели ваш отдел занялся богословием?

– Нет, конечно, просто, похоже, что этот чудак докопался до чего-то такого что находится за пределами понимания. Я, судя по изучению протоколов прежних следователей прихожу к выводу, что они вот эту философскую часть дневника в расчёт не брали, возможно считали чем-то вроде заумной мути. Хрен знает. Но я решил копнуть именно в этом направление, а кроме тебя не знаю к кому ещё можно было бы обратиться. Да ещё и так чтобы секретность дела не нарушить.

– Ну примерно понятно теперь. Продолжай. Хотя подожди минутку, не повредит. – Николай разлил по стопочкам коньяк и наколол лимончик на вилку. – За тебя, с днём рождения. – Николай лукаво подмигнул.

Сергей тяжело вздохнул словно сетуя на ещё один бездарно прожитый год или на вкус коньяка, закусил жгущий горло напиток кисло сладким угощением и продолжил:

«Более-менее осознав открывшуюся передо мной истину я решил написать на эту тему книгу и название в голове всплыло, само собой. «Божественный мрак, судьба и дети» – По-моему прекрасное название. Хочу на её страницах, в иносказательной форме, конечно, поговорить сам с собой и с читателем, естественно, об альтернативном методе познания реальности и Бога. О познание через красоту, творчество и искусство, а не через интеллект. О том, что дети в момент своего появления – это некий привет из инобытия, путники с тех дальних берегов где понятия не приняли ещё завершённой формы а существуют как бы в суперпозиции избегая любого соприкосновения с верифицированными сущностями. Пришельцы из мира Божественного мрака. Любая моя книга, пока я её пишу, открывает передо мной не меньше нового, чем перед человеком, который будет её читать после меня. Потому что познание истины, лежащей во мраке, невозможно разумом, который в процессе взросления учится только осознавать и характеризовать реальность как набор дискретных величин, категорий и понятий, из которых он вычленяет искомый объект, а потом рассматривает этот объект в статичном виде, так как если бы он существовал изолированно от остальных окружающих его процессов. Древние не зря активно использовали символизм в описание реальности видя в этом единственную возможность выразить истину. Вот и я хочу попробовать написать такую книгу, которая открыла бы передо мной путь, проложенный творчеством в запредельную реальность».

Сергей умолк и посмотрел на Николая, повисла пауза. Тот ещё некоторое время ждал продолжения, а потом спросил:

– И что, дальше, он написал книгу?

– Хз, может и написал. Но её точно не издавали и рукописи не нашли. Может плохо искали. Там в этом деле есть ещё учёный. Он какое-то очень важное открытие сделал, но работал над ним в лаборатории тайно, не сообщал руководству. Потом это раскрылось и им контора занялась, но он результаты исследования спрятал куда-то, а на допросе… Понимаешь в деле речь об аномалии идёт… Ладно, извини, сейчас разболтаю тебе гостайну и что мы потом с этим делать будем…? В общем я решил вначале писателем заняться который тоже на том допросе был потому что всё что можно было про учёного разузнать мои коллеги за годы расследования уже раскопали. Да и я собственно эксперт не в научной среде, а по религиям и мистике.

– И что в дневнике записей больше нет?

– Ну есть ещё одна, самая интригующая и не о чём не говорящая одновременно.

«Запись от 21 марта 1993 года. Кажется, я нашёл то что искал, дальше вести дневник бессмысленно, как и пытаться облечь в слова истину открывающуюся сразу всему человеку, всему его существу одновременно, словно вместо маленького луча фонаря гигантскую залу в одно мгновение освятили тысячи ламп со всех сторон, так что даже тени некуда спрятаться. Надеюсь всё что я увидел в этом зале можно будет прочесть в моей книге».

– Это всё. – Резюмировал Сергей.

– Прекрасно. – Только и сказал Николай. Налил ещё по одной, а выпив, словно сорвался с места как воздушный шарик, подхваченный ветром и полез в холодильник за более существенной закуской. – Прекрасно. – повторил он ещё раз. Освящённый сиянием открытого холодильника, словно Индиана Джонс над ящиком Пандоры. – Прекрасно, а чем я тебе могу помочь во всём этом?

– Честно говоря, кроме того, что ты можешь утолить мою жажду по нормальному общению, я надеялся, что ты поможешь мне разобраться о каком пути познания говорит этот чудак. Ведь записи не подробные, их и дневником назвать нельзя. Так скорее блокнот с мыслями. Многое надо додумывать.

– Ну ты изначально верно решил. – Николай указал на коньяк. – Без пол литра здесь не разобраться.

Они ещё долго говорили, рассуждая об гегелевском Абсолюте идущем к само обнаружению, об значение символа в искусстве и об абстрактном искусстве, словом обо всём том о чём Сергей не мог поговорить больше ни с кем на всём этом белом свете. После пятой, или шестой, или седьмой стопки Николай пить перестал, сославшись на необходимость чувства меры, а Сергей продолжал, время от времени, планомерно опустошать бутылку. Но до дна не добрался, понял, что незачем. Чем дальше вился их разговор, как тропинка, уходящая в гору, тем больше Сергей убеждался в том, что он хотел бы познакомится с писателем, которого они обсуждали. Почему-то Сергей уверился в том, что они непременно стали бы друзьями. Но к сожалению, он пока мог только, добравшись до засекреченного кабинета, смотреть на своего нового друга, как сквозь стекло подглядывая в открытую дверь.

Ночью, когда способность рассуждать была исчерпана, Сергею стало душно в небольшой коморке Николая и он, спустившись по трём заснеженным ступеням, пошёл по территории замороженного порта, мимо сложенных друг на друга контейнеров, обошёл спящий до весны подъёмный кран и оказался перед простором ночного неба, глядящего на него через русло замёрзшей реки. Затянутое пеленой городского смога, сливающегося с космической чернотой, небо почти не блестело звёздами, оно напоминало о мраке, скрывающем непостижимую истину от взора человеческого разума, и Сергею стало страшно, захотелось чего-то земного, обычного, человеческого. Захотелось чувствовать рядом тёплое женское тело, прячущее его в аромате сопутствующих чувств от потусторонней страшной истины, которая одной мыслью о своём существование как темнота космических просторов навивает страх и пускает бегать мурашки по дорожке позвоночника.

Сергей достал смартфон и вызвал такси.

Агония бессонницы

Одним из поздних вечеров следующей недели, ближе к ночи, лёжа на кухонном диване, Сергей мучился от похотливого зуда и одиночества, как ментального, так и физического. Несколько предыдущих дней прошли в «силосной яме» архива, где хранились сотни и тысячи различных дел, до сих пор не оцифрованных и представляющих мало интереса как для историков, так и для служителей закона. Эти дела, как и папки в которые они были обёрнуты казались Сергею замершим на бумаге эхом минувшей эпохи, растворившейся в реке времени и ушедшей в лето. Размашистый красивый почерк, округлые буквы, витиеватые росписи следователей, прятались за обложками с позолоченным гербом. Вроде тот же символ – щит и меч, но другие буквы, другие люди, словно всё хранящееся в архиве создавалось в античную эпоху или было принесено из другого мира где тоже говорили по-русски.

Сергей лелеял надежду откопать в архиве что ни будь важное для своего дела. Обнаружить упущенный след, который привёл бы его в запретную комнату. Напарник на этот раз не стал отлынивать от бумажной работы и помогал Сергею со всей отдачей, на которую был способен. Спёртый воздух подвального помещения пах старой подопревшей бумагой, Пётр жаловался на то что в отделе идет какая-то денежная движуха в которую его не привлекают, Сергей и сам был бы не против иметь дополнительный доход даже из сомнительного источника, но помалкивал. Ему казалось, что у Петра есть скрытые намерения на его счёт и это подтвердилось, когда Пётр предложил встретится и поговорить после работы. Сергей отказываться не стал, и напарники договорились в ближайшую пятницу посидеть в баре после работы, обсудить планы, совместить приятное с полезным.

Проведённые в архиве дни прошли практически в пустую, удалось выяснить только несколько интересных адресов которые стоило посетить, но надежда получить там важную информацию оказалась призрачной. Действительно ощутимым результатом для Сергея стала только депрессия, окончательно завладевшая им на третий день работы в архиве. Добравшись вечером этого дня до дома, он долго просматривал новости в смартфоне, и бесцельно листал страницы соцсетей, словно надеялся по инерции найти что-то важное, хотя на самом деле просто перематывал время.

Отношения с супругой оставались стабильно неприязненными, а человеческой теплоты или хотя бы плотского контакта с женщиной хотелось до боли в суставах. Сергей лежал в темноте, слушал жужжание холодильника и мусолил в руках смартфон. Не выдержал, зашёл на страничку Вики и Светы где размещались их фото демонстрирующие прелести привлекательного, обнажённого тела, за просмотр самых интригующих надо было платить, чтобы иметь возможность переписываться с красавицей, так же необходимо было оформить подписку. Какое-то время Сергей медлил, взвешивал за и против, денег было жалко, как и новогодней премии, которая почти полностью уже была потрачена на этих красавец. Но потом огонь чресл заглушил разум. Сергей заплатил, написал сообщение. Вика была онлайн. Она его узнала, ответила быстро и была готова принять в гости, но остатков зарплаты не хватило бы даже на час с этой девочкой, поэтому пришлось выдумывать достоверные отговорки. На приватный видео чат она его всё-таки развела.

Но как не странно эротическое выступление быстро перешло в разговор по душам. Получилось так, что за порнографической картинкой на экране Сергей рассмотрел родственную душу. Вика ему нравилась, её тело возбуждало, заставляло хотеть и вспоминать, а в общение она оказала простой и весёлой. Сергею очень долго не хватало простоты и лёгкости в женщине и эротики, конечно. Говорили, как не странно, о жизни и о чём-то важном, животрепещущем, волнующем душу, гораздо больше чем о сальных интимностях, призванных будоражить плоть. Говорили, дольше чем Сергей оплатил. В итоге она дала ему свой номер, но сказала, что бесплатно трахаться не будет, и чтобы он не рассчитывал на халяву. Сергей искренне пообещал этого не делать.

Онлайн общение кончилось. Сергей снова остался в пустой комнате наедине с самим собой и темнотой. Но прежде пугавшая его темнота теперь была наполнена чувствами, завладевшими его разумом. Ему казалось, что рядом с ним в тёмном углу пристроилась красивая женщина, ставшая этим вечером к нему ближе и она на даст ему замёрзнуть этой одинокой ночью.

«Секс понятно за деньги». – Думал он –«Но разговор то был бесплатным» – От этой мысли ему стало легче и он, отбросив предубеждения о пагубности такой связи погрузился в беспокойный, потный сон.

Когда Сергей проснулся, светило солнце, подушка была влажной, из-под волос по шее сползал липкий пот. Плечо болело, сообщая о неудачно выбранной позе. Жена ещё спала, а дочь рисовала фломастерами за кухонным столом.

– Доброе утро па. – Сказала она, не отрываясь от творческого процесса.

По следам маэстро

Некоторые дороги в России, как и в самые древние времена, зимой лучше чем летом. Дорога, по которой Сергей и Пётр ехали в отдалённую от райцентра деревню, относилась именно к таким. Сверкающие, подожжённые лучами солнца в морозном воздухе отвалы по обочинам, казались стенами волшебного лабиринта, ведущего в сказочную страну сквозь заснеженный лес.

– Если сейчас вместо лося на дорогу выскочит Фавн в красном шарфе я не удивлюсь. – Сказал вдруг Пётр, поворачивая круто на право и не снижая скорости.

Сергей посмотрел на него вопросительно.

– Недавно с маленькой племянницей Хроники Нарнии смотрел, про колдунью там, шкаф и заснеженный лес. Знаешь?

– Да, конечно кто ж не знает. – Улыбнулся Сергей. И опять уставился в окно размышляя над чем-то своим.

– Хороший фильм, добрый. – Сказал Пётр, явно раздосадованный реакцией напарника.

– А я думал ты про книгу, – так же не эмоционально сказал Сергей.

– Не, книг я не читаю, тем более таких.

«Вот и зря», – хотел сказать Сергей, но вместо этого спросил:

– Думаешь там будет кто ни будь, там куда мы едим?

– Надеюсь, но в любом случае поездка получилась хорошая. – Сказал Пётр и ещё раз лихо заложил в поворот свою тойоту.

Дорога привела Петра и Сергея к старому, но жилому дому, стоящему между деревьев на берегу Волги. На фоне тёмных от времени брёвен выделялись голубоватые резные наличники, крышу скрывала пушистая снежная шапка из-под неё свисали сосульки.

– Как её зовут? Хозяйку в смысле. – Спросил Пётр, глуша мотор у ворот дома.

– Анна Ильинична, кажется. У меня записано где-то. – ответил Сергей и полез во внутренний карман искать бумажку с Адресом и именем.

– Сестра его, да? – Ещё спросил Пётр.

– Кого, – переспросил рассеянный сегодня Сергей.

– Константина Ильича, писателя нашего.

– А, да, да. – Сказал Сергей, извлекая из кармана замявшийся клочок бумаги. Имя он помнил верно.

Из-за дома с басовитым лаем выскочила внушительных размеров собака. Следователи отпрянули от хлипкого забора и были готовы спрятаться в машине, но подоспела хозяйка.

Замызганное следами непосильного быта, её, прежде интеллигентное лицо, сейчас плохо сочеталось с заплатанным сарафаном хранящем на своём подоле следы всех приготовленных ей обедов, завтраков и ужинов за несколько лет до этого дня.

– Мухтар на место! – скомандовала она насколько могла грозно. Но пёс не обратил на слова хозяйки должного внимания, точно знал, она для него не опасна, а слова ветер. – Сейчас я его уберу. Вам кого надо?

– Анна Ильинична, – начал Сергей, – мы поговорить хотели, по поводу вашего брата. Мы много времени не займём.

Хозяйке удалось схватить собаку за свободно одетый ошейник и Сергей немного осмелев достал удостоверение и прикрывшись им как щитом отправился навстречу опасности. Пётр старался принять молодцеватый вид, но при этом делал всё чтобы находиться на периферии событий.

– Сейчас, сейчас. – Повторила Анна Ильинична и потащила своевольного Мухтара в сарай. – Идём закрываться мой хороший, – добавила она поглаживая собаку словно мимоходом.

Цейлонский байховый чай, как наполированная медь, ставшая прозрачной, в лучах солнца искрился в тонкой фарфоровой чашке, закручиваясь в воронку по часовой стрелке. Сергей пытался размешать кубик неподатливого рафинада, а Пётр засыпал хозяйку вопросами, нанизывая на вилку энный кусок докторской колбасы.

– Вы очень о многом спросили меня сегодня, – сказала вдруг Анна Ильинична, – позвольте и мне задать один вопрос.

– Да, конечно. – Немного растерявшись и застыв с кругляшком колбасы, зависшим между его тарелкой и ртом, согласился Пётр.

– Позвольте спросить, что же всё-таки случилось с моим братом. Мне надо это знать, ведь в конце концов мы были всю жизнь достаточно близки.

– Ваш брат, как бы это сказать. Ну… Просто, стал жертвой знакомства с одним человеком деятельность которого была связана с большой гос-тайной. – Пришёл на помощь напарнику Сергей.

– Вот вы знаете, что интересно, все кто приезжал ко мне по этому делу до вас отвечали на этот вопрос по-разному. Ну да ладно, что вы хотели бы сейчас узнать от меня?

– Мы интересуемся… – Начал Сергей и осёкся. Кашлянул словно поперхнулся чаем. – Может у Вас остались письма, дневники, бумаги. Что угодно. Естественно мы гарантируем тайну следствия.

– Да какая здесь тайна. Слёзы я уже все выплакала. Сил моих добиваться правды тоже больше нет. Не знаю может на чердаке что-то и осталось. Посмотрите. По этому адресу мало кто приезжал. Только я на чердак не полезу. Ноги уже не молодые.

– Этого от Вас и не требуется. Мы быстренько. – Сказал Пётр, проглотив наконец облюбованную колбасу и встал из-за стола.

На чердаке было темно, пыльно, тихо и очень холодно. Короткий зимний день скатился за горизонт и следователи, выхватывая фонариками мобильных телефонов куски пространства из темноты, пытались отыскать под многолетним слоем пыли хоть что-то могущее пролить свет в их мутном деле.