Ловушка для Крика

Кроме нас троих, здесь не осталось никого. Дафна и Джонни исчезли в тумане, как и гигантские паучьи ноги, просто перешагнувшие через нас. Скорее всего – и я старалась не думать об этом, – исполинская тварь преследовала их. Я должна была тоже бежать, но от страха не могла даже пошевелиться, потому что понимала: рядом с Криком безопаснее, чем без него.

Он бросился на лучника прежде, чем стрела нацелилась на него в ответ. Между убийцами завязалась драка. Крик рассёк воздух полукругом и полоснул ножом по груди стрелка. Тот блокировал удар дугой своего лука. С замиранием сердца я следила, как он перехватил руку Крика с ножом и сжал его запястье, но тот ловко вывернулся и сделал подсечку. Стоило стрелку упасть на песок, быстро перекатившись на колено, как Крик воспользовался секундным замешательством, бросился на него сверху и придавил всем своим немалым весом, нанося один удар за другим – сперва оглушил кулаком, впечатав его в лицо, затем ударил ножом.

Он бил так быстро и яростно, что лезвие стало в его руке похожим на серебряную молнию. Он жестоко и безжалостно кромсал им тело своего врага, наотмашь: грудь, живот, лицо, руки и шею – после такого никто не выжил бы. Но из тумана сверху – там, где в его покровах прятался огромный паук, – шёпотом донеслось:

– Это восемь. Восемь. Встань и забери детей, она голодна. Это один. Один! Он станет таким же… со временем. Пока что он сопротивляется, но дело всегда только во времени. Главное, я нашёл вас. Ты видишь, Паучиха? Она тебе нужна. Бери её, потому что он придёт за ней. Тогда-то капкан и замкнётся. Это пять. Пять!

– Она – моя! – услышала я громкий рык.

С ним Крик яростно всадил в висок стрелка свой нож по самую рукоять, но тот с силой столкнул его с себя – тогда убийца отлетел на дюну и упал на спину в паре футов от меня. Окровавленный и исколотый ножом, лучник поднялся и прямо так, с ножом в виске, безразлично прошёл мимо нас к безжизненному телу Джесси Пайнс. Он схватил её руку и поволок за собой по песку вслед уползающему туману – вниз, к озеру, точно ни одна нанесённая рана не причинила ему вреда. Вокруг нас туман медленно рассеивался.

Лучник с ножом в страшной ране, после которой не выжил бы ни один человек, прошёл до кромки озера и поднял за горло Бена. Он легко взвалил его себе на плечо и поторопился зайти в Мусхед, разрезав своим телом воду. А потом, уходя всё дальше и дальше, растворился вместе с туманом, словно его и не было.

– Ты это видел?! – воскликнула я, резко обернулась к Крику и смолкла.

Он тоже исчез.

Я стала озираться. Теперь вокруг нас был только пляж, ставший по-прежнему небольшим и обыкновенным, и больше – ничего. Неподалеку Дафна и Джонни в ужасе вжимались спинами в машину, глядя наверх. Они держались за руки, но, увидев, что туман сошёл, быстро разомкнули их. Я добежала до воды и сложила руки рупором.

– Вик! – громко крикнула, надеясь, что если он жив, то услышит. В ответ лишь гнетущая тишина. Дафна добрела до меня, положила руку на плечо. От этого жеста всё внутри меня перевернулось. – Вик!!!

– Бен мёртв, – невпопад сказала она и посмотрела на бурый след крови на песке, по которому плескала вода Мусхеда, навсегда смывая кровь и последние следы пребывания Бена на этой земле. – Мы должны немедленно рассказать об этом полиции. Мы должны… Но что именно мы скажем?!

Она подошла к месту, где был убит парень, в которого она влюбилась, и долго смотрела на тёмные пятна у подошв кроссовок.

– Рассказать о чём? – услышала я за спиной, и Джонни, спустившись к нам, выглядел… вполне безмятежно.

– О Бене, – медленно сказала я и сглотнула. – И о Джесси. То, что мы видели на пляже, убило их, и…

– О ком ты говоришь, Лесли? – Джон удивлённо вскинул брови. – И где, кстати, мистер Крейн? Мы наконец-то поедем сегодня домой, а?

Сказав это и насмешливо улыбнувшись мне, словно ничего и не было, он направился к машине, держа в руках коробку гирлянд. Мое сердце гулко колотилось в груди. Я не могла поверить, что Джонни мог так глупо подшучивать: вовсе нет. Кажется невероятным, но он забыл о случившемся кошмаре.

– Дафна, – окликнула я подругу, сжав вспотевшие руки в кулаки. – Дафна! Послушай, Бен…

Она подняла на меня взгляд, утёрла слёзы, посмотрела на руку, а потом словно смутилась, не понимая, отчего плачет. Совершенно спокойная и невозмутимая, она растёрла плечи, прошла мимо меня и хмыкнула:

– Какой? Камминг? Хватит, Лесли, этой шутке уже пара месяцев. Поехали, пока тебя дома не хватились.

В отчаянии я бегло осмотрела опустевший пляж и тёмное озеро, уже не понимая, не схожу ли с ума – и не привиделось ли мне всё это, но Бен и Джесси… Куда подевались они и почему Дафна и Джон не помнят их? Вдруг шагах в тридцати к западу я заметила в рыхлой песчаной дюне движение и бросилась туда. Так быстро я ещё никогда не бежала. Когда мне оставалась самая малость, на локтях из песка медленно поднялся Вик. Он был весь засыпан им и кашлял, а потом, тряхнув головой, едва не упал. В глазах моих от тревоги плыло. Я налетела на него и крепко обняла, рухнув рядом на колени. Где-то вдалеке, за рощицей, за деревьями, Дафна и Джонни громко переговаривались у машины. Никому до нас не было дела.

– Всё в п-п… – он задыхался, продолжая кашлять, и еле ответил: – Всё в п-порядке.

Я не могла ничего ответить, только разрыдалась, и Вик, непонимающе взглянув на меня, обнял в ответ.

– Ты жив, – выдохнула я и прижалась губами к его шее. – Ты жив, боже. Вик. Я чуть с ума не сошла. Мы…

– П-почему ты плачешь? – спросил он и поднялся, отряхнувшись и отстранив меня. – Лесли?

Глядя в его абсолютно недоумевающее лицо, я похолодела. Нет, не может быть, чтобы и он ничего не помнил. Вик вскинул брови. Кажется, у него полностью отрубило кратковременную память и он совершенно позабыл поинтересоваться, как вообще оказался погребённым под песком.

– Бен и Джесси, – тихо сказала я. – Мы их потеряли. Их больше нет. Вик, нам нужно что-то сделать.

Но Вик лишь непонимающе покачал головой и задал единственно важный вопрос:

– П-постой… о ком ты говоришь, Лесли?

* * *

Был полдень, когда ребята подбросили меня до дома и я открыла дверь своим ключом, по-прежнему растерянная, всё ещё изумлённая случившимся. Ни Вик, ни Дафна, ни Джонни ничего не помнили, как я ни пыталась расспросить их о трагедии на пляже, – и вели себя так, словно никогда и не было никаких Бена и Джесси, а память услужливо заменила этих ребят на других. Но как же так? Разве такое возможно?

Не могла же я сойти с ума и не будут же они разыгрывать меня, когда на их глазах убили ребят?

Стоило мне появиться дома, как с порога на меня налетела мама: я сразу поняла, что обман вскрылся, – очень некстати, но так всегда и бывает, ведь беда не приходит одна. Рванувшись ко мне, она выхватила из руки сотовый телефон и спрятала его в кармане домашнего свитера, а затем тряхнула меня за плечо.

– Да что происходит, ма?! – воскликнула я и тут же осеклась, когда встретилась с её взглядом, полным ярости.

– Я не ожидала, что ты будешь лгать мне, чтобы сбежать к нему на ночь, – тяжело проговорила она. – Ты наказана. Ты – под домашним арестом!

– Чёрт возьми. – Меня вдруг охватил гнев. Доведённая до крайности всем случившимся за несколько последних месяцев, я повысила голос: – Мама, мне уже восемнадцать, и твой гнев меня не пугает! Хватит уже. Объясни, в чём дело!

– В моём доме ты живёшь по моим правилам! – вспыхнула она. – И я не позволю тебе превращаться в какую-то шлюху, которая таскается с такими чёртовыми ублюдками, как он!

– Не говори так про него! – ощетинилась я и этими словами выдала себя с головой.

Мама побелела, поджала губы; её лицо, казалось, излучало ненависть и страх. Страх этот плескался в глубине её глаз, и мне было жаль, что она боится – за меня, я понимала, однако всё, что происходило, и так выбивало из колеи. Мне нужно было разобраться сперва со своей жизнью и только после этого бороться за неё.

– Чтобы больше я этого маскота возле тебя не видела. Я позвонила матери Дафны, и она проговорилась, где и с кем ты была. И… Господи, Лесли. Что скажут люди?

– Тебе важно только это?

– Конечно, да! Да! Ведь ты моя дочь, и я имею право знать, что с тобой происходит, потому что сегодня же поеду в полицию и заявлю на него! Он что-то с тобой сделал? Он принудил тебя к чему-то? Что он тебе сказал?

Я вздрогнула, растерянно пробормотав:

– Пожалуйста, не цепляйся к нему. Ничего дурного не было: мы с ребятами просто устроили небольшую ночёвку на пляже. Мам, ну прошу! Не создавай ему проблем: с ним и так обходятся очень жестоко.

– Ах, жестоко? – она недобро усмехнулась. – То, что было прежде, покажется ему шуткой, потому что теперь я не собираюсь спускать дело на тормозах. Он же был там, с вами? На этом чёртовом индейском пляже?

Она была разъярена. Она ненавидела, когда я лгу, и боялась за меня. Пришлось взять себя в руки, чтобы не усугублять и без того ужасную ситуацию:

– Да, с нами, – честно ответила я и терпеливо продолжила: – Но мы были там не одни, а с ребятами.

– С какими?

– С Дафной Льюис. С… – я решила не приплетать Джонни к делу: кто знает, быть может, это сработает против Вика. Затем, поняв, что пауза затянулась, всё же добавила: – С Беном, парнем из моего класса. С Джесси Пайнс.

– Ох, Лесли, ты совершенно завралась, – нетерпеливо воскликнула мама. – Я, к твоему несчастью, знаю твоих одноклассников. Зачем ты всё это придумываешь?

Так вот оно что. Получается, моя мама тоже не помнит этих ребят. Выходит, их как по щелчку забыли все в Скарборо? Все, и даже их родные, с той секунды, как они исчезли в тумане? Думать об этом долго я не могла: мама требовала ответа, и я жалко выдавила:

– Прости, мам. Я солгала тебе, потому что ты никогда бы не отпустила меня с Виком. Сейчас я честна с тобой, насколько вообще это возможно.

Она вспыхнула как спичка и резко взмахнула рукой.

– Конечно, не отпустила бы! Он грязный выскочка. Он никто. Никто! – покачав головой, добавила: – Нам нужно было действительно уехать из этого города. Это моя вина: я притащила вас с Хэлен сюда. Думала, так будет лучше нам всем… и проще, чем в Чикаго. Но ты совершенно отбилась от рук, влипаешь в одну историю за другой и спуталась с каким-то мерзавцем!

– Мама, он не мерзавец! – выпалила я, сжав руки в кулаки. Меня бросало то в холод, то в жар.

– Да неужели?! – она побелела. – Знаешь, что такие, как он, делают с такими хорошими домашними девочками, как ты?! Он окрутит тебя, попользуется как пожелает и в итоге сломает жизнь. Что он может тебе дать, кроме проблем? Господи, Лесли, если ты думаешь, что я старая вредная грымза, пойми – я просто боюсь за тебя! Ты должна думать сейчас об учёбе, о своём будущем, о колледже… да что там, пускай даже о мальчиках! Но о нормальных мальчиках из нормальных семей! Зачем, зачем тебе он?

– Мам, – я беспомощно заглянула в её глаза, надеясь найти в них хоть что-то кроме злости, и увиденное меня поразило: они блестели, совсем как от слёз, и в них был уже не гнев, а боль и растерянность. У меня сжалось сердце. – Мама, ну пожалуйста, прошу тебя. Не плачь. Я не могу видеть, как ты плачешь. Я понимаю, почему ты беспокоишься, но со мной не случится ничего плохого. Вик – хороший человек.

– Все глупые девчонки с запудренными мозгами так говорят, – сказала она горько, покачав головой. – А потом они просто рушат себе жизни. Ну чего ты хочешь? Навеки застрять в этом городишке?

– Я не застряну! Это же не помешает ни моему поступлению в колледж, ни…

Мама усмехнулась, покачала головой и прибавила очень тихо, но решительно:

– Не раздевайся. Мы едем в больницу.

Меня охватило нехорошее предчувствие, и я с подозрением спросила:

– О чём ты?

Она крепче сжала челюсти, будто решаясь сказать что-то, что её мучило, и отвернулась от меня. А когда посмотрела мне в лицо снова, я увидела так много боли в её взгляде, что стало не по себе:

– Мы поедем к гинекологу, Лесли. Я не узнаю тебя: где моя умница-дочка? Где моя девочка? Я должна понимать, что он вытворял с тобой. Я должна знать, что ты не пострадала. И что он не воспользовался тобой. Ты понимаешь, о чём я говорю?

– Он не такой, – я устало покачала головой. – И пока что только с ним обходятся хуже, чем с бездомной собакой. Помнишь то утро, мам? Утро, когда он убирался у нас и не взял денег?

Она вздохнула, отвела взгляд, и вдруг в лице её мне привиделось слабое эхо стыда:

– При чём здесь это?

Я настояла:

– Нет, ответь. Я вижу, что помнишь и что тебе совестно. Почему тогда ты унизила его у меня на глазах?

– Я не унижала. И мне не совестно.

– Правда?

– Да, – она с вызовом взглянула на меня, однако покраснела. – Я всего лишь указала ему его место. Он должен знать его, как знает каждый из нас своё. И то, что вы сидели рядышком на ступеньках и потягивали кофе из наших кружек, не значит, что он стал таким же, как мы. Ты знаешь, как он живёт? Знаешь, сколько получает и что собой представляет? С кем якшается? Что о нем говорят в Скарборо?

– Знаю, – тихо ответила я и сощурилась. – Он живёт в маленьком старом трейлере. И там очень чисто и уютно. Он служил в армии, а в школе был скаутом, как наш папа. Боже, да я не лучше тебя, – в глазах у меня защипало, и я заметила, что мама покраснела ещё гуще, слушая каждое моё слово и не перебивая. – Он столько раз говорил мне об этом, а я не слушала, потому что не думала о нём как о человеке, который хочет быть услышанным! Но нас отличает только одна вещь. Я не хочу, чтобы он так жил, мам. Не хочу, чтобы он видел перед собой сплошь закрытые двери. Не хочу видеть его несчастным. Но я уже видела, как он ел тот завтрак, чувствуя ком в горле: ты подсластила ему горькую пилюлю, правда? Такое не каждый мужчина проглотит, а он глотал всю жизнь. И боль, и обиду, испытывая безнадёгу. И мне страшно за него, потому что он…

Мама хотела сказать что-то, но я выпалила так громко и отчаянно, что с её лица вдруг схлынули краски:

– Он дорог мне!

– Он не может быть тебе дорог! – беспомощно сказала она, разведя руками. – Нельзя любить такого человека, Лесли, если хочешь, чтобы твоя жизнь стала лучше! Чтобы в ней были хоть какие-то перспективы! Ты добрая, ты сильная, у тебя большое сердце, но всё, что он сделает, – утянет тебя на дно, где живёт сам. Такие, как он, могут быть хорошими людьми, и он хороший человек, я не спорю. Но он – один из тех, кто будет только работать на тебя, здороваться по утрам, стричь газон летом и чистить его от снега зимой. И кому-то он будет однажды, может, хорошим мужем, но не тебе; тебе – только мистером Крейном, разнорабочим из маленького городка, в котором ты живёшь до того, как уехать в колледж. Потому что вы с ним из разных миров, и будущее у тебя – другое. Но пока ты так молода, он может добиться того, чего хочет… назвав это в твоих глазах любовью. Он может просто воспользоваться тобой. Я вижу, как он смотрит на тебя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Маскот (слэнг) – персонаж-талисман, приносящий удачу. В качестве оскорбления индейцев называют «маскотами» по признаку стереотипной похожести друг на друга, по признаку общего происхождения.

2

Цалаги – язык индейцев чероки, а также алфавит, созданный вождём Секвойей (Джорджем Гессем) в 1891 году.

3

Квотербек (от английского Quarterback) – позиция игрока в американском и канадском футболе. Игроки этого амплуа являются членами команды нападения и отвечают за организацию игры всего коллектива.

4

Мусхед (англ. Moosehead Lake) – крупнейшее озеро штата Мэн и одно из наибольших естественных пресноводных озёр в США.

5

Сиу, навахо – индейские племена.

6

Могавки – племя североамериканских индейцев, входившее в союз ирокезских племён.

7

Редиш (слэнг) – оценочное слово, грубый аналог «краснокожего».

8

Пинто (слэнг) – пренебрежительно по масти лошади называют коренных американцев, сделав из этого аналог унизительного обращения.

9

Чикала – на индейском языке «маленькая».

10

Депьюти – это помощник или подчинённый более высокого должностного лица правоохранительных органов, например шерифа.