
Полная версия
Необычайные путешествия Сатюрнена Фарандуля в 5 или 6 частей света и во все страны, известные и даже неизвестные господину Жюлю Верну
Еще двадцать два дня назад он находился в Бразилии; затем – без перерыва! – пятнадцать дней плыл на пароходе и шесть дней путешествовал поездом, едва успев мимоходом уладить все дела в Нью-Йорке. Наконец, он был мормоном всего шесть часов, а его домашний очаг уже украсили семнадцать жен, притом что сам он успел стать епископом!..
Звонок колокольчика вырвал его из этих размышлений, семнадцать дам мгновенно исчезли, оставив его тет-а-тет с посетителем.
Последний явился только для того, чтобы сообщить: прямо сейчас, вечером, проходит заседание совета старейшин и Бригам Янг просит новоиспеченного епископа – конечно, если тот еще не падает с ног от усталости – почтить собрание своим присутствием.
– Что ж, пойдемте! – сказал Фарандуль.
И неутомимый Сатюрнен, сказав несколько слов дамам, вышел из дому вслед за посланником Бригама Янга.
Увы! Час спокойствия, после стольких рискованных приключений, еще не пробил для нашего героя. Новые опасности висели над его головой; гнусный Бригам Янг, встревоженный и ревнивый, счел благоразумным «устроить» исчезновение человека, который мог стать для него опасным соперником!
Уже смеркалось; наш герой шел по темной широкой улице, что вела к Большому мормонскому храму; не имея причин чего-либо опасаться, он не заметил, что за ним бесшумно следуют тени, а другие тени прячутся за каждым из деревьев.
Мысленно он переносился к своим семнадцати женам, в открывавшееся перед ним безоблачное будущее. Ни единой темной точки на горизонте, ни малейшей тучки на небе…
Внезапно позади него ухнула сова, настоящий смерч человеческих тел навалился на его плечи, прежде чем он успел понять, что к чему, и, несмотря на отчаянное сопротивление, вскоре он оказался на земле, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту.
Эти люди были в масках! Фарандулю, однако же, показалось, что он узнал среди них двух знакомых Бригама Янга, присутствовавших на банкете. Он все понял!
Подвели лошадей; разбойники закинули Фарандуля на круп самого ретивого из скакунов, крепко-накрепко привязали, а затем и сами вскочили в седло.
Кавалькада без единого слова унеслась во весь опор в направлении полей и равнин; по прошествии двух часов неистовой скачки она остановилась на опушке какого-то леса. В ответ на крик совы раздалось уханье, и появилась новая группа всадников.
Этими всадниками были краснокожие. При свете луны Фарандуль мельком разглядел странные татуировки, подчеркивающие свирепость физиономий; кожаные плащи с широкими рукавами; боевые головные уборы, украшенные орлиными и ястребиными перьями; седельные сумки, набитые ужасными скальпами.
– Вот этот человек! – произнес командир сеидов Бригама Янга.
– Прекрасно! – ответил высокий, хорошо сложенный индеец. – Наш бледнолицый святой отец, у которого сто жен, – великий вождь, так что его враг умрет! Теперь воины-апачи и бледнолицые с большого Соленого озера – друзья, краснокожие воины будут приходить в ваш город за огненной водой, топор войны зарыт навсегда! Угх!
Скакуна, что принес Фарандуля, окружили индейцы, и отряды разъехались.
Пустив лошадей вскачь, индейцы куда-то мчались всю ночь. Время от времени один из них проверял, не распустились ли веревки, которыми был связан пленник; Фарандуль спал. На рассвете, после резкой остановки коня, он проснулся – прибыли.
Посреди большой поляны, окаймленной высокими деревьями, взору его предстала живописная картина лагеря, затянутая утренней дымкой.
Вокруг нескольких костров, над которыми жарились довольно крупные куски мяса, сидело десятка два индейцев. При уже забрезжившем свете дня Фарандуль смог полюбоваться яркостью их раскраски, необычностью их одежд и красотой их оружия.
Веревки, удерживавшие его на лошади, разрезали, и пленника, по-прежнему связанного по рукам и ногам, но уже без кляпа, привели на небольшой холмик. Двое индейцев остались его сторожить, тогда как все остальные, собравшись у одного из костров, принялись спокойно завтракать, даже не подумав предложить что-либо пленнику. Это не устраивало Фарандуля, пришедшего в ярость от парочки брошенных на языке апачей шуток, смысл которых он уловил, даже не понимая слов.

Похищение
– Эй! – прокричал Фарандуль по-английски. – Вот уж не думал, что краснокожие воины – всего лишь робкие женщины… Пытаться ослабить белого человека, лишая его пищи!.. Позор краснокожим воинам!..
– Белый человек должен умереть, так какая ему разница, сытым он умрет или голодным? – ответил один из индейцев.
– Ни к чему оставлять его без завтрака, – сказал другой. – Белый человек храбр и отважен; он имеет право на пищу воинов. Бледнолицый будет привязан к «столбу войны» в добром здравии…
Начиная с этого дня Фарандуль обрел относительную свободу и питался вместе с индейцами. Он тоже старался оставаться бодрым и крепким, дабы при первой же удобной возможности попытаться сбежать. Он уже понял, что его собираются доставить живым в деревню, где проживало данное племя, чтобы там уже снять с него скальп со всеми надлежащими церемониями, – индейцы часто вспоминали об этом небольшом развлечении в каждый из тех девяти дней, что уже длилось их путешествие.
Фарандуль отнюдь не выглядел как человек, который боится смерти, благодаря чему заслужил хорошее к себе отношение и даже определенное уважение охранников, но, к несчастью, подходящего случая унести от них ноги ему все никак не представлялось. Думая о своих семнадцати женах, которые, должно быть, уже не находили себе места, он расстраивался еще больше.

Фарандуль, похищенный индейцами племени апачей

Фарандуль, крайне раздосадованный, был привязан к «столбу войны»
Настроение его совсем упало, когда в одно прекрасное утро, по прибытии после ночного марш-броска в поселок апачей, толпа краснокожих потащила его, едва успевшего слезть с лошади, к разноцветному столбу, украшенному трофеями, что стоял на возвышении в центре деревни.
То был «столб войны»! Он понял, что приближается роковой момент, и попросил слова.
– Краснокожие воины! – вскричал он. – Сейчас вы увидите, как умирают храбрецы! Но прежде не откажите бледнолицему в последней услуге. В городе большого Соленого озера у него осталось семнадцать жен, поэтому он просит разрешения послать им прощальное письмо и рассчитывает на то, что среди его краснокожих врагов найдется отважный воин, который это письмо доставит.
Один из индейцев вышел вперед.
– Огненный Глаз, – сказал он (именно так индейцы прозвали Фарандуля), – Огненный Глаз прав. В город Соленого озера отправится Красный Бизон.
– Благодарю. Красный Бизон – великий вождь!
План Фарандуля, как можно догадаться, состоял не столько в том, чтобы предупредить жен, сколько в том, чтобы сообщить Мандибюлю и его матросам о предательстве Бригама Янга. У него не было намерения говорить нечто большее: прекрасно зная своих товарищей, он не сомневался, что будет отомщен!
Тем временем индейцы совещались. Один из них, вождь, подошел к Фарандулю и спросил, как и на чем он намерен писать.
В этом-то и заключалась проблема; о том, чтобы найти во всей деревне даже один-единственный листок бумаги, не могло быть и речи. Но тут Фарандуля осенило.
– Тело Красного Бизона, – сказал он, – украшено красивыми и многочисленными рисунками; если мой брат не против, я напишу свое прощальное письмо на его коже – тогда можно будет не опасаться, что он его где-то потеряет.
– Красный Бизон согласен! – ответил индеец после непродолжительного размышления. Тотчас же были принесены горшки с красной и синей краской, и Фарандулю развязали руки, чтобы он смог черкнуть на коже Красного Бизона несколько строк женам.
Фарандуль адресовал свое письмо Мандибюлю. Он писал долго и был вынужден продолжить письмо на спине Красного Бизона. Толпившиеся рядом индейцы со все более и более живым вниманием разглядывали арабески и завитушки, коими Фарандуль украшал свое послание, дабы, имитируя индейские рисунки, оно не вызвало подозрений у Бригама Янга. Тем самым он открывал в себе талант каллиграфа и акварелиста, причем выдающийся, – именно в тот момент, когда этому таланту предстояло стать для него уже бесполезным!
Вскоре грудь и спина Красного Бизона сделались похожими на иллюминированную страницу какого-нибудь арабского или персидского манускрипта; замысловатые буквицы и прочие орнаментальные изыски произвели такой эффект на зрителей, что многие индейцы попросили и на их тела нанести нечто подобное.

Письмо Фарандуля на торсе Красного Бизона
Энтузиазм уже переходил в исступление. Все люди племени желали запечатлеть на себе хотя бы постскриптум. Красный Бизон, с головы до ног покрытый рисунками, был предметом восхищения всех женщин и раз за разом подходил к нашему герою, чтобы пожать ему руку в знак признательности.
Самому же Сатюрнену уже начинало казаться, что, возможно, ему даже удастся извлечь пользу из сложившейся ситуации и спасти свой скальп. Воодушевление его удвоилось; одного орнаментального искусства ему было уже мало – теперь он рисовал еще и портреты: так, на спине сахéма племени он изобразил Мандибюля в полный рост. Восторженные возгласы звучали уже со всех сторон; каждый норовил подсунуть художнику свою лопатку.
Кисть Фарандуля порхала и влево, и вправо, и вскоре семнадцать индейцев заполучили – кто на спину, а кто и на грудь – портреты семнадцати безутешных жен мормонского епископа. Затем последовало лицо Бригама Янга; потом открылась серия пейзажей; индейцы запестрели самыми фантастическими рисунками, самыми пленительными красками.
Каким откровением стало для них это совершенно неизвестное искусство!..
Опустились сумерки, а Фарандуль, которого должны были скальпировать в полдень, все еще сохранял шевелюру. Индейцы совещались и, судя по их виду, были готовы отказаться от скальпа.
Наконец, после большого совета (на котором Красный Бизон, желавший остаться единственным обладателем иллюстраций Фарандуля, оказался опять же тем единственным, кто голосовал за скальп) Фарандуля торжественно отвязали от «столба войны» и попросили отныне считать себя сыном племени.
От него требовалось лишь одно: посвятить весь свой талант украшению новых друзей.
Разумеется, Фарандуль без малейшего возражения согласился занять пост штатного и даже внештатного художника племени апачей и ответил на поздравления всех своих поклонников самыми сердечными рукопожатиями.
Нашему герою тотчас же был выдан костюм воина, что доставило Сатюрнену немалое удовольствие, так как его собственную одежду еще во время последовавшей за похищением поездки разорвали на клочки придорожные колючки.
Кроме того, ему был выделен вигвам, располагавшийся в самом центре деревни, рядом с тем, в котором проживал сахéм.
Вожди и все влиятельные воины племени скоротали вечер в общей хижине, предназначавшейся для проведения советов и прочих заседаний, в компании Фарандуля, ставшего для них Огненным Глазом, белым воином с легкой кистью.
Были раскурены трубки, и окутанного облаком дыма Фарандуля попросили поведать свою историю. Мы уже говорили, сколь пламенным красноречием обладал наш герой; в тот день его увлекательный рассказ на протяжении нескольких часов держал слушателей в напряжении, заставляя ловить каждое его слово.
Стояла уже глубокая ночь, когда Сатюрнена проводили к его новому жилищу. Сраженный усталостью, Фарандуль тут же уснул, решив, что о каком-либо способе бегства можно будет подумать и позднее.

Пятнадцать скво работали день и ночь
Больше он уже не тревожился, так как знал, что когда-нибудь такая возможность обязательно представится, и потому хотел воспользоваться недолгим, как он надеялся, пребыванием среди апачей для более глубокого изучения этого интересного народа.
Впрочем, раз уж мы решили ничего не скрывать, признаемся, что у нашего Фарандуля имелась и другая причина для того, чтобы оставаться с апачами. Одна молодая индианка восхитительной красоты произвела на него неизгладимое впечатление; он и видел-то ее лишь мельком, когда, подгоняемая любопытством и сдерживаемая скромностью, она подошла полюбоваться с минуту-другую арабесками художника, но и этих нескольких минут оказалось достаточно: Фарандуля поразил прямо в сердце томагавк любви!
К несчастью, эта молодая индианка была уже замужем, и замужем не за кем иным, как за Красным Бизоном, врагом Фарандуля!
Следующий день стал праздничным для всего племени. Воины из соседних деревень были приглашены на большую пирушку в честь Фарандуля. Последний был представлен гостям и очаровал их своим приветливым видом. Они пришли в еще больший восторг, когда во время пиршества, вскочив на необузданного коня, Фарандуль продемонстрировал парочку головокружительных трюков.
Когда настал час обмена подарками, Фарандуль смог предложить лишь несколько образчиков своего художественного таланта, но получил взамен курительную трубку, томагавк и ружье, что побудило его показать свою ловкость еще и в стрельбе.
Все расстались в полнейшем восхищении друг другом; Фарандуль пообещал в скором времени разукрасить уже весь народ апачей – от мала до велика.
И действительно, спустя несколько дней, посвященных устройству жилища и выездам на охоту с местными воинами, Огненный Глаз вернулся к своим кистям и краскам.
Перед ним прошло все племя. В следующем сезоне предстоял небольшой поход на территории индейцев сиу, и, прежде чем зарыть топор войны, все желали раскрасить себя таким образом, чтобы повергнуть в ужас вражеских воинов.
Пятнадцать скво целую неделю денно и нощно смешивали краски, готовя состав, благодаря которому рисунки стали бы невыводимыми.
Затем за дело взялся Огненный Глаз.
Используя самые свирепые тона, он начал с того, что покрыл грудь каждого вождя изображениями необычными и ужасными.
Сахем Ко-а-хо-хее – проще говоря, Горный Орел – был украшен жутким темно-фиолетовым локомотивом, снабженным двумя красными ламповыми прожекторами и клубом дыма цвета берлинской лазури; огромный поезд из множества битком набитых грозными индейцами вагонов тянулся следом, заворачивая под левую руку, змеясь по спине и заканчиваясь уже снова на груди.
Успех был полным. Воины при виде этого шедевра падали с ног от восхищения!..
Затем настал черед трех вождей рангом пониже. На груди первого, Острого Ножа, Фарандуль нарисовал большой красный воздушный шар, несущий желтую корзину, полную размахивающих томагавками индейцев.
Длинномордый Лис был награжден портретом Наполеона I, чьему серому рединготу пришлось стать синим; что до Большого Карабина, третьего, то он, к своей великой радости, получил устрашающего вида слона, вооруженного гигантскими красными бивнями!

Изящные искусства в Америке. Фарандуль раскрашивает дикарей
Затем продефилировали главные силы армии; каждый воин был раскрашен в свою очередь. Наибольшим успехом среди индейцев пользовались такие сюжеты, как огненные драконы; пушки, изрыгающие шрапнель; пароход; конный французский жандарм и, наконец, появившаяся на животе самого толстого из апачей огромная голова индейца, с поразительным сходством воспроизводящая физиономию носителя со всеми ее украшениями, разве что увеличенными и преувеличенными, вследствие чего стало казаться, что теперь у него две головы: большая и маленькая.
Чтобы полюбоваться этими красотами смогли все без исключения, решено было провести большой парад. В один прекрасный солнечный день воины должным образом экипировались и выстроились на равнине.
Фарандуль прошелся перед шеренгами, что-то подправляя, добавляя то или иное украшение – вроде белого, с красными цифрами циферблата часов на лице, либо червовых, пиковых или крестовых тузов то тут, то там.
Когда же началось дефиле и воины бросились в мнимую атаку, женщины в испуге отпрянули – столь ужасающее это было зрелище!!!

Клиентки художника Фарандуля
Глава III
Восходящая Луна. – Предупреждение для молодежи о том, к сколь ужасным последствиям могут привести признания, вытатуированные на груди дамы. – Сколько медведей!
Уже на следующий после этого парада день Фарандуль познакомился с новым видом клиентов. Несколько апачских красавиц, из тех, что задают тон другим, явились просить его набросать на их эпидермисе какие-нибудь привлекательные композиции.
Огненный Глаз даже подпрыгнул от радости; он и не надеялся на столь полный успех! Глядишь, так он сведет знакомство и с той, которую любит!
Не теряя ни минуты, он приступил к делу. Элегантность рисунка, сочность колорита – он вложил в свои картины все возможное очарование, осознавая, что имеет дело с самыми привередливыми клиентами.
Первые пробы вышли восхитительными по цвету и композиции, и женская часть населения – которая до сих пор, будучи щедро одаренной природой, была лишена этих украшений – решила, что имело бы смысл подчеркнуть естественные прелести, так что вскоре татуировки сделались крайне модными среди апачских дам.

Вот это да!
А как от этого билось сердце Фарандуля!
Каждый день перед его вигвамом случалось дефиле апачских леди; к художнику записывались на сеанс, но тот не спешил, уделяя своим рисункам все необходимое время и внимание.
– Ты не знаешь, – спросил он как-то раз с наигранным безразличием у юной Утренней Дымки, дочери того самого сахема, чье тело теперь украшал устрашающий локомотив, – почему ко мне не заходит Восходящая Луна?
Восходящая Луна – так поэтично звали жену Красного Бизона, произведшую столь сильное впечатление на нашего героя.
– Да я сама у нее об этом спрашивала не далее как сегодня утром, – ответила Утренняя Дымка. – Говорит, Красный Бизон не пускает, но я попробую его переубедить.
Поблагодарив художника за работу, смуглолицее дитя убежало. Результат переговоров Фарандуль узнал лишь на следующее утро; они увенчались полнейшим успехом, так как первой же клиенткой, которая возникла на пороге его жилища, была Восходящая Луна, пришедшая вместе с подругой, Утренней Дымкой.
Огненный Глаз принял дам с утонченной вежливостью; предложив им две трубки и немного огненной воды, он завел с ними непринужденную беседу. Восходящей Луне наконец-таки удалось получить у мужа разрешение на украшение своего тела несколькими простыми и изящными рисунками.
Пока дамы выпускали из своих трубок длинные клубы дыма, Фарандуль, обхватив голову руками, искал вдохновения, которое, судя по всему, не заставило себя долго ждать, так как, взяв кисти и краски, он испросил разрешения начинать.
Для Восходящей Луны он нашел самые приятные аллегории, самые деликатные атрибуты, самые страстные композиции: охваченные пламенем или пронзенные стрелами сердца, голубков, размахивающих луками и томагавками амуров и т. д.
В завершение он изобразил внутри красного сердца белокожего воина у ног розовой женщины, – все это образовывало очаровательную группу, которую наполовину скрытый густым кустарником белый же ребенок пронзал острой стрелой; справа от рисунка выглядывала из-за туч луна, вероятно напоминая об имени очаровательной клиентки, тогда как красное око, размещенное в пандан с другой стороны, открывало обширное поле для самых смелых предположений.
Все было яснее ясного: красное око означало «Огненный Глаз»; эта картина являлась безрассудным признанием – признанием, которое Восходящая Луна тотчас же поняла, густо покраснев.
Присутствие Утренней Дымки смущало Фарандуля, который осмеливался засвидетельствовать Восходящей Луне свои чувства разве что легкими, да и то производимыми украдкой, пожатиями руки.
Тем временем к художнику явился Красный Бизон.

Восходящая Луна и Утренняя Дымка в гостях у Фарандуля
Наш герой поспешил сделать вид, что наносит завершающие мазки. Красный Бизон, не говоря ни слова, наблюдал за его работой.
– Хо! – воскликнул он наконец. – Как я вижу, Огненному Глазу нравятся огненные же сердца! Слишком уж часто они встречаются на стрелах и томагавках, что не есть хорошо! А не желает ли Огненный Глаз поместить позади группы, пронзаемой белокожим ребенком, краснокожего воина с кинжалом в руке, охотника за скальпами?
– Нет, такой персонаж здесь определенно не нужен, – холодно ответил Фарандуль.
– Что ж, пусть будет по-твоему, – промолвил Красный Бизон и удалился.
Теперь уже Восходящая Луна поспешила украдкой пожать Фарандулю руку: бедняжка поняла, что он только что нажил себе в лице Красного Бизона смертельного врага!
– Ба! И не таких мы видали, – пробормотал молодой человек себе под нос, когда остался один.
Красный Бизон был человек мстительный и жестокий; он не хотел нападать на Фарандуля открыто (чтобы не компрометировать свое мужнино достоинство, пороча имя жены), но решил создавать нашему герою проблемы при каждом удобном случае.
Через несколько дней художника вызвали в совещательную хижину, где уже собрались все вожди.
Слово взял сахем Горный Орел.
– Наш белокожий друг Огненный Глаз, – сказал он, – обладает огромным талантом, но борода его еще не бела, годы еще не остудили его голову, вы согласны?
– Горный Орел – великий вождь. Он прав: все так и есть.
– Торсы краснокожих воинов Огненный Глаз украсил чудесными картинами, но тела наших женщин он покрыл маловразумительными каракулями, словно вилами по ним водил, а не кистью! У стариков волосы на голове встали дыбом; вожди спрашивают: может ли Огненный Глаз сейчас же, еще до завершения работы, объяснить им смысл данных композиций?
– Огненный Глаз возмущен тем, что его краснокожие братья сомневаются в добрых намерениях его кистей и красок! Он отказывается отвечать!
И с этими опрометчивыми словами Фарандуль покинул совещательную хижину.
– Да чтобы я подчинился цензуре! – восклицал он. – Никогда!

Упреки художнику
Происки Красного Бизона частично лишили Фарандуля дружеского расположения населения. Вскоре наш герой получил новое тому доказательство: двое индейцев явились к нему вместе с женами.
– Огненный Глаз начинает халтурить! – сказал первый. – Я буду ему признателен, если он объяснит мне: что это за рисунок на груди скво по имени Летучая Лошадь?
– И на груди скво по имени Мускусная Мышь! – воскликнул второй. – Огненный Глаз решил воспользоваться простодушием и доверчивостью своих друзей-апачей, чтобы обмануть их? Что все это значит?
Фарандуль расхохотался.
Ужасными рисунками, столь сильно взбудоражившими подозрительный ум индейцев, были портрет обезьяны и ветряная мельница.
– Хо! – воскликнули индейцы. – Огненный Глаз смеется над краснокожими воинами, но у краснокожих воинов есть томагавки!..
– У Огненного Глаза – тоже! – вскричал Фарандуль. – Полноте! Довольно угроз!
Краснокожие эмоционально жестикулировали на пороге хижины; подбежали и другие апачи. Был среди них и Красный Бизон; он еще издали заметил ссору и явился подлить масла в огонь.
– Краснокожие воины правы, – промолвил он, пробившись сквозь уже собравшуюся у хижины толпу. – Огненный Глаз – предатель! На его месте я бы поостерегся, а то, глядишь, снова привяжут к «столбу войны»… на сей раз для того, чтобы уж точно снять с него скальп!
– А ты попробуй сними! – воскликнул Фарандуль, кладя руку на рукоять томагавка.
Недолго думая, Красный Бизон швырнул свой, целясь мастеру прямо в голову, – не отскочи Фарандуль в сторону, томагавк раскроил бы ему череп. Круг увеличился; женщины и дети бросились врассыпную, так как все воины уже повыхватывали каждый свое оружие.
Фарандуль, решительный и грозный, ждал нападения.
На место размолвки в спешном порядке прибежал главный вождь – Горный Орел.
– Вот, значит, чем Огненный Глаз отвечает на гостеприимство племени? Он оскорбил одного из наших воинов!
– Красный Бизон хотел меня убить!
Апачи отошли в сторону для долгого совещания, после которого ретировались, бросая грозные взгляды на своего бывшего друга. Оставшись один, Фарандуль вернулся в вигвам, вполне отдавая себе отчет в том, сколь серьезной он подвергается опасности. Он зарядил ружье, запасся свинцом и порохом и, с топориком за поясом, принялся ждать развития событий. В деревне царило всеобщее волнение: индейцы совещались, спорили; вокруг вигвама, у которого остались сторожить несколько воинов, образовался определенный вакуум.