Река, что впадает в море

Узкие улочки старого города, вечное стираное белье на балконах, гомон из квартир и миллионы запахов – Глеб вел носом. В одних квартирах пекли пироги, где-то варили суп, а в третьих наготовились уже вчера, и сейчас плясали под самую разную музыку. Старый город – место, где смешались все национальности и религии, от православных греков до алтайских язычников. Глеб искал ее – цыганку, чья юбка звенела на ходу. Толком не зная, как она выглядит и где живет, он бродил по старому кварталу в надежде, что судьба сама пошлет ее навстречу. Глупо – наверняка были и более надежные средства, но сегодня Глебу нужна была магия.

С одной из улочек донеслось улюлюканье, свист и звяканье. Велосипедный звонок! Глеб быстро зашагал ему навстречу – это должен быть ее велосипед. «Цыганка! Цыганка!» – кричали мальчишки. Глеб перешел на легкий бег. Цыган недолюбливали даже в старых кварталах где, казалось бы, они жили столь давно, что должны были стать своими. Однако удобно было сваливать на цыган свои проблемы – мелкие кражи, болезни, пропажи детей – да что угодно. Судя по рассказам, Баваль не скрывала ни происхождения, ни обрядов. Носила юбки да платки, и бубен при себе, в открытую пела гортанные хриплые песни. Впрочем, Глеб их никогда не слышал сам. Из-за угла выбежала ватага неряшливо одетых пацанов, они вели велосипед и хохотали. «А ну, стой!» – гаркнул Глеб. Мальчишки разбежались, бросив жалобно звякнувший велик.

– Приходи в новолуние. Через два дня. Сюда, на это место, вечером, когда погаснет солнце. Я буду ждать.Через минуту Глеб уже сворачивал в улицу, откуда выскочили мальчишки. У одного из молчаливых зданий с заколоченными окнами, на стесанных тысячами подошв плитах лежала она. Юбка изодрана, руки, всё еще прикрывающие лицо, в ссадинах, платок сбился набок, волосы – сплошной колтун. С каждым шагом она сжималась в комок всё туже, готовая обороняться вновь. – Не бойся, я не с ними. Подбородок ушел к грудине, соболиные брови скрылись за кулаками. Она не видела, как незнакомец нахмурился и протянул ей руку. – Ладно, я пока тут на крыльце посижу. Я искал тебя, но не думал, что помощь нужна будет тебе, а не мне. Он уселся за заднее крыльцо. Дверь была заложена кирпичом, ступени запорошены пылью и щепками. Послышался шорох – он что-то доставал из сумки. Шелест страниц. Она тихонько подглядела через пальцы: мужчина читал книгу так, словно ничто в мире его не волновало. Ничего особенного он из себя не представлял. Телосложение – обычное, рост – средний, цвет волос – мышиный, лицо старательно скроено по инструкции из книги «Шейте с радостью». Аккуратное, совершенно не запоминающееся, увидь ты его хоть один раз, хоть десять. Но его глаза… Ей захотелось посмотреть в них так далеко, насколько хватит взгляда, они отражали в себе и книгу, и улицу, и засаленный клочок серого неба, да не просто отражали – омывали и наполняли светом. – Ты кто? – Она неловко села, натянула юбку до пят, поправила платок. – Меня зовут Глеб. С самым невозмутимым видом он вынул из сумки щетку для одежды, бутылку воды и протянул ей. – А я Баваль. – Знаю. – Откуда? Глеб пожал плечами. – Ты единственная цыганка на велосипеде. По крайней мере, в нашем городе. Кстати, твоего коня я у них отобрал… Поэтому и прибежал не сразу. Вон он стоит. Глеб кивнул головой в сторону прислоненного к стене велосипеда. – Спасибо. Ее голос всё еще был хрипловатым. Она почистила одежду, вымыла руки и плеснула водой на лицо. – Ладно. Зачем ты меня искал? – Говорят, ты можешь запустить сердце в небо. Голос Глеба дрогнул в самом конце фразы, но взгляда он не опустил. – Могу, если ты этого хочешь. – Да. – Ты хочешь освободиться или надеяться? – То есть? Баваль усмехнулась и села на ступень рядом с ним. – Люди вырывают сердце из груди по двум причинам. Либо они отчаянно хотят, чтобы кто-то особенный услышал, как мучительно оно бьется, и присоединился к ритму… Либо они устали ждать, и сами не хотят слышать стука своего сердца. Зачем пришел ты? У Глеба пересохло в горле. – Я… Я хочу надеяться. – Ты понимаешь, что надежда – это всё, что ты получишь? Что как бы ты ни мечтал, ни страдал, ни пел, как бы громко ни заставлял свое сердце биться, она может даже не заметить? И тогда… тебе придется растить новое сердце, а это долго и мучительно больно, в сто раз больнее, чем отправить свое в полет? – Понимаю. Мне всё равно. – Ты готов… – Она положила руку ему на грудь. – Ты готов взять это сердце и отправить его к звездам навсегда? Зная, что можешь ничего не получить взамен? Глеб кивнул. – Оно высоко полетит… Что ж, если ты так просишь… Баваль посмотрела вверх. На заляпанном облаками блюде неба осталась лишь тонкая корочка лунной головки.