Послание из страны Ос

Александра Лусникова

Послание из страны Ос

Послание из страны Ос

Когда встали часы

В это очень трудно поверить, почти невозможно. И не знаю, сможете вы, или нет, но я вам расскажу свою историю. И это вы уж сами решайте, за кого вы меня примите: за самого отъявленного вруна, или за самого счастливого мальчишку, которому повезло выпутаться из переделки, в которую и поверить-то нельзя.

В общем, дело было так..

Я проснулся как обычно на каникулах, часов в десять. Нет, я проснулся, конечно, гораздо раньше, просто вставать не хотелось. На даче у меня так всегда, потому что уж больно хорошо лежать в кровати в комнате на чердаке и слушать, как жужжат осы в гнезде, прямо под самой крышей. Солнце в окно светит – красота.. Бабушка называет меня романтичным лентяем, когда я ей рассказываю о том, как мне нравится слушать ос, или дождь, или ветер, или еще что-нибудь, лежа в кровати. Но я, конечно, не лентяй, и уж тем более не романтичный, просто я люблю слушать утренние звуки на своем чердаке. Что тут такого? В тот день осы как будто жужжали сильнее обычного. И что-то в их жужжании меня насторожило: на передний план выступало все время прерывистое жужжание одной осы, оно было какое-то грозно-повелительное, и весь осиный хор вторил ей еще с большей силой. И громким оно было до жути. Я слушал звуки осиного роя, и как-то неспокойно было у меня на душе, вот хоть верьте, хоть нет, тревога какая-то у меня появилась. Но ненадолго.

Сладко-масленый запах бабушкиных оладушек, которые она пекла на завтрак внизу, отвлек меня, и я вылез из кровати. Поглядел в окно. За яблоневыми ветками проглядывал дорога. Никого не было. Солнечное спокойное июльское утро. Благодать, одним словом, как бы сказала бабушка. Я быстро оделся, как в армии. Мы с дедом всегда наперегонки одевались. Я уже в пять лет за минуту натягивал на себя и колготки, и свитер, а сейчас мне почти девять, так уж что и говорить, теперь я, наверное, одеваюсь секунд за двадцать, дедушка был бы доволен. Он умер, мой дед. Разбился на машине. Ехал по трассе, никого не трогал, а ему навстречу выехала газель. В ней было четверо, и все живы остались, а моего деда больше нет. Я часто его вспоминаю, моего деда, почти каждый день. Мы с ним были друзьями. Так вот, думаю, он бы сказал мне: «Молодец, Миха», если бы увидел, как я быстро одеваюсь, как в армии.

Я открыл дверь, вышел на балкон, чтобы по лестнице спуститься вниз, и посмотрел на осиное гнездо, оно как раз находилось теперь над моей головой. То, что я увидел, было, по меньшей мере, странно. Осы вились над крышей. Их было в несколько раз больше, чем обычно, ну то есть, я хочу сказать, что я никогда не видел около улья такое количество этих жужжалок. И самое главное, они выстроились каким-то удивительным образом. Не как это у них принято, эдаким вытянутым шаром, а совсем наоборот. На этот раз они образовали круг, довольно большой, в середине которого можно было очень четко различить крест из все тех же желто-черных насекомых. Я остолбенел, потому что ужасно странно это выглядело. Жужжали они все так же, какая-то оса выбилась у них там в лидеры, солировала, но какая именно, я понять не мог, как ни всматривался. Я постоял на балконе минут пять. Ничего не происходило. Странно выстроенный осиный рой все так же висел над крышей, форма его не менялась. Я спустился вниз, может, подумал, не так уж этот крест все-таки удивителен. Может, в конце концов, у них, у ос, сегодня праздник какой, или еще что.

На веранде на круглом столе дымились бабушкины оладьи, я так и облизнулся, люблю их, сил нет, да еще с клубничным вареньем!

Буля! – позвал я бабушку.

Она не ответила. Я зову ее булей, так уж повелось, и пусть кому-то покажется, что это по-детски слишком, как этому Вадьке Рудину из соседнего дома, мне все равно. Я знаю, бабушке нравится, что я так ее называю, поэтому не перестану ни за что. Что мне сложно что ли булей называть, раз ей приятно? Тем более, по правде, мне и самому нравится. «Буля» – нежно, по-моему, кто-то скажет, по-девчоночьи, а я плевать на это хотел.

Буля! Ты здесь? – еще раз громко крикнул я. Но бабушка, видно, куда-то вышла. Может, к соседке, тете Рае, или в лавку за молоком, или к колодцу за водой, хотя я просил ее не таскать ведра, я и сам могу, все-таки я – мужчина. Одним словом, не знал я, куда бабушка направилась, но ждать ее я не мог. Уж больно хотелось поскорее начать лопать оладьи. Поэтому я уселся за стол и с аппетитом принялся за завтрак: не жалея клубничного варенья, я проглотил штук десять вкуснейших оладушек, которые так и таяли во рту, и только тогда перевел дух. Стал вспоминать, какие планы у меня были на сегодняшний день. Во-первых, мы с Илюхой, это мой школьный друг, самый лучший, ну то есть, я хочу сказать, что в классе у меня друзей хватает: и Леха, и Пашка, но это, конечно, не то, а вот Илюха – это друг настоящий. Да еще, ко всему прочему, у него тоже дача в нашем садоводстве, так что мы с ним вообще не разлей вода, как сказала бы бабушка. Так вот, во-первых, мы с Илюхой, должны достроить наш плот: начали еще недели две назад, думали быстро выйдет, так не тут-то было, дело непростое оказалось. Мы только деревья сухие дней пять искали, потом рубили еще столько же, ну или около того. А дальше уже пилили, обтесывали. Сегодня должны смолить, потом он высохнет, тогда уже и на воду спустим. Во-вторых, нам с Илюхой один заколоченный дом проверить нужно, здесь недалеко, в Сосновке – в садоводстве соседнем. Говорят, там по ночам странные звуки слышатся, будто бы там музыка играет и все прочее. Но мы-то с Илюхой уверены – сказки все это для малышей, какая музыка, но проверить надо. Так я сидел и соображал, больше, вроде бы, дел у меня не было. Я слопал еще с полдюжины оладий и на этом решил остановиться, потому как, все меру знать надо, так я рассудил. Запил все это дело какао. И все ждал булю, бабушку, в смысле, но ее так и не было. Тем временем, осиный рой, что висел над нашей крышей и что показался мне странным, перелетел на новое место и завис теперь за окном веранды. Я его заметил не сразу, а когда заметил, опять мне стало как-то не по себе, потому что форму свою он не изменил, и все так же несколько зловеще в середине круга, выстроенного осами, красовался крест. Я стал наблюдать за роем. Ничего, собственно, не происходило. Осы просто зависли над самым моим окном. Я просидел за столом минут пятнадцать, осы висели, бабушка так и не появилась.

– Что же им нужно-то, этим осам? – думал я – и чего они место дислокации, так сказать, поменяли? Следят за мной что ли? – я, конечно, в шутку про слежку подумал сначала, но когда пошел в баню, чтобы руки вымыть и вообще освежиться, и увидел в затемненное окно, что осиный рой опять переместился и снова демонстрирует мне свой крест, уже не до смеха было.

– Точно следят, жужжалки, что вам нужно-то??? – я стоял в бане и смотрел на ос. Все-таки это было что-то невиданное, их было, наверное, сотни тысяч, полчище какое-то просто. Мне даже показалось, что отряд их увеличивается на глазах, будто прибывают все новые и новые. Может, конечно, мне это только показалось, но просто действительно много их было, и мне стало снова не по себе. Никакой агрессии они, впрочем, не проявляли. Просто висели в воздухе в метрах трех от двери. Я насухо вытерся, оделся и вышел из бани в сад, медленно, постоянно оглядываясь, пошел обратно в дом, осиное войско висело на месте.

Захлопнув за собой дверь и убедившись, что окна на веранде закрыты, я уселся на диван и стал размышлять, что же это происходит. Ничего путного, надо признать, в голову не приходило. Как я и предполагал, минут через пять осиный рой был снова за окном верынды. Мне даже не нужно было голову поворачивать, то, что осы снова переместились, я понял, услышав характерное жужжание. Посмотрел за окно, естественно, жужжалки на месте – снова висят. И крест – здесь же. Тут уж я совсем было запаниковал. А бабушка, как назло, не возвращалась. «И куда делась – подумал я, – когда так нужна поддержка взрослого человека, никогда никого нет». Я даже не понял, почему мне вдруг стало так страшно, а только стало и все. Хотя, замечу, я и подумать не мог, что меня ждет впереди. Если бы знал, наверное, вообще бы со страху умер. Но я не знал, поэтому решил отправиться к Илюхе, чтобы хоть ему про этих ос рассказать. Солнце уже светило в окно на веранде, значит, сообразил я, дело близится к полудню, поэтому Илюха наверняка проснулся, хотя он еще тот соня. Бывало, договоримся рыбачить с ним, он обещает будильник завести, но где там, никогда не просыпается вовремя, просто не может. Бабушка говорит, что он – сова, но не в смысле птица, а так, просто спать любит. Но сейчас, подумал я, он наверняка уже уплетает гречневую кашу. Его мама, тетя Наташа, постоянно кормит Илюху гречкой, говорит, в ней много железа, и как он может постоянно ее есть, пусть даже и с молоком, не понимаю! По мне так, лучше уж геркулес, но, как говорится, на вкус и цвет товарища нет. Так вот, я решил к Илюхе пойти, потому как одному больше оставаться с этими осами сил моих не было.

Я вышел на крыльцо, осторожно, вот, правда, думал, сейчас, как они на меня накинуться, эти злюки (теперь я их считал злыми, хотя пока они мне ничего плохого не сделали, но вид у них был злобный). Заглянул за угол дома, страшно было, но я себя пересилил: рой по-прежнему висел под окном, крест был на месте, жужжали, надо признать, они, как будто еще с большей силой. Я перевел дух, собрался и как припустил до Илюхиного дома, хорошо еще, что он был через семь домов от моего. Пока бежал, минуты две от силы, все время оглядывался, но меня, похоже, не преследовали. Когда вбегал к Илюхе в дом, успел даже подумать, что, может, это все мои фантазии, может, ничего все-таки странного не происходит, и никакие осы за мной не гоняются. Но когда увидел своего лучшего друга, сомнения насчет странности происходящего рассеялись бесследно. Илья сидел на диване, в руках у него была мухобойка, и он, я сразу заметил, бледный был до чертиков. Как только я вошел, он что есть силы завопил: «Дверь! Закрой дверь!»

Закрыл, ты чего?– говорю я.

А он молчит. Только на окно показывает. Смотрю, а за его окном – осиное стадо, по-другому не скажешь, с крестом.

Мои осы, – говорю, – и до тебя добрались. Быстро они!

Не знаю, – говорит, – твои, или нет, но только они меня уже час выслеживают: я – в туалет, они – за мной, я на кухню – они, вон, в окне.

Кусали? – говорю.

Нет пока, но я боюсь, – отвечает.

И я боюсь, – у меня такие же точно под окном висят, что же это происходит? – спрашиваю, а Илюха только плечами пожимает. Мы даже, если по правде, некоторое время, молча сидели, потому что странно все это было и непонятно. Потом я в окно посмотрел, там уже два осиных круга и креста два – мои зверюги, значит, долетели.

Смотри, – говорю, – вот и мой рой. Ты когда-нибудь такое видел?

Нет.

И я. Пора с этим кончать. Где мама твоя? – спрашиваю, – может, она разберется, что к чему?

Сам не знаю, – отвечает Илюха, – проснулся, говорит, а ее дома нет, – может, в магазин вышла.

Тут у меня внутри что-то екнуло, вот хоть верьте, хоть нет.

Как в магазин, – говорю, – Моя буля, бабушка, то есть, тоже куда-то делась.

Илюха как будто в лице изменился.

– Как,– говорит, – и твоя тоже, – тебе это странным не кажется?

Кажется, – говорю, – она даже не предупредила…

Тут мы снова замолчали минут на пять. Я все на ос глядел, они не двигались, жужжали только, и все. Илюха точно в транс впал. Сидит весь белый и чуть качается.

Я решил взять ситуацию в свои руки.

Прекрати, – говорю, – паниковать, давай лучше разберемся, что происходит.

И тут Илья мне рассказал, что проснулся он от страшного жужжания, кстати, никаких ос у них отродясь не водилось. Посмотрел – за окном осиный рой. Много было ос, говорит. Сначала он ничего такого не подумал, даже не испугался, но когда спустился вниз (он тоже на чердаке спит), а осы – за ним, тут-то Илюха призадумался. А когда мамы дома не обнаружил, тогда вообще запаниковал, да ко всему прочему осы его преследовать стали. Потом, говорит, засел он на веранде, и больше ни шагу, пока я не пришел.

Ничего себе дела, – говорю, – у меня та же ситуация. И буля куда-то делась. Наверное, к тете Рае, соседке пошла, чай пить.

Пойдем, – говорит Илюха, – к тете Рае, а то страшно как-то.

Пошли, – отвечаю, – только ничего не страшно, просто странно. Ос много – это факт. Но разве они нас кусают?

Нет, – отвечает Илья.

Вот это верно, – говорю, – не кусают, – а хотели бы, уж давно бы напали. Так что нечего панику наводить, может, у них просто так принято 13 июля собираться группами большими, хороводы водить и крестами пугать, – говорю, а сам думаю, что, конечно, что-то здесь не то. Но Илюха немного успокоился.

Точно, – отвечает, – наверняка у них сегодня праздник, пошли к тете Рае твоей, бабушку искать, потому что ты хоть знаешь, где она быть может. А моя мама, как сквозь землю провалилась.

Да в магазине, наверное, может, с кем там разговорилась – отвечаю, – но пойдем-ка сначала к тете Рае, это здесь, через четыре дома.

Мы стояли в Илюхином саду. Боялись почему-то выйти. Думали, вдруг осы и вправду нападут, но только, надо признать, они не нападали, даже не показывались на глаза. Мы постояли минуты две, потом я начал считать: «Раз, два, три, бежим!». И мы побежали. Быстро неслись, если б мы так на школьных соревнованиях приударили, призовые места были бы обеспечены. Прибежали. Стучим в дверь. Тетя Рая не открывает. Еще стучим. Ответа нет. Тут Илюха как заорет: «Осы!!!!!!!!!!!!!!!!». Я тут же на дверь навалился всем телом, она сразу поддалась – открыта была. Мы очутились в доме бабушкиной подруги. Дверь, конечно, сразу захлопнули. Стоим в коридоре. В доме тихо.

Тетя Рая, – позвал я.

Ответа не последовало. Тогда я потянул Илюху за руку, и мы прошли в комнату. На столе стояли две чашки, тарелка с бутербродами. Никого не было.

Тетя Рая? Раиса Михайловна, – громко и четко произнес я второй раз.

Никто не отвечал.

Может, она наверху, или в погреб спустилась?– говорит Илюха.

Может, – отвечаю, – посидим, подождем.

Мы сели на диван. Тихо было. Никаких звуков, только осиное жужжание за дверью. Я у тети Раи частенько бывал, она славная, эта тетя Рая, рыжая и веселая. Любит пошутить, бабушка часто к ней на чай заходит, ну и я с ней, если делать нечего. У тети Раи всегда что-нибудь вкусненькое к чаю есть: то печенье, то блинчики со сгущенкой. А еще она печет пирожки с вишней – это вообще объедение. В общем, я люблю сюда зайти на чаек, поэтому дом тети Раин хорошо знаю. Знаю, например, что часы старинные, что в комнате висят, громко тикают, так громко, что тетя Рая любит жаловаться, мол, из-за этого она даже спать не может. А сейчас никаких звуков не раздается.

Я на часы посмотрел – показывают десять двадцать. Остановились, значит. «Странно», – думаю. Тетя Рая не раз мне про эти часы рассказывала, говорила, что никогда они не остановятся, что, мол, они уже лет сто идут и столько же еще прослужат, если не больше. Гордилась она ими, одним словом.

Илюха, – говорю, – у тебя часы есть, сколько времени?

Илюхе на день рождения в этом году водонепроницаемые часы подарили с подсветкой. Он с ними не расставался, даже спал в них. Естественно, в тот день он их не забыл.

Десять двадцать, – отвечает рассеянно мой друг.

Какое десять двадцать, – говорю, – я только в десять проснулся.

Не знаю, – отвечает, – я вообще из времени выпал, но на часах моих десять часов двадцать минут.

Илюха уставился на часы свои, потряс их вместе с рукой, потом удивленно посмотрел на меня.

Только они залагали, кажется. Зависли что ли..

Ясно, – говорю, – и твои тоже встали.

Почему тоже? – спросил Илюха. И я ему показал на старинные тети Раины часы, которые ее по ночам будят. Тут-то мы вдруг разом сообразили, что время на часах одинаковое, и это означало только одно, что и настенные часы с кукушкой в доме бабушкиной подруги и новые Илюхины наручные электронные часы, которые отец ему на день рождения из командировки привез и по которым в интернет можно выходить, только Илюхе не разрешают пока, остановились в одну и ту же минуту.

Да, дела, – протянул Илья, – время остановилось.

Без паники, – говорю, – часы – это не время. Часы – это механизм, а всякий механизм из строя выйти может.

Может, конечно, только мои часы новые, чего им из строя выходить? На них и гарантия есть, а они вон зависли.

Тем временем, осиное жужжание за дверью, как будто стало тише.

Вроде, выдохлись, – говорю, – осы-то наши, тише стали. Давай посмотрим, что они там делают.

А давай не будем? Давай просто сидеть и тетю Раю твою ждать, а? Вместе с бабушкой.

Я согласился, потому что мне и самому не хотелось лишний раз ос провоцировать, вот, думаю, как совсем прекратят жужжать, тогда и выйдем.

Так мы сидели довольно долго, но точно сколько, не знаю, часов не было. Может, полчаса, а, может, и битый час. Решив, что тетя Рая не обидится, мы слопали по бутерброду, что на столе стояли. С докторской колбасой. Вкусно было. И на душе стало как-то сразу спокойнее. Какое-то время посидели молча. Потом Илюха говорит:

Мама, наверное, уже вернулась и меня, небось, потеряла.

Бабушка моя тоже уже дома. А, может, и тетя Рая с ней у нас. Слушай, что мы с тобой в панику впали из-за кучки насекомых, которые, собственно, ничего плохого и не затевали?

Не знаю, – отвечает.

И я не знаю, – говорю, – засели в чужом доме, пойдем-ка отсюда. Илюха кивнул. Мы встали из-за стола. Подошли к двери, прислушались. Осы жужжали, но не так как раньше, тише значительно.

Вот, – говорю, – поутихли, надоело им.

Это хорошо.

Открывать? – спрашиваю я Илюху про дверь.

Давай.

Я выдохнул и открыл. Картина предстала перед нами гораздо более странная, чем утренние кресты. Теперь осы висели выше и все вместе, не разделяясь на две группы – мою и Илюхину. Теперь они выстроились в форму стрелы. Ос было так много, что стрела получилась жирная и длиннющая, наверное, метра три длинной и указывала в сторону леса. У нас за садоводством сразу лес начинается, не то чтобы прямо лес: глухой и непроходимый, с волками и медведями, нет, конечно, так, лесок. Мы в него за грибами ходим, за ягодами. В этом году черники там много, только вчера с Илюхой по корзинке принесли.

Миха! Это они что еще устроили? – писклявым голосом каким-то произнес Илья, показывая мне на эту осиную стрелу над домом.

А я почем знаю?

Мы так и стояли в дверях тети Раиного дома и хлопали глазами. Потом я решительно схватил Миху за рукав, стащил с крыльца, захлопнул дверь и поволок за собой. Илюха даже моргнуть не успел. А когда опомнился, завопил:

Ты чего делаешь? Куда мы?

Спокойно, – говорю, – не ори. Идем ко мне!

А если они того, накинуться?

Не накинуться, – отвечаю, – два часа не кидались и сейчас не накинуться, но в чужом доме сидеть – тоже не дело. Надо бабушку и маму твою найти, а еще понять, что эти жжужлки нам сообщить хотят.

Теперь я был уверен, что крест и стрела эта – зашифрованные послания, которые предназначаются нам с Илюхой. Только что они значат и почему мы должны их разгадать – не знал. Мы уже не бежали, как в прошлый раз, просто быстрым шагом шли. Я так все и держал друга за рукав, мне казалось, если отпущу, то он обратно побежит. Я про себя решил, что я теперь главный, у Илюхи спрашивать согласия не стал. Вспомнил, как мне дед говорил, что в критических ситуациях кто-то один должен взять дело в свои руки. Вот я и взял, потому что ситуация была если не критической, то очень странной.

Мы шли, а стрела осиная медленно двигалась за нами следом. Вошли ко мне. Дверь закрыли. В доме никого не было, это я сразу понял, потому что на кухонном столе по-прежнему стояли оладьи, закрытые крышкой, так же как я их и оставил, вазочка с вареньем и моя чашка. Если бы бабушка была дома, она непременно бы убрала со стола, она у меня чистюля, терпеть не может, если что-то где-то не убрано. Домой буля не приходила – это я понял сразу, и будто что-то внутри у меня заныло, и плакать захотелось. Но я, кончено, не стал, а только на всякий случай позвал все-таки бабушку, но никто не ответил. А вот Илюха плюхнулся на стул и заплакал, закрыв лицо руками – страшно ему было, понятно же.

Нечего реветь, – сказал я строго, как мне всегда дед говорил, если я ныл из-за разбитой коленки или из-за сломанной игрушки, – чего понапрасну слезы-то лить. Илюха поднял на меня заплаканное лицо и только вздохнул.

Значит так, – говорю, – что мы имеем? – я решил говорить, как в фильмах про шпионов или про войну, чтобы картину происходящего видеть лучше.

Ничего мы не имеем, – ответил Илюха: бабушки твоей нет, подруги ее тоже. Зато за окном – табун ос. Вот все, что мы имеем на сегодня.

Да, – говорю, – факт. Осы – за дверью, взрослые исчезли. Сколько времени прошло, мы не знаем..

Тут я сообразил, что в доме же часы есть, метнулся в бабушкину комнату, там у нее на тумбочке возле кровати – будильник. Когда вернулся на кухню с часами в руках, Илюха все сразу по моему лицу понял, я даже сказать ничего не успел.

Десять двадцать? – упавшим голосом спрашивает. Я, молча, кивнул.

Илюха больше не плакал, он встал со стула, отодвинул занавеску немного и посмотрел за окно.

Стрела это их, – говорит, – думаешь, она что-то означает?

Не знаю, мне кажется, она указывает на лес. Может, они хотят нас в лес отправить?

Зачем?

Кто их знает, только мне кажется, что так оно и есть.

И что? Мы пойдем? – спросил упавшим голосом меня мой лучший друг. И я, как настоящий командир, твердо так ответил.

Пойдем!

А потом, с другой интонацией добавил:

Что нам остается.

Я и, правда, не знал, что нам было делать. Все это походило на какой-то кошмарный сон, который смотреть боишься, а утром весело рассказываешь. Только мы с Илюхой точно знали, что никакой это не сон, когда у тети Раи сидели прилично себя пощипали, чтобы точно убедиться в этом.

Собирайся, – говорю, – набери воды в бутылку, с собой возьмем. И еще поесть надо что-нибудь прихватить.

Я подошел к холодильнику, открыл его и стал думать, что лучше взять копченую колбасу, или кусок голландского сыра.

Ты что думаешь, мы в лес надолго? – спросил Илюха, набирая колодезную воду из ведра в бутылку из-под колы.

Не знаю, но всегда лучше запас провизии иметь.

Илюха только вздохнул.

В лесу

Мы собрали рюкзак. Взяли компас, у меня старинный был – дедушкин подарок, – воду, хлеб, сыр и колбасу. Я еще ножик свой перочинный прихватил на всякий случай и фонарик. Вышли из дома. Осиная стрела по-прежнему висела над крышей, указывая на лес. Сразу, впрочем, в указанном направлении мы не отправились, а зашли сначала к Илюхе и убедились, что мама его так и не вернулась. Дома Илюха проверил остальные часы, все они показывали одно и то же – десять двадцать, ни минутой раньше, ни минутой позже. В комнате мы обнаружили телефон Илюхиной мамы, и как только сразу не сообразили его найти.

Давай, – говорю, – звони кому-нибудь. Надо наладить связь с внешним миром.

Кому?

Не все ли равно. Отцу своему давай.

Тут пароль у нее, а я не знаю, – заныл было Илья.

Попробуй дату своего рождения, у моей мамы такой стоит.

Илюха ввел цифры – 220715. Телефон тут же разблокировался.

– Вот видишь, говорю, – у всех мам, наверное, пароли – дни рождения детей, довольно глупо. Ладно, звони папе своему!

Он в городе, на работе.

Ничего, тут такое дело, отвлечется от работы, – говорю я.

У Илюхи папа профессор, в университете преподает, на факультете журналистики. У них там, в университете этом, все лето экзамены: то сдают студенты, то те, кто только ими стать хочет. Вот и сейчас Илюха сказал, отец его очередные экзамены принимает. Но мы рассудили, что тут не до хороших манер, у нас настоящее ЧП. Илюха набрал номер.

Ну? – спрашиваю.

Абонент временно недоступен. Илюха изменился в лице.

Я решил подбодрить друга, говорю:

Ну, так на экзамене же, вот и отключил телефон. Звони кому-нибудь другому.

Илюха подумал, кому еще можно, и набрал номер своей крестной, маминой сестры. Но ее телефон тоже был заблокирован. Тогда за дело взялся я. Сначала я позвонил своей маме, которая по моим предположениям должна была быть на работе. Она у меня на телевидении работает. Хорошо было бы, если б ее съемочная группа приехала сюда к нам и осиную стрелу нашу сняла. Но телефон моей мамы был отключен. Вообще она свой аппарат часто выключает, потому что если телефон звонит во время записи программы, даже если беззвучно звонит, то вся аппаратура в студии начинает фонить. Так что я особо не удивился. Потом я позвонил папе. Когда номер по памяти набирал, сердце колотилось страшно, если и он не ответит, то больше звонить будет некому. Я набрал номер и замер, несколько секунд в трубке что-то фыркало и гудело, а потом, у меня, как камень с плеч упал, раздались гудки.