Все еще впереди

– Не знаю никого с таким именем, – спускаясь по ступенькам, не менее раздражительно ответила я. Что это за имя такое – Даллас?

– Он примерно такого роста, зеленые глаза, темные волосы… – Не получив ответа, она осеклась.

Под ее описание подходила половина мужчин мира, включая тех двоих, что я видела в доме. Избитый имел темно-русые волосы, но некоторые могли назвать их и просто темными.

Кроме того, если это и один из них, откуда мне знать, кого именно она имела в виду? Они не представились. Пусть даже речь о побитом парне, я не хочу встревать в чужие дела. Тот тип – ходячая неприятность. Другой же… нет, такого мне тоже не надо, невзирая на его невероятное тело.

– Вы разве живете не рядом? – саркастически спросила она, мгновенно меня выбесив.

Я прикусила изнутри щеку и пошла по дорожке, убеждая себя, что нельзя затевать драку всего через две недели после переезда. Нельзя! Я надеюсь прожить здесь долго. Нельзя начинать разборки так быстро. Однако голос предательски раскрыл обуревавшие меня чувства.

– Да, но совсем недолго, извините.

Стало тихо. Видимо, женщина какое-то время смотрела на меня, потом я услышала ее вздох.

– Извините. Я звоню этому засранцу весь день, а он не отвечает. Мне сказали, что он живет здесь.

Ее извинения уняли мой гнев, и я пожала плечами. Даже если моего соседа и зовут Даллас, Уичито или Сан-Франциско, я этого не знала, так что не обманывала незнакомку. К тому же у меня полно дел, мне некогда следить за чужими людьми. Я попыталась представить лицо избитого придурка, но вспомнились лишь жуткие синяки.

– Нет. Простите, я никого не знаю.

Женщина раздраженно вздохнула и опустила голову, как раз когда я проходила в футе от ее машины и могла разглядеть ее лицо. Она, наверное, была старше меня, но очень хорошенькая: овальное лицо, идеальный макияж. Одежда облегала ее чувственные формы, словно вторая кожа, даже я оценила. Когда-то я тоже красилась и завивалась перед тем, как всего лишь сходить в магазин. Сейчас делаю это, только когда иду на работу или туда, где меня будут фотографировать.

– Что ж, спасибо, милая, – наконец произнесла странная женщина и села в машину.

Милая? Она не может быть настолько старше меня.

На миг я задалась вопросом, не может ли быть избитый парень этим самым Далласом, затем представила второго мужчину, который крупнее, но тут же отмела воспоминания прочь. У меня есть и другие заботы, помимо соседа и его возможного друга.

Дома в гостиной мама и папа вешали картины.

Разумеется, стоило лишь мне захлопнуть дверь, как мамин взгляд упал на пустые пакеты в моих руках.

– Ты все раздала?

– Да. – Я с хрустом смяла пакеты.

Мама насмешливо качнула головой.

–Que te dije? No me hagas esa cara[10].

Я перестала усмехаться, правда, медленнее, чем ей хотелось бы.

Следующие несколько часов мы мирно трудились бок о бок, вешая фотографии и некоторые из картин моих лучших друзей, которые я собирала годами. Мама с папой промолчали, когда мы достали заключенные в рамки снимки Дриго и Мэнди. Не хочу, чтобы мальчики забыли своих родителей, и память о них лежала в коробках лишь из-за того, что мне грустно каждый раз вспоминать о нашей общей утрате. Я заметила, с каким напряжением отец смотрел на снимок нашей семьи, сделанный на моем школьном выпускном, но и тогда он не сказал ни слова.

Ни один из родителей не хотел говорить о моем брате.

Порой, когда я совсем падала духом, каждой клеточкой тела тосковала по Родриго и впадала в ярость от того, что больше никогда его не увижу, мне хотелось поговорить о нем с кем-нибудь, поговорить о нем с родителями. Однако если я чему и научилась за прошедшие годы, так это тому, что все справляются с горем по-разному. Черт, да мы и к жизни относимся по-разному.

Мама приготовила ужин из убогих продуктов, которые нашла в холодильнике и кладовке, мы его съели, и родители уехали. Они живут почти в часе езды, в Сан-Антонио, в том же районе, что и мои тети и дяди. Прожив двадцать с лишним лет в Эль-Пасо, они продали семейное гнездышко, в котором прошли мои детские годы, и перебрались поближе к родственникам отца. В то время я обреталась в Форт-Уорте, он стал моим домом на целых восемь лет. Их переезд и расставание с парнем сподвигли меня бросить Форт-Уорт и переехать в Сан-Антонио. Тогда я была еще одна, Джош и Луи появились позже, и уже с ними я решила начать все с чистого листа в Остине.

Оставшись в одиночестве, я наконец-то достала из коробок всю свою одежду и развесила в шкафу.

Едва успела снять джинсы, как в дверь позвонили.

– Секунду! – крикнула я и, натянув шорты, поковыляла к двери. По пути осмотрела гостиную – родители могли что-нибудь забыть. Наверное, отец оставил мобильник, он вечно бросает его где попало.

–Papa, – произнесла я, открыв дверь, но взглядом шаря по комнате.

– Я не ваш отец, – ответил низкий мужской голос.

Что?

Тот, кто стоял на крыльце, засунув руки в карманы потертых джинсов, определенно не был моим папой.

Это был он. Тот самый мужчина, которого я видела в доме соседа. Мужчина с большими бицепсами и короткими темными волосами. Мужчина в боксерах.

Вот так сюрприз. Теперь, вблизи, когда на меня не давила сонливость и нервозность от того, что пришлось иметь дело с мрачным засранцем, который отвергал мою добровольно предложенную помощь, я наконец-то разглядела, что незнакомцу лет тридцать пять, ближе к сорока. Я моргнула и сконфуженно улыбнулась.

– Вы правы. Отец на полфута ниже вас.

Да и весит фунтов на шестьдесят меньше.

Той ночью мне показалось, будто он выше избитого придурка, но сейчас я в этом уверилась. В нем точно шесть футов и два дюйма. У меня был бойфренд примерно такого же роста. Гребаный засранец. Однако мужчина, который стоит сейчас напротив меня, гораздо мускулистее. Значительно мускулистее. Никаких сомнений. Если б у меня была возможность увидеть вблизи швы на его черной футболке, наверняка оказалось бы, что они держатся на честном слове. У него прямая спина, широкие плечи и перевитые венами бицепсы и плечи. Правильные черты лица, высокие скулы, горделивый прямой нос и квадратная челюсть – не секси и даже не красавчик, но что-то в нем притягивает взгляд.

Да уж. Еще как притягивает. Даже закрыв глаза, я как наяву вижу большую татуровку на его груди.

Уголок его рта опустился.

Он понял, что я его разглядываю? Шевеление на уровне талии заставило меня опустить взгляд, и я увидела в мужской руке знакомый пластиковый контейнер.

Раз уж он поймал меня на разглядывании, то и черт с ним. Чего уж теперь стесняться? Отерев о бедра вспотевшие ладони, я широко улыбнулась и открыто посмотрела ему в глаза. Их цвет напомнил мне лес: они были коричнево-золотистые с прозеленью. Ореховые. Самый красивый оттенок, который я видела, не считая глаз Луи. Я пялилась, не в силах отвести взгляд и мысленно задаваясь вопросом, что он здесь забыл.

– Чем могу помочь? – наконец спросила я.

– Хочу поблагодарить вас, – произнес он низким, хриплым голосом, памятным мне по той ночи.

Этот голос идеально подходил к его угловатому брутальному лицу. Нахмурившись, мужчина мельком взглянул на мою грудь. Это произошло так быстро, что я решила, будто мне показалось.

Большая ладонь, которую несколько дней назад я видела сжатой в кулак, поправила ворот черной футболки, приоткрыв край татуировки у основания шеи. Каре-зеленые глаза стрельнули в мою сторону.

– Я благодарен вам за то, что вы сделали.

Пришлось дважды напомнить себе не опускать взгляд ниже его лица.

– Вы не обязаны благодарить меня за вашего друга…

– Брата, – поправил меня мужчина.

Его брат? Придурок, которого побили, его брат? Видимо, они оба те еще засра… Хм. Вот почему он сказал «я тебя убью». Я пожала плечами.

– Если он хочет меня поблагодарить, то может прийти сам, однако это не обязательно. Но все равно, спасибо. – Я продолжала улыбаться, надеясь, что улыбка не выглядит натянутой.

– Этого не будет. – Взгляд ореховых глаз скользнул по моему лицу, и я внезапно осознала, что не накрашена, а на лбу краснеют два пятна от недавно выдавленных прыщей. – Но я все равно вам благодарен.

Его ноздри слегка раздулись, плечи расправились, а губы поджались, когда я не отвела глаз под его пристальным взглядом. Наверное, не стоило так глазеть на него.

Ну и ладно. Потому что пялиться на его руки и размышлять, сколько он может поднять, было бы еще неуместней. Мужчина несколько нервно пожал плечами.

– Он не должен был так грубо себя вести. Прошу его извинить.

Я моргнула от неожиданности.

– Надеюсь, подобное больше не повторится.

– Вы живете здесь со своими мальчиками? – внезапно спросил мужчина, не сводя с меня красивых глаз.

Никто еще настолько долго не смотрел мне в глаза. Даже не знаю, как это воспринимать. К тому же появилась более насущная проблема: как, черт возьми, ответить на его вопрос? Солгать? Вроде бы ничего особенного, но что-то здесь не так. Понятия не имею, откуда он узнал о Джоше и Луи, наверное, заметил на улице. Не о чем беспокоиться. Он мог увидеть нас издалека.

Ведь мог же?

Я прищурилась.

Он тоже.

Мама всегда говорила, что по глазам можно многое понять. Рот способен принять миллион различных выражений, а вот глаза – это зеркало души. Помнится, через месяц после расставания с бывшим, я сидела и гадала, что сделала не так. Все встало на свои места, когда я представила верхнюю половину его лица. Я поняла, что была слепа в тот период своей жизни. Слепа и глупа.

Непроходимо глупа. Боже, ну и дура же я была! Больше такого не повторится.

Может, у этого мужчины нет в глазах черных дыр, как отражения черноты его души, но я на всякий случай немного прикрыла дверь. Рефлекс, ничего более. Мне уже доводилось составлять неверное суждение о людях. Не стоит забывать об этом, особенно теперь, когда я в ответе за других.

– Да, – произнесла я, не успев хорошенько все обдумать.

Это мои мальчики. Пусть родила их не я, они все равно мои. И вообще, какая разница, если он будет считать меня матерью-одиночкой? Я тетя-одиночка. Опекунша-одиночка. Это практически то же самое.

Он медленно кивнул, а я скользнула взглядом по его розовому рту.

– Наш район довольно тихий. Вам не стоит волноваться за детей. То, что случилось, больше не повторится.

По морщинкам в уголках глаз и губ можно было судить, что этот строгий на вид мужчина все же способен улыбаться. Правда, я с трудом представляла себе это. Он не производил впечатления счастливого человека ни при первой нашей встрече, ни сейчас, когда стоял напротив.

Так он хороший или нет? Он пришел вместо другого человека. Наверное, он не так уж и плох.

Правда ведь?

Я пожала плечами:

– Что ж, спасибо за… заботу.

Заботу? Диана, ты это всерьез?

Было невозможно не заметить, как одна из его больших ладоней на миг сжалась в кулак.

– Ну, я просто хотел поблагодарить вас, – натянуто произнес он и потряс контейнер. – И отдать вам это, пока оно не затерялось в моих вещах.

– Всегда пожалуйста.

О боже, когда он успел съесть все polvorones? Я же лишь недавно их отнесла. Я взяла контейнер, удивляясь, как он ухитрился впихнуть в себя столько сладкого, но что-то в его словах меня зацепило.

Его вещи?

– Он живет с вами?

Мужчина шевельнул бровями.

– Да. Ваш сосед я, а он временно проживает у меня.

Так вот кто мой сосед!

Вот это мой сосед?

Черт возьми!

Высокий, мускулистый, загорелый мужчина с татуировками до локтя и телом, глядя на которое хочется взмолиться, чтобы он косил газон без футболки, – мой сосед. Не тот, другой.

Понятия не имею, отчего я испытала облегчение. Пусть он и не обнимается при встрече, зато и не грубит, как его братец. А еще вернул мамин контейнер. Даже я так не делаю. Мои знакомые не позволяют мне брать свои вещи, потому что никогда не получают их обратно.

Ну не может же быть плохим мужчина, который пришел извиниться за то, чего не делал. Или может?

Я взглянула в его ореховые глаза и решила, что нет.

Облегченно выдохнув – мои щеки при этом смешно надулись, как у бурундука, – я неловко улыбнулась.

– Я подумала… впрочем, не важно. Раз так, то я ваша соседка Диана. Рада знакомству.

Он моргнул, и в его глазах промелькнуло сомнение или настороженность. Затем протянул для пожатия руку, и я увидела его.

Обручальное кольцо.

– Даллас, – представился мужчина.

Он смотрел открыто и слегка хмурился, рукопожатие было твердым.

Даллас. Даллас…

О черт! Это о нем спрашивала женщина из красного «шевроле». Он реальный человек, так что она не идиотка.

Женатый реальный человек, и женщина, которая им интересовалалсь, не знала, где он живет. Хм. На миг я задумалась о том, что ей было надо, но тут же сказала себе, что это не мое дело.

Как только моя рука освободилась, я прижала ее к бедру и улыбнулась неловко уже третий раз за последние десять минут.

– Приятно было познакомиться, Даллас. Обращайтесь, если вдруг что-то понадобится.

Он недоуменно моргнул, и я вдруг ощутила, что сказала что-то не то. Однако он лишь ответил:

– Конечно. Увидимся.

Я закрыла за ним дверь, даже не полюбовавшись на его ягодицы. В конце концов, он женат. Я уже достаточно увидела. Я мало что воспринимаю всерьез, но отношения, особенно брак, принадлежат к числу этих вещей. Пусть даже его искала какая-то женщина. Пялиться на мужской зад – не то же самое, что смотреть на обнаженную грудь мужчины, когда он возник перед тобой полуголым.

Проклятие, значит, мне не доведется попивать лимонад на веранде в те дни, когда он стрижет газон.

Я едва успела закрыть дверь на замок, как зазвонил лежавший в спальне мобильник. Я бросилась к нему, ничуть не удивившись высветившейся на экране надписи «Элис Ларсен».

– Алло? – спросила я, точно зная, кого сейчас услышу.

–Tia, – раздался голос Луи. – Я ложусь спать.

Невольно улыбнувшись, я села на край кровати.

– А зубы ты почистил?

– Да.

– Точно?

– Да.

– Уверен?

– Да!

Я сдавленно хихикнула и поинтересовалась:

– А Джош?

– Да.

– Где он?

– Играет в приставку в гостиной.

– Ты меня любишь? – как всегда по вечерам, спросила я только для того, чтобы услышать его ответ.

– Да.

– Как сильно?

– Очень! – захихикал тонкий мальчишеский голосок. Собственно, именно для этого я и задаю вопросы.

– Тебе весело?

– Да.

– Ты готов?

– Да, – тут же ответил мой пятилетка.

Я представила, как он лежит на кровати, укутавшись одеялом по шею. Он любит спать завернувшись, точно мумия.

– Расскажи мне еще раз, как папа спас кошку той старушки, – с усталым, сонным зевком попросил он.

О боже, надо завязывать говорить «старушка» в их присутствии. Я уже несчетное количество раз рассказывала мальчикам эту историю, но выбор всегда остается за Луи. И вот я начала уже, наверное, в двадцатый раз описывать, как Родриго залез на дерево, чтобы снять кошку нашей пожилой соседки, когда мы жили вместе с нашими лучшими друзьями.

– Дерево было очень большое, Котенок. Я боялась, что он упадет и сломает ногу…

Глава 3

Я была чертовски близка к тому, чтобы побиться лбом о руль. О господи! Еще слишком рано. Откровенно говоря, в полдень я сказала бы то же самое – слишком рано. Да и в шесть вечера тоже.

– У меня нет друзей, – уже целую вечность страдал Джош на тему «как несправедливо начинать учебу в пятом классе новой школы».

Он ныл уже двадцать минут, а я поглядывала на часы.

Двадцать минут, которые никогда, никогда не вернуть.

Двадцать минут, которые будут повторяться следующие полгода, начиная с сегодняшнего дня и оканчивая моим тридцатым днем рождения.

Двадцать минут, которые заставляют мысленно молить Бога ниспослать мне терпения. Или прикончить меня. Я согласна на что угодно, лишь бы он заткнулся. О боже! Я лила незримые слезы и молча всхлипывала.

Я уже давно отвожу Джоша в школу, а Луи в детский сад, и то, что просыпаться надо до семи утра, ничуть не облегчает положения. И вряд ли когда-нибудь облегчит. Моя душа рыдает каждое утро, заслышав сигнал будильника. Рыдания усиливаются, когда мне приходится выбираться из кровати, одеваться и будить Джоша. Поэтому выслушивать до обеда в сотый раз его стенания о несправедливости уже чересчур.

Откровенно говоря, в целом я понимаю его страдания от отсутствия друзей. Но эта школа лучше предыдущей, а Джош – не считая происходящего сейчас – ведет себя так, что я гордилась бы, будь он моим сыном, и с легкостью заводит друзей. Это у него фамильное. Наверняка через неделю он уже с кем-нибудь подружится, через две останется у него ночевать, а через три забудет о своих жалобах. Он всегда отлично адаптируется. Луи тоже.

Но за последние двадцать минут мне начало казаться, что я порчу ему жизнь. По крайней мере, именно на это он намекал. Я порчу жизнь десятилетнему мальчику. Можно смело вычеркивать пункт из списка: «Дела, которые я должна претворить в жизнь».

Когда Ларсены привезли его домой после недельного отсутствия, он уже был в дурном настроении. Следовало знать, что за этим последует.

– С кем я буду сидеть в обед в столовой? Кто одолжит мне карандаш? – драматично восклицал племянник, точно играя на сцене. Где он только этому научился?

Мой вопрос был более приближен к реальности: куда он дел свой карандаш? Я же купила ему к школе набор обычных карандашей и несколько механических.

Я не стала ни отвечать на его последний вопрос, ни задавать свой. Скорее всего, он просто хочет поныть вслух чисто для себя, и все, что я скажу, пропустит мимо ушей. Комментарии бесполезны, к тому же я, если честно, боялась съязвить и тем самым ухудшить ситуацию, а Джош и без того не в настроении.

– С кем я буду общаться? – не обращая внимания на мое молчание, продолжил он. – Кого я приглашу на свой день рождения?

О господи, он уже беспокоится о воображаемом дне рождения! Интересно, это будет очень грубо, если я включу радио погромче, чтобы его не слышать?

– Ты меня слушаешь? – спросил Джош плаксивым голоском, к которому прибегал крайне редко.

Скрипнув зубами, я продолжала смотреть вперед, чтобы он не заметил моего сердитого взгляда в зеркале заднего вида.

– Да, я тебя слушаю.

– Нет, не слушаешь.

Я вздохнула и крепче сжала руль.

– Слушаю. Я просто не собираюсь ничего говорить, Джей, потому что ты в любом случае не поверишь мне, когда я скажу, что ты скоро с кем-нибудь подружишься и все будет хорошо, и на твой день рождения к тебе придет куча гостей. – О карандашах я специально умолчала, ради нашего общего спокойствия.

Джош не ответил, и я спросила:

– Я права?

Он что-то буркнул.

Прямо как мой чертов братец.

– Послушай, прекрасно тебя понимаю. Я тоже ненавижу выходить на новую работу, где никого не знаю, но ты ведь Касильяс. Ты находчивый, умный, милый, и у тебя получается все, за что ты берешься. У тебя все будет хорошо. У вас обоих все будет хорошо. Вы замечательные.

Джош снова что-то буркнул.

– Луи, я права? – Я взглянула в зеркало заднего вида на своего пятилетку, сидящего в детском кресле.

– Да, – улыбаясь и кивая, весело ответил Луи.

Все в этом ребенке вызывает у меня улыбку. Джош меня тоже радует, но не так, как Луи.

– Ты беспокоишься о начале учебы? – спросила я мелкого.

Мы много разговаривали с ним о школе, и каждый раз он был полон энтузиазма. У меня не было причины считать иначе. Больше всего меня тревожило, что он начнет плакать, когда я сдам его на руки учительнице, но Луи не из таких. Ему понравится.

Джинни предупредила меня, что я сама расплачусь в первый день, но я ни за что и никогда не разревусь в его присутствии. Когда заплачу, он подхватит, даже не зная причины. Будь я проклята, если это случится! Сегодня утром я фотографировала его у дома и обронила одну слезинку, а больше ничем себя не выдала.

– Нет, – ответил счастливый голосок пятилетки, и мне тут же захотелось обнять Луи и никогда не отпускать.

– Видишь, Джей? Луи не беспокоится. И тебе не стоит.

В зеркале заднего вида отразилось, как Джош опустил голову, а потом с тяжелым вздохом прислонился виском к стеклу. Я заволновалась.

– Что случилось?

Он качнул головой.

– Скажи, что не так?

– Ничего.

– Ты же знаешь, я не отстану, пока ты не ответишь. Что случилось?

– Ничего, – настаивал Джош.

Я вздохнула:

– Джей, ты можешь рассказать мне все.

Прижавшись лбом к окну, он подышал на стекло и признался:

– Я просто вспоминал папу. Он всегда отвозил меня в школу в первый учебный день.

Черт. Почему я об этом не подумала? В прошлом году у него тоже было плохое настроение в первый школьный день. Правда, не настолько плохое. Конечно, я тоже скучала по Дриго. Но я не признавалась в этом Джошу, пусть порой мне очень хотелось поговорить с ним о его отце.

– Ты же знешь, он сказал бы тебе…

– Бейсболисты не плачут, – со вздохом закончил Джош.

Родриго был непреклонен и строг, однако обожал своих сыновей и считал, что им все по плечу. Так же он относился и к остальным, кого любил, включая меня. В горле встал ком, и я попыталась как можно незаметней откашляться.

Правильно ли я веду себя с Джошем? Не слишком ли строга с ним? Не знаю. Меня терзала неуверенность. Именно такие моменты напоминали мне – я понятия не имею, что делаю, и уж тем более не представляю, каким будет конечный результат, когда мальчики вырастут. Это пугает.

– Поверь мне, Джи, в новой школе все будет зашибись. – Не дождавшись ответа, я бросила на него взгляд через плечо. – Ты же мне веришь?

И Джош тут же снова стал вредничать.

– А то! – закатил он глаза.

– Хрен… конь в пальто! На обратном пути подброшу тебя в приют.

– О-о-о! – восхитился извечный подстрекатель Луи.

– Заткнись, Лу, – рявкнул Джош.

– Нет уж.

– Так, оба успокоились! Давайте поиграем в молчанку.

– Давай не будем в нее играть, – ответил Джош. – Ты нашла для меня новую бейсбольную команду?

Вот черт. Я мельком взглянула в боковое окно, ощущая вину за то, что даже еще не начинала искать для него новую команду. Было время, когда я предпочла бы солгать, однако не такие отношения мне хотелось выстроить с мальчиками. И я сказала ему правду.

– Нет, но обязательно найду.

Я затылком ощутила его осуждающий взгляд, однако Джош не стал меня стыдить.

– Ладно.

Мы в молчании подъехали к школе, и я припарковалась на стоянке. Оба мальчика выжидающе глядели на меня, отчего я чувствовала себя пастухом среди овец.

Пастухом, который понятия не имеет, куда их вести.

Единственное, что мне оставалось, – постараться сделать все наилучшим образом и надеяться, что этого будет достаточно. И опять-таки, разве не так каждый живет свою жизнь?

– Все будет хорошо, обещаю.

* * *

– Мисс Лопес!

Вечером мы съездили в магазин. Я закрыла дверцу машины бедром, ведь мои руки оттягивали пятьдесят фунтов еды. Луи уже стоял у двери дома с двумя самыми маленькими пакетами. Обычно я стараюсь не брать детей в магазин, но сегодня пришлось. Салон должен открыться лишь завтра, и я слегка порадовалась, что мне удалось забрать их в первый день из школы. Шопинг прошел хорошо – я одернула мальчиков лишь дважды.

Джош, тоже несший полные пакеты в обеих руках, остановился на полпути к дому и, нахмурившись, обернулся.

– Мисс Лопес! – снова раздался слабый, еле слышный голос где-то неподалеку.

Я бездумно направилась к мальчикам.

– Кажется, это она к тебе обращается, – предположил Джош и, прищурившись, посмотрел на кого-то за моей спиной.

Ко мне? Это я мисс Лопес? Настала моя очередь хмуриться. Интересно, почему Джош так решил? Я посмотрела через плечо – и едва не застонала при виде розового халата на крыльце симпатичного желтого дома через дорогу.

Та пожилая женщина назвала меня мисс Лопес?

Она помахала хилой рукой, подтверждая мои худшие опасения.

Да. Назвала, и не раз.

– Кто такая мисс Лопес? – спросил Луи.

Я фыркнула, разрываясь между негодованием – это ж надо: назвать меня самой распространенной латиноамериканской фамилией! – и желанием вести себя по-добрососедски, пусть даже я не знаю, что этой женщине нужно.

– Видимо, я, малыш, – ответила я Луи и, подняв руку с пакетом, который весил меньше всего, помахала пожилой женщине.

Она снова взмахнула костлявой рукой, подзывая меня.

Самое трудное в воспитании двух маленьких людей – быть для них примером. Все время. Они с удовольствием тебе внимают. Запоминают каждое твое слово и каждый жест. Я на собственном горьком опыте убедилась, что их мозг словно губка впитывает абсолютно все. Когда Джош был маленьким, он залип на слове «дерьмо». Он употреблял его постоянно и по любой причине. Уронил игрушку – «дерьмо». Споткнулся – «дерьмо». Нас с Родриго это забавляло. Остальных не очень.