Ветер. Книга четвёртая. Иркутск

– Ну что ж, – Лёня встал. – Подумайте и опишите полнее, что знаете. И про те лагеря… Где и с кем об этом можно поговорить. Вы поняли, что мне надо. Лишней никакая информация не будет. А нам пора.

Он пожал Игорю Олеговичу руку, кивнул Кате и порывисто открыл дверь в сени. Оттуда повеяло кислым молоком – Василиса что-то переливала из ведра в банки.

Выйдя на крыльцо, Катя махнула Лёне, мол, иди, а сама вернулась в дом. Бесшумно войдя в сени, она прислушалась. Обрывки слов Василисы толкались в стены: «менты проклятые», «гады», «вынюхивают».

Открыв дверь, Катя извинилась и указала на забытый ею шарф. Она подхватила его со стула и с невинной улыбкой удалилась.

– Зачем возвращалась? – Леонид остановил на ней удивлённый взгляд.

– Да шарф забыла, – бросила Катя, – а ещё хотела услышать, что они о нас говорят. Пара слов о гостях – обычно первая реакция сразу после их ухода. А вот почему такой образованный человек живёт в убогом домишке? Профессор ведь, в универе преподавал.

– Это печальная история, – Лёня пожал плечами. – Его сын биохимический окончил. По стопам отца, как говорят. Толковый был, да занялся не той химией. Таблеточки начал делать, экстази и разную наркоту. Вот на десятку и залетел. Я помогаю, чтобы перевели на поселение, чтоб не в камере, – Лёня указал в конец улицы. – Машину мне там оставили. Сейчас пообедаем и глянем на здешние красоты… Места тут сказочные!

Он подошёл к потёртому жигулёнку и жестом фокусника вынул из кармана ключи. Разговор продолжался под урчание мотора.

– А у Гудвина квартира в Иркутске хорошая, да и пенсия пристойная. Но любит он этот медвежий угол, может, себя аскетизмом наказывает. Да и характер у него своенравный, как погода на Байкале или природа на Ольхоне. Тут ведь всё смешано: песчаные дюны и сосновые рощи, степи и непроходимая тайга… В общем, нашли они друг друга, Ольхон и Гудвин. Игорь Олегович-то у местных шаманов от депрессии лечился. Помогло.

– Да, – подхватила Катя, – они многое знают. И ведь всё своё умение лишь по наследству передают, без записи и без всяких других подсказок.

– Наверное, помогают Гудвину избавиться от тяжёлых мыслей про сына. Вот уж родительская голгофа.

После обеда решили пройтись. Катя, долгие годы мечтавшая окунуться в объятия родных просторов, размышляла, куда сначала пойти: на мыс Хобой или на мыс Бурхан.

Леонид выглядел озабоченным.

– На днях мы с тобой съездим в горы недалеко от Тэгды, про это место Гудвин-то и говорил. Там бурятская знахарка живёт, я её с детства знаю. Последний раз года два назад видел. Так вот. Выясним, кто к ней недавно приходил о травах расспрашивать. Тут некоторые под видом туристов или травников рецептики вынюхивают. А то ли они ищут и за тех ли себя выдают – тоже пробить надо. Да и про японцев разведаем…

Степь плавно перетекла в тайгу, и они с Лёней уже шли в сторону Байкала через лес. Там пахло весной. Когтистые ветки сосен трепетали на ветру, источая тонкий аромат, а стебли багульника, ещё не ожившие, но уже оттаявшие, тянулись к яркому небу.

Вдруг Катя резко остановилась и прислушалась.

– Кто-то идёт за нами, – не оборачиваясь, шепнула она.

Рука Лёни метнулась к кобуре, он быстро обернулся – тихо. Не дыша, застывшие, словно на фото, они простояли секунд двадцать. Невдалеке резко хохотнула птица, и снова всё замерло.

– Это издержки, – ухмыльнулся Лёня, – профзаболевание. Те, кто часто был под огнём, чувствует себя целью. А потому мы привыкли и двигаться, как бегущая мишень, так, чтобы не совпасть с прицелом. Мы ведь даже спим в такой позе, чтобы моментально вскочить. Уловив в глазах Кати молчаливое согласие, Леонид ещё раз напряженным взглядом проскользил вокруг.

– Понимаю – согласилась Катя. Нас сознание защищает, подсовывает то шорохи, то недобрые взгляды.

Катя понимала, что беспощадная игра мысли заставляла её насторожиться даже при мелких знаках тревоги. Порой Катя даже ругала себя за болезненную подозрительность. Особенно, когда рука человека из толпы резко падала в карман и казалось, что вместо пачки сигарет оттуда появится оружие…

– У меня слух чуткий и зрение такое, что и в темноте вижу.

– Это как кошка, что ли?

– Почему кошка? – хохотнула Катя. – Как пантера или тигрица. Будем думать по-крупному.

– Согласен!

Лёня бросил на попутчицу горячий взгляд, про себя заметив: «А девка-то – огонь! Хочет сразу в тигрицы!»

Они спустились с таёжной горы вниз к озеру. Берег хрустел галькой под тяжёлыми ботинками. Чуть припорошенный снегом, он сливался с ледяной коркой Байкала. Макушки таёжных великанов трепетали на ветру, кланяясь его величеству царь-озеру.

Угрюмые скалы бросали рваную тень на прибрежные валуны, лёгкий бриз снежной крошкой рисовал на льду узоры. Вверху что-то скрипнуло, зашуршало, колыхнулось…

Внезапно над головой ухнул порыв воздуха, будто взмах крыла огромной птицы. Катя жёстко толкнула Лёню, и они вместе повалились на землю. Рядом, обдав их едкой пылью, рухнул кусок скалы. С гомоном взлетели растрёпанные чайки, а на упавших могильно пахнуло сырой землёй.

Лёня вскочил, яростно оглядываясь. Держа наготове пистолет, он пронизывал взглядом каждый клочок ландшафта. Сверху на него скалился утёс с отколотым краем, похожим на дырку от вырванного зуба. Вокруг ещё дымилась пылью рассыпанная груда каменных осколков.

Катя сидела на берегу и, хрипло дыша, вытирала окровавленные губы. Падая, они с Лёней ударились друг о друга лицами. Теперь его щёку и подбородок покрывали алые отпечатки. Было что-то интимное и роднящее в том случайном кровавом поцелуе. Катя вынула из кармана кинжал, когда-то подаренный Русланом. Она отколола несколько кусков от прибрежного льда и поднесла один из них к разбитым губам. С озера дунуло холодно и колюче. Жадно сглотнув свежую волну, Катя продолжала крошить наледь.

– Знатный клинок, – сдерживая дыхание, Лёня кивнул на кинжал.

– Приложи к лицу, – Катя протянула ему кусок льда.

Распахнутые глаза Лёни сверкнули как грозовое небо.

– Это же… – он грубо выругался и махнул на скалу, – это покушение на полковника ФСБ! Завтра же расследование!

– Тихое… – сквозь опухший рот процедила Катя. – Расследование со спецами. Может, этот камень сам откололся? Место тут лихое. Здесь с древних времён духи живут. И души шаманов.

– А ведь ты меня спасла, тигрица!

– Да, – буркнула Катя, пряча ухмылку, – и теперь часть твоей души – моя!

Лёня, задрав голову и зло щурясь, смотрел на скалу.

– Ты права. Надо по-тихому. Сначала я сам изучу. Возьму ребят из альпинистского клуба. Поднимемся и глянем, какие версии… Я же лет этак десять по горам лазил, в спасательных бригадах работал.

У Кати ныли зубы, в голове шумело. «Порой от себя бы спастись… Надеть бронежилет, который защитит от обломков бывшей любви, или спасательный круг, чтоб не утонуть в своей памяти!»

Лёд у её губ растаял, и в руках снова блеснул кинжал. Его лезвие кололо сосульки. Зить-зить-зить… И этот щемящий звук отдавался во всём Катином теле. Руслан… Забыть, забыть!

3. Спасательный круг

– Конечно, Женечка! Тем более что родственники там. А Израиль! Ох! – Лиля сложила густо напомаженные губы в алый цветок и звонко причмокнула: – Там столько красот! Тут-то у тебя что? Если бы ты хоть в Иркутске жила. Да и маму там подлечишь.

После смерти отца и неудачной попытки поступить в мединститут жизнь казалась Женьке беспросветно тусклой. А тут ещё и мама заболела. Артроз бедра позволял ей теперь передвигаться лишь с костылем или тростью.

– Так вы ж евреи! – заверещала соседка, выслушав печальные девичьи откровения. – То есть мама твоя. Значит, и ты тоже… Чё тут сидеть? Я бы уж давно укатила, – она мечтательно подняла глаза. – Езжай, Жека! Ни снега, ни холодищи этой. Я к тебе в гости приеду, замуж за местного выйду, и заживём мы опять рядом!

Из всех взрослых, окружавших Женю, самой умной она считала тётю Ульяну, сестру отца. Вот к ней в Иркутск и рванула за советом единственная племянница.

– А что, – Ульяна распрямила крупные плечи, – едет народ, и довольны все. А ты ведь у нас, Жека, не по годам мудрая, я бы сказала, прозорливая. Будто не ты Сонина дочка, а она – твоя. Вот и Вася такой же был, царствие ему небесное! – она торопливо перекрестилась. – Он с детства, как маленький старичок, всё понимал.

Ульяна суетливо перебрала кипу мятых газет.

– Я недавно тут объявление заметила: «Бесплатная консультация для репатриантов». Давай-ка, Жень, съездим. Недалеко.

В скромном тесном офисе им выдали пачку форм и брошюр для желающих уехать на землю обетованную. Вскоре Жене позвонили. Женщина, назвавшаяся Лилей, представилась консультантом по вопросам эмиграции и через день уже распивала чай с Женей и её мамой на их просторной, сверкающей модными шкафами кухне.

Визит Лили поставил жирную и непоколебимую точку в размышлениях «быть или не быть» переезду в Израиль на ПМЖ.

В Ангарске, где отец Жени работал директором леспромхоза, их семья считалась благополучной и обеспеченной. Убеждённый холостяк Василий в свои пятьдесят с хвостиком как-то поехал в Биробиджан по делам сбыта древесины и без памяти влюбился в Сонечку, учительницу младших классов. Возраст не остановил страсть Василия, вдруг разбуженную взглядом чёрных глаз местной Суламифи. Да и Сонечке был уже сорок один… Так София Яковлевна стала преподавать в одной из начальных школ Ангарска, а в сорок два родила девочку.

– А я вот, – волнуясь, протянула Софа, – так к лесам привыкла! А в Израиле, говорят, пустыня и жара, жара…

– Да что вы! – всплеснула холёными руками Лиля. – Там разные места есть. Хайфа, например, чудный город. Самый русский город в Израиле. Там полно наших, – она сделала мягкое тягучее ударение на слове «наших». – Леса, зелено, много деревьев. Есть дома на возвышенности, балконы на море выходят, всё в цветах!

Лиля с азартом описывала прелести разных районов Израиля, рассказывала о помощи государства новым поселенцам, об отличной медицине и перспективах образования для Жени. Гостья умело оперировала терминами и цифрами. О таких, как она, говорят: женщина без возраста. Ей могло быть и тридцать пять, и пятьдесят. Узкое смуглое лицо Лили украшали глаза, спокойные и тёплые. Она и сама была гражданкой Израиля, но жила то в Москве, то в Иркутске, так же, как и её муж. Да и был ли он ей мужем – непонятно. Рассказывая, она то и дело мурлыкала: «Ох, Женечка, мне бы твою молодость да красоту!»

– По снегу всё же скучать будем, – качнула своей ухоженной головкой София. – Женька-то у меня спортивная, биатлонистка. Она ведь столько километров на лыжах намотала. Да и по стрельбе одна из лучших.

Глаза Жени вспыхнули:

– А скалы? Горы высокие ведь есть в Израиле?

– Ну… со скалами мы закончили! – сурово отрезала мама.

Женя вздохнула.

Это случилось два года назад в Восточных Саянах. Самовольно сбежав из турлагеря, они с друзьями решили совершить дерзкое восхождение. Очнулась Женя от треска рации и прикосновения шершавой ладони к её шее. Рука и обе ноги жгуче ныли, а правый бок пульсировал нестерпимой болью.

Мужской голос пробасил: «Двое в минусе, а одна жива…». Запах крепкого табака ударил Жене в лицо.

– Ты как? Позвоночник вроде у тебя цел. Я сейчас куртку с тебя сниму… тяжелая. Держи меня за шею… привяжу.

Потом их двоих медленно поднимали из расщелины. Девушка лбом упиралась в колючую щёку спасателя и прижималась озябшими плечами к его крепкому телу. В какой-то момент трос визгливо скрипнул и качнулся. Женькины губы заледенели от кошмарной мысли. «Трос лопнул!» Девичье тело ответило мелкой дрожью, но тут ухо обдало горячим шёпотом: «Страховка удержит, не шевелись. Вытянут. Я вот пацаном тоже в лесную яму упал. Наверх не смотри».

Потом Женю встретила больница, рыдания мамы, а несколько дней спустя и визит её спасителя. Он зашёл неслышно. Стянутая бинтами Женька узнала его по запаху того же крепкого табака и по хриплому голосу: «Сказали, поправляешься уже. Это хорошо. Вот тут смородина протёртая, да не простая, а с лечебными травами. Мама моя из семейских. Рецепт старинный, секретный. Быстро тебя на ноги поставит».

Она лишь молча кивнула и опять забылась беспокойным сном.

Отыскать спасителя оказалось несложно. Уже окрепшая после потрясения Женя нашла в иркутском управлении полиции капитана Леонида Симакова. Она встретила его у входа и, волнуясь, протянула сумку с двумя аккуратно обёрнутыми в газету бутылками коньяка.

– Ну… это ты, конечно, напрасно, Женечка! – буркнул Лёня. – Спасибо. Как себя чувствуешь? Подвезти?

В машине разговорились, заехали в тир, досыта настрелялись. Потом ели на скамейке мороженое. Вокруг, шурша и наполняя горечью прохладный воздух, опадала осенняя листва. И так же томно в девичьей груди замирало дыхание, когда острый взгляд Лёни вдруг останавливался на Женькиных ярких пухлых губах.

У Леонида оказался большой опыт скалолазания и прыжков с парашютом, а ещё разряд по самбо. Их долгую беседу он сдабривал занимательными историями о горных походах и соревнованиях. Немея от восторга, Женя неотрывно смотрела на своего героя. На несколько дней она даже осталась у тётки в Иркутске, сочинив для мамы оправдание.

Ночами она металась без сна, а днём из парка напротив следила, как Лёня подъезжал к управлению, как выходил из машины… Конец сентября блестел серебром первых заморозков, но Женька горела изнутри непонятным жаром, ломившим её бёдра.

– Люблю его! – неожиданно выпалила она обалдевшей от такого заявления Софии. – Надо продумать, как с ним стать поближе…

– С ума ты сошла, дочка! Он ведь для тебя старый!

– А вы с отцом? Такая же разница!

– И женатый он вроде…

– Я когда его в управлении искала, сидя в коридоре, услышала… Бабы шушукались, что он разводится.

– Ты, Женечка, остынь, – София мягко взяла дочку за руку. – Вот если через месяц его не забудешь… А так – это девичья дурь, поверь мне.

Через месяц суровый взгляд секретарши подозрительно сверлил карие Женькины глаза: «Капитан Симаков переведён в другое ведомство. А куда перевели – секретная информация. Вы ему кто? Не занимайте время, девушка!..»

Вспомнив свою первую любовь и бесплодные попытки найти Леонида, Женя горько улыбнулась.

– А ехать, конечно, надо, Софочка, – нежно пропела Лиля, оборвав печальные Женькины мысли. – Дочке-то двадцать один. Подумаешь, в институт не поступила, зато на медсестру выучилась. В ульпан пойдёт, подучится. А иврит уже с завтрашнего дня учите! – Лиля указала на принесённые книги и кассеты. – Женя там свою жизнь устроит. Да и мой дядя Хаим советом поможет.

Лиля, помедлив, откинула с округлого плеча пушистую рыжую прядь и продолжила по-деловому уверенно:

– И вот еще. Это важно! Квартира у вас, я вижу, шикарная, и дача, вы говорили. Есть что продать. В новой стране деньги нужны немалые. Вы послушайте, – она убедительно кивнула, – а потом обдумаете. Есть у меня клиент. Хочет в Израиль, но не еврей. Выехать может по еврейской линии лишь с женой. Это – коммерческий брак.

Не отрывая глаз от застывших в удивлении лиц Жени и Софии, Лиля с энтузиазмом принялась описывать Сергея, молодого инженера. Ему никак не удаётся развить свой талант в России. По возрасту, в двадцать восемь, он как раз подходит на роль мужа для Жени. И деньги за такой брак платит немалые. Лиля назвала сумму, а также взаимовыгодные условия от такого замужества. Ведь по закону молодые женщины призываются в Израиле в армию – за исключением религиозных и замужних.

– Зачем вам та армия? – не давая опомниться оторопевшим женщинам, продолжала гостья. – В армии ведь всякое может случиться. А замужество – и деньги, и от армии отмазка. Я всё устрою. Для подтверждения свадебные фотки надо сделать. Но это у меня отлажено: и актёры есть, и фотограф.

– Замуж? Фиктивно? Нет! – София пожала узкими плечами. – У Женечки и парней-то не было, а здесь такое!

Лиля театрально махнула рукой:

– Не спешите отказываться. Познакомитесь с Серёжей, и тогда… Порой то, что в шутку, серьёзным оборачивается, – она игриво рассмеялась. – Да и как вам без мужчины в такую дорогу ехать? Контейнер надо собрать и на новом месте устроиться. А там и развод, и свобода!

Сергей оказался домашним и уютным. Лиля привела его в гости как бы невзначай, ну так… проходили мимо. София Яковлевна, припадая на костыль, ловко расставила на столе чашки и быстро нарезала принесённый гостями торт.

Женя угрюмо молчала. Её глаза исподтишка ощупывали плотное тело предполагаемого мужа. Он походил на бурундучка, подаренного ей в детстве отцом. Круглое лицо с мягкой бородкой и лукавые миндалевидные глазки точь-в-точь напоминали пушистого зверька.

Однако будущий зять моментально обаял Софию. Они тут же нашли массу общих тем, общались легко и непринуждённо. Женя заметила, что давно мама не выглядела такой радостной. Лиля же, плотоядно следя за их беседой, с досадой думала, что вот лучше бы он подходил по возрасту Софии, тогда уж точно срослось бы… и не фиктивно. Из Серёжиного рассказа о семье женщины узнали, что вырос он с мачехой, и эта подробность растрогала Софию ещё больше.

– А парень-то славный! – вздохнула она после ухода гостей. – Вот бы такого зятя!

– Да уж, – хмыкнула Женя, – Вини-Пух или Карлсон, без пропеллера только. У меня, помню, пупсик на него похожий был, я его в ванночке купала. Ему бы скинуть кило этак десять, Сергею-то.

– Да он не толстый совсем, животик немного. У Васеньки тоже был.

– Был, – кивнула Женя, – после шестидесяти.

Лиля с энтузиазмом режиссёра взялась за постановку свадьбы и оформление контракта для передачи денег «за услуги» – так эзоповым языком назывался фиктивный брак. Дело закрутилось, и вскоре под громкое «горько» подвыпивших актёров мясистые губы Сергея впились в Женькин рот. От жениха пахло чем-то сладким, как от младенца, и сам он, бело-розовый и курчавый, вызывал у Жени волну умиления.

Спокойный и весёлый Серёжа не лез с объятиями и относился к двум женщинам, как к деловым партнёрам. Он лихо организовывал скорый отъезд. Порой, помогая укладывать вещи, Сергей задерживался допоздна и оставался ночевать. Женя уходила к матери в родительскую спальню, а «муж», проснувшись утром в её просторной кровати, бежал на кухню, жарил омлет и делал гренки. Для друзей, одноклассников и немногочисленных родственников, провожавших Женю с Софией, он так и остался «Женькиным ухажёром, который навязался за ней в Израиловку».

Израиль показался Жене другой, чудесной планетой. Заснеженный сибирский март обернулся ласковым солнцем, зеленью и гомоном дурманящего запахами специй Шук ха-Кармеля. Софии уже в аэропорту выдали удобное инвалидное кресло, и Женя с Сергеем возили её, как ребёнка в коляске. Они по-щенячьи радовались теплу и комфорту. Жадно исследуя интересные места, семья новых репатриантов провела три первых дня в экскурсиях.

На время их приютили дальние родственники в скромном районе Нетании. Через неделю надо было снять отдельную квартиру и расстаться с Сергеем. Хотя он предлагал жить вместе, ссылаясь на экономичность, но Женя была непоколебима.

– Мама, шутка слишком затянулась! Деньги мы получили, парня в Израиль вывезли. Как говорят, все точки над и…

– Я думала, – с грустью протянула София, – может, притрётесь и по-серьезному…

Перехватив гневный взгляд дочки, она осеклась, вспомнив, что вот так же и Вася смотрел, когда что-то было не по нему.

На следующий же день, поручив маму заботам родственников, Женя отправилась в Тель-Авив к Хаиму. В голове у неё звенели слова Лили: «Как приедете, сразу к моему дяде. Он на машине, давно в этой стране, многое знает, объяснит и покажет. А квартиру смотреть только с ним, а то обманут ещё…»

«Племянница» Хаима умела, как говорят, делать бизнес.

Хаим встретил Женю широкой улыбкой. В шестьдесят с небольшим он выглядел довольно подтянуто и бодро. Сразу заботливо спросил, не хочет ли она перекусить или пройтись по городу. Женя удивила его своей деловой хваткой, с ходу выпалив шквал вопросов.

В уютной квартирке старого холостяка от пушистого декоративного букета в высокой узкой вазе пахло лавандой, а модерная обстановка – лёгкие столики и яркая мягкая мебель – не очень вязалась с возрастом хозяина. В разговоре выяснилось, что вся начинка квартиры выбрана Лилей, ей нравились и этот запах, и эта расцветка.

Женя осмотрелась и, потягивая кофе, выслушала почти двухчасовую лекцию о ценах на съёмное жильё в Израиле, перспективах обучения и трудоустройства. Хаим несколько раз кому-то звонил, и на завтра уже были назначены просмотры квартир в Хайфе. Этот город Женя выбрала ещё до приезда в страну, видимо, под влиянием Лилиных комментариев: «самый русский город», «не так жарко», «леса и сады», «многое в Шаббат открыто».

Вечером Хаим сам позвонил Жениным родственникам:

– Вы не волнуйтесь, София, Женечка у меня переночует. И вторая спальня есть… удобно… я человек ответственный…

В маленькой комнате, задрапированной розовыми шторами, теснились белая кровать и такой же белый, похожий на детский, шкаф. Хаим принёс отороченный страусиным пухом халатик и тапочки и с гордостью заметил: «Это всё Лиличка оставила. Я постирал. И простыни, и одеяло тоже её любимые».

Утром Женя пила из «Лилиной чашки» и ела «Лилины любимые» блинчики. Покидая «музей Лили» и залитую всеми оттенками цвета фламинго комнату куклы Барби, Женя раздумывала над талантом женщин, которые играючи умеют использовать сразу несколько мужчин, при этом делая их всех счастливыми.

Весенняя Хайфа благоухала Бахайскими садами и морем. Хаим провёз девушку по лучшим местам города, не утаив и дешёвые неряшливые районы. Из пяти квартир Женя категорично отказалась от трёх, остановившись на двух в дорогой части города, в Дении. Тем же вечером в разговоре с мамой Женя заявила:

– Мы с тобой сюда для лучшей жизни приехали. Зачем нам по норам скитаться?

София, с детства не привыкшая шиковать, хотела было возразить, но не посмела спорить с дочкой. На следующий день София вышла на просторную лоджию их новой квартиры и обомлела. Её дыхание сбилось в груди от ошеломляющего вида на море. А деревья, зелёной волной шумевшие напротив дома, подхватывали плавный ритм морских волн и сшивались лучами солнца с полотном неба.

Несколько раз заходил Серёжа. Однажды он явился радостный и сообщил, что встречается с девушкой и они даже собираются жить вместе. «Надо же! – усмехнулась про себя Женя. – Оказывается, есть любительницы мягких игрушек!»

И вдруг опомнилась:

– Тебе, наверное, развод нужен? Мы в этой суете как-то и не успели…

– Да, уже пора, – кивнул он. – Свяжемся, на днях займёмся.

Он не позвонил. София несколько раз пыталась ему дозвониться, но Серёжа не отвечал. А Женя его благополучно забыла, как поношенный свитер, который был нужен, согревал даже, а теперь его срок вышел… Порой в молодёжной компании она ловила на себе пристальные взгляды молодых мужчин, но в девичьих грёзах возникал другой, когда-то привязавший её к своему мускулистому телу, словно к спасательному кругу…

4. Высший разум

День, мелькавший длинными и короткими дорогами, становился похожим на устье реки со множеством притоков. Они несли путников то по шумным стремительным трассам, то по деревенским улочкам, покрытым скрипящим гравием. Ранним утром Катя с Леонидом выехали в Иркутск, потом летели до Улан-Удэ самолётом, а после тряслись по бугристой проселочной дороге.

– А вот теперь, – торжественно объявил Лёня, – мы уже не едем, а идём… и через тайгу. Километров пять.