Ветер. Книга четвёртая. Иркутск

Таня Трунёва

Ветер. Книга четвёртая. Иркутск

Где-то багульник на сопках цветёт,

Кедры вонзаются в небо…

Игорь Морозов

1. Назад в будущее

Лайнер мягко приземлился, и Катя очнулась от дорожной дремоты. Скомканный тучами солнечный свет тускло падал сквозь иллюминатор. За бортом простиралось лётное поле иркутского аэропорта. В объявлении «капитан прощается с вами» прозвучало, что местное время семь часов тридцать минут, а температура за бортом минус восемь градусов Цельсия.

Днём обещали минус один… Сибирь, начало марта… Отлично! Для этого времени – очень тепло. Катя с удовольствием потянулась, разминая затёкшие плечи. Оттепель словно нежилась во всём её теле. Катя с трудом верила, что видит окружающее не во сне. Вот такие моменты живыми красками врывались в её мечты долгие годы, проведённые вдали от родных мест. Волнующие мгновения выскальзывали из крепко скованной памяти и, ударяясь о злую действительность, рассыпались. А теперь всё это, казавшееся потерянным, – здесь! Осязаемое, оно звенело обрывками русской речи, пахло меховыми шубами и духами сидящих рядом женщин. Такое вторжение из грёз в реальный мир и радовало и пугало.

Никита, провожая её в Москве на рейс до Иркутска, заметил:

– Ты уже совсем не по-русски выглядишь. Видно, что западная.

– Я могу быть разной, по обстановке. Там войду в роль.

– Уверен, не растеряешься. Обо всём договорились. Бывай… – тяжёлая рука Никиты легла ей на плечо.

Катя вспомнила их прощание и вынула из сумки мобильник. Три сообщения одно за другим разлетелись в разные концы света: Арине о том, что приземлились, Пьеру, что она уже в Иркутске и что очень любит его и Лизоньку, а третье – Никите.

День, ещё вчера упакованный жёсткими планами, начался с ликующего возгласа и трепетных объятий Арины. Таксист, пыхтя, закинул в багажник два чемодана и дорожную сумку. Не размыкая объятий, Катя с Ариной плюхнулись на заднее сидение машины и всю дорогу болтали. Ещё из Москвы Катя позвонила Арине и сказала, что в первый же день хочет встретиться с компетентными людьми и обсудить материалы для будущей книги, а всю следующую неделю собирается провести с дочкой.

Заходя в Колину квартиру, Катя с трудом успокоила колотящееся сердце. Она не была здесь с той самой ночи – их единственной, первой и последней любовной встречи. Уже не было того дивана, на котором Катьку обхватили руки любимого, медленно стягивая с её плеч халат… Теперь всё в этих комнатах выглядело по-новому: современная мебель, окна с пластмассовыми рамами и модными жалюзи, на кухне – сверкающие шкафы и посуда. Но это новое вдруг нагрянуло на Катю старыми воспоминаниями. На заднем плане её сознания всё ещё жили фрагменты их с Колей встречи и жар её былых чувств.

Арина накрывала на стол. Катя с восторгом смотрела на неё и упивалась мыслями о своей первой безалаберной любви, подарившей ей эту девочку.

– А папа думал, ты у нас остановишься, – наливая чай, щебетала Арина. – Моя комната просторная. Папа сказал, тебе нужен ключ от дачи, ну… от бабушкиного дома. Вот, – она положила перед Катей связку ключей. – Там и от сарая, и от бани тоже. Может, папу подождёшь? Он после шести приедет.

– Спасибо, доченька. Мы с Колей уж потом увидимся, а сегодня я на ферму поеду. Вы теперь этот дом дачей называете, а я ведь там выросла.

– И ты там одна будешь? – растерянно заморгала Арина. – Сейчас ещё холодно, печку топить надо. Дрова, конечно, есть. Но всё же… да и пыльно там. Мы последний раз в сентябре были.

– Коля сказал, там всё для жизни есть: и постели, и даже продукты. Он недавно туда заезжал, протопил. Не волнуйся. Друзья мои приедут. Приберёмся, – Катя нежно тронула кудри дочки и взглянула на часы. – Надо такси вызвать. Я только сумку с моими вещами возьму. А в чемоданах… ты потом глянь, там всем подарки, тебе, Свете и Коле тоже.

С трудом узнавая дороги, ведущие на бывшую ферму, Катя добралась туда к трём часам. Двор, крышу дома и сарая покрывал подтаявший снег, рыхлый и липкий, как сладкая вата. Глухо щёлкнули, открываясь, замки, и на Катю пахнуло дровами и мятой, которую баба Стёпа так любила добавлять в чай.

Катя обошла все три комнаты, её шаги мягко тонули в покрывающих пол коврах. Коля сказал, что недавно поменяли крышу и обновили внутри. Это и видно: новые обои, свежеокрашенные двери, дорогие занавески. Успокаивая горячее дыхание, Катя не спеша касалась взглядом каждого уголка дома, родного и уже по-новому далёкого.

Со стен фотографии в чёрных рамках с любопытством следили молодыми глазами Степаниды, Григория и Катиного деда за своей потерянной девочкой, вернувшейся под родной кров. В потолок дома будто стучался скрипучий голос бабушки: «Катька, ты ж неугомонная! Куда опять навострилась?» И она тихо шепнула: «Я вернулась, ба… Завтра к тебе на могилку схожу. К тебе и к маме…»

Катя растопила печь, вытерла пыль с массивного стола, обшарпанного комода и громоздких стульев. Иногда она опускалась на табуретку возле окна и глядела во двор, вспоминая, как они со Светкой лепили снеговиков и развлекали маленькую Арину. Порой Катин взгляд цеплялся за огромные лапы сосен и елей, они махали ей приветливо, без тени упрёка. Навязчивые мысли рисовали картинки, как бы она жила здесь, в Сибири, если бы её молодость не залапала война. Если бы, если бы…

Потом Катя помыла полы. Заметив под плетёной дорожкой на кухне щели подвального люка, она вспомнила про место их семейного тайника. Спустившись в подполье, Катя отодвинула от стены деревянную полку, заставленную пустыми коробками, и вдохнула пряный запах листьев смородины. В пору её детства здесь хранилось варенье и всякие разносолы. Тусклая лампочка на длинном шнуре бросала полоски света на еле заметное в стене отверстие. Вставив в него палец, она потянула на себя и со скрипом открыла небольшую дверцу встроенного шкафа. Катя бережно взяла свёрток промасленной ткани. Баба Стёпа за ним ухаживала. И так ушла… ни Коле, ни Арине про этот тайник не сказала. Знала моя бабуля, что я сюда вернусь… И знала, что только мне эта вещица дорога! Катя вдохнула запах ружейного масла и трепетно развернула аккуратно спелёнатое сокровище: «Моё ружьё! Первое, охотничье!». Причитая, она прижалась щекой к прохладному стволу.

Заботливо, как младенца, Катя вынесла свёрток из погреба. Окинув быстрым взглядом кухню, заметила старый сундук, вынула оттуда простынь и положила на неё свою находку. Ружьё, казалось, обрадовалось столь долгожданной встрече. Оно будто льнуло к крепким Катиным пальцам, чувствуя хозяйскую волю и заботу.

День растворялся в сером небе, а рыжее солнце уже съёжилось, собираясь нырнуть за горизонт. Катя почистила ружьё, наслаждаясь каждым прикосновением, потом дошла до леса и, прицелившись, сбила дрожащую на ветру макушку ели. Так они с мужиками из артели мерились охотничьей сноровкой. Вернувшись в дом, охотница положила ружьё на место в тайник.

К семи должен был подъехать Леонид. Они договорились организовать первую встречу в укромном месте. А Кате так хотелось скорее попасть в родной дом, что она и предложила для такого случая «дачу». С Лёней они связывались только через Никиту. И сегодня при первой личной встрече собирались наметить дальнейшие планы.

В печи, догорая, потрескивали поленья. Катя прикрыла на окнах ставни и напряжённо прислушивалась, стараясь угадать в шуршании ветра звуки машины. Ведь Леонид наверняка подъедет прямо к дому.

Мимо окна шмыгнула длинная тень. Катя вскочила и, нащупав в кармане брюк кинжал, с которым никогда не расставалась, притаилась за дверью. В это время на крыльце послышались быстрые шаги, звон ведра в сенях и приглушённый мат.

– Кать, ты здесь?

В кухню ввалился мужчина, высокий и крепкий.

– Дверь открыта, а свет нельзя было включить? – оглядевшись, он представился: – Я Леонид. Давай сразу на ты. Надеюсь, согласна? – его глаза задорно светились, не оставляя шансов на возражение. – Еле нашли… Я уж хотел Никите звонить. Он сказал, дача. Рядом дачный посёлок, коттеджи. Мы сначала туда…

Он скинул куртку и присел на стул.

Вытащив мобильник, Леонид нажал кнопку и резко скомандовал:

– Это место. Да, жди, – и, обернувшись к Кате, пояснил: – Там у меня водитель в машине у леса. Ну… давай знакомиться.

Леонид протянул сухую руку. Его цепкий взгляд как бы невзначай разом проглотил всю Катю, от русых локонов, туго собранных на затылке, до аккуратно вывязанных пяток шерстяных носков – она нашла их в комоде и надела вместо тапочек.

Говорил Леонид спокойно и чётко. Он, не раскрывая всей операции, в нескольких словах описал главные направления действия.

– Ты свежим взглядом по этому делу пройдёшься. И легенда у тебя есть. Нужных людей найдёшь и поговоришь с теми, кто про лагеря пленных японцев знает. И уже завтра, – он побарабанил длинными пальцами по столу, – мы с тобой на Ольхон едем. Первого информатора увидишь, глянешь, как он тебе…

– На Ольхон?!

Глаза Кати удивлённо сверкнули. «Вот уж не ожидала, – ёкнуло у неё внутри. – Я ведь туда летом собиралась с детьми и Пьером».

– Да, – он твёрдо кивнул. – Там интересный человек, много знает по нашему вопросу. Хотел я его в Иркутск вызвать, да здоровьем он слабоват. Придётся нам ехать. А после я прикину, куда тебе лучше съездить, с кем встретиться и что разузнать.

– А когда на Ольхон? Прямо с утра?

– Дорога неблизкая. До Байкала на машине и дальше… Если лёд крепкий, но сейчас там лодки на воздушных подушках по льду ходят. Завтра выясню, – Леонид встал и прошёлся по дому. – Дача, говоришь… А одной тебе здесь не страшно? До ближайшего дома километра полтора будет. Лучше сейчас с нами обратно в Иркутск. Если не хочешь своих беспокоить, возьму тебе номер в гостинице.

Катя пожала плечами.

– А, может, вы тут останетесь? А завтра все вместе?.. Три комнаты. Правда, вода в кране только холодная и удобства во дворе, но баня есть. Отец из лиственницы строил, – она вдруг смешалась от своего предложения и быстро добавила: – Разве что вас дома ждут, жёны беспокоятся…

Леонид на миг задумался, шевельнул светлыми бровями и провел рукой по гладкой щеке.

– А что… Спасибо! Насчёт удобств – так мы деревенские. Вот только бритвы у меня с собой нет. Завтра некрасивый буду.

Ухмыльнувшись в короткие усы, он достал мобильник и распорядился:

– Давай сюда. Крузак у дома поставь, – повернувшись к Кате, Лёня торопливо бросил: – У нас в машине омуль солёный и икра, да и ещё кое-что… А про жён, – он театрально развёл руками, – водитель мой для жены, наверное, ещё молод, а вот уже стар по второму разу начинать.

Вскоре, прогромыхав в сенях ведрами, появился невысокий плотный парень лет тридцати. По юркому взгляду чёрных глаз и акценту хозяйка поняла, что он, скорее всего, земляк Бадри. Катя принесла мужчинам полотенца и, набрав в кастрюлю воды, принялась чистить картошку. Гиви, так звали водителя, бросился ей помогать. Потом так же шустро побежал топить баню.

– А если в баню, то все вместе… и голышом, как на Западе, – хмыкнул Лёня, сверля Катины глаза пытливым взглядом разведчика.

– Вот на Западе вместе голышом и сходим! – кивнула Катя, с хрустом разрезая последнюю картофелину и прикидывая, как много Никита рассказал о ней этому проницательному чекисту.

– Я вижу, тебе палец-то в рот не клади, – усмехнулся Лёня.

– Это точно! – она лукаво сверкнула на Леонида огоньками глаз. – Если начнём шутить, я тебя перешучу, товарищ полковник.

После короткого застолья Катя, оставив мужчин на кухне, пошла спать. День, начавшийся для неё на другом материке, провалился в мягкий сон под пропахшим детством стёганым одеялом. Когда-то давно его заботливо сшила из кусочков атласа баба Стёпа. Собирая старьё на выброс, Арина оставила на память это одеяло и ещё несколько вещей.

Засыпая, Катя перешёптывалась со своими мыслями. Ольхон! Надо же… Завтра! Она и представить не могла, что самыми острыми воспоминаниями о той поездке станут летящий на неё кусок скалы и зловещая догадка: «Нас хотят убить!..»

2. Призрак шамана

Гиви, мурлыча, звенел тарелками. На сковороде фыркала яичница. Ломти свежего хлеба, разложенные на круглом блюде, ароматно благоухали.

– Вставай, однако… – в приоткрытой двери показались густые усы и длинный нос. – Начальника приказал чукчу будить, на охоту снарядить, – скривившись и сузив глаза, паясничал Гиви.

– А по мне хоть чукчи, хоть грузины – всё одно, – подыгрывая шутке, прыснула Катя. – А где начальника-то?

– Леонид Харитоныч в бане, – отчеканил Гиви.

– Да ну? – хмыкнула Катя. – Опять? Слишком чистеньким хочет быть.

– Не, – шепнул Гиви, – он там работает, чтобы никто не мешал.

Скоро появился Леонид. Свежий, подтянутый, он энергично прошёлся по кухне, скрипнув полами.

– Позавтракаем и можем ехать.

Из окна машины Катя опять с удивлением замечала перемены. Она словно примеряла на себя новую действительнось. Казалось, прошла целая эпоха – эпоха войны, потерь, любви и множества дорог… А теперь ещё одна дорога ныряла и горбилась, унося Катю в новоё приключение.

Вот и Ольхон! Остров тайн, древних заклинаний, удивительных мифов и легенд.

Ступив на берег, Катя жадно втянула сырой колючий ветер. На его крыльях в сознание впорхнули картинки свежей, задорной юности. Здесь с давних времён живёт шаманизм, его не смог вытеснить даже популярный в этих местах буддизм, пришедший с монголами. Каждая гора, река и скала наделена своим эжином, то есть духом-покровителем. По преданию, они вселяются в зверей или птиц. Их фигуры из дерева, камня и металла трепетно хранятся в здешних лесах и степях.

Катя огляделась, с трудом сдерживая дрожь возбуждения. Обхватывая остров золотыми нитями, солнечные лучи празднично струились с высокого небосвода. На Ольхоне мрачный день – редкость. Именно яркие цвета неба, сосен, а зимой – искристого байкальского льда сглаживают вид местных убогих домишек, обнесённых зубастыми заборами, и разбитых неухоженных дорог.

Остров едва ли изменился за последние сто лет – этой дикой архаикой и лакомятся приезжие туристы. Девочкой Катя любила слушать, как бриз с озера гуляет по скалистым уступам мыса Хобой, словно с десяток трудолюбивых гномов стучат молотками, обустраивая свои пещерки.

Катя вспомнила свой последний приезд на остров. Им было по пятнадцать. Одна из одноклассниц, вездесущая и проворная Юлька, ворвавшись в класс, завопила:

– Через три дня на Ольхоне шаманы сходку устраивают, из разных мест приезжают. Едем!

В поездку собралось человек восемь – самые безбашенные и любопытные.

На пологой площадке мыса Бурхан, утыканной редкими пучками вросшей в песчаную почву травы, местные устроили импровизированную сцену. Вначале кто-то из администрации что-то проквакал в микрофон о народных традициях и о важности сохранения природных богатств, потом появились шаманы. Толпа собравшихся шумно приветствовала наряженных в расшитые атласные халаты представителей древнейшего культа. Барабаны, бубны, длинные палки, увешанные бахромой, дополняли яркую одежду шаманов. Они развлекали народ ритуальными плясками. Многие в свои мантры включали свист птиц, клёкот чаек и звуки, похожие на рычание волков.

Катя с одноклассниками решили сброситься по рублю и попросить благословения у Цырена, одного из шаманов. Вскоре пришедший на сходку народ вдоволь пообщался и между собой, и с помощниками шаманов, которые бойко торговали оберегами и шарфиками из синего атласа – цвета высшего божества. Когда поляна опустела, Катя с друзьями расселись на засаленные куски войлока.

Цырен, одетый в бархатный халат и высокую шапку с перьями, похожую на шутовской колпак или карочу времён инквизиции, уселся на табурет, поставив его между ног, как седло. Размахивая бубном и монотонно завывая, он энергично ёрзал на своём стуле, будто скакал на резвом скакуне. Позднее Катя узнала, что эти движения больше напоминают совокупление шамана с кедром или сосной. Ведь именно из цельного куска одного из этих деревьев был сделан его «трон». В языческих ритуалах много эротических посылов – люди издавна приписывали сексуальной энергии мистическую силу.

То лето на Ольхоне случилось особенно тёплым, даже в майский вечер было градусов двадцать. Гладко выбритое смуглое лицо Цырена лоснилось в лучах полуденного солнца. Он округлил тёмно-бордовые губы и зычно запел. Гирлянды непонятных слов и мишура гортанных звуков завораживали. Горьковато-пряно пахло травами, сосны источали свой тонкий смоляной аромат. Шаман закончил сакральный обряд. Отдышавшись, он обошёл всех и на несколько секунд задержал свою руку на склонившейся голове каждого. Когда он приблизился к Кате, повеяло затхлой одеждой и старой обувью.

Вдруг в этот момент сыпанул густой ливень. Цырен, радостно гаркнув, подставил лицо к небу и прохрипел, что теперь силы небесные защитят каждого из собравшихся от всех бед и тревог на всю жизнь. «От колдовства и зла, от болезней и обмана, от ножа и пули лихого народа…» – урчал голос Цырена. На войне Катя не раз слышала из глубины сознания тот оберег шамана: от ножа и пули… Видимо, выбирая богов, мы выбираем судьбу.

А тогда под причитания Цырена сердитые капли неистово хлестали по молодым лицам. Катя вздрагивала от ручейков, щекотавших её шею. Они стекали по волосам под воротник лёгкой курточки. Рядом сидела Юля, на ней была лишь тонкая блузка. Промокшая насквозь материя жадно прилипла к круглой, не по годам спелой девичьей груди. Через сетку тесёмок и бус шапки Цырена сверкнул его жгучий взгляд. Он впился в Юлькину шею и медленно скользил вниз по влажной девичьей коже…

Катя, вспоминая юность, размышляла, сохранила ли она в себе тот же азарт? Или время вычерпало и тот пыл, и ту любознательность?

Её мысли прервал разговор Леонида с крепким мужчиной средних лет. По его военной выправке, манерам и коротким репликам: «Здравия желаю, товарищ полковник!» и «Будет сделано, товарищ полковник!» она поняла, что встречавший был из системных.

После лакейского предисловия сопровождающий на дребезжащем уазике за полчаса довёз их до Хужира, самого большого посёлка на острове. Народу там живёт около тысячи. На самом деле Хужир – скопище унылых домиков, как правило, маленьких и сгорбленных, с покосившимися зубастыми изгородями. Недалеко от посёлка крутые обрывы ведут к Байкалу. На диких склонах громадные ветви сосен и кедров раскрыты мощными ветрами так властно и широко, будто для крепких объятий с Богом.

Машина, лихо лавируя между выбоинами грунтовой дороги, разогнав несколько тявкающих собак, остановилась возле низкого забора. Лёня по-хозяйски резко открыл скрипучую калитку.

– Сейчас увидишь нашего… – он мрачно улыбнулся, – внештатного агента. Мы его меж собой Гудвином называем. Умный мужик, я бы сказал, эрудит. Профессор биохимии.

Катя стрельнула глазами в лицо Лёни, вздрогнув от мысли: «А как же они меня называют меж собой? Я ведь тоже вроде внештатный агент?»

Бревенчатый дом с покосившейся крышей гордо сверкнул на гостей чистыми окнами и яркими резными наличниками. Украшая старые выщербленные стены, они смотрелись как накладные ресницы на глазах постаревшей примы. На крыше примостился выгоревший деревянный петух. Бесцветными глазами он взирал на кур. Те резво копошились в соломе на аккуратном широком дворе с множеством пристроек.

На крыльцо вышла пожилая женщина в полинялом платке и в старой куртке, молча кивнула и, распахнув дверь, пропустила гостей в узкие сени.

Три комнаты дома соединялись кухней. В ней за столом сидел старик, сухой, бородатый. Деревянные стол и стулья, грубые, тяжёлые, явно служили хозяину не одно десятилетие. Такую потёртую утварь Катя помнила по своему сиротскому детству. Как только Коля появился в доме бабы Стёпы, он обновил мебель, оставив лишь дорогие для бабушки вещи.

– Добрый день, Игорь Олегович! Я сегодня не один. Это Катя…

Его голос прошумел между старым шифоньером, комодом, покрытым вышитой салфеткой, и стенами, укутанными в выгоревшие ковры.

Леонид подошёл ближе к хозяину:

– У нас к вам разговор. Как вы себя чувствуете?

Не дожидаясь ответа, Лёня сел напротив старика и указал Кате на место рядом. В доме пахло дровами. Аккуратно уложенная горка поленьев возвышалась возле печки. Тёплая волна от её горячей кирпичной стены ударила в лицо.

– Я – нормально, – проскрипел Игорь Олегович. – Мне сказали, вы встретиться хотите. Всегда рад помочь.

Катя прощупала взглядом и ветхую обстановку, и старика, вписавшегося в неё, как в подходящий футляр. Его бледно-голубые глаза скользнули по её лицу и остановились на Лёне.

Женщина в платке проворно накрыла деревянный стол клетчатой скатертью и поставила тарелки с хлебом, колбасой и сыром, потом зазвенела чашками и бросилась к печке, где пыхтел большой эмалированный чайник. Нервно теребя платок, она присела в неудобной позе у края стола.

Старик вскинул на неё суровый взгляд и пробубнил:

– Иди-ка, Василиса, козам сенца подкинь.

Когда входная дверь бухнула, закрываясь, он горько вздохнул:

– Жена вас о сыне спросить хотела, видно, не решилась.

– Отбывает… – глухо вздохнул Лёня. – Я приглядываю, чтоб условия нормальные. Всё как обещал. Скоро переведём. Так давайте уже к делу.

Леонид шумно глотнул чаю, хлопнул по столу ладонью и повысил голос:

– Всё, что вы знаете о пленных японцах, которых в Сибирь в конце Отечественной пригнали. Об их трудовых лагерях здесь, в Сибири, – он подался вперёд и упёрся взглядом в смуглое морщинистое лицо старика. – И ещё… Что знаете о проекте отряда семьсот тридцать один?

Игорь Олегович вздрогнул и откинулся на спинку стула. Говорил он монотонно, будто читал лекцию студентам.

Пацаном бегал к тем лагерям, видел японцев. Рассказал даже, что в шестидесятых, когда он преподавал в Иркутском университете, приезжала делегация из Японии. Вроде они хотели кладбище посетить, где японцев похоронили, но расспрашивали о многом.

Оказалось, что некоторые из тех пленных работали в секретном отряде 731. В оккупированной Маньчжурии этот отряд занимался жуткими экспериментами над людьми. Кроме испытания биологического оружия, они тестировали зомбирующие препараты – те, что могут отключить сознание и сделать из человека покорного биоробота.

В этот момент в сенях скрипнуло, послышался шум и голоса.

Игорь Олегович прервался и напряжённо сгорбился. Через минуту в дверях показалось виноватое лицо Василисы.

– Простите, – она замялась. – Это Яшка, сына приятель. Вот, творога свежего принёс. Заботится.

Старик скривил бледный рот и кивнул жене:

– Скажи, не время теперь. Занят я. Пусть позднее зайдёт.

Он смутился и сжал сухие ладони, вслушиваясь в звук удаляющихся от дома шагов.

По его печальному лицу вдруг пробежала живая волна, и бледные губы прошамкали:

– Возможно, пленные, что в том отряде служили, некоторые тайные сведения сюда вывезли. Я прикину, где об этом может быть… – он замолчал, но вскоре кивнул, будто что-то вспомнив. – Вот что думаю, японцы ведь буддисты, а в тяжкие времена религия обычно сплачивает. В наших-то местах дацан лишь возле Тэгды.

Старик громко постучал ложечкой о край чашки, будто подтверждая свои слова.

– Да, да, – вздохнул он, перехватив удивлённый взгляд Лёни, – где знахарки Алимы дом. Именно там. И ещё, – он прищурил тусклые глаза, – ты ведь знаешь про «бурятское чудо»? Про ламу, что в Иволгинском дацане лет как сто лежит нетленно, словно в анабиозе? Так вот… Есть разные догадки и кое-какие работы биохимиков. Они исследовали, какие препараты так действуют на организм человека, чтобы его отключить и держать живым без воды и пищи, а потом опять включить. Некоторые считают, что и в Маньчжурии тоже проводили подобные эксперименты.

– Звучит как фантастика, – Леонид пожал плечами.

– Да оно ведь как… – Игорь Олегович качнулся на стуле, словно нахохлившийся филин на ветке. – Фантасты про подводные лодки и летающие аппараты в книгах писали, а народ потешался над теми выдумками, вот теперь этим никого не удивишь. Так и биохимия. Во многих травах и минералах такое содержится, что мы до сих пор и половины не знаем… Всё ведь может быть и ядом, и лекарством – в зависимости от дозы и сочетаний.

Катя, чутко следившая за беседой, напряглась. Она вспомнила рассказы бабы Стёпы о местных травах, таинственных рецептах, что наперекор диагнозам медиков отменяли суровый приговор судьбы. Знахарки приходили к ним на ферму за песцовой желчью, её использовали в мазях от многих недугов. В детских ночных разговорах Светка порой с дрожью рассказывала страшные истории: «Я слышала, бабки шептались, что сатанисты туда, в эти настойки, кровь умерших людей добавляют…»

А бешень-трава… Сама ведь когда-то напоила Колю заговорённым отваром. Что это было? Колдовство? Действие трав? Или то и другое вместе?