Там, где встречаются планеты

– Мне жаль, что с вами такое произошло. Уверен, вы вернете былое величие. Как вы находите силы на все это? – Гуэй решил потянуть время, но относился к оружейному барону с подозрением. Ведь он тоже почему-то не торопился…

– Не задумывался, Призрак. Вероятно месть это самое сильное чувство из всех. Уязвленная гордыня желает восстановить свою значимость и бросит все силы на это. Так уж работает гнилое человеческое устройство. Какие бы новые импланты нам не ставили, внутри мы остаёмся теми же скупердяями, бесчестниками, лжецами и тупицами. Но, мы ведь сейчас не об этом? Если продолжать идею мести, то думаю, это единственное что даёт мне сил. Вера в человечность давно была потеряна, да и я уже не совсем человек. А многими свершениями обязан лишь себе.

– Интересно. Кто эти люди сзади? – Призрак уже не мог придумать стоящий вопрос и все время потирал намокшие ладони. За весь разговор он ни разу не поднял взгляд на Вольфганга.

– Мои люди. Я доверяю им также, как себе. Хочешь быть среди них? – оружейный барон не сводил глаз с Призрака.

– К сожалению мои личные цели не позволят этого сделать. – Гуэй рискнул обратить взор на лицо собеседника.

Он впервые во всей красе увидел десятки грязных бинтов, оплетенных вокруг головы Вольфганга в несколько слоев. Оружейный барон лязгал хромированной нижней челюстью со вставленной в нее хромированными зубами. Его впалые ярко-зеленые глаза с черными белками и маленькими безумными зрачками, будто они всегда смотрят на свет, сверлили лицо Призрака. Из длинного носа со сломанной переносицей струился пар. Верхняя губа, почти незаметная, рассеченная шрамом, дрожала, то ли от волнения, то ли Вольфганг что-то шептал про себя. Широкая жилистая шея прикрывалась воротом мундира. Руки оружейный барон держал в карманах, и было заметно, что там он старательно что-то перебирает, возможно даже оружие.

– Очень досадно, Призрак, – медленно сквозь зубы процедил Вольфганг, – Значит, после того как ты получишь деньги, наши пути разойдутся. Давай поговорим ещё, – Призрака не покидало ощущение, что оружейный барон всезнающ.

– Разве нам не нужно спешить? – Гуэй нервно оглянулся.

– Нет. Не стоит. Эта ночь слишком хороша. Мне бы хотелось растянуть это сладкое мгновение предвкушения великого, в рамках моей жизни, события. Но время постоянно нас торопит. Столько всего хочется успеть, но с каждой секундой ты только приближаешься к смерти, а не к своей цели. Как же достичь всех мечт? Что думаешь, Призрак?

– Мы слабы, чтобы совершить все что задумали. На это никогда не хватит ни сил, ни времени, но нужно довольствоваться тем что ты имеешь и жить свою жизнь как положено.

– Вот как. А я думаю, что вполне возможно взять все в свои руки. Думаю, это философия для смелого бойца, такого как ты. Верно? – оружейный барон толкнул Призрака локтем, – Хорошая мысль. Где ты ее услышал? – Вольфганг почему-то злорадно улыбнулся и в его взгляде появилась нотка снисхождения.

– От давнего друга, – Призрак пытался проглотить противный ком, застрявший в горле.

– Забавно. Что-ж, теперь нам действительно пора. Веди, Призрак.

Гуэй прикусил губу под маской. Он медленно, содрогаясь развернулся, и повел конвой за собой. Вольфганг шел неспешно, медленно перенося свой вес с пятки на носок, вглядывался в окружающий пейзаж и громко дышал. Он перестал что-то делать в карманах, и высунув перебинтованные руки, довольно их разминал. За ним хвостом плелись соратники, которые почему-то шутили и смеялись, словно не идут на серьезную разборку. Дорога до общежития казалась Призраку невероятно долгой. Его зрение расплывалось, голова разрывалась от количества мыслей, пытающихся попасть в мозг. Гуэй молился, чтобы Сюзону хватило времени на все что они задумали. Странное, тошное чувство поселилось в душе Призрака в этот момент. Неприятное, колкое и тяжелое предчувствие чего-то страшного, необратимого. Руки опускались, ноги не хотели слушаться, голоса раздавались противным эхом в ушах. Призрак не знал, куда себя деть, с чего начать, где лучше будет занять позицию, как скооперироваться с другом. Волки сомнений раздирали когтями ужаса не готовое к потрясениям сознание Гуэя. Ему казалось, что вот-вот он сойдет с ума. В поиске утешения он взглянул на небо. Молчаливый космос ничем не мог помочь, и лишь красная Луна, что слабо отражала свечение с Марса, озаряла багряной краской поверхность Меркурия. Этот цвет натолкнул Призрака на мысли о кровавых реках, что вскоре разольются. Об ужасных убийствах, что ему придется совершить. Гуэя едва не стошнило. Он сдержался и все пытался успокоить собственную совесть. “Другого выхода нет, это плохие люди.” – уверял себя Призрак. Но тут же он сам себе противоречил. “Разве нельзя иначе? Неужели здесь все настолько прогнило? Неужели эту желчь невозможно стереть? Почему так трудно понять друг друга, почему так тяжело простить? Что я творю? Когда я стал лжецом…” – Гуэй, выросший с отцом-военным терпеть не мог лгать, и переносил это с величайшим трудом. Он учил его быть правдивым в любой ситуации. “Помни, ты должен поступать так, чтобы потом не было стыдно. Если ты сомневаешься – лучше не делать.” – так говорил отец. Призрак ощущал себя птенцом, только что вылетевшим из родительского гнезда, где тепло и уютно, где он окружен заботой и любовью, а сейчас встретился с ураганным ветром, который метает его во все стороны, ударяет об ветки и ломает крылья, выдергивает перья и прибивает к земле.

Из страхов и опасений в мир настоящий его вернул голос Вольфганга. Он прозвучал так громогласно в ночной тишине, что Гуэй вздрогнул.

– Мы на месте, Призрак? – спросил Вольфганг указывая на темное общежитие.

– Да, – дрожащим голосом ответил Гуэй и взглянул в окно апартаментов под номером 146. Свет не горел.

– Включите фонари, – приказал оружейный барон своим прихвостням, потому что все стояли в полной темноте.

Свет зеленых ламп осветил поляну за общежитием, размером с четверть футбольного поля. Тут лежали кучи мусора, черный вход в здание и несколько трансформаторных будок. Меркурианские сверчки щелкали хитиновыми крылышками и стрекотали мохнатыми ножками, создавая негромкий свистящий звук в высокой нескошенной траве. Но не разруха и не насекомые привлекли внимание Призрака. Перед пришедшей толпой, прямо у черного входа, на коленях, между двумя страшными людьми-киборгами, с заломанными руками стоял Сюзон. Его лицо было измазано в крови, губы разбиты и он устало сплевывал текущую кровь. Все импланты на лице и кистях ему вырвали. Призрак хотел упасть рядом с ним от отчаяния, но чьи-то сильные руки обхватили его за плечи и не давали шевельнуться. Гуэй лишь успел крикнуть “Сюзон!”, как получил страшный удар по спине, от которого обмяк. Призраку осталось лишь молча наблюдать за происходящим, примеряя на себя тот ужас, что сейчас испытывает его друг. Он представил, как полностью ослепленный, едва слышащий музыкант надеется, что вот-вот его спасут. Как он боится. Ведь ничто и никто не может ему подсказать, как рядом его друг. Когда Сюзон услышал крик Гуэя он встрепенулся и раскрыл закрытые веки. Его пустые глазницы, словно черные дыры, оглядели все вокруг.

Вольфганг подошел к Сюзону. Его губа скривилась в улыбке. Прикрыв веки, он рассматривал свою жертву. Музыкант осел и пугливо пригнул шею, почувствовав запах смерти и гари, исходящий от барона. Вольфганг коснулся холодными пальцами лица музыканта.

– Это ты, Призрак? – слабым хриплым голосом еле произнес Сюзон.

– Нет. Это твоя смерть, – наклонившись, прошептал ему на ухо Вольфганг, – Но прежде я хочу объясниться с твоим другом, ведь в нынешнем положении не раскрыть карты будет сравнимо полнейшему неуважению, – оружейный барон встал и на этот раз остановился на центре поляны, – Прости меня, Призрак. Я все же не смог открыть душу твоим благородным деяниям и не смог оставить тебя без присмотра. Ты даже не заметил, как мои люди отправились за тобой по пятам. Жаль, что ты оказался слишком наивен. Тебе не пришло в голову хотя бы проверить себя на наличие вирусов-прослушек? Впрочем, сейчас не столь важно, почему ты так безрассудно поступил. Из твоего диалога с этим жалким музыкантишко, что стоит там на коленях, склоняясь передо мной, я понял, что умом ты не блещешь, как и умением вести дела в нынешнем мире. Мне было бы приятно послужить тебе тем, кто откроет глаза, но будто бы в этом нет нужды. Ты вряд-ли переживешь эту ночь. Я не хочу оставлять в живых подлецов, которые нагло полагают, что могут обвести меня вокруг пальца. Вы – молодые философы, рассуждающие о бытие и смысле жизни не понимаете ничего, а лезете во что-то возвышенное. Вашего опыта недостаточно, чтобы судить о человечестве, ваши убеждения инфантильны, а высказывания слишком громкие. Наш мир не делится на части, здесь нет добра и зла, плохих и хороших. Здесь царит лишь выгода и удача. Нет дружбы, любви, заботы и нежности. Общество очерствело и пробить этот кремень безразличия не под силу никому из ныне живущих.

– Ты не прав, – возразил не поднимая головы Гуэй. Он тяжело дышал от закипающей в нем злости и отчаяния, – Ты давно не человек, а груда металлолома, которая приводится в движение бесчувственным компьютером. Если кто очерствел, так это ты. Для тебя нет чуда прощения, милосердия, смирения. Я могу тебя понять, ты пережил очень многое, но это не повод отплатить тем же! К чему издеваться над другими?! Если это приносит тебе радость, то катись ты к черту. Ты не заслуживаешь уважения своих бесславных ублюдков. Твой путь выстроен на злобе, убийствах и разбое. В твоей душе остался только гнев и боль, которыми ты пытаешься заглушить все остальные чувства, оправдывая свои бесправные действия мировосприятием! – Призрак пытался вырваться, он хотел плюнуть в лицо Вольфганга, но его пленители были слишком сильны и до боли сдавливали ему руки. С каждым сказанным предложением они будто сжимали хватку еще больше.

– Безумец. Ты лишь подтверждаешь мои слова. Мне давным-давно стало понятно, что с другими людьми не получится создать ничего стоящего. Каждый хочет предать меня, присвоить мои достижения себе, помешать мне. Поэтому я всех ненавижу. Поэтому я никому не говорю о том, что знаю, до нужного момента. Поэтому я лучше всех вас! – Вольфганг выхватил из кармана свой кислотный пистолет, – Вы лицемеры, бравирующие понятиями нравственности чтобы прикрыть свою слабость. Никто так хорошо не понимает меня, как я сам. К чему мне другие, если все, что я имел, я всегда добивался своими силами? Ты считаешь, что малец, который не видел в своей жизни ни единого трупа, может меня чему-то научить или переубедить? Я убью тебя. Я убью Сюзона. Что ты можешь сделать мне, Призрак? – Вольфганг встал лицом к лицу с Гуэем. Он бешено выпучил глаза, так что они едва не вылетали из орбит. Радужки словно наливались кровью и становились бурыми. Оружейный барон дрожащей кистью приставил дуло пистолета к горлу Призрака, готовясь в любой момент нажать на спусковой крючок.

Вновь заиграла музыка. Тревожный мемфис-реп, использующий самые необычайные индустриальные звуки, похожих на скрежет металла или шум машин. Элемент хаоса и дискомфорта вносил монотонный безэмоциональный вокал, запись которого будто была повреждена, заедала и искажалась. Мелодия строилась на повторяющихся эффектах, каждый удар которых отдавался колебаниями по всему телу. Монотонное давление, растущее напряжение, непредсказуемость динамики трека – вот, что требовалось Призраку сейчас. Тот энергичный и мерзкий импульс, который побуждает сражаться, чтобы избавиться от него.

Он откинул шею и с силой выкинул голову вперед, ударив Вольфганга в нос лбом. Левой ногой Призрак выбил колено одному из своих стражей, и тот упал, бросив его руку. Освободившейся конечностью Гуэй выхватил из ножен катану и мастерски провернув её в воздухе, вонзил лезвие в шею бандита, что держал его справа. Наконец он был свободен. За считанные секунды никто не успел понять, что произошло, но многочисленные сообщники Вольфганга уже стали вскидывать свои автоматы, примеряться в коллиматорные прицелы, укреплять телескопические приклады в плечи. Сам оружейный барон уже опомнился от потрясения, оскалил свои металлические клыки и неистово вскрикнул, выставляя руку с пистолетом вперед. Он выглядел как гангстер, держал ствол пистолета на вытянутой прогнутой руке высоко над головой. Призрак очень хотел впасть в ступор, остановиться, попробовать решить все другим способом, но пути назад уже не было. Теперь не разум руководил телом, а пылающее сердце, которое было больше не в состоянии стерпеть унижения и несправедливость, выпавшие на долю Гуэя. Он взял свою катану как можно крепче. Время в эту секунду словно замедлилось. Призрак детально разглядел влажные капельки конденсата, выбрасываемые его респиратором. Он увидел десяток кислотных вспышек, и еще два десятка кислотных пуль, что летели прямо в него. Он увидел искаженное яростью лицо Вольфганга. Электрический импульс был послан из мозга к его микродоводчикам. Он чувствовал, как огромная энергия приливает к кистям. Призрак ощущал это неисчислимое количество электронов, что с невероятной скоростью дошли до его имплантов. Заряд влился в импланты как бензин в топливный бак, заполняя его до краев. Теперь ничего не вернуть. Время вновь затекло с прежней скоростью, бандиты уже успели выстрелить целые очереди, а их предводитель не раз нажать на спусковой крючок. Но они лишь видели, как красными волнами сверкает в лунном свете клинок. Они не переставали стрелять, но поражались, раскрывая рты, так как пули не добирались до цели. Призрак стоял в самурайской стойке, не сводя полного отвращения взгляда с Вольфганга и отражал каждую пулю. Его руки двигались так быстро, что казалось их не одна пара, а сразу десять. Черные пластины на предплечьях стали источать неприятный горелый запах и задымились, но Гуэй не мог остановиться. Рассеченные надвое раскаленные кислотные пули падали на землю, теряя свою скорость, шипели и потухали. Натиск бандитов не утихал, но и Призрак не сдавался. Он терпел невероятную боль, что приносили перегревшиеся импланты, но для него не существовало ничего и никого. Он, словно истинный самурай, не видел цели, но видел путь к ней – через неистовый бой, ожесточенный, беспощадный и травмирующий. В любую секунду имплант мог выйти из строя и обречь самурая на верную смерть. Катана, сделанная из невероятно твердых сплавов гнулась и волновалась от скорости изменения направления движения клинка. Поляна наполнилась лязгом и визгом затворных механизмов и свистом пуль. Оружейный барон вскричал, и его крик будто издал совсем не человек. Таким протяжным, сорванным и хриплым, что услышь кто-то его издалека, то подумал бы, что это мистический зверь. Он распахнул свой мундир. Внутри него Вольфганг прятал свое самое страшное оружие. Оружейный барон оказался очень худым, и иллюзию массивности его тела составлял двухметровый кислотный ручной пулемет, прикрепленный к его телу несколькими старыми кожаными ремнями. Черный продолговатый параллелепипед с круглым широким дулом, которое гасило отдачу, уходя вглубь корпуса оружия. Множество нарезов внутри ствола, индикаторы и датчики светились на нем. Две рукояти с кнопками, воткнутые в разных местах, чтобы стрельба всегда оставалась удобной и не прекращалась ни на секунду. И огромный бак, доверху наполненный кислотой, с двумя шлангами, ведущими куда-то к спине Вольфганга. Оружейный барон зажал обе кнопки на своем пулемете. Было удивительно, как тонкие жилистые руки могли удерживать такую тяжесть. Скорострельность пулемета составляла три тысячи выстрелов в минуту. Каждую секунду Гуэй мог умереть пятьдесят раз. Пятьдесят пуль он отражал моментально. Призрак уже давно скрыл себя за стеной черного дыма, что исходил от него самого. Вольфганг уже праздновал победу. Он злорадно хохотал, мотал головой из стороны в сторону как бык и нисколько не сомневался, что уже тратит патроны впустую.

Это было не просто противостояние злодея и доброго воина. Эта битва началась еще раньше, с битвы мнений. Это не просто демонстрация силы, а настоящая борьба за правду. Истину диктует победитель, и Призрак понимал, что правда и честь – на его стороне. Он не мог проиграть, не мог сдаться, потому что это значило бы, что зло побеждает в этом мире, и в нем действительно нет места чему-то простому, может немного наивному, но такому нежному и чистому. Никто из оппонентов не был идеален. Оба имели свои пороки и слабости. Призрак выбрал лишь меньшее зло. Но страшен не тот, кто совершил ужасные поступки, а тот, кто не стремится их исправить.

Бак опустел. Оружейный барон бросил пулемет на землю. Сделав два глубоких вдоха, Вольфганг не понимал, почему вместе с ним перестали стрелять и его соратники. Он оглянулся. Поляна разукрасилась уродливыми трупами. Все его последователи лежали замертво, теряясь в траве. Сюзона нигде не было видно. Вольфганг открыл рот от удивления и обомлел. Его шок был настолько велик, что он не услышал тихих шагов, приближающихся к нему. Он не услышал, как шипели механизмы. Он не увидел, как дым рассеялся, унесенный ветром подальше от проклятой поляны. Он лишь почувствовал, как что-то очень горячее коснулось его щек и развернуло лицо. Оружейного барона держала раскаленная до бела рука Гуэя, которая пылала прозрачно-белым пламенем. Его кожа обгорела, почернела и стал виден экзоскелет, одетый на настоящие кости. Провода, торчащие из его рук, искрились и горели. Гуэй снял свое мэмпо. На лице появились черные дорожки пепла, повторяющие линии медных дорожек, которые пролегали в черепе Призрака. Из глаз, в которых застряло несколько осколков пуль, сочилась кровь и слёзы. Гуэй рыдал, сдавливая Вольфгангу челюсть.

– ТЫ ПРАВДА ДУМАЕШЬ, ЧТО У ТЕБЯ ЧТО-ТО ВЫЙДЕТ? – Оружейный барон не признавал поражения, – Я НЕ ЧУВСТВУЮ ЖАР ТВОИХ РУК! “ПРОМЕТЕЙ” ЗАЩИЩАЕТ МЕНЯ, ТЫ УЖЕ ЗАБЫЛ, ЩЕНОК?

– Прости меня. Я должен был закончить это раньше. Избежать этих смертей и твоих мучений. Но того, что сделано, уже не исправить. Мне не стыдно.

С этими словами Гуэй сжал кулак, разворотив оружейному барону весь имплант. В ту же секунду Призрак взялся двумя руками за свой меч, и провел им серию из пяти расчленяющих ударов. Ему в лицо брызнула синяя кровь, обломки имплантов, он увидел как лопаются синт-легкие, как распадается на маленькие сегменты хваленый “Прометей”, как брызжут внутренности, коряво вываливающиеся из тела. Он смотрел, как на изуродованном окончательно лице Вольфганга появляется выражение осознания происходящего. Призрак не желал этого. Последние минуты боя он очистил свой разум, не думал ни о чем, и успевал лишь молиться. Когда разрубленный на куски Вольфганг упал в траву, следом за ним рухнул Гуэй. Оружейный барон переводил пустой взгляд то на небо, то на победителя этой схватки.

– Призрак… Я умираю… Снова… Оказывается земля… Такая холодная…

Импланты перестали гореть. Гуэй глубоко вдохнул. Он не чувствовал радости победы, но чувствовал как разрывается его сердце, от того, что он лишил человека жизни. Ему так хотелось поддержки. И он её нашел.

Чья-то холодная кисть легла Призраку на шлем.

– Знаешь, Призрак, я так и думал, что ты выживешь.

– Прости меня, Сюзон. Это все из-за меня и моей слабости. Тебе вновь пришлось убивать. Как и мне, – Призрак закрыл лицо руками

– Не страшно, друг. Ты справился и это главное. Мне не привыкать, в этот раз я не видел, что творю, – музыкант засмеялся, – А еще мне пришла гениальная мысль, – Сюзон присел рядом на корточки.

– Говори.

– Я заметил, что Вольфганг по комплекции примерно такой же, как я. Стальную челюсть слатать получится в два счета, одежду заберу с него, проанализирую модули памяти из мозга, а потом обмотаюсь бинтами, чтобы меня никто не узнал. И вот, пожалуйста, новый оружейный барон Меркурия!

– Ты хочешь заменить его? – Призрак удивленно поднял брови и повернул голову на друга.

– Это будет выгодно для всех. Наверняка он взял с собой не всех головорезов. Перед остальными явлюсь и скажу: “Я потерял зрение в бою с этим мерзавцем!”. Ха-ха-ха. Что-нибудь придумаю. – Гуэй впервые за долгое время видел на лице Сюзона неподдельную улыбку.

– Да будет так, друг. Пойдем выпьем за начало нового этапа в нашей жизни. А еще, надо тебе установить новые импланты. – Призрак встал.

– Плевать, соберем что-нибудь из этих обломков. Идем.

Друзья отправились в номер. Убрав последствия погрома, они открыли бутылки с алкоголем и провели остаток ночи в разговорах о минувшем вечере. Призрак жаловался музыканту на муки совести, а музыкант жаловался Призраку на боль во всем теле. Но оба они радостно смеялись. Сюзон нашел в закромах немного запчастей, чтобы подлатать предплечья товарища. Вернув себе способность хоть немного видеть, он провел операцию и отправил Призрака заживлять раны на кровать, а сам остался сидеть на кухне.

На утро, Гуэй проснулся позже Сюзона. Рассветные лучи били в окно и красные отливы прошлой ночи в воспоминаниях казались просто ночным кошмаром. Пролетавшие за стеклом чешуйчатые птицы клокотали, возвещая начало нового дня. Призрак отправился искать товарища и обнаружил его курящим все на том же месте. Рядом стояла скрипка. Она была разбита. Резные вставки сломлены, эфесы погнуты, струны завернуты в “улитки”.

– Почему ты уничтожил ее? – Гуэй взял в руки деревянные обломки.

– В эту ночь я понял, что приносит мне настоящее утешение. Ты показал мне это. Твоя катана. Это ведь некий символ чести, который тебе подарил отец? Он понимал, что ты применишь ее по назначению. Я искал свой символ в музыке. Символ свободы, собственного видения мира. Мне хотелось скрыть свои недостатки за маской гениального музыканта. Я боялся открыть людям свое истинное лицо, опасаясь, что они все отвернутся, узнав, кто я такой на самом деле. Но ты этого не сделал. Ты всегда со мной до конца. Настало время прекратить прятаться и попробовать что-то новое. Переквалифицирую фабрику оружия во что-то полезное. Или, может, отправлю немного на свою родную планету, там сейчас дефицит. Снабжу беззащитных граждан, чтобы они могли спокойно спать. Те, кто лишили меня зрения могли бы пристрелить меня, будь у них пистолет. Оружие может идти во благо, спасая мир от сломанных судеб и ненужных смертей.

– И лишая вселенную великих мыслителей. Я рад, что ты хочешь найти свой путь, друг. Постараюсь тебя поддерживать по мере возможностей. Прорабатываешь новую привычку? – спросил Призрак с усмешкой.

– Скорее возобновляю старую. Возьми со стола в комнате деньги, я так и не успел потратить их, к тому же добавил из своих. И тебе пора в путь. Последний в этом месяце грузовой корабль отлетает сегодня. Тебе хватит, чтобы забронировать место в каком-нибудь отсеке. Корабль пойдет на Юпитер. А мне нужно сходить на свалку и поискать там материалы для имплантов, – Сюзон затушил окурок в пепельнице, – До скорой встречи, Призрак.

Гуэй молча пожал другу руку и обнял друга. Они разминулись и послышался звук закрывающегося шлюза. Сюзон так просто и молча распрощался, словно они встретятся тем же вечером. Призрак в легком огорчении вернулся в комнату и стянул со стола перевязанные резинкой купюры. Сверху к ним была привязана флешка, на которой высветился оцифрованный текст: “Моему другу. Я знаю, что ты любил все мои песни.” Видимо, Сюзон решил сделать прощальный подарок. Гуэй взял флешку, сжал в кулаке и приложил к груди. Огорчение и сожаление ушли. Призрак последний раз оглянулся на ставшую уже родной квартирку. Обшарпанные стены, старая мебель, пыльные шкафы – будто тепло улыбались, провожая задержавшегося гостя. Но время расставания пришло. Призрак вышел в коридор и подождал, пока шлюз вновь закроется. Он оказался на улице, поглядел как широкое солнце расправляет огненные крылья, готовясь согревать планету весь будущий день, упер руки в бока. Гуэй последний раз обратил внимание на гигантские трубы, шлакоблоки заводов, веера папоротников и заросли болот. Все вокруг было таким большим и только он один среди всех этих великанов выглядел несущественно. “Белый цветок на обочине дороги.” – произнес Призрак и зашагал в сторону Меркурианского космопорта.