Без неба: тени прошлого

Сарра большую часть времени молчала, сосредоточенно следя за показаниями приборов или просто глядя в иллюминатор на проплывающую мимо безжизненную тьму. Я видел, что она обеспокоена – предстоящий визит в пиратское логово не сулил ничего хорошего. Но она не спорила, не отговаривала. Она приняла мое решение, как принимала всегда, и была готова идти до конца.

Чтобы хоть как-то развеять гнетущую атмосферу и отвлечься от мрачных мыслей, я снова достал планшет с отцовским дневником. Но на этот раз я не просто перечитывал знакомые строки, а пытался анализировать их с новой точки зрения, используя возможности моего «пробужденного» разума.

– Сарра, – сказал я, отрываясь от чтения. – Ты когда-нибудь задумывалась… почему мы так легко понимаем друг друга? Я имею в виду, не только мы с тобой. А вообще все на Дне. У нас же куча разных баз, кланов, у каждого свой жаргон, свои словечки… А мы все равно говорим на одном языке. Читаем надписи на терминалах, инструкции к оборудованию… Все это кажется таким естественным, что мы даже не обращаем на это внимания.

Сарра удивленно посмотрела на меня. – Ну… не знаю. Наверное, это всегда так было? Общий язык… как общий воздух.

– Нет, не всегда, – я покачал головой. – В дневнике отца есть записи о том, как он изучал древние диалекты Атлантов, чтобы понять их технологии. Он потратил на это годы. А мы… мы просто понимаем. И даже не задумываемся, как. – Я постучал пальцем по своему запястью, там, где под кожей был скрыт имплант. – Думаю, все дело в них. В имплантах. В них встроена какая-то базовая лингвистическая матрица. Универсальный переводчик. Мы получаем ее при рождении, вместе с идентификационным кодом. И она работает постоянно, незаметно для нас. Фильтрует, адаптирует речь, текст… Мы даже не осознаем, что кто-то говорит на другом диалекте или что надпись на панели сделана на древнем техническом жаргоне Атлантов. Для нас это просто… язык.

Сарра нахмурилась, пытаясь осмыслить сказанное.

– Универсальный переводчик? В имплантах? Но зачем?

– Чтобы мы могли выполнять работу, – я пожал плечами. – Чинить оборудование, созданное разными цивилизациями. Понимать приказы Администраторов, которые тоже, возможно, «думают» на каком-то своем, машинном языке. Чтобы мы были… универсальными рабами. Способными адаптироваться к любой системе, к любой технологии, которую нам подсунут Атланты. Они же создали эту систему. И они же позаботились о том, чтобы мы могли в ней функционировать.

– Но… это же значит… – Сарра запиналась, – что вся наша речь, все, что мы читаем… это не совсем настоящее? Это… перевод?

– Возможно, – кивнул я. – Отфильтрованная, упрощенная версия реальности. Как та синтетическая паста, которую мы едим. Вроде бы пища, но без вкуса, без запаха, без души. Просто калории для поддержания жизни. Так и язык… просто информация для выполнения функций.

Эта мысль была неприятной, тревожащей. Словно мир вокруг нас снова стал немного… фальшивым. Искаженным невидимым фильтром.

– Но ведь… мы же чувствуем, когда кто-то говорит странно, – возразила Сарра. – Ну, как те бандиты на «Страннике». Их жаргон… он был почти непонятен. Или старики на «Гавани»… они иногда использовали такие слова, что и Грета не всегда понимала.

– Да, – согласился я. – Наверное, имплант не всесилен. Или есть какие-то очень локальные, специфические диалекты, которые выходят за рамки его базовой программы. Или… может, это как раз и есть настоящий, нефильтрованный язык? Тот, который рождается из самой жизни Дна, а не из программных кодов Атлантов? Я не знаю. Но теперь я буду внимательнее прислушиваться. И к словам, и к тому, что за ними стоит.

Размышления об имплантах и языке прервал резкий сигнал на панели управления.

– Гром! Справа по курсу, на самом дне! – Сарра указала на экран сонара. – Сигнал бедствия! Очень слабый, но… это точно он!

Я увеличил изображение. Действительно, в одной из глубоких расщелин, почти на пределе видимости нашего сканера, мерцала маленькая точка – стандартный аварийный маяк.

– Кто это может быть? – Сарра встревоженно посмотрела на меня. – Здесь же… никого не должно быть. Этот сектор считается необитаемым.

– Похоже, кто-то заблудился. Или попал в аварию, – я начал осторожно снижаться, направляя «Странника» к источнику сигнала. – Нужно посмотреть.

Мы медленно вошли в узкий, извилистый каньон. Стены его были почти отвесными, изрезаны острыми выступами. Видимость – отвратительная. Корабль шел на минимальной скорости, я едва успевал уворачиваться от внезапно возникающих из мутной воды скал.

Наконец, на дне каньона, заваленный обломками породы и почти полностью скрытый илом, мы увидели его. Маленький, потрепанный разведывательный катер, из тех, что использовали одиночки-старатели или мелкие контрабандисты. Он лежал на боку, один из двигателей был разворочен, а корпус покрыт глубокими вмятинами. Аварийный маяк на его рубке слабо мигал, из последних сил посылая в эфир сигнал о помощи.

Я попытался связаться с ними по стандартному каналу.

– Неопознанный катер, это «Тихий Странник». Вы нас слышите? Вам нужна помощь?

В ответ – тишина, только треск помех.

Потом – слабый, едва различимый голос:

– Слышу… вас… «Тихий Странник»… Помощь… нужна… Системы… почти на нуле… Кислород… на исходе…

– Что у вас случилось? – спросил я.

– Авария… Наткнулись… на аномалию… или… на тварь… Не поняли… Отказали двигатели… Удар… потом… завал… Мы здесь… уже двое… суток…

Двое суток. В разбитом катере. В этой глуши. Удивительно, что они еще живы.

– Сколько вас на борту? Есть раненые?

– Трое… Раненых… нет… но… мы замерзаем… И… топливо… Топлива нет совсем… Не могли бы… поделиться? Контейнер… хотя бы один… Мы… мы заплатим… как только выберемся…

Топливо. Самый ценный ресурс на Дне, после воздуха и воды. У нас самих его было не так чтобы очень много – на перелет до «Анархии» и, может быть, еще на пару коротких вылазок. Отдавать его сейчас, здесь, неизвестно кому…

Я посмотрел на Сарру. Она качала головой, ее губы были плотно сжаты.

– Гром, нет, – сказала она тихо, но твердо, когда я прикрыл микрофон. – Мы не можем. Мы не знаем, кто они. Это может быть ловушка. Они могут напасть, как только мы подойдем ближе. Или… или это те самые Удильщики, о которых говорил Клещ. Заманят, а потом… Мы не можем рисковать. У нас самих…

– Я знаю, Сарра, – перебил я ее. – Знаю. Это риск. Но… – я посмотрел на экран, где мигала маленькая точка аварийного маяка. – Там люди. Они замерзают. У них кончается кислород. Мы не можем просто… пролететь мимо.

– Но Гром! – она почти кричала шепотом. – А если это обман?! Если они нас ограбят? Убьют? Мы останемся здесь вместо них!

– А если нет? – я посмотрел ей в глаза. – Если это действительно просто люди, попавшие в беду? Как мы сами были… не раз. Мы прошли через это. Мы знаем, каково это – быть на краю, без надежды. Я не смогу… я не смогу себе простить, если мы их бросим. Если они умрут здесь, потому что мы побоялись помочь.

Сарра молчала, отвернувшись к иллюминатору. Я видел, как напряжены ее плечи. Она боролась с собой – страх перед неизвестностью, недоверие, привитое жестокой жизнью Дна, и… и то человеческое, что еще оставалось в нас обоих, несмотря ни на что.

– Хорошо, – наконец сказала она глухо, не поворачиваясь. – Делай, как считаешь нужным, Гром. Это твой корабль. Твое решение. Но… будь осторожен. Очень осторожен.

Я снова включил связь.

– Мы поможем, – сказал я твердо. – У нас есть топливо. Сейчас подойдем ближе. Приготовьтесь к приему контейнера.

На том конце раздался вздох облегчения.

– Спасибо… спасибо вам… Мы… мы не забудем…

Мы медленно подвели «Странника» к поврежденному катеру, зависнув прямо над ним. Видимость была плохая, приходилось полагаться на показания сонара и короткие вспышки наших прожекторов.

Я снова облачился в скафандр. Рана на ноге еще давала о себе знать, но двигаться я мог. Взял стандартный контейнер с топливом из наших запасов – не самый большой, но его должно было хватить им, чтобы дотянуть до ближайшей обитаемой базы или хотя бы выйти на основной торговый маршрут.

– Сарра, я выйду, – сказал я по внутренней связи. – Буду передавать контейнер через грузовой шлюз. Ты оставайся здесь, у управления. Держи двигатели наготове. И сканеры – на максимум. Любое подозрительное движение с их стороны – сразу уходим. Поняла?

– Поняла, Гром, – ответила она, её голос был напряженным, но ровным. – Будь осторожен.

Я вышел через нижний грузовой люк, держа контейнер с топливом. Вода вокруг была ледяной, мутной. Я подплыл к поврежденному катеру. Его корпус был сильно искорежен, обшивка во многих местах пробита. Удивительно, что он еще держал давление.

Навстречу мне из бокового шлюза катера, который открылся с натужным скрежетом, выплыла одна фигура в таком же старом, потрепанном скафандре, как и наши, до ремонта.

Это был мужчина, судя по телосложению. Он подплыл ближе, жестами показывая благодарность.

Я передал ему контейнер. Он с трудом его подхватил – видимо, был очень слаб. Помахал мне рукой и скрылся обратно в шлюзе своего катера.

Я подождал несколько минут, готовый к любой неожиданности. Но ничего не произошло.

Вскоре двигатели катера несколько раз чихнули, потом заработали ровнее, хоть и с перебоями. Катер медленно, неуклюже оторвался ото дна и начал подниматься из каньона.

Когда он поравнялся с нашим «Странником», из его рубки снова раздался слабый голос по радио:

– Спасибо… «Тихий Странник»… Спасибо… Мы… мы не забудем… Удачи вам… на Дне…

И они ушли. Растворились в мутной воде, оставив после себя лишь слабеющий сигнал на сонаре и странное, смешанное чувство у меня на душе.

Мы помогли. Рискнули. И ничего плохого не случилось.

Может быть, на Дне еще оставалось место для… простого человеческого поступка?

Или нам просто повезло на этот раз?

Я вернулся на борт. Сарра встретила меня молча, но в ее глазах я увидел облегчение.

– Все в порядке, – сказал я, снимая шлем. – Они улетели. Кажется, действительно просто попали в беду.

Мы тоже развернули «Странника» и продолжили наш путь к «Анархии».

Топлива у нас стало немного меньше. Но на душе, как ни странно, стало чуть легче.

Даже если это была глупость, даже если это был неоправданный риск… я знал, что поступил правильно.

Так, как поступил бы дядя Арто.

И, возможно, отец.

***

После нескольких долгих и напряженных суток полета сквозь неизведанные сектора, «Тихий Странник» наконец-то достиг координат, указанных Сайласом.

«Анархия».

Уже само название, мигающее на навигационном дисплее, вызывало неприятный холодок.

Даже на подлете стало ясно, что это место разительно отличается от всего, что мы видели раньше. Никаких строгих Куполов, как на «Тихой Гавани» или «Последнем Вздохе». Никакого упорядоченного промышленного хаоса, как на Верфи.

Вместо этого из мутной, почти непроглядной воды перед нами выплыло нечто… невероятное.

Гигантское, хаотичное нагромождение из обломков кораблей, кусков старых баз, каких-то ржавых платформ и даже крупных астероидов, скрепленных между собой сваркой, тросами, энергетическими полями и, казалось, просто честным словом и чьей-то безумной волей.

Это образование, напоминающее гигантский, ощетинившийся иглами коралл или разросшийся мутировавший риф, тускло светилось в темноте мириадами огней. Мерцающие вывески баров, синие вспышки сварочных аппаратов, красные огоньки стыковочных маяков, лениво вращающиеся прожекторы, выхватывающие из мрака то один, то другой уродливый выступ этой рукотворной горы мусора.

Отовсюду торчали ржавые антенны, обломки каких-то конструкций, стволы орудий, из труб валил густой черный дым или белый пар, смешиваясь с мутной водой и создавая вокруг «Анархии» плотную, непроницаемую завесу.

– Святые глубины… – прошептала Сарра, прильнув к иллюминатору. – Это… это и есть база? Похоже на гигантскую свалку, которую кто-то оживил.

– Похоже, Сайлас не шутил насчет отсутствия законов, – пробормотал я, пытаясь сориентироваться в этом хаосе и найти хоть какой-то намек на доки или диспетчерскую.

Никаких официальных каналов связи, никаких запросов на стыковку. Мы просто подлетели к одному из многочисленных, беспорядочно расположенных стыковочных узлов, торчащих из корпуса ближайшего «корабля-приростка», и, убедившись, что он свободен и не выглядит совсем уж разваливающимся, примагнитились к нему.

Скрежет металла при стыковке был таким, будто наш «Странник» пытался обнять ржавого, недружелюбного ежа.

Выйдя из корабля, мы оказались в… Аду.

Ну, или в его подводном филиале.

Узкие, кривые коридоры, прорезанные в обломках или сваренные из листов ржавого металла, вели вглубь этого конгломерата. Освещение было тусклым, мигающим, в основном от неоновых вывесок баров с говорящими названиями вроде «Утонувший Скат» или «Последний Глоток» и редких, кое-как прикрученных к стенам аварийных ламп. Воздух был спертым, тяжелым, пропитанным запахами перегара, пота, ржавчины, гниющих отходов, дешевых наркотиков и горелого масла.

Из-за каждой двери, из каждого темного угла доносились крики, хохот, пьяные песни, звуки драки, иногда – выстрелы или короткие, резкие вскрики.

По коридорам, толкаясь и ругаясь, сновала самая разношерстная публика, какую только можно было представить.

Пираты в потертых кожаных куртках с нашивками своих кланов – черепа, скрещенные кости, хищные рыбы. Контрабандисты с бегающими глазками и потайными карманами, набитыми непонятным товаром. Наемники с пустыми, холодными глазами и оружием наготове – от плазменных винтовок до самодельных заточек. Беглые преступники, дезертиры, азартные игроки с лихорадочным блеском в глазах. Торговцы краденым, раскладывающие свой сомнительный товар прямо на полу. И просто отчаявшиеся бедняки, прибившиеся сюда в поисках хоть какой-то работы или удачи.

Почти все были вооружены. И почти все смотрели на нас – чужаков на чистеньком (по сравнению с местными) корабле – с нескрываемым любопытством, подозрением и… откровенной жадностью.

Здесь каждый сам за себя. Здесь право сильного – единственный закон. А репутация, заработанная кровью или обманом, ценилась дороже любых кредитов.

– Держись ближе, – сказал я Сарре, чувствуя, как напрягаются мышцы. Рука сама собой легла на рукоять плазменного резака, спрятанного под курткой. – И старайся не встречаться ни с кем взглядом.

Мы двинулись вглубь этого муравейника, стараясь не привлекать лишнего внимания, что было практически невозможно.

Наша цель была проста – найти Харпа. Но как его искать в этом хаосе? Спрашивать у первого встречного? Слишком опасно. Можно нарваться на его врагов или просто на тех, кто захочет поживиться за счет наивных чужаков, ищущих «старого морского волка».

Мы решили начать с баров.

На Дне бары – это не просто места, где пьют. Это центры информации, биржи слухов, места, где заключаются сделки и нанимаются на работу. Если Харп действительно осел здесь, о нем должны были слышать.

Первый бар, «Утонувший Скат», оказался тесной, прокуренной дырой, где за липкими столами сидели самые отвратительные типы, каких я когда-либо видел. Бармен – огромный, молчаливый мутант с жабрами на шее и татуировкой кракена на всю лысую голову – на мой вопрос о Харпе лишь недружелюбно хмыкнул и потребовал плату за информацию – пятьдесят кредитов. Я заплатил.

– Харп? – мутант протер грязной тряпкой стойку. – Старый хрыч с механическим глазом? Да, бывает здесь. Иногда. Когда не в рейсе на своей развалюхе. Говорят, он тут мелким ремонтом промышляет. И еще… поговаривают, он из Удильщиков. Бывших. Но бывших Удильщиков не бывает, верно? – Он подмигнул мне своим единственным, мутным глазом. – Если он тебе нужен, ищи его мастерскую где-то в «Жестяном Лабиринте». Это в старой секции, ближе к двигателям этого нашего… корыта. Там еще вывеска висит – «Якорь и Ключ». Если, конечно, ее еще не сперли.

Удильщик? Капитан Харп – Удильщик? Это было неожиданно. И неприятно. С пиратами лучше не связываться. Но отец ему доверял…

Второй бар, «Последний Глоток», был еще хуже. Мрачное, полутемное заведение, где даже воздух, казалось, был пропитан отчаянием и дешевым синтетическим алкоголем. Здесь на мой вопрос о Харпе отреагировали еще более враждебно. Несколько пиратов за соседним столом прервали свою пьяную беседу и уставились на меня тяжелыми, недобрыми взглядами.

– А тебе какое дело до старого Харпа, салажонок? – прорычал один из них, самый крупный, с лицом, перекошенным от старого шрама. – Должок ему принес? Или наоборот, получить хочешь?

– Я… его старый знакомый, – соврал я, стараясь выглядеть как можно более безобидно. – Хотел передать привет.

– Приветы здесь не передают, – усмехнулся шрамолицый. – Здесь передают другое. Или забирают. Усек?

Я поспешил ретироваться, чувствуя на спине их тяжелые взгляды. Кажется, Харп был здесь личностью известной. И не все его «знакомые» были настроены дружелюбно.

Информация стоила денег. И нервов. Мы обошли еще несколько сомнительных заведений, опросили пару торговцев информацией, которые за свои услуги брали немалые кредиты, но давали лишь туманные, противоречивые сведения. Кто-то говорил, что Харп улетел в очередной рейс и вернется не скоро. Кто-то шептал, что он задолжал крупную сумму местному криминальному авторитету по кличке Ржавый Зуб и теперь прячется где-то в самых глубоких и опасных отсеках «Анархии». А кто-то и вовсе утверждал, что старый Харп давно уже кормит рыб, и не стоит ворошить его прошлое.

Верить никому было нельзя. Здесь каждый преследовал свои интересы, и дезинформация была таким же ходовым товаром, как оружие или наркотики.

Мы с Саррой выбились из сил, петляя по этим грязным, опасным лабиринтам, чувствуя себя как две мелкие рыбешки в аквариуме с пираньями. Моя раненая нога снова начала ныть, а Сарра заметно побледнела и все крепче сжимала рукоять своего плазменного резака.

Нужно было выбираться отсюда, возвращаться на «Странника», пока мы не нарвались на серьезные неприятности.

Но уходить ни с чем тоже не хотелось.

Информация бармена из «Утонувшего Ската» о мастерской «Якорь и Ключ» в «Жестяном Лабиринте» была единственной более-менее конкретной зацепкой. Стоило рискнуть и проверить.

«Жестяной Лабиринт» оказался самой старой и ветхой частью «Анархии» – нагромождение из корпусов древних, еще доизоляционных кораблей, соединенных ржавыми переходами и шаткими мостиками. Здесь было темнее и тише, чем в центральных секторах, лишь изредка из-за закрытых дверей доносился стук инструментов или приглушенные голоса. Пахло старым металлом, плесенью и какой-то химией.

Мы долго плутали по этим запутанным коридорам, несколько раз заходя в тупики или возвращаясь назад, пока наконец не увидели её. Покосившаяся, сделанная из куска ржавого металла вывеска с грубо нарисованным якорем и перекрещенным с ним гаечным ключом.

«Якорь и Ключ».

Мастерская Харпа. Если, конечно, бармен не соврал.

Дверь была плотно закрыта, изнутри не доносилось ни звука.

Я неуверенно постучал.

Тишина.

Постучал снова, сильнее.

За дверью послышался какой-то шорох, потом тяжелые шаги. Засов лязгнул, и дверь медленно, со скрипом приоткрылась.

Глава 3: Капитан Харп

Засов лязгнул, и дверь мастерской «Якорь и Ключ» медленно, со скрипом начала приоткрываться.

В образовавшейся щели показался сначала ствол короткоствольного дробовика, потом – часть сурового, обветренного лица с одним внимательным, холодным глазом. Механический синий имплант на месте второго тускло светился в полумраке.

Харп.

Я узнал его сразу, несмотря на то, что видел лишь мельком двадцать лет назад, еще мальчишкой, на «Последнем Вздохе». Он почти не изменился – та же скала, тот же взгляд, от которого становилось не по себе.

– Чего надо? – его голос, хриплый, как скрежет ржавого металла, был лишен всякого дружелюбия.

Я открыл рот, чтобы представиться, объяснить цель нашего визита, но не успел произнести и слова.

Из бокового переулка, ведущего к мастерской Харпа, с оглушительным ревом и грохотом вывалилась толпа.

Человек двадцать, а то и больше.

Они неслись прямо на нас, размахивая обрезками труб, цепями, ржавыми тесаками и какими-то самодельными дубинками, утыканными острыми кусками металла.

Одежда – рваная, грязная, состоящая из кусков кожи, брезента и металлических пластин. Лица – перекошенные от ярости, пьяного угара и жажды насилия. Глаза горели безумным огнем.

Это была «вольница» – местные анархисты, отморозки, живущие грабежом и насилием, не признающие никаких законов, кроме права сильного.

А прямо за ними, пытаясь отбиваться и организованно отступать к нашей двери, двигалась другая группа – человек десять, одетых в темные, прочные комбинезоны с нашивками в виде стилизованного скелета рыбы-удильщика на рукавах.

Удильщики. Пираты.

В руках у них было более серьезное оружие – плазменные пистолеты, электрошоковые дубинки, пара коротких вибро-мечей. Они отстреливались, пытались держать строй, но «вольница» просто давила их числом, наваливаясь со всех сторон, как стая голодных гиен.

Мы с Саррой оказались прямо на линии огня, между двумя враждующими бандами.

– Проклятье! Опять эти твари! – рявкнул Харп из-за двери, его механический глаз вспыхнул ярче. – Заходите! Быстро!

Он попытался впустить нас внутрь, но было поздно.

Толпа анархистов уже достигла нас.

Мы с Саррой инстинктивно прижались к стене, пытаясь укрыться от хаоса, бушевавшего вокруг.

Воздух наполнился криками, руганью, звоном металла, шипением плазменных разрядов и глухими ударами.

«Вольница» дралась яростно, безрассудно, их атаки были хаотичными, но напористыми. Удильщики, хоть и были лучше вооружены и организованы, явно проигрывали в численности.

Один из пиратов, молодой парень с отчаянным блеском в глазах, получил удар трубой по голове и рухнул на землю, его плазменный пистолет отлетел в сторону. Несколько анархистов тут же набросились на него, добивая ногами.

Другой Удильщик, прикрывая отступление товарищей, отчаянно отмахивался вибро-мечом, но его окружили, и вскоре он тоже упал, пронзенный несколькими ржавыми тесаками.

Запах крови, пота и озона ударил в нос.

Мы с Саррой до последнего старались не вмешиваться, просто пытаясь выжить в этом месиве. Я прикрывал ее своим телом, оттаскивая от самых опасных стычек. Но долго оставаться в стороне было невозможно.

Один из анархистов, огромный, бородатый детина с безумными глазами, оглушенный ударом по голове, но все еще стоящий на ногах, пошатнулся и, размахивая тяжелой цепью, наткнулся прямо на нас. Его мутный взгляд сфокусировался на Сарре.

– А это еще кто? Свежее мясо! – проревел он, его лицо исказилось в безумной ухмылке. Он замахнулся цепью, целясь ей в голову.