Музыка в ее смехе

– А вдруг Никита тоже все поймет. – Сажусь на банкетку около пианино.

– Ты собираешься за него замуж?! Да он сам ещё дитё, какие ему дети? – Маргарита кладет руку на мое плечо и смотрит сверху вниз. – Ты решила оставить ребенка? А как же поступление? Красивые студенты? Ты же так хотела изучать науку.

Опускаю голову. Как же тяжело!

– Я могу поступить куда хотела, взять академический отпуск и потом вернуться через год.

– Ага, так твои родители и побежали сидеть с малышом. Отец в разъездах с оркестром по стране, а мама учит богатеньких оболтусов.

– Как раз мама уже будет не одна, и ей будет спокойнее.

Маргарита садится на мою кровать и вздыхает.

– Оля, ты говорила, у твоей мамы болезнь постепенно прогрессирует. Не в обиду, но ты уверена, что ей стоит доверить совершенно беспомощное существо?

– Не знаю, – мне снова хочется плакать от беспомощности, страха и жалости к себе.

– Я надеюсь, родителям ничего не говорила?

– Нет.

Разворачиваюсь к инструменты лицом. Маргарита молчит, ожидая от меня действия. Она всегда относится с пониманием к моему написанию музыки. Было время, я ее учила играть, но мы оставили эту затею.

Маргарита прочищает горло, внимательно следя за моими руками.

– Допустим, ты оставишь ребенка. Ты знаешь, что тебя ждёт? – Встречаемся взглядом с Маргаритой. – Роды – это же очень больно.

– Я думала об этом все утро. Может, посмотрим в интернете? Там наверняка должны быть видео. Я одна не хочу такое смотреть.

– Это будет пострашнее «Проклятия», – усмехается Маргарита, потирая руки.

Садимся за письменный стол. Легко поднимаю металлическую крышку ноутбука, экран освещает приветственная надпись. Заходим в интернет. Никогда бы не подумала, что так много контента про роды.

Первое выбранное нами видео было компьютерной графикой, имитирующей роды.

– Там же все рвется! – в ужасе вопит Маргарита.

– Не знала, что ребенок ещё разворачивается в процессе… – Наклоняю голову вслед за поворотом имитации младенца.

Далее включаем видео о кесаревом сечении. Тут наступает моя очередь ужасаться:

– Оно стреляет! – кричу я при первом надрезе и тычу пальцем в экран. – Воды выплескиваются!

Такие стрессы мы решили запить чаем с шоколадкой. Шокированно шагаю на кухню.

– Ты все еще хочешь рожать? – спрашивает Маргарита, насыпая в чай три ложки сахара.

– Это лучше, чем его убивать.

– Ты вечный пацифист. То не можешь паука прибить, хотя комаров лупишь только так. То готова родить, лишь бы не делать больно тому, кто еще ничего не соображает.

Молчу. Порой мне кажется, будто я уже возраста моей мамы, ну или где-то близко к этому.

– Оля, если Никита предложит тебе жениться, я буду за вас рада, но думаю, что он сбежит, как только узнает о беременности.

– Он в любом случае все узнает рано или поздно. Лучше я ему сама скажу, чем он решит, что я где-то нагуляла.

– А если скажешь, то таких мыслей у него точно не будет!

Маргарита усмехается, обходит стол и обнимает меня. Тяжело вздыхаю. Пока пьем чай, разговоры затихают. Ощущаю непривычную неуверенность в себе, в своем будущем.

– Может, погуляем? Экзамен только в понедельник, – забираю со стола кружки, погружаю их в посудомойку.

Маргарита согласно угукает. Шагаю по коридору, обдумывая, куда пойти.

– Давай сходим в Нескучный сад? Там так хорошо. Слышно, как колышутся деревья и трепещат листья.

– Перед кем? – Маргарита следует за мной в комнату.

– Нет. Это трепещут. А я говорю трепещат – болтыхаются в воздухе, создавая звуки.

– Нет такого слова. Одиннадцать лет в школе, в двух школах! А русский язык так и не выучила.

– Зато я знаю язык музыки.

– Только какой толк, если ты не собираешься развивать свои способности дальше?

Поджимаю губы. Туше. Достаю из шкафа легкое платье. Маргарита поглядывает на мои записи новой симфонии.

– Ну, я продолжу писать музыку. База-то у меня есть. А дальше учиться ни к чему.

– Ага, не учи ученого, типа?

Маргарита поправляет волосы у зеркала. Пристраиваюсь рядом, причесываюсь и наношу на губы почти бесцветный блеск.

– Эх, и почему у всех в моей семье нос картошкой? – неожиданно вслух проговаривает Маргарита.

Поворачиваюсь к ней, чтобы видеть ее не через отражение.

– Ты чего? У тебя нормальный нос. Идеальный для твоего лица.

– Спасибо, – хмыкает она. – Вот у тебя прямой маленький, хорошенький.

– Зато у тебя губы пухлые, а не как у меня – две ниточки.

– Ой, бывает и тоньше твоих.

– И носы бывают больше твоих! Плюс кривые и волосатые внутри.

– Все перестань, фу, – смеется Маргарита.

Мы выходим на улицу и проходим через такой привычный двор. Волнительная мысль трогает мой разум. Меньше чем через год я буду тут гулять с коляской.

Мы проходим мимо лавочек. Там сидит бабушка в ярко-красной блузке и длинной юбке. Даже обувь и шляпка соответствуют по цвету. Вчера я ее видела в синем амплуа. Видимо, сегодня другое настроение. Или, может, она как в Таиланде: у каждого дня недели свой цвет?

«Куда такие молодые рожают! Мозгов совсем нет. Им бы жить и жить, а они…» – звучит в голове ворчание модной бабки, которое мне предстоит слышать каждый день через девять месяцев. Маргарита не замечает моих душевных переживаний. Выходим к шумной трассе. Проходим мимо института общей и неорганической химии им. Н. С. Курнакова, куда я мечтаю поступить учиться. Остался самый важный экзамен, и потом я приду сюда с документами. Буду учиться недалеко от дома. Не знаю, хорошо это или нет. Смогу больше времени поспать, а не тратить его впустую на перемещение из точки А в точку Б. И маме будет спокойнее. А если появится малыш, то будет проще во время сессии, если поступлю на заочку.

Гул машин и рокот двигателей неустанно повторяется. Проходим мимо невзрачных домов. Первый этаж привычно занимает коммерция: обои, ламинат, детская одежда. На другой стороне дороги за забором дразнится сад.

– Как у бабушки дела? – завожу разговор.

– Отлично. Бегает быстрее тебя. – Маргарита поглядывает на меня. – Я не шучу. Видела бы ты, с какой скоростью она поливала! Бегала с полными ведрами по огороду, пока папа ее не выгнал. Даже тогда она не легла спать, как нормальные престарелые люди, а испекла нам пирогов.

– И где пироги?

Розовые здания сменяют желтые. Доходим до очередного бутика. Напротив, во дворе, Музей Собаки.

– Родители должны были привезти. Приходи вечерком в гости. Я постараюсь спрятать парочку для тебя.

– Главное, прячь их не в себе, – шучу я.

Только вот реальность подавляет мою улыбку.

Погружаемся в подземный переход. Люди идут в два направления, обсуждает что-то. Девчонки впереди нас резко и громко начинают хохотать. Одинокий парень торопится куда-то, закрывшись от этого мира наушниками.

Выходим на солнце, поворачиваем направо и продолжаем путь в тени деревьев по направлению к Москва-реке. Справа, если идти вдоль набережной, будет Причал Парк Горького. А рядом с ним Театр музыки и драмы. Часть детства неотрывно связана с той сценой. Как мы с родителями играли там. Представляли, будто всей семьей выступаем перед публикой.

Мы же направляемся в другую сторону.

– Как хорошо летом. Наконец-то тепло. – Маргарита делает глубокий вдох. – Но в деревне у бабушки лучше. Там и воздух другой. Надо будет тебя к ней отвезти, для оздоровления.

– Вот спасибо. А потом выросший животик свалим на пирожки и жареную картошку в масле.

Проходим мимо моей школы номер шестьсот тридцать, Минералогического музея. Далее справа на баскетбольной площадке молоденькие парни без футболок играют с мячом. Замедляем с Маргаритой шаг. Она подталкивает меня локтем, жадно поглядывая на ребят. Спортивные, пока еще бледные, парни с азартом бегают друг за другом. Один ударяет мяч о покрытие, остальные пытаются либо его отнять, либо помешать отнять.

Подмечаю, что мне будто не интересно смотреть на них. Я почти семейная, с ребенком. Но пока не замужняя.

За баскетбольной площадкой начинается посадка. Дети и взрослые собрались у одного дерева. Видимо, белочка пришла. Сворачиваем на широкую вытоптанную тропу.

– Значит, ты думаешь, Никита бросит меня, когда узнает о ребенке?

Спускаемся с возвышенности и выходим к двум рекам: бетонной под названием «дорога» и настоящей Москва-реке. Возле статуэтки скрюченной девушки стоят рабочие в форме и оранжевых жилетках. Видимо, снова собираются делать какой-то ремонт.

– Не знаю. – Маргарита запинается, вздыхает и, по традиции, режет правду-матку: – Он трус и слюнтяй. Даже если он сделает тебе предложение, муж из него так себе. Надо будет и о ребенке думать: кормить, поить, убирать и за ним так же.

– Люди с появлением ответственности меняются.

– Если они принимают эту ответственность! Оля, ты, главное, знай, что бы ни случилось, я всегда с тобой. Буду помогать тебе: с малышом погулять, пирожки буду привозить.

– Спасибо.

Маргарита хлопает меня по плечу. Улыбаюсь подруге. К счастью, я не одна с этой проблемой.

Возле искусственного водоема играет ребятня. Крики детей звонкие, как до-диез пятой октавы. Воздух наполнен свежестью и ароматом свежескошенной травы. Сердце екает, а фантазия рисует, как тут будет бегать мой малыш.

Отходим дальше по тропе. Крики детей удаляются.

– Когда скажешь Никите о беременности?

Отрываю взгляд от своих кроссовок, замечаю впереди каменный мост с толстой аркой из красного кирпича.

– Сегодня. Чем раньше все решится, тем лучше. К тому же и ему нужно будет время осмыслить услышанное.

– Если он умеет мыслить…

Не комментирую слова подруги. Набираю номер Никиты и предлагаю встретиться. Обговариваем место, сбрасываю вызов и убираю телефон обратно в карман.

– Может, поехать с тобой? Тебе сейчас нельзя волноваться, это вредно для ребенка. А я, если что, Никиту одной правой успокою.

– Ваша драка не поможет.

– Никто о драке не говорит. Я же не буду вести себя как он: цепляться за волосы и пытаться их выдрать. Я легонечко в челюсть или в нос, если он попытается тебя обидеть.

– Он не такой…

– Ага, – хмыкает Маргарита и умолкает.

Наверное, она вспомнила тот случай, когда он на пляже орал на меня при всех, что я его мазнула солнцезащитным кремом по спине. Он терпеть не может крем на теле.

Проходим мимо желтого здания Минералогического музея, выходим из сада в привычный шумный город. Жизнь в постоянном движении с неповторим саундтреком городских джунглей. Родной Ленинский проспект. Поворачиваем к третьему кольцу к метро. Меня колотит от волнения.

Шум поезда разносится от туннеля к выходу, ударяясь о толстые стены. Маргарита обнимает меня и запрыгивает в вагон в последний момент. А мне в другую сторону. У меня есть полчаса пути, чтобы обдумать, как сообщить Никите новость, какая может быть реакция и что я ему отвечу, если он сделает предложение.

Глава 4

Стою у новомодного дома с консьержем и частной территорией. Современные детские площадки зонированы для разных возрастов. В тени дома не так жарко, хотя тело подрагивает от волнения. Маленькая девочка весело крутит педали трехколесного маленького велосипеда. За ней, уткнувшись в телефон, по велодорожке следует мама.

Звучит сигнал домофона. Оборачиваюсь. Из подъезда выходит сутулый худой дед, хотя одетый очень-таки даже стильно. Его костлявая рука опирается на трость. Ловлю себя на мысли, что это дурной знак. Неосознанно качаю головой. Дверь не успевает закрыться, как оттуда появляется Никита в футболке не просто оверсайз, а на пять размеров больше его самого.

– Привет, – Никита берет меня за руку и уводит от подъезда. – Как погуляли?

– Отлично. Нам надо поговорить.

Ощущаю, как его тело напрягается и тут же расслабляется.

– О чем?

– Я… Какие у тебя планы на ближайшие годы?

Никита усмехается. Он привычно обхватывает меня одно рукой за плечи, будто я его друган. Мы проходим через калитку и покидаем зону дорогого двора с такими же заоблачными ценами на жилье и автомобилями на парковке. Поворачиваем к пешеходному переходу, чтобы уйти в старые многоэтажки, в наш любимый двор, где всегда тень и, на удивление, нет ни одной бабушки. Там вообще редко ходят люди.

– К чему такие вопросы? Я живу сегодняшним днем. Или ты хочешь мне что-то предложить?

– Руку и сердце должен предлагать ты, а не я, – пытаюсь отшутиться и проверить почву.

– Чего? Ну ты и загнула. У нас же и так все круто. Какие-то бумажки не изменят наше счастье.

В его глазах искрится озорной огонек и беззаботность. Вдруг меня пугает мысль, что я не так хорошо его знаю. За год отношений он так и не раскрылся мне по-настоящему. Позади нас медленно подкатывается машина к стоп-линии. Невольно вздрагиваю. Никита что-то говорит, но в ушах стоит писк, который мешает разобрать слова.

Очередной двор остается позади. Писк стихает. Никита рассказывает, какой сериал смотрел всю ночь. Он уже забыл о нашем разговоре, а я пытаюсь расшевелить свой язык.

– Второй сезон тоже есть. Сегодня начну просмотр, – долетают до меня обрывки фраз.

Двор, куда не проникают солнечные лучи, совсем маленький. Там уместились лишь пара поломанных лавок и дорожки с напоминанием, что когда-то там был асфальт. Садимся на лавку. Точнее, это делает Никита. Он легко ловит меня на последнем шаге и сажает себе на колени. Его лицо утыкается в мою футболку в районе груди. Я невольно вздрагиваю.

– Ты такая красивая, – говорит Никита с каким-то загадочным взором.

– Никита, я… не просто так спросила о будущем. – В горле резко пересыхает. – Я хотела сказать тебе…

В метро я столько раз мысленно произнесла фразу, что беременна, в разных словосочетаниях и интонациях, но так и не выбрала подходящий вариант. Прерывисто вздыхаю и, оставшись без воздуха в легких, выдаю:

– У нас будет ребенок.

Слежу за его взглядом. Никита тут же улыбается, поглаживая мою спину.

– Обязательно, когда-нибудь. А пока потренируемся в зачатии?

Его руки залезают под футболку. Я будто задеревенела. Горячие пальцы достигают застежки бюстгальтера.

– Никита, – хватаюсь за его предплечья. – Я серьезно!

Какое-то время он продолжает на меня смотреть, только улыбка медленно растворяется с лица. Меня колотит мелкая дрожь. Никита стряхивает меня с коленей. Отчего я совершенно не грациозно и, чуть не упав, поднимаюсь на ноги.

– Оля, что за шутки?! Ты думаешь, это смешно?

В его глазах отчетливо клубится страх.

– Я не шучу… – пищу тоненьким голоском.

Никита молчит. Хочу сделать шаг назад, но тело не двигается.

– Что ты тут делаешь? Иди на аборт! Я не буду отцом в девятнадцать! – Лицо Никиты замирает, затем с каждым мгновением все больше перекашивается от злости. – Или ты хочешь пойти в полицию?!

– Что? – теряю нить его мысли и теперь лишь наблюдаю за реакцией.

Мне кажется, будто все происходит не со мной. Как будто я смотрю фильм и нечаянно проматываю, отчего теперь не понимаю, почему актер кричит на главную героиню. Звуки переходят в помехи, шумы и писк.

– Учти, если ты напишешь на меня заяву, я тебе всю жизнь испорчу. Ты очень пожалеешь, что вообще залетела. И с чего вообще это мой ребенок?!

Чем больше Никита кричит на весь пустой двор, тем больше мне кажется, что я становлюсь крошечной. Ноги подкашиваются, опускаюсь на корточки. Мои всхлипы на время заставляют Никиту замолчать. Я слышу, как он рядом ходит из стороны в сторону.

– Олечка, сделай аборт. Все будет как прежде. Мы же классно проводили время. Нас ждет будущее…

Никита обнимает меня, целует волосы, помогает мне подняться и сесть на лавку.

Немного прихожу в себя. Я снова слышу шум машин с дороги. Стая голубей резко срывается и громко хлопает крыльями, создавая хаотичный ритм, улетает на крышу здания. Из-за угла дома подглядывает солнце. Моргаю. Никита поворачивает мое лицо, вытирает слезы.