bannerbanner
Наш край. Литературно-краеведческий альманах. Выпуск 24
Наш край. Литературно-краеведческий альманах. Выпуск 24

Полная версия

Наш край. Литературно-краеведческий альманах. Выпуск 24

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

Пётр Петрович был заботливым отцом. Он вырастил 7 детей и 15 внуков, всегда старался воспитать их собственным примером и поддерживал все их увлечения. Выросшие в атмосфере «домашнего музея», посещаемого многочисленными деятелями культуры и искусства, дети Петра Петровича увлеклись рисованием, в чём были поддержаны родителями. К занятиям с детьми были привлечены опытные педагоги, и все дети получили возможность развить и проявить свои таланты. Их художественные произведения долгие годы хранились в частных собраниях семьи Семёновых, в запасниках музеев. В 2020 г. в архиве Фонда сохранения наследия Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского и его потомков были найдены альбомы с юношескими рисунками детей ученого, которые позволили проследить, как развивались их художественные таланты. Так родилась идея изучить всё сохранившееся художественное наследие целиком. Проект был поддержан Музеем-усадьбой Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского, находящимся в деревне Рязанка Липецкой области, где родился Пётр Петрович. Музей-усадьба получил грант Русского Географического общества на реализацию научно-исследовательской работы и публикацию каталога. Работа, продолжавшаяся более двух лет, привела к удивительным результатам. Было обнаружено и изучено 476 художественных работ детей и внуков Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского. Такого результата никто не ожидал, более того, работу по сбору информации пришлось приостановить, для того чтобы опубликовать каталог25 в отведённые грантом сроки. Художественные произведения членов семьи продолжают находиться и по сей день в разных концах света, как в частных коллекциях, так и в музеях.

При работе над атрибуцией рисунков одного из сыновей Петра Петровича – Вениамина, который будучи географом, аккуратно подписывал все свои работы, указывая места на них изображенные, исследователи столкнулись с необычным наименованием – «Свояси». Это наименование было обнаружено на пяти рисунках, выполненных пастелью. Всего же в каталог вошло 192 произведения авторства Вениамина Петровича – в большинстве своём пейзажи, выполненные карандашом, акварелью и пастелью, начинающихся с юношеского альбома и охватывающих практически всю жизнь учёного вплоть до 1939 г. Удивительное внимание к деталям и любовь к природе делают зрителя соучастником сюжетов его произведений. Сам Вениамин Петрович пишет, что его очень увлекало изображение неба – наиболее захватывающей части пейзажа. Попытка поиска в сети интернет объяснения тому, что же такое «Свояси» и где это место может находиться, не дала успеха. Внимательно изучая воспоминания Вениамина Петровича, выяснилось, что летом 1918 г. он вместе с семьей снимал дом в дачной группе «Свояси» на озере Щир рядом со станцией Струги (тогда Белые, а в последствие Красные).

Вениамин Петрович в своих воспоминаниях пишет:

«В июне Верина сестра Ольга Владимировна Покровская, жившая на Басковом переулке в квартире отсутствовавших Гречиных, вторично вышла замуж, на этот раз за Артура Ивановича Поллиц, прекрасного человека, имевшего весьма симпатичную мать Эмилию Романовну. Свадьба их происходила в Преображенском соборе на Литейном проспекте, и вся наша семья, так же как и чета молодых Ламанских, у которых в этом году родились близнецы Марина и Лев, на ней присутствовали. В то же время мы наняли заглазно дачу на лето у знакомой Владимира Владимировича Ламанского и Ольги Владимировны – Софии Иосифовны Токаржевич в принадлежавшей ей дачной группе «Свояси» у озера Щир, в семи километрах от станции Струги (тогда Белые, а впоследствии Красные) Варшавской железной дороги, в южной части Лужского уезда, в 200 километрах от Петрограда. Эта местность была мне заглазно известна, так как за несколько лет перед тем я вёл переговоры с арендатором типографии Министерства финансов В. Ф. Киршбаумом о найме у него дачи на Щиру, но наём не состоялся. <…>

В это время в Петрограде была холера, и перед самым нашим отъездом ею заболела наша прислуга Мина, с чисто эстонским упорством пившая сырую воду. Заболела она утром, возвращаясь с провизией с Андреевского рынка, причём её вырвало на нашей черной лестнице, а её рвоту тотчас же проглотила пробегавшая мимо великолепная ньюфаундлендская собака, принадлежавшая доктору, жившему в четвёртом этаже нашего дома. Доктор, узнав об этом, пристрелил собаку. Мы решили, не откладывая ехать на дачу, а Мину, позвав к ней предварительно врача для первой помощи, отправили с дворником (бывшим военным санитаром) на извозчике в больницу. Дворнику мы оставили наш дачный адрес и просили передать Мине на случай, если она вернется из больницы по выздоровлении, деньги на переезд к нам на дачу и на питание. Всю купленную Миной для нас провизию мы оставили в распоряжении дворника, как бывшего санитара, который должен знать, как с ней распорядиться. Затем мы уехали всей семьей на дачу и думали, что Мина не выживет, так как состояние её здоровья было очень тяжелое, что признавал и дворник, «видавший виды» на войне по части холеры и других заболеваний. Но судьба решила иначе.

На даче я, не помню почему, спал один в гостиной, выходившей балконом в сад. Как-то на рассвете я проснулся от стука в стеклянную дверь. Смотрю – какой-то худой и бледный «призрак» стучится, и узнал Мину. Я тотчас разбудил Веру, спавшую в соседней комнате, поднялась и Ида Карловна, и мы устроили Мину в предназначенном для неё помещении. Оказалось, что она выздоровела-таки от холеры и приехала на дачу, причём из экономии, ночью прошла семь километров от станции Струги до нас босиком, неся свои ботинки в руке. Конечно, она была очень слаба, и мы с Верой чуть не целый месяц насильно не позволяли ей работать, несмотря на все её попытки. Н. Н. Бобина попросила разрешения у Веры прислать к нам на Щир Еню Бобина для поправки после серьёзной болезни, которую он перенёс. Еня приехал и жил у нас некоторое время, а потом уехал. Так что получилось нечто вроде санатории. <…>

Наше экономическое положение было трудное. Перед отъездом я получил кое-что за проданные через Яремича картины. Но этого было мало. Брат Андрей рассказал о нас старой знакомой моих родителей, доброй женщине, вдове раввина, старой еврейке Розалии Ивановне Кауфман. Она любезно предложила мне некоторую сумму денег взаймы, причём эта сумма была ещё в виде царских кредиток, на которые можно было кое-что достать из провизии на Щире, так как местное население не признавало «керенок». Вообще же оно продавало за деньги продукты питания крайне неохотно, предпочитая меновой торг на полезные вещи, которых у нас с собою не было. Вера с Володей и Романом ходили по соседним деревням и с трудом вымаливали у крестьян под окнами провизию за царские деньги. Особенно трудно было вымаливать у одной женщины, о которой я сейчас скажу. В дополнение к этому откуда-то издалека иногда приезжали спекулянты, продававшие за деньги, главным образом, тоже царские, продукты питания. Они говорили, что ездят к немцам в район занятых ими станций Новоселье и Торошино перед Псковом, на Чудское озеро к эстам и в другие места. Недоступная пожилая женщина с дочерью оказались, в конце концов, спекулянтками. Они как-то к нам приехали, и, услышав случайно произнесенную Верой фамилию Ламанская, старуха объявила, что она её родственница, так как её сестра будто бы была вдовой покойного дяди Веры – Константина Ивановича Ламанского, что эта сестра ещё жива, но она не может её разыскать. Затем раза два-три спекулянтка являлась к нам с провизией и на петроградскую квартиру. Проверить достоверность её заявления было нельзя за смертью всего старшего поколения Ламанских. <…>

Озеро Щир, близ которого расположены были «Свояси», представляет собой настоящую глубокую тарелку с мелководными краями, заросшими большею частью камышами. У кромок этих камышей водилась в изобилии рыба, больше всего крупные окуни до трёх фунтов веса и щуки. Мы с Володей и Романом ежедневно ездили за ними на лодке и так удачно ловили их на блёсны и искусственные рыбки, что без добычи никогда не возвращались. В результате такого лова мы всё лето питались исключительно продуктами своего лова, и приобретать где-либо рыбу нам ни разу не пришлось. Вокруг озера Щира было разбросано немало дач. Самыми ближайшими к нам были дачи типографщика Киршбаума (которого я знал, так как у него в аренде была типография Министерства финансов, в которой печаталась «Торговля и промышленность Европейской России по районам» и другие статистические работы, к которым я имел отношение). Дальше были расположены дачи художников (между прочим, Александра Владимировича Маковского, с которым я имел дело двумя годами позже) и артистов, главным образом балета и отчасти оперы. Владельцы их привыкли к «красивой» обеспеченной буржуазной жизни, а потому теперь эти дачи пустовали. Во «Своясях» на других двух-трёх дачах жили дачники, между прочим, родственники знакомой нам издавна семьи Макшеевых. Я довольно много рисовал пастелью. Было много грибов, росших близ самых дач. Рано утром из соседней с нами дачи выходила старушка-дачница и набирала близ самой нашей дачи немало грибов. Через час по тому же месту проходила её прислуга и тоже собирала тут много грибов. Наконец ещё через час по тому же месту толокся и я и тоже приносил целую корзинку молоденьких белых грибов. Кроме того, я подметил с другой стороны от нашей дачи у самой дороги под ветвями густых кустов и деревьев грибное место с белыми грибами и открыл свой секрет только Володе и Роману, где мы и набирали тоже белые грибы. Не очень далеко был старый осиновый лес, где я собирал в изобилии крупные красные грибы. Однажды у старого пня я заметил сидевшую там крупную гадюку. Я стал молча пристально смотреть на неё, она – на меня, причём на всякий случай у меня была палка в руках. Так продолжалась немая сцена несколько минут, пока гадюка, не выдержав моего взгляда, не торопясь уползла в сторону, а я вспомнил заклинателей змей. <…>

Во время нашего пребывания на Щиру до нас дошли с запозданием известия об убийстве в Москве германского посла Мирбаха, о расстреле Николая II с семьей в Екатеринбурге на Урале ввиду приближения чехословаков, об убийствах Володарского и Урицкого, о покушении на Ленина, об Ярославском мятеже. В сентябре мы вернулись в Петроград. Начинался голод…»26


Семья Семёновых-Тян-Шанских ещё раз вернулась на озеро Щир спустя 10 лет – в 1928 г. там провёл лето племянник Вениамина Петровича – Михаил Дмитриевич Семёнов-Тян-Шанский с семьей. Как и Вениамин Петрович, он работал в это время в Географическом музее. Фото молодых Семёновых (вместе с членами дружеских и родственных семей Петрашеней и Гамалеев) сделано на оз. Щир в июле 1928 г.






Вениамин Петрович – сын знаменитого учёного, путешественника, общественного и государственного деятеля Петра Петровича Семёнова (1827—1914), который в 1906 г. получил право со всем нисходящим потомством добавить к своей фамилии почётную приставку Тян-Шанский, так как впервые в ходе своей смелой экспедиции 1856—1857 гг. подробно исследовал и описал горы Тянь-Шань в центральной Азии.

Вениамин Петрович в 1893 г. окончил естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета по кафедре геологии и палеонтологии, после чего приступил к работам в геологическом кабинете Университета, трудясь над палеонтологическими коллекциями, собранными им самим вместе с его другом и коллегой Г. Г. Петцем, а также над коллекцией юрских и меловых ископаемых животных Н.И.Андрусова, которые и по сей день можно увидеть в геологическом музее Государственного Университета. Находясь под впечатлением лекций Д. И. Менделеева по химии, написал рецензию на его книгу «К познанию России». Вскоре В. П. Семёнов занялся геологическими исследованиями на северо-западе России, на Алтае, в Казахстане и др.

С 1891 г., будучи канцелярским служащим Главной переписной комиссии, Вениамин Петрович фактически стал личным секретарём своего отца. В 1897 г. вместе с отцом и братьями Вениамин Петрович принимал деятельное участие в Первой всеобщей переписи населения России, лично переписывая самый сложный и большой, и людный участок на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, от Среднего до Малого проспекта, остров Голодай и Смоленское кладбище.

C 1899 г. Вениамин Петрович, под общим руководством своего отца и тестя профессора В. И. Ламанского, принялся за составление и редакцию многотомного издания «Россия. Полное географическое описание нашего отечества. Настольная и дорожная карта для русских людей». Из изначально запланированных 22-х томов до 1914 г. вышли в свет 11. К слову, окрестности озера Щир, упомянуты в третьем томе издания, названном «Озёрная область» следующим образом:

«Следующая станция железнодорожного пути Белая – на 198-й версте. Важнейшее отправление станции – дрова (в 1897 г. 240 т.п.). От станции идёт почтовая дорога на Гдов.

В 6 верстах на север от станции в нынешнем погосте Щир находился Черноозерский или Щирский монастырь. В описи 1581 года значится: «На погосте на Щиру, монастырь на озере Черном, на острову, от литовских людей сженъ и воеванъ. В на пожарище осталось: церковь древена Николы Чудотворца, стоитъ безъ пенья; да место, что была другая церковь Живоначальныя Троицы. А кельи пожгли литовские люди, а игумена и братью побили и в полонъ поимали». По описи 1628 года, монастырь был выжжен ещё раз шведами, затем восстановлен, а в 1764 году упразднён. В 14 верстах от станции расположено имение Городок Н. В. Срезневской, площадью почти 2300 десятин, в хозяйстве выращиваются рабочие лошади, и производится в обширных размерах разработка торфа на подстилку скоту (торф продаётся)»27.

В 1900 г. Вениамин Петрович, к сожалению своих учителей А. П. Карпинского, А. А. Иностранцева и Н. И. Андрусова, возлагавших на него большие надежды, по семейным обстоятельствам завершил свои труды в геологическом кабинете Университета и приступил к работе в отделении статистики Министерства финансов.

В 1908—1909 гг. Вениамин Петрович, вдохновлённый трудами и личным знакомством с А. И. Воейковым, принялся за написание монографии «Город и деревня в Европейской России» – одной из географических книг, которую можно назвать классическими, лежащими в основе русской географии населения. Работа над ней длилась около полутора лет. Книга вышла тиражом 1000 экземпляров в августе 1910 г.

Следующая вышедшая в свет работа Вениамина Петровича «Торговля и промышленность Европейской России по районам (1900—1911) после блестящего доклада в Географическом обществе была отправлена на международную выставку в Турин, где была удостоена «Гран-при». Общая часть этой работы была переведена на французский язык и представлена Вениамином Петровичем в качестве доклада на 10-м Международном географическом конгрессе в Риме, который состоялся в 1913 г., что принесло Вениамину Петровичу мировую известность в научных кругах.

С 1919 г. Вениамин Петрович переключился на преподавательскую деятельность в университетах Петрограда, а также получил возможность заняться созданием «Центрального географического музея», который стал его «любимым детищем».

Создание музея требовало в послереволюционное время незаурядных организаторских способностей и большого энтузиазма. Помимо своей деятельности в роли директора музея, Вениамин Петрович активно принялся за пополнение его экспонатов, в том числе сам начал писать пейзажи (по старым этюдам) и чертить карты. Официальное открытие музея состоялось 10 июня 1923 г. во время Петроградской губернской музейной конференции. В 1924 г. в журнале «Музей» вышла статья Вениамина Петровича о музее и его задачах. В музее побывали сотни учёных из Германии, Англии, Франции, США, Италии, Австрии, Польши, Финляндии, Японии, Турции и других стран. Американский профессор Гибберт записал: «Побывать в этом музее – значит получить географическое образование». За время своего существования музей трижды менял своё местоположение и в самом начале 1929 г. переехал в последний раз – в бывший особняк графа Бобринского на Красной (Галерной) улице. В 1936 г. бюджет музея достиг более полумиллиона рублей, фонды – 16 тысяч единиц хранения (по количеству экспонатов, в эти годы музей занимал третье место в Ленинграде после Эрмитажа и Русского музея), коллектив – 50 сотрудников. В это время помимо воли директора в музей был назначен новый научный секретарь, деятельность которого сначала привела к тому, что музей покинули наиболее знающие и опытные работники. Затем последовал запрет Ленинградским общегородским музейным советом на открытие длительно и тщательно готовившейся под руководством Вениамина Петровича экспозиции Кавказа в музее. Вместо разрешения на открытие экспозиции, Вениамин Петрович получил в Москве ультиматум о полной реэкспозиции музея в двухмесячный срок и был вынужден подать в отставку, а его место занял тот самый научный секретарь, «усилиями» которого к июню 1937 г. музей пришёл в упадок, и он был снят «за развал работы музея», но восстановить музей уже не было возможности. Музей был закрыт, коллекции его частично перешли к различным учреждениям, частично были утрачены.

С 1918 г. В. П. Семёнов-Тян-Шанский занимался подготовкой издания уникальных карт, показывающих плотность населения России, в которых использовался дазиметрический способ картографирования28. При работе над впервые подготовленной в 1918 г. «Дазиметрической картой южных частей Обонежья и Приладожья» был выявлен новый колонизационный фонд площадью 200 тысяч десятин. Принципиально новый метод показа плотности населения был по достоинству оценён на практике. Директор НИИ «Поверхность и недра» инженер-экономист П. А. Пальчинский изыскал средства и предложил Вениамину Петровичу взяться за составление дазиметрической карты территории европейской части СССР и Кавказа на 127 листах (масштаб 1:420000) с текстом, содержащим анализ каждой карты. В течение 1923—1927 гг. 46 многокрасочных листов этой карты были напечатаны под редакцией Вениамина Петровича, а остальные подготовлены к печати. Издание получило мировую известность. Но, к сожалению, выпуск всех карт до конца осуществлён так и не был (в 1928 г. П. А. Пальчинский был арестован и расстрелян, а институт закрыт).

Ещё одним уникальным и масштабным трудом Вениамина Петровича, который нельзя не упомянуть, является многотомная рукопись «Основы страноведения», подготовкой которой он занимался долгие годы, и которые должны были увенчать его 35-летний опыт занятия географической наукой. В 1928 г. в свет вышла первая часть объёмного труда – монография «Район и страна», изданная тиражом 2000 экземпляров, и вошла в число классических географических работ. В своей рецензии на «Район и страну» Н. Н. Баранский писал: «Содержание книги значительно шире, чем это можно было бы заключить из заглавия. Это – энциклопедия географии, обнимающая собой все её отделы – от математической географии до экономической и политической… По широте географической концепции и богатству мыслей книга едва ли имеет себе что-либо равное в нашей географической литературе; её с интересом и пользой прочтёт не только каждый географ, но и вообще каждый образованный человек, который захочет ознакомиться с сущностью географии, как науки. Следует пожелать скорейшего выхода дальнейших томов работы, согласно авторскому предисловию, уже готовых к печати». Этому пожеланию основоположника советской экономико-географической школы, к сожалению, не суждено было сбыться.

С начала 1930-х гг. географические исследования, учитывающие плотность населения, которые могли вскрыть демографические последствия коллективизации, оказались под запретом. Формальным предлогом к началу репрессий против учёного была его приверженность антропогеографии, которая в вульгарной трактовке официальных кругов того времени сводилась исключительно к геополитике и соответствующим работам немецких авторов и была запрещена как научное направление в СССР. Несмотря на то, что последняя работа по геополитике была написана В. П. Семёновым-Тян-Шанским в 1915 г., а исследование политических вопросов в лекционных курсах профессора носило сугубо теоретический характер, его имя оказалось включено в список «прорабатываемых» ОГПУ учёных.

В 1932 г. В. П. Семёнов-Тян-Шанский был вынужден оставить преподавательскую деятельность и сосредоточил усилия на развитии Географического музея и активной работе в Русском географическом обществе, направленной на сохранение академических традиций географии. Упомянутый выше уход, или точнее изгнание Вениамина Петровича из «любимого детища» – Центрального Географического Музея в 1937 г. стал первым «ударом судьбы» как пишет он сам в воспоминаниях. Дополнительным материальным последствием стала двухлетняя вынужденная безработица ученого.

К началу 1939 г. преследования ученого поутихли, и он снова смог вернуться к активной деятельности на научном поприще, а 26 апреля 1940 г. в связи с 70-летием и за исключительные заслуги перед географической наукой и Географическим обществом Вениамин Петрович был единогласно избран почётным членом Географического общества.

Вторым «ударом судьбы» стала смерть 2 мая 1940 г. горячо любимой жены – Веры Владимировны Ламанской. Третий удар, от которого Вениамин Петрович уже не смог оправиться – 22 июня 1941 г. – нападение на СССР вчерашнего союзника, и последовавшая за ним блокада Ленинграда.

Вениамин Петрович Семёнов-Тян-Шанский умер в блокадном Ленинграде от дистрофии 10 февраля 1942 г. Его сын Владимир похоронил отца на Богословском кладбище в гробу, сколоченном из письменного стола.

В январе 1942 г. там же в блокадном Ленинграде умер племянник Вениамина Петровича – Михаил Дмитриевич Семёнов-Тян-Шанский. Месяцем ранее, в декабре 1941 г. он защитил в Ленинградском университете докторскую диссертацию по географии.

В 2025 г. исполняется 155 лет со дня рождения Вениамина Петровича Семёнова-Тян-Шанского. Научное наследие учёного – национальное российское достояние и гордость. К юбилею подготовлена рукопись двухтомного собрания сочинений учёного «Опыт высшей географии. Избранные труды по антропогеографии и теоретической географии», составителем которой и автором научного аппарата является многолетний историограф жизни и творчества Вениамина Петровича профессор Павел Маркович Полян.

Бóльшую часть текстов, собранных в готовящемся издании, составляют работы, не опубликованные при жизни автора. Впрочем, и напечатанные при жизни труды Вениамина Петровича малодоступны: ознакомиться с ними можно лишь в крупных или специализированных библиотеках. Рукопись готовилась при поддержке Российского географического общества (РГО), а также Института географии РАН (ИГРАН) и Фонда сохранения наследия П. П. Семёнова-Тян-Шанского и его потомков и, мы надеемся, что в юбилейном году она будет издана.

В сочетании с подготовленным и изданным Михаилом Арсеньевичем Семёновым-Тян-Шанским и Павлом Марковичем Поляном двухтомником воспоминаний Вениамина Петровича «То, что прошло», готовящийся труд даст полное представление о личной и профессиональной сферах жизненного пути учёного.

Мы выражаем благодарность владельцам художественных произведений Вениамина Петровича Семёнова-Тян-Шанского за предоставленные изображения. При подготовке биографической части использованы материалы из статьи П. М. Поляна «Последний могикан гумбольдтовской географии и его записки» входящей в двухтомник воспоминаний Вениамина Петровича Семёнова-Тян-Шанского «То, что прошло».

Щукина О. Г.

Судьба семьи Сергия Павского – священника Успенской церкви

Ранее мною изучено «Старое» кладбище посёлка Струги Красные (в дореволюционных документах – Бельское православное кладбище) как памятник истории и культуры. Были выявлены многие неизвестные факты об этом месте, например, что здесь были захоронены умершие в санитарных поездах воины Первой мировой войны, а также люди, внёсшие значительный вклад с развитие нашего посёлка, такие как Дмитрий Павлович Павлов и владелец имения Холохино Василий Григорьевич Гнедич, в то же время о многих людях, захороненных здесь, в краеведческой литературе информация практически отсутствует29.

Меня заинтересовали два захоронения: Марии Сергеевны Паль-Павской (скончалась 2 февраля 1937 в возрасте 41 года) и Серёжи Паль-Павского (скончался 15 ноября 1931 в возрасте 4,5 года). Меня привлекла в первую очередь необычная фамилия, очевидно было предположить, что Мария Сергеевна принадлежала семье священников Павских, в краеведческой литературе я обнаружила только одно упоминание, что супруги Паль-Павские играли на фортепиано во время показа немых киносеансов30.

На страницу:
2 из 4