Полная версия
Кот в квадрате. Истории о котах и человеках
Кот в квадрате
Истории о котах и человеках
Авторы: Вершинина Лия, Мраморнова Юлия, Шлидерман Дарья, Осиненко Лена, Эвоян Мила, Эвоян Эдгар, Эвоян Роберт, Грачёва Анастасия, Ефимова-Соколова Ольга, Беляева Виктория, Быстрова Александра, Сабирзянова Юлия
Редактор Александра Быстрова
Редактор Виктория Беляева
Редактор Оксана Ююкина
Редактор Мила Эвоян
Корректор Татьяна Зубрилина
Иллюстратор Анастасия Грачёва
Дизайнер обложки Анна Нематова
© Лия Вершинина, 2025
© Юлия Мраморнова, 2025
© Дарья Шлидерман, 2025
© Лена Осиненко, 2025
© Мила Эвоян, 2025
© Эдгар Эвоян, 2025
© Роберт Эвоян, 2025
© Анастасия Грачёва, 2025
© Ольга Ефимова-Соколова, 2025
© Виктория Беляева, 2025
© Александра Быстрова, 2025
© Юлия Сабирзянова, 2025
© Анастасия Грачёва, иллюстрации, 2025
© Анна Нематова, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0067-2593-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Лия Вершинина
КИТ, КОТ ТОМ
И ЗАБРОШЕННЫЙ ДОМ
Утреннее солнце ярко светило в безоблачном небе. День обещал быть жарким.
Кит спрыгнул с последней ступеньки крыльца и зашагал по плиткам садовой дорожки. В огороде бабушка выпалывала сорняки.
– Бабушка…
– Некогда мне, Кит, – сказала она, чуть повернув голову. – Ты посмотри, как клубника заросла. После таких-то дождей!
Кит побежал к сараю, откуда слышался лязг, и остановился у входа. Дедушка, склонившись над верстаком, колдовал над блестящими железками.
– Деда…
– Китуль, поиграй сам, у меня, посмотри, какое дело. Крыша у бани прохудилась, надо чинить. Вот, сейчас заплатку вырежу, и мы её это… Будешь мне гвозди подавать?
Но Киту не хотелось подавать гвозди. Скучно. И жарко на крыше.
– Ки-и-ит! Ки-и-тя! – закричали с крыльца.
«Сос! Маскировка!» – мелькнуло в голове, и Кит нырнул под куст сирени. Но было уже поздно.
– Насла, насла! – Пухлые ручки схватили и потянули из убежища. Радостная Ксюхина рожица была испачкана творожком. – Давай в плятки!
– Поиграй с сестрёнкой, Никитка. – Бабушка поднялась над грядкой.
– Не хочу я в прятки! Хочу в цирк! Вам некогда. А она только всё портит, – выпалил Кит, вырвался из цепких ручек сестры, побежал к калитке и с грохотом захлопнул её за собой. С разбега врезался в черёмуховые заросли напротив и затаился среди чёрных стволов.
С участка слышался плач Ксюшки и бабушкин голос. Приближающихся шагов или скрипа калитки не было. Кит выдохнул и уселся на сухую землю, покрытую редкими травинками.
«Некогда им… – думал он. – А мне тоже некогда! Вот на обед позовут – пусть хоть сколько зовут. Я не пойду. И всё!»
Никита искренне не понимал, почему взрослым всегда некогда. Вот папа постоянно на работе, а придёт с работы – говорит, что устал и играть не хочет. А мама хоть и дома, но всё время за компьютером, и мешать ей нельзя: она работает. И в детском саду сейчас скучно – лучших друзей забрали «на каникулы». Вот и Никиту отправили к бабушке и дедушке на дачу «иммунитет поднимать». А где он тут, этот иммунитет, и откуда его поднимать?
У Никиты были дела поважнее, чем игры с иммунитетом. У него была игра лучше – в цирк. Ещё зимой ходил с мамой и папой на представление, видел клоунов, фокусника, гимнастов и самое интересное – дрессированных зверей. С тех пор Кит мечтал устроить свой цирк. Но с машинками, Ксюхиными зайцами и мишками получалось плохо – они ведь не настоящие цирковые артисты, а просто игрушки. А Киту хотелось иметь артистов живых, как в настоящем цирке. Воображал, как устроит замечательное представление! И для этих целей у него уже имелись клоп-вонючка, ночная бабочка и три муравья. Была даже арена – трёхлитровая банка, выпрошенная у бабушки под честное-пречестное «не разобью».
Но представление не ладилось. Дело в том, что артисты совершенно не желали поддаваться дрессировке. Клоп, к примеру, не взлетал по команде, даже если его подталкивать палочкой. Зато он распространял не очень приятный запах. Но этим особо никого не удивишь. Муравьи не выстраивались в шеренгу и не носили соломинку, как рассказывали в книжке про насекомых, а просто бестолково метались по банке, как будто что-то искали и никак не могли найти. Бабочка же была вообще безнадёжна. Она грустно висела на стенке банки, сложив блёкло-серые крылышки, и была похожа скорее на комок грязи, чем на циркового артиста.
У бабушки с дедушкой всегда находились дела поважнее, чем помощь юному дрессировщику. Разочарования добавляла и Ксюшка, которая всё время норовила выпустить «животных», как она их называла, на волю. Кит уже несколько раз ловил сестру с банкой в руках на пути к двери. Однажды почти успела вытряхнуть содержимое. Кит догнал сестру на полянке у крыльца и бросился, как коршун на добычу.
Драка была нешуточная, разнимать прибежала бабушка. И что? Ещё и отругала его, Кита! А дедушка сказал:
– Выпусти ты их, Китуль. Поймал, понаблюдал, и хватит. Сдохнут они у тебя. Тебе не жалко? Живые существа всё-таки.
Но Кит был непреклонен:
– Ничего вы не понимаете, – произнёс он с обидой. – У меня будет самый лучший цирк!
И Никита решил доказать всем, что представление у него получится.
Сидя в зарослях черёмухи, Кит размышлял, какие ещё цирковые номера можно придумать. Тут со стороны забора послышался шорох. Из зарослей полыни выбрался большой тёмно-коричневый кот. Кит насторожился: это был соседский Том, главный кандидат в цирковые артисты. Но поймать его никак не удавалось. Кот был хоть и упитанный, но на редкость шустрый. Однако Никита был настроен решительно.
«Ну, сейчас-то я тебя поймаю!» – подумал он и, стараясь не шуметь, пополз, внимательно наблюдая за Томом сквозь просветы между ветвями.
Котяра вильнул на соседнюю улочку. Кит подбежал к забору и выглянул из-за угла.
– Вот досада, – пробормотал. Том нырнул под дощатую калитку соседнего дома и скрылся из виду.
Кит знал этот дом. Старая заброшка. Уже давным-давно здесь не было хозяев. Забор покосился, двор зарос крапивой, местами разбились мутные оконные стёкла. Как безмолвные стражи, стояли корявые яблони.
Местная ребятня боялась старого дома. Лёнька с соседнего участка рассказывал, что там живёт злой зомби – дед Пихто. По ночам этот дед выходит из своего логова и рыщет по дачным улочкам в поисках еды. Ловит мышей, кошек, непослушных детей и тащит в свой дом. А что он там с ними делает, это уже…
У Кита по спине ползли мурашки, когда он представлял ужасы, которые могут происходить с пленниками деда Пихто. Он верил Лёньке – ведь кошки в дачном посёлке действительно пропадали. А один раз у кого-то даже исчезла собачка.
Но тут Никита вспомнил о деле. Цирк. Может, и враньё всё это. Мама говорила, что зомби не бывает. И Кит решительно двинулся к старому дому.
У калитки заглянул в щель. Полузаросшая тропинка вилась между кустами и травами. Тёмным пятном зияла распахнутая дверь веранды. Никита пригляделся: на крыльце, спиной к нему, сидел Том и что-то ел из большой жестяной миски.
«Ага! – подумал юный охотник. – Ну, теперь-то ты попался». Рядом в заборе была наполовину выломана доска. Никита скользнул в дыру и, стараясь не шуршать, пополз вперёд. Подкравшись, протянул руки и уже хотел схватить кота за пушистый хвост, как вдруг в доме послышались шаги. В глубине веранды распахнулась дверь и в проёме возникла чёрная фигура.
– А-а-а! – заорал Никита в ужасе. – Дед Пихто!
Он кубарем скатился с крыльца, врезался в крапиву, подскочил и пулей вылетел из калитки злополучного участка.
Весь день Кит маялся, слоняясь на жаре без дела. Почёсывал зудящие, обожжённые крапивой, места. Оправившись от испуга, он начал сомневаться в том, что действительно видел кого-то в заброшенном доме. «Не померещилось ли мне? – думал. – Говорила же бабушка, надо кепку носить».
Никита понимал, что и рассказать такое стыдно – поверят ли? Он даже осмелился снова пойти к заброшенному дому. Было всё как всегда. Светило солнце, ярко голубело небо, трещали кузнечики в сухой траве. Пролетела пёстрая бабочка и села на розовую головку клевера.
– Привет, Никита, – поздоровалась Лёнькина мама, проходя мимо.
Обдав громкой музыкой, проехала машина.
«Ну какие зомби? – убеждал себя Кит. – Они же только в мультиках бывают. Ещё чуть, и схватил бы кота!» Желание поймать Тома росло и крепло. Тем более победа была так близка!
К вечеру Никита совсем осмелел. Живёт в заброшенном доме зомби или нет – можно же всё сделать так тихо, что и муха не заметит, не то что какой-то дед Пихто. Нужно только подкараулить Тома и не дать ему улизнуть. И Кит уже придумал, как уменьшить шансы кота на побег. В бабушкиной кладовке нашёл замечательную вещь – авоську из ниток. Бабушка рассказывала, что в древние времена с такими ходили в магазин за продуктами, а пакеты были редкостью. Киту не особо верилось, что когда-то не было самых обычных пакетов, которых в любом магазине полным полно. Но для поимки кота авоська вполне подходила. Вот бы только случай представился.
И случай не заставил себя ждать. Никита как раз вышел на улицу посмотреть, не пробежит ли Том, и заметил кота, идущего вдоль забора. Кит метнулся следом, нащупывая в кармане шорт заботливо припрятанную авоську. Ну конечно, кот шмыгнул под знакомую калитку. Что его привлекает?
«Я тихий, как привидение», – думал Никита, пролезая через дыру в заборе и пробираясь в зарослях. Том же тем временем прыгнул на крыльцо и, склонившись над миской, принялся что-то с аппетитом есть. Кит присмотрелся: рыба! Так вот чем пахнет – свежей речной рыбой. Такую дедушка ловил в местной речушке. Кот выхватывал острыми зубками рыбу и жевал, похрустывая, подрагивая от удовольствия.
А тем временем к нему медленно подкрадывался охотник, вытягивая руки с коварной ловушкой наготове. Миг, и авоська оказалась на голове Тома. Кот рванулся вперёд и влетел прямиком в сетчатый мешок. Никита тут же рванул сетку с добычей вверх, крепко сжав руками единственный выход.
– Ура! – издал Кит победный клич.
– Мр-я-а-а! – завопил пойманный Том.
– Кр-я-а-а! – завизжали ржавые дверные петли.
Дверь дома распахнулась, и, прежде чем Никита что-либо сообразил, на него надвинулась чёрная лохматая фигура. Кит онемел от страха. Руки выпустили авоську, Том кувыркнулся и, скребанув когтями, метнулся прочь. А лохматый хрипло пробасил:
– Ты зачем кота в авоську запихал? Вот я тебя сейчас тоже в авоську посажу, есть тут у меня одна, железная. – Перед носом закачался большой рыбацкий садок. – А ну-ка, полезай, хорошо ли тебе там будет?
Никита с ужасом представил, каково ему будет томиться в тесной железной клетке, где ни встать, ни лечь, невыносимо хочется есть и пить, но негде взять еды и воды, и нет рядом мамы и папы. Он хотел убежать, но ноги не слушались, и Кит взмолился:
– Дедушка Пихто, отпусти меня, пожалуйста, я больше так не буду!
– Пихто? – прохрипел бас обескураженно. – Ты не узнал меня, Никитка? Это же я, дядя Вася. – И страшная фигура шагнула из темноты веранды.
В наступающих сумерках, в камуфляжной куртке и высоких сапогах, перед Никитой стоял сосед, Василий Ильич, заядлый рыбак и грибник. У Кита от пережитого страха подкосились коленки, и он со вздохом облегчения опустился на крыльцо.
– Ну, рассказывай, гроза котов, – сказал Василий Ильич, опускаясь рядом, – зачем ты животное мучаешь?
– Цирк хочу устроить, – робко ответил Кит.
И рассказал про банку, про бабочку и клопа, и про представление, и про дрессировку. Но когда рассказывал, ему почему-то уже не было интересно и весело, как раньше. Никита неожиданно для себя почувствовал стыд. И жалость к насекомым, которые из своего привычного зелёного дома попали в душную банку и томятся там, как томились бы пленники ужасного деда Пихто, существуй он на самом деле.
– Это, конечно, плохой поступок, – сказал дядя Вася со вздохом. – Животных и насекомых надо защищать, они братья наши меньшие. Все нужны природе: и зверь, и птичка, и каждый паучок, каждая букашка. Каким будет наш мир без них? Ты задумайся. И уж если берёшь себе питомца, то заботься, а не мучай. Но ты правильно сделал, что отпустил кота. Он же у нас отец семейства. Пойдём, покажу.
Дядя Вася встал и пошёл в дом, махнув рукой, позвал Никиту за собой. В пахнущей пылью комнате, залитой серым светом вечера, он остановился и указал куда-то в угол. Там, среди стопок газет, что-то шевелилось и пищало. Кит подошёл и пригляделся: на старой куртке лежала пушистая рыжая кошка, а возле неё возились, попискивая, три котёнка.
– Это моя Муська, – сказал дядя Вася. – Подружка нашего Тома. Да нет бы у меня на участке, так она сюда залезла и окотилась! Хожу вот, подкармливаю. Одна теперь забота – куда этих малышей пристроить.
У Никиты родилась неожиданная мысль и затаилась желанием.
– Ки-и-ит! – послышалось в отдалении.
– Ну, беги домой, а то тебя уже потеряли, – забеспокоился дядя Вася.
И Никита вприпрыжку побежал домой.
У дома стояла знакомая машина.
– Мама! – Кит с разбегу врезался в мамины колени, обхватил руками, прижался щекой.
– Привет, сынок, – сказала мама, гладя его по голове.
– Соскучился? – спросил с улыбкой папа, стоя у крыльца с Ксюшкой на руках.
– У меня срочное дело, – протараторил Никита и побежал в дом. Вернулся с банкой, открыл и потряс над газоном. Оттуда выпали клоп, бабочка и три муравья. Несостоявшиеся цирковые артисты поспешно расползались в разные стороны.
– Мам, пап! – выпалил Кит. – Там Муська дядь-Васина, котята… Давайте возьмём одного?
– Котята, котята! – завопила Ксюшка и умильно сложила ручки. – Мамочка, папочка, ну позяюста!
Мама с папой переглянулись.
– Только, пожалуйста, мальчика, – обречённо сказала мама. И добавила, ни к кому не обращаясь:
– Ухаживать за ним будешь ты.
Папа послушно кивнул.
Котёнка, как подрос, увезли в городскую квартиру. Папа покупал ему еду, мама мыла лоток. А Кит и Ксюха сыпали корм, играли с котом и были счастливы. И часто ходили в цирк все вместе – смотрели представление.
Юлия Мраморнова
СЛЕД В ИСКУССТВЕ
Когда мне было шесть, я решил, что непременно стану художником. Ведь как на такое не решиться, если все вокруг восхищённо вздыхали при виде моих картин:
– Как красиво! – улыбалась мама.
– У мальчика определённо талант! Отдайте его в художественную школу, – повторяла бабушка.
В школу я не хотел. От старших ребят во дворе слышал, что там скучно: нельзя играть и постоянно нужно делать уроки. Поэтому для бабушки я стал рисовать картины похуже. Брал чёрную гуашь и просто закрашивал лист. Потом протягивал его бабушке, и на вопрос «Что это?» отвечал:
– Это я ложусь спать.
– А почему так темно?
– Потому что я закрыл глаза и выключили свет в комнате. Ты подожди, бабуль. Скоро придёт сон, и картина станет цветной.
Но на удивление бабушке картина нравилась. Она ещё больше охала, обнимала меня и целовала в макушку:
– Какое тонкое душевное восприятие!
Интересно, что она имела в виду?
Иногда мы ходили в музей с папой и мамой. Я любил бродить по длинным коридорам и смотреть на красивые разноцветные картины, которые висели от пола до самого потолка. Некоторые были такими огромными, что приходилось задирать голову. От этого болела шея. Я рассматривал их, пока мама рассказывала, что сюжеты картин бывают разными и каждый имеет своё название.
Больше всего мне нравились морские пейзажи. Сразу вспоминался наш отпуск на море. «Вот бы снова туда поехать!» – думал я, глядя на огромную голубую волну и вспоминая, как купался в тёплом море и строил песчаные крепости. И не любил натюрморты. Потому что живот начинал голодно урчать, когда я смотрел на эти фрукты и бутерброды на белых скатертях картин. Поэтому я сразу звал родителей в кафе за румяной булочкой или менее живописным куском хлеба с колбасой, чем тот, что я только что видел на картине. А когда я уже был сыт, рассказывал папе и маме, что точно бы мог нарисовать эту вкусную сосиску в тесте на фоне голубой занавески рядом со стаканом яблочного сока.
Я мечтал быть настоящим художником и рисовал везде и всегда. Для практики. Как-то раз показалось, что цвет нашего дома не подходит названию улицы, на которой мы живём. Улица Зелёная, а стены почему-то серые. Тогда я решил исправить это досадное недоразумение. Взял мелки и начал закрашивать ими некрасивые кирпичи. Из серых они стали превращаться в зелёные. Потом в красные. Потому что зелёный быстро закончился. Потом в синие. Потом в жёлтые. Когда я исписал все свои мелки, дом определённо стал радостней. А проходящие мимо соседи почему-то нет.
Вечером об этом узнала мама, и состоялся долгий серьёзный разговор. Я повторял, что сделал это не специально. Точнее, специально. Я делал этот мир красивей и ярче. Это же искусство, про которое рассказывали в музее. Каждый художник должен оставить свой творческий след. Мама же отвечала, что искусство нужно для того, чтобы вызывать у людей радостные эмоции. А если они отрицательные, то это скорее вредительство. И мы пошли оттирать эти творческие следы со стены. Тогда я узнал, что рисовал не обычными мелками, а восковыми, и смыть их не так легко. Тереть пришлось два дня и не просто водой с тряпкой, а каким-то специальным растворителем.
После этого случая я даже хотел завязать с творчеством, и в голове перебирал профессии, придумывая, кем бы мог стать вместо художника. Но на седьмой день рождения бабушка подарила мне мольберт! Настоящий! Как у взаправдашних художников: высокий, трëхногий, пахнущий деревом. Ещё новые краски, палитру и набор кисточек.
Теперь я точно оставлю след в искусстве! Нарисую шедевр, который повесят в каком-нибудь зале картинной галереи! И он будет вызывать радостные эмоции. И стирать его потом не придётся. Яркий и чёткий след.
Я залез в мамин шкаф, нашёл там берет, пахнущий её любимыми духами, натянул его на голову и подошёл к зеркалу. На меня смотрел ещё никому не известный художник. Ну как никому – мне-то очень знакомый. Да и весь двор дома номер пять на Зелёной улице его знает: Павел Бекасов, 7 лет. На будущего известного творца удивлённо смотрел из-под стула кот Батон.
– Это я, Батон. Не узнал? – улыбнулся я коту.
Чего-то не хватало. Я открыл чёрную баночку краски, сунул туда палец и провёл им под носом от ноздрей к щекам. В зеркале появилось уже менее знакомое лицо. Усатое, но такое же довольное.
«Так-то лучше!» – подумалось мне. Но продолжало казаться, что чего-то не хватает.
Батон вылез из-под стула и теперь осторожно обнюхивал усатого незнакомца.
– Ну что, Батон, готов творить? Ну и натворим же мы с тобой сейчас чего-нибудь шедеврального!
Рассматривая себя в зеркале, я задумчиво произнёс вслух:
– Всё равно чего-то недостаёт… Вдохновение! Вот что мне нужно! – вскрикнул я. – Батон, надо найти вдохновение! У каждого художника оно есть!
Батон будто понял, что от него хотят, мурлыкнул и выбежал из коридора. Я кинулся за котом, нашёл его на кухне. Он тёрся о холодильник и настойчиво мяукал.
– Думаешь, там есть вдохновение? – обратился я к усатому попрошайке. – Посмотрим.
Я открыл дверцу. Холодильник выдохнул в лицо прохладой и ароматом жареной курицы. В животе заурчало. Сглотнув слюну, я внимательно осмотрел все полки, заглянул за бутылку с молоком, нашёл недоеденный кусок торта. Но вдохновения там не было.
Батон громко и настойчиво повторял «Мя-я-яу!» и тёрся о мои ноги. Я оторвал кусочек курицы и дал голодному бедняге.
– На, держи. Больше тут ничего нет. Пойдём искать вдохновение в другом месте.
Я обошёл квартиру. Заглянул за диван, под шкаф, порылся внутри на полках, зашёл в детскую. В своей комнате я знал каждый уголок, поэтому был уверен, что вдохновения здесь нет, но на всякий случай решил поискать в ящиках с игрушками. Высыпал на пол две коробки с конструктором, машинками и роботами.
В центре ковра теперь возвышались три высокие горы, на одну из которых забрался Батон.
Конечно, вдохновения тут не было, как я и предполагал.
«Надо спросить у мамы. Она всегда знает, где что лежит дома и точно подскажет, где у нас хранится вдохновение», – подумал я про себя, а вслух громко протянул:
– Ма-а-ам!
– Да, Паш, – отозвался голос из родительской спальни.
– А где у нас дома может быть вдохновение? Мне нужно для картины. Мольберт есть, краски есть, бумага есть, кисти тоже есть, а вдохновения нет.
Мама вошла в детскую и от неожиданности ахнула. Посмотрела сначала на горы игрушек посреди комнаты, потом на моё лицо и улыбнулась:
– И давно ты его ищешь?
– Давно. Всю квартиру обыскал. Так и не нашёл.
– Знаешь, а вдохновение может быть где угодно. Вот здесь. – И мама коснулась моей груди, где стучало сердце. – Или здесь. – Она дотронулась до моей головы. – В твоём воображении. Или в нём. – Тут мама показала на кота. – Посмотри, какой у нас красивый кот. Нарисуй его портрет. Уверена, в Батоне есть что-то вдохновляющее.
– В Батоне есть кусок курицы, – рассмеялся я.
Ладно. Начнём с портрета.
Я посадил кота на стол, взялся за кисть. Батон мяукнул и спрыгнул на пол.
– Стой! Я тебя ещё не дорисовал! – Я поймал кота и усадил его у мольберта.
Только я нарисовал один глаз, как усатая модель снова покинула своё место.
– Батон! – рассердился я. – Портрет – это когда сидят и не двигаются. Вдохновляющего в тебе нет, а убегающее – есть. Я не могу так работать!
Кот залез в коробку из-под игрушек, принял прямоугольную форму, обнял передними лапами хвост, который как-то оказался между ушей, покосился на меня одним жёлтым глазом.
– А что, в этом что-то есть! – вскрикнул я, схватил чистый лист и принялся рисовать. Прямоугольник, внутри по кругу: глаз, ухо, лапа, хвост, снова лапа, ещё ухо, ещё лапа.
– Ну как успехи, художник? Нашёл вдохновение? – В комнату вошла мама и заглянула мне через плечо. – Ого! Здорово! Почти кубизм1 Пикассо2.
– Нет, это квадратизм Бекасова, – серьёзно произнес я. – Эту работу отправлю на выставку, а пока пусть сохнет. Попробую теперь изобразить круглизм Бекасова. А ну, Батон, полезай в эту круглую миску.
Но коту определённо не хотелось менять свою форму. Он жалобно мяукнул, выпрыгнул из ёмкости и удрал из комнаты.
– Стой! Всё равно тебя догоню и нарисую! – кинулся я за котом. Опять нашёл его на кухне, но уже не у холодильника, а на столе.
– Точно! Нарисую на-тюр-морт. Лежи, не двигайся, – приказал я коту и сбегал за новым листом и красками.
Через пару минут на белой глади моего бумажного холста изображались синяя скатерть, стакан с компотом, тарелка, на ней белый батон, который хлеб, рядом рыжий Батон, который кот, ложка и красный кружок надкусанного яблока. Довольный, я показал готовый натюрморт коту. Тот облизнулся.
– Я тоже считаю, что похоже. Пусть пока сохнет перед выставкой.
Я отнёс картины на письменный стол и аккуратно их разложил. Для полной коллекции мне не хватало пейзажа. Быстрыми мазками на новом листе я нарисовал три больших треугольника.
– Вот горы, – уверенно сказал сам себе, глядя на возвышенности из игрушек посреди комнаты. Люстра на потолке напоминала солнце, поэтому сверху листа я дорисовал жёлтый круг. Пейзаж был готов.
Искусство отняло столько сил, что после четырёх картин мой живот требовал восполнить творческую энергию хотя бы бутербродом или тем недоеденным куском торта из холодильника, и я пошёл на кухню. Рыжего Батона на столе уже не было. Остался лишь кусок батона-хлеба. Его я и съел.
– Мам, у меня в комнате сегодня будет выставка картин. Приходите с папой! – крикнул я из кухни, дожëвывая хлеб.
– Да, сынок. Уже идём.
Послышались лёгкие, почти неслышные шаги, скрип двери в детскую и мамино «А-а-а!». Но это не было восхищённым «А-а-а!». Скорее испуганным «А-а-а!».
Послышались поспешные папины тяжёлые шаги и его удивлённый бас: «Это что ещё такое?!»
Признаюсь, от первой выставки ожидал несколько других впечатлений у посетителей. Я бросился в комнату и застыл на пороге вместе с родителями. От моего стола по всей комнате тянулись дороги из ровных разноцветных пятнышек: на ковре, на полу, даже на кровати. Словно кто-то рассыпал большие конфетти3 в честь праздника.
– Я ещё раз повторяю, что это такое? – сердито спросил папа.
– А это… абстракция.
– Полная, – добавил папа. – И кому-то сейчас будет абстракция. – Тут он посмотрел на меня.
– Это не я, – чуть не плача начал я.