Крокодилы ледяных озер. Обитают ли в водоемах Азии реликтовые животные? Издание второе, дополненное

Великая российская река Волга издревле славилась изобилием в ней рыб гигантских размеров, таких, как белуга, сом, судак, осётр и им подобных. А. П. Чехов однажды писал: «…в каждом трактире непременно найдешь соленую белугу с хреном. Сколько же в России солится белуги!». В начале ХХ века в Астрахани портовые рабочие объявили забастовку по поводу однообразия и скудости пищи, которой их кормил хозяин. Грузчики требовали на обед привычую диету в виде наваристых щей и каши, но жадный судовладелец ежедневно выдавал только… белужью черную икру, порою даже без хлеба. В ту пору фунт икры в сезон путины стоил всего полкопейки, в то время как перловой крупы 5, а черного хлеба – 3 копейки. Сегодня это кажется анекдотом, типа «если хлеба нет – ешь печенье».

Когда при Советской власти на Волге приступили к строительству серии гидроэлектростанций, государство пообещало поднять местную экономику за счет искусственного разведения мальков улов рыбы на реке до 1 млн. центнеров в год. Но планам не удалось сбыться. В замкнутых прогреваемых водохранилищах рыба стала погибать от изменения привычного ареала обитания. В конце ХХ столетия на Волге стали вылавливать не более 100 тыс. центнеров, из которых осетровые виды составляли лишь десятые доли процента. Сегодня обмельчевшая «Царь-рыба» сохранилась лишь в дельте Волги, за пределами гидроплотин, перекрывающих природные миграции водных обитателей. В искусственных водохранилищах уже давно не видели не только прежних осетровых гигантов (шипа, севрюгу, белугу, русского осетра), но и представителей «проходных» рыб из семейства сельдевых (волжская сельдь, каспийский пузан, сельдь Берка).

Их место заняли рыбы, прежде никогда не водившиеся в бассейне Волги. Например, в рыбацких уловах все чаще попадаются речные угри – невиданные для этих мест существа, похожие на змею. Среди вселенцев обычными стали и морские виды рыб, такие, как каспийская рыба-игла или бычок – большеголовая пуголовка, чархальская тюлька (из оз. Чархал на Урале). В 1960 году некоторые рыбхозы в качестве эксперимента стали разводить представителей американской ихтиофауны из рода буффало. Колхозов теперь нет, но их подопытные животные теперь встречаются по всей Волге, вытесняя аборигенную фауну. (Ерофеев В. Волжские пришельцы. – «Тайны ХХ века», 2018, №32, август. – С. 8 – 9).

Между прочим, исполинская волжская белуга формой своей морды очень напоминает морскую акулу. У нее такой же выступающий над челюстью нос, небольшие глаза поверх головы, и широкая зубастая пасть под рылом. В Астраханском краеведческом музее выставлено чучело рыбьего гиганта, и фотография того, как экскурсовод в качестве демонстрации свободно засунул свою голову в её глотку целиком по самую шею.

Рассказы о гигантских чудовищных рыбах и прочих водных существ Сибири и озера Байкал мы даем в последующих главах.

Дорога к сибирским людоедам

Уж если на Руси на полном серьезе говорили о животных-современниках чудовищного вида с ужасом, то можно представить, как отзывались «окультуренные» иностранцы о «чудесах» совершенно неведомой для европейцев природе далекой и пугающей Сибири.

Когда московский дворянин Постник Андреевич Бельский получил назначение на воеводское служение за Урал, в его семье было мало радости, но больше печали. В ту пору по Московии ходило множество невероятных слухов о трудных путях следования в этот далекий холодный край и о его дикарского вида аборигенных жителях. Ведь из россиян на рубеже XVI – XVII столетий еще мало кто бывал в неведомых восточных странах. Московское государство всё еще находилось под впечатлением недавней гибели казачьего отряда Ермака, снаряженного пермскими купцами Строгановыми во время войны с царем Сибирского царства Кучумом Муртазеевым, и жизненных мытарствах последующих стрелецких полков, направленных царем на помощь отряду русского атамана.

Казаки-землепроходцы, проделавшие пешком и на лыжах тысячи верст по горам, дремучим лесам, болотам, рекам и степным просторам Сибири, при возвращении домой пугали соотечественников своими впечатляющими воображение рассказами о невиданных суровых морозах, о летающих «тучах» таежного гнуса, пожирающих человека, о малой заселенности людьми зауральских земель, о дикости бытовой жизни аборигенных звероловов. В том числе и об их повальном каннибализме, о полном отсутствии там каких-либо хоженых сухопутных дорог, кроме звериных троп через леса и болота.

В то время по Московии получил хождение так называемый «Русский дорожник» – рукописное сочинение некоего безымянного автора, – который поведал не столько о путях на восток, сколько о живущих в тамошних лесах звериных человекообразных и иных чудовищах, которые, будто бы, нередко встречаются ошалелым от страха путникам в Сибири. А удивляться там было чему. Самыми пугающими из них являлись человекообразные людоеды фантастического облика. Немец Сигизмунд Герберштейн (1518 год), читавший этот «Дорожник», пересказывал удивительные истории о «стране Лукомории», где, якобы, обитают звероподобные люди: у одних, наподобие животных, всё тело обросло волосами; другие бродят по глухим местам с собачьими головами; третьи не имеют шеи, а головою им служит широкая грудь с глазами, носом и ртом…

Когда первые русские дружины проникли в неведомую Сибирь, то сразу же за Уральским хребтом их больше всего поразил факт бытовавшего наяву среди «диких» таежных и тундровых племен поголовного каннибализма, как обыденного, так и в качестве почетного кушания гостей мясом своих детей.

Один из таких народов – самоеды, то есть «люди, сами себя пожирающие». Как уверял новгородец Федор Товтыгин, часто ходивший к ним в гости, самоеды жили подобно тюленям, всю летнюю пору предпочитая находиться в студеной воде между арктическими льдами. Но это не было их прихотью. Оказывается, наступающее тепло являлось для береговых тундровых обитателей «вредным» для здоровья, при котором тела их почему-то «трескались». Единственным спасением, поэтому, для арктических аборигенов являлось долгое лежбище в воде. Их тундровые соседи, хотя не «трескались» по теплу, но зато природа одарила удивительным обличьем: «по пуп люди мохнаты до долу, а от пупа вверх – как и прочии человеци». Питались аборигены рыбой и мясом, но исключительно в сыром виде, поскольку не знали огня. У других рот размещался на темени, «а видение в половину человеци», отчего они не имели голоса. Расрошив мясо или рыбу, эти человекообразные существа клали всё это себе под шапку, то есть в рот, «и как почнут ясти, и они плечима движут вверх и вниз». Восточная группа самоедов отличалась тем, что впадала в зимнюю спячку на два самых холодных месяца года, как медведи. Они садились общинами вокруг потухших костров и пускали из носа некие длинные струи, примерзающие к земле. Стоило столкнуть спящего с места или обломать эти струи, как диковинные люди просыпались, но тут же умирали во второй раз, теперь уже по-настоящему, успевая спросить у обидчика: «О чем мя еси, брате, поуродовал?». (Тиваненко А. В. По следам таежных призраков. (Документальная повесть). – Улан-Удэ, 1995. – С. 35 – 37).

Подобные же звериные облики имели и чудовищного вида рыбы и иные водные существа, обитавшие у берегов Северного Ледовитого океана, в сибирских реках и озерах. Например, на реке Тахнин, с которой географы связывают современные Иртыш или Обь, водилась, будто бы, «некая рыба с головой, глазами, носом, ртом, руками, ногами и другими частями человеческого вида, но без всякого голоса; она, как и другие рыбы, представляет собою приятную пищу». (Алексеев М. П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. – Иркутск, 1941. – С. 106).

Дословно повторяет слова Федора Товтыгина и его современник-иностранец Рафаэло Барберини (1565): «За Лукоморцами есть большая река, именуемая Таханин, в которой живут [существа], будто бы, совершенно похожие на человека, т.е. они имеют все те же члены, только покрытые чешуею, как у прочих рыб». (Алексеев М. П. Сибирь в известиях.., – С. 135).

Похожие сведения о чудовищных рыбах Сибири мы находим у французского путешественника и географа Андрэ Тевэ (1575 г.) в его «Всемирной космографии». Он одним из первых иностранцев побывал за Уралом северным морским путем на корабле, и поэтому его личные впечатления представляют большой интерес для науки по сравнению с компилятивными сочинениями других авторов, заимствованными у Герберштейна. Например, Тевэ писал: «Там водятся также рыбы-амфибии, логовища которых находятся на земле, в море и реках; самый же опасный их род тот, который тамошние люди называют Colkef; величиной они с английского дога и столь же хорошо вооружены зубами. В этом самом море находится такое большое изобилие других рыб, что это прямо кажется чудесным; притом они так безобразны, что подобных им не водится более где бы то ни было в другом месте на земле». По его словам, «Самоиты (Самоеды) означает людей, себя пожирающих». (Алексеев М. П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. – Иркутск, 1941. – С. 145).

Английских мореплавателей Ричарда Джонсона и Стефена Бёрро, также побывавших в обширном устье р. Оби (пушкинском «Лукоморье»), больше всего интересовала обыденная жизнь народов самоедов и вайгат. Бёрро на полном серьезе описывал случаи съедения ими своих мертвецов и принесения мяса детей в качестве почетных кушаний гостям – «мертвецов они едят, едят своих детей». Пугающие рассказы россиян упоминали в своих публикациях за рубежом англичанин Джильос Флетчер (1591), швед Петр Петрей (1601 – 1610, немец Адам Олеарий (1647) и другие дипломаты. По Флетчеру: «Самоиты носят такое название от того, что они едят самих себя, ибо в прежние времена они жили как людоеды и ели друг друга; что это правдоподобно, можно заключить из того, что они и сейчас еще едят всякое сырое мясо, даже падаль, валящуюся в ямах». Аналогичного мнения были Петр Петрей и Адам Олеарий: русские называли самоедов так потому, что они действительно «ели человеческое мясо и даже тела своих умерших и друзей, которое они смешивали с дичиной». Наконец, Самюэль Коллинз (1669) считал «самоедскими» все племена Северной Азии. Поэтому слово «Сибирь», по его мнению, буквально означает «Земля каннибалов» (людоедов).

Новгородец Федор Товтыгин хотя и был против того, чтобы европейцы изображали всех аборигенных сибиряков настоящими животными дикарями, но и в его рассказах имеется уточнение: «самоеды» живут охотой, едят сырую рыбу и оленье мясо, и только в крайнем случае голодовки «меж собою друг друга ядят». При этом они очень гостеприимны: если к ним пожаловал гость, то в его честь устраивался большой пир – «хозяева дети свои закалают на гостей да кормят». Если по каким-то причинам гость у них умирал, «и они того снедают, а в землю не хоронят, и своих також». А как это делалось всей общиной, много повествуют старинный фольклор и исторические предания всех аборигенных сибирских народов от Урала до Чукотки. (Тиваненко А. В. По следам таежных призраков. (Документальная повесть). – Улан-Удэ, 1995).

Возможно, из подобных баснословных источников черпал великий поэт Александр Сергеевич Пушкин фантастические образы для своих стихотворных сказок о «стране Лукомории», где:

Там чудеса; там леший бродит,Русалка на ветвях сидит;Там на неведомых дорожкахСледы невиданных зверей…

Между прочим, «страна Лукомория» – это реальный и сегодня географический объект: устье р. Оби в Западной Сибири, впадающей в Северный Ледовитый океан, и именуемый Лукой моря. Эту часть побережья впервые хорошо изучил и научно описал столетием позже родственник Сибирского воеводы П. А. Бельского – участник Северной экспедиции 1734 – 1737 годов А. И. Скуратов-Бельский – во время вынужденной зимовки экипажа своего зажатого в арктических льдах морского судна. (Тиваненко А. В. Блюстители Российской державы. (Скуратовы-Бельские в истории России). Опыт историко-генеалогического исследования. – М., 2012).

Отсюда же родились образы якобы живущей там всевозможной болотной и лесной нечисти «Заморья» во главе со страшным волосатым чудовищем-человеком из сказки С. Т. Аксакова «Аленький цветочек»: все они пытаются помешать торговым делам новгородского купца, попавшего за Урал. Напомним, что в Сибирь ходили не только казачьи дружины, но и ватаги торговых, «промышленных» или «гулящих» людей, порою опережая государственные военные отряды. А в «Лукоморье» новгородцы вообще впервые попали через Северный Ледовитый океан за несколько столетий до знаменитых походов казачьего отряда атамана Ермака Тимофеевича Еленина (Оленина).

Иностранцы смеялись над подобными россказнями, но московитяне под крестным знамением перед Богом уверяли сомневающихся в реальности удивительных историй: нет, мол, ни одного россиянина, который, вернувшись из Сибири, не говорил бы о подобном.

Самоеды, ездившие по горам Урала на оленях и собаках, ели сырое оленье мясо, но не брезговали также околевшей собачатиной и бобровиной, «а кровь пьют человечью и всякую». Экзотичным показалось Федору Товтыгину и местное лечение: «у которово человека внутри нездорово, и они брюхо режут да нутрь вынимают», как это применялось аборигенами-шаманистами при кровавых жертвоприношениях животными и людьми своим языческим богам. Между прочим, подобные обычаи бытовали у всех аборигенных сибирских жителей, что сильно удивляло российских служилых людей первых городов и острогов. (Тиваненко А. В. По следам таежных призраков. (Документальная повесть). – Улан-Удэ, 1995). В конечном итоге русский информатор английских купцов-мореплавателей Федор Товтыгин, неоднократно ходивший в Западную Сибирь к «самоедам» гостевать, из последнего похода домой не вернулся – он был убит и благополучно съеден своими же «зауральскими» друзьями-каннибалами во время очередного праздничного пиршества в его честь.

Что ходить далеко за примерами, если такие события случались за Уралом повсеместно и в более поздние времена. Например, газета «Сибирь» за 1814 год сообщала: крещеный якут Налтанов «не от голода, и не в безумии, а по одному лишь зверскому сластолюбию, удавил своих дочерей, 12 и 18 лет, изрубил их тела, сварил и съел, причем в кровавой трапезе с ним участвовали гости – крещеная якутка Сотникова с дочерью». В 1883 году газета «Енисейские губернские ведомости» также описывала факт каннибализма, когда остяк Киприан Чероков, доведенный голодом «до крайности», съел двух своих сыновей, накануне умерших от истощения. Подобные истории считались обыденными явлениями у всех аборигенных народов Сибири. Известны чукотские рисунки сцены поедания человека (ребенка?) двумя волосатыми каннибалами громадного роста. Второй рисунок изображает пленного великана, руки, ноги и голова которого прикреплены веревками и кольями к земле. Три человека убивают его копьями. После этой процедуры, надо полагать, ценный «охотничий» трофей был благополучно съеден на чукотском родовом общинном пиршестве.

Постник Бельский, готовившийся для поездки в Сибирь, внимательно прислушивался к таким фантастическим рассказам, пытаясь отделить правду от слухов. И причина тому была: его польский предок Мартин Бельский, – известный в Европе ученый-географ – в своей необыкновенно популярной «Хронике» также писал о диких племенах Сибири: «Люди, глаголемые сатыре (сатиры, – А.Т.), жилище их в лесах и по горам; а хождение их скоро: егда текут (т.е. убегают, – А.Т.), никто не может настигнути их, а ходят наги, а живут со зверьми, а тела их обросли волосами, а языком не говорят, токмо голосом кричат».

А вот удивительная история так называемого «Березовского чуда» из забытого уже архивного дела краеведческого музея города Салехарда. В 1845 году два зверопромышленника, остяк Фалилей Лыкысов и самоед Обыль, застрелили необыкновенное лесное существо, у которого, по словам розыскного дела, «постав человеческий, роста аршина три, глаз один во лбу, а другой на щеке, шкура довольно толстой шерсти плотнее соболиной, скулы голыя, у рук вместо пальцев когти, у ног пальцев не имел, мужеского полу». «Ежегодник» Тобольского музея писал об убитом: «Ростом 3 аршина, мохнатый, не имелось шерсти только на носу и щеках; шерсть густая, длиной полвершка, цвету черноватого, у ног пальцев нет, пяты востроватые, у рук персты с когтями <…>. Тело чудовища сего оставили без предохранения на том месте».

Эти и подобные случаи описаны в книгах: Тиваненко А. В. По следам таежных призраков. – Улан-Удэ, 1995; Алексеев М. П. Сибирь в известиях иностранных путешественников и писателей. – Иркутск, 1941; Титов А. Сибирь в XVII веке // Сборник старинных русских статей о Сибири и прилегающих к ней землях. – М., 1890; Анучин Д. Н. К истории ознакомления с Сибирью до Ермака // Древности Московского археологического общества. – М., 1906. – Т. XIV; Бартольд В. История изучения Востока в Европе и России. – Л., 1925; Гурвич И. С. Таинственный чучуна. – М., 1975; Ельницкий Л. А. Знания древних о северных странах. – М., 1961; Мезенцев В. А. Энциклопедия чудес. М., 1974. – Кн.2: Загадки живой природы; Он же: В лабиринтах живой природы. – М., 1979 и др.

Следуя по территории Сибири к месту казачьей воинской или чиновничьей службы, россияне слышали немало подобных баек, причем рассказчики показывали ошарашенным новичкам даже конкретные места обитания диких чудовищного вида «человекообразных» современников, которых нужно опасаться. Это приводило к необходимости применять меры предосторожности во время пути и организовывать вооруженную охрану на привалах отдыха во избежание возможных разбойных нападений аборигенных жителей. Причем не только на суше, но и на воде, если они передвигались на судах. Даже в наши дни кое-где можно услышать рассказы о том, что в речных глубинах и на дне сибирских озер всё еще водятся некие рыбы, совершенное похожие на человека: у них те же руки и ноги, только тело покрыто чешуею, «как у прочих рыб». В таком описании перед нами предстает фантастический образ речных русалок, в существовании которых люди и сегодня верят почему-то больше всего. Опасность от них в том, что эти водные «соблазнительницы» женского облика очень любят питаться человечиной мужского пола, которых они заманивают сладострастным пением в воду и потопляют.

Самым невероятным водным существом жители Европы считали большого по массе тела моржа Северного Ледовитого океана. Польский историк Матвей Меховский (1517 г.) имел сведения от сибирских землепроходцев о ловле югорскими («самоедскими») племенами рыб, китов («морских коров») или «морских собак». А вот с чудовищного вида моржами россияне старались никаких дел не иметь. Время от времени, выползая из морских глубин, те взбирались на прибрежные скалы Уральского хребта при помощи своих мощных клыков, и оттуда скатывались по снегу на противоположную сторону горы, либо засыпали на перевалах от усталости передвижения. Тогда местные охотники-аборигены выходили скопом добывать животных для пищи, а их клыки, «довольно большие, широкие, белые и тяжелые», продавали «московитянам» за большие деньги, либо расплачивались ими с русскими властями в качестве ежегодной дани. (Алексеев М. П. Ук. соч., – С. 81).

На эту удивительную способность арктических моржей совершать зачем-то длительные пешие переходы по суше обращали внимание многие иностранные путешественники той поры. Климент Адамс: «В прилегающем море живет зверь, которого называют морж; он отыскивает себе пищу на скалах, поднимаясь туда с помощью зубов». О том же писал и Ант Вид. (Michov H. Die altesten Kerten von Russland. – Hamburg, 1884. – s. 83). Страх перед этим диковинным водным зверем зафиксирован даже в его названии: немецкое слово morsse созвучно с латинским пугающим словом mors — «смерть». (Алексеев М. П. Ук., соч.., – С. 83). То есть, «смерти подобное существо».

Судя по размещенным в книгах европейских авторов рисункам, арктический морж на самом деле представлял существо, мало похожее на знакомого нам мирного и спокойного тюленя. В нем было немало физиологических черт зубастой хищной акулы или крокодила. Норвежский архиепископ Олас Мангус сравнил моржа с «невероятной морской свиньей, которая с помощью своих зубов, как по лестнице, залезает на вершины скал, чтобы с этой высоты скатиться обратно в воду, если там не уснет, повиснув на скале». На одном из рисунков мы видим некую оскаленную зубастую морду с узкими глазами. Его спина и жабры имеют длинные острые иглы, а само грузное тело опирается на мощные когтистые лапы. Зато рыбий хвост очень короток и мало полезен для маневрирования и развития скорости во время передвижения по суше.

Помимо моржа-крокодила Мангус упоминает и некоего «морского волка» – гигантского рака, ростом в несколько раз больше человека. Есть у него в книге также зарисовки таинственного «морского змея» и такого неестественного для ледяного водоема животного, как гигантский осьминог. Осьминог этот имел вид не менее злобного тюленя с «воротником» из щупалец. Существуют зарисовки в книге «Космография» Себастьяна Мюнстера (Базель, 1550) «морских чудовищ Сибири», и некоего огромного водного существа, превышающего моржа в несколько раз. То, что данный образ есть искаженное производное от облика кита, свидетельствует фонтан воды, поднимающийся из его темени при выдыхании. (Танасийчук В. Невероятная зоология. (Зоологические мифы и мистификации). – М., 2011).

Даже в ту пору, когда Россия прочно утвердилась в Западной Сибири, имела города и систему государственного управления, служилые люди и крестьяне с опаской относились к соседствующим аборигенам, хотя и тесно соприкоснулись с их традиционной культурой и обычаям. Вот только две фразы из «Сибирской летописи», которую читал, пусть и в расходящихся списках, каждый человек, который ехал в Сибирь: «Пегая же орда и остяки и самоедь закона не имеют, но идолам поклоняются и жертвы приносят. Зверина же и гадска мясо ядят, и кровь пиют, яко воду, и корение ядят». Последняя фраза в одном из вариантов Летописи звучит так: «Сыроятцы суще, зверская же и гадская мяса ядят и кровь пиют, яко воду, и траву и коренья всякая ядят». (ПСРЛ: Полное собрание русских летописей. – Т. 36: Сибирские летописи. – Часть 1: Группа Есиповской летописи. – М., 1987. – С. 32, 38).

Крокодилы северных широт

Крокодилы являются близкими родственниками динозавров, и пришли они, естественно, к нам из другого, доисторического времени. Человечество хранит в своей памяти немало историй о невероятном, почти мистическом ужасе предков и коварстве этих страшных рептилий. Ведь и мифических чертей и драконов часто изображают с крокодильими мордами. Наши предки прошлых столетий твердо верили в существование рядом с человеком чудовищного вида живых современников. Многие были убеждены, что их можно «запросто» встретить не только на лесных звериных тропах, но и буквально на пороге собственного дома.

Как мы покажем далее, крокодилов насчитывается десятки видов и подвидов. Но в данной главе мы возьмем только один персонаж живой природы недавнего прошлого – таинственного кровожадного озерно-речного крокодила северных широт, с которым наши славянские предки тесно «сожительствовали». О нём много говорили в свое время россияне средневековья и народы Балтики. Псковская летопись описывает, как мы показали выше, одно из нападений их на людей за 1582 год. В середине столетия жители Литовского государства «откупались» от них тем, что подкармливали речных чудовищ. Это были некие змеи-рыбы с толстым черным и жирным телом, четырьмя короткими лапами и длинной зубастой пастью. В целом они напоминали больших водных ящериц. В Справочнике о Московии того времени говорилось: «Крокодил, зверь водный, хребет его аки гребень, хобот змиев, глаза василискова. А егда имать человека исти, тогда плачет и рыдает, а ясти не перестает, а егда главу от тела оторвав, зря на нее – плачет». (Сказания русского народа», собранные в начале XIX века И. Сахаровым). Здесь мы видим характерное описание туловища типа современного крокодила южных широт, кроме такой непонятной детали, как «хобот змиев».