
Полная версия
Традиционное каратэ как практическая философия. Том 1
Понимание каратэ как «системы» является очень верным, так как данное искусство действительно имеет вид упорядоченной и структурированной системы с разработанной методикой и терминологией, выделяется ярко окрашенной стилистикой. Эта система строится на способах самообороны, которые включают контратакующие действия в основном ударного характера. Только в этом ключе можно согласиться с содержащимся в определении упоминанием об атакующей составляющей данной системы. Воспринимать её «атакующей» в более широком и общем понимании было бы ошибкой, так как стратегия и тактика подразумевает не столько одержание уверенной победы над противником, сколько стремление уберечься от своего поражения или травм. Атакующая тактика для традиционного каратэ не то чтобы чужда, а скорее ущербна, так как имеет два больших недостатка: во-первых, предоставление противнику возможности использовать возникающую при движении уязвимость тела атакующего и, во-вторых, невозможность воспользоваться встречным движением агрессора, что особенно значимо при столкновении с более сильным противником, когда критически важным является фактор усиления поражающего эффекта контратаки за счёт грамотного синхронного действия.
Общеупотребимое определение не включает в себя некоторых очень важных моментов, присутствующих (или присутствовавших) в традиции. Одним из таких элементов является общеукрепляющий эффект для организма благодаря регулярности занятий и создания соответствующей методики, включавшей работу с телом, дыханием и психоэмоциональным настроем. Данная составляющая ярко проявилась в главном историческом источнике для возникновения каратэ – китайском ушу. Однако и японский аналог мало чем уступает китайскому предку, позволяя практикующим укреплять и поддерживать здоровье, а людям преклонного возраста сохранять двигательную активность и когнитивные функции до глубокой старости.
Ещё одним очень важным элементом является «философская» составляющая, позволяющая не только формировать характер адепта (что наиболее часто упоминается мастерами начала ХХ-го века, именно так воспринимавшими значение каратэ как системы самосовершенствования), но и познавать мир и себя в значительно более широком смысле «духовного» саморазвития. В этой своей ипостаси каратэ является органичной частью дальневосточной традиции в целом, построенной на довольно древних концепциях, служивших также основой для других искусств, наук и мировоззрения.
Таким образом, понятие «каратэ» должно звучать как «японское комплексное учение самосовершенствования на основе искусства самообороны и традиционных философских учений».12 При таком понимании становятся понятны сильные стороны данного феномена, а также и определённые ограничения, не позволяющие, в частности, быть исключительно эффективной спортивной единоборческой дисциплиной, так как подобного рода «специализация» неизбежно будет переформатировать сбалансированную методологическую структуру, лишая её сильных сторон.
Критический взгляд на противоречивую историю каратэ
Практическая направленность изучения истории
Если попытаться кратко охарактеризовать базовую сущность каратэ как системы единоборства, то можно дать такое описание: это искусство самозащиты, выстроенное на основе определённых концепций, как можно подготовить и эффективно использовать в поединке собственное тело. Общая стратегическая и тактическая задача заключается в том, чтобы путём овладения определёнными навыками повысить способность противостоять более сильному и агрессивному. Эффективное овладение навыками, в свою очередь, должно опираться на формирование определённых свойств (целостности, силы, скорости, выносливости, проч.). Простое многократное повторение определённых технических действий есть не совсем рациональный способ достижения поставленной задачи, хотя тоже является фактором внутренних и внешних изменений тела и сознания адепта и формирования умений. Нужна определённая идейная наполненность в методах, своего рода «технология», позволяющая в сжатые сроки достигать поставленных задач. Понять идейную наполненность каратэ и увидеть её в развитии очень помогает изучение истории этого единоборства. Таким образом обращение к истокам для практика нужно не просто как дань традиции или способ расширения кругозора и удовлетворения любопытства, а как дополнительный способ осмысления содержания изучаемого искусства, в процессе которого происходит вычленение главного содержания среди разнообразия внешних форм, становится возможным увидеть упущенное – своего рода «белые пятна» в результате выпадения каких-либо значимых элементов системы, что могло произойти по разным причинам. Благодаря изучению истории возможна также и обратная реконструкция отдельных значимых элементов для восстановления целостности системы и её работоспособности.
История каратэ для автора представляет интерес именно с этой точки зрения, когда можно проследить генезис идейной составляющей, в свою очередь определяющей способы овладения технической стороной искусства (методологию). Методология овладения техникой, по сути, является важным определяющим фактором внешнего облика каратэ, связывающим в большой степени абстрактную идею-концепцию (например, единство противоположностей) с актуальным применением на практике (использование силы противодействия для развития силы действия на тренировке или при контратаке встречным действием в уязвимую область тела стремительно атакующего в бою агрессора). В конечном счёте можно сказать, что методология определяет и эффективность искусства в целом – весьма актуальный вопрос.
Техническая сторона здесь менее важна, так как, во-первых, человеческое тело каждого устроено одинаково, следовательно, способы использования этого тела и воздействия на другое «вывести» несложно. Выяснить нахождение болевых точек на теле противника можно даже посредством своего, а прикинуть, как эффективно поразить противника рукой или ногой в уязвимую область, тоже не представляется тяжёлой задачей. Во-вторых, «подглядеть» боевые приёмы у других, знающих, тоже возможно. А вот разработать способы развития навыков и качеств, позволяющих использовать удары, блоки и прочие действия телом в соответствии с идеей (например, «малой силой одолеть силу великую»), уже будет нетривиальной задачей.
На основе вышесказанного изучение истории каратэ следует разделить на две составляющие: первая будет охватывать более широкую картину развития духовно-философской мысли дальневосточного общества (в первую очередь Китая) на значительных промежутках времени, а вторая будет касаться менее длительных периодов (история каратэ довольно коротка) и держать в фокусе внимания более частные фрагменты жизни и деятельности известных мастеров, подробности технических и методологических особенностей школ и стилей, а также их изменение. Первой темы будем касаться в последующих разделах, затрагивая связи с основными учениями юго-восточной Азии и иллюстрированием на примере конкретных решений в томе, посвящённом непосредственной практике. А вот вторая составляющая послужит темой обсуждения прямо сейчас.
При ознакомлении с историей окинавского боевого искусства мы неизбежно столкнёмся с рядом трудных для простого объяснения моментов. К ним относятся: неувязки и парадоксы скудных исторических данных, где легенд больше, чем подтверждённых фактов; не совсем ясная социальная среда, в которой зародилось и развивалось единоборство, что является до сих пор темой для ненужных спекуляций; стремление многих авторитетов каратэ приуменьшить роль китайского влияния, что пагубно сказывается на понимании форм и методов, особенно при попытке переосмысления или реконструкции; причины смещения практики в сторону безоружных методов боя; умалчивание некоторых негативных исторических фактов – в первую очередь, использование каратэ в деле милитаризации общества в имперский период до окончания 2-ой мировой войны; наконец, очевидные концептуальные различия трудов по каратэ от авторитетных авторов в сопоставлении с предшественниками – «библией каратэ», трактатом «Бубиси», и другими классическими трудами китайского происхождения.
Парадоксально короткая для столь древней цивилизации письменная история каратэ удивительна, особенно на фоне «старших братьев» – Китая и Японии. Задокументированная история каратэ коротка настолько, что о появлении достоверных данных можно с уверенностью говорить только в конце XIX-го- начале XX-го веков, когда письменные источники и свидетельства современников не оставляют сомнений в подлинности историй о мастерах. Этот парадокс носители данного культурного феномена часто пытаются объяснять секретностью и дополняют исторические пробелы множеством легенд о мастерах давно минувших дней. Самым же простым и очевидным объяснением здесь может быть действительно весьма короткая аутентичная история.
Надо понимать особенность мировосприятия на Востоке, когда любое значимое явление в жизни социума оценивается с точки зрения его древности и связей с авторитетными историческими фигурами: то есть чем древнее, тем истиннее и качественнее. Разумное зерно, с точки зрения проверки временем и востребованности, разумеется, в таком подходе есть, но, к сожалению, стремление к «древности» приводит к возникновению связей зачастую с мифическими персонажами (как это часто можно наблюдать в китайской традиции), а также к надуманным историям-легендам и подтасовке фактов. Так как, по-видимому, в истории государства Рюкю (как долгое время называлось маленькое королевство, расположенное на Окинаве и окрестных островах, – родина каратэ) не было своих Шаолиней, Бодхидхарм и Чжан Санфэнов, то истоки окинавского искусства кулачного боя многие японские и окинавские исследователи видели в древнем мифическом «тэ» («ти») местного происхождения, распространённого в среде немногочисленной служилой знати, и привнесённом кэмпо (кит. «цюаньфа» – «кулачное искусство») в результате торгово-политических и культурных сношений со «старшим братом» – Китаем. Упор на такой синтез делался в немалой степени для того, чтобы подчеркнуть древность и уникальность каратэ, а также непохожесть на китайские варианты (и в определённом смысле сторонники такой теории правы).
Саму историю каратэ можно разделить на 4 условных этапа: период первых упоминаний и первые китайские (и японские) заимствования (конец XIV-го – конец XVIII-го веков); переход от этапа легенд к передаче традиции от учителя к ученику с зарождением основных стилей (XIX в.) – этап действительного зарождения уникальной системы; этап широкого распространения на Окинаве и Японии (процесс «японизации») с появлением большого числа мастеров и возникновением множества школ (с начала ХХ-го века до 1945г.); время ренессанса после 2-ой мировой войны и широкого распространения по миру (1945—1993 годы); наконец, современный период (с 1993г.).
Ранние упоминания (конец XIV – конец XVIII)
Первый этап, как и последующие, тесно связан с устройством королевства Рюкю на Окинаве и бурными событиями его внешнеполитической и социальной жизни. Доступные нам исторические свидетельства показывают, насколько сильно было социально-культурное влияние материковой Поднебесной империи на королевство Рюкю. С континента приезжало немало переселенцев, оставшихся в островном государстве и неизбежно принёсших свою культуру, знания и обычаи. В исторические анналы попали сведения о китайских семьях (упоминаются сначала 5, потом 36), которые в конце XIV-го века переехали на Рюкю и поселились в деревне Кумэ неподалёку от портового города Наха, одного из будущих центров каратэ. Эти переселенцы были, по всей видимости, успешными представителями торгового сообщества, учёными, чиновниками, ремесленниками и представителями учений конфуцианства, даосизма и буддизма. Предполагается, что эти переселенцы были первыми, кто принёс систематизированные знания о кулачном искусстве на Окинаву, что, учитывая китайскую ментальность и утилитарную необходимость в методах самозащиты в тогдашнее весьма непростое время, представляется вполне логичным, так как для Китая той эпохи уже был свойственен интерес широких слоёв населения к искусствам владения различными видами холодного оружия, шедшими рука об руку с методами безоружного боя и системами укрепления здоровья.
Нельзя отрицать наличия каких-то местных, окинавских обычаев владения оружием и способов борьбы голыми руками, так как класс профессиональных воинов, безусловно, в средние века в королевстве тоже существовал. Воинские умения в ту эпоху были весьма востребованы везде. Однако, усмотреть следы каких-то уникальных методов в сегодняшнем каратэ никак нельзя, а вот китайское влияние, напротив, более чем очевидно.
Описываемая эпоха была временем господства холодного оружия. Владение им являлось для дворянства и купечества нормой. Отрывочные сведения, относящиеся к ранней эпохе, в подавляющем большинстве содержат упоминания об умельцах владения различными видами холодного оружия, в основном копьём или палкой. Подтверждением тому может служить упоминания конца XVI-го века о некоем Мао Фэн Ю, мастере работы палкой и шестом, который участвовал в противостоянии королевства Рюкю пиратским набегам. Примерно в то же время упоминается имя Гима Синдзё- мастера работы с палкой. Ещё позднее – в конце XVII-го столетия – упоминается китайский мастер по фамилии Кодзё (семья Кодзё впоследствии оказала огромное влияние на развитие окинавского каратэ, создав один из видных стилей), помимо методов кулачного боя преподававший искусство владения опять же шестом; мастер Тятан Яра, слывший специалистом в области владения парным коротким трезубцем «саи»; а также Соёси Рёдзюцу, которого считают создателем собственного стиля боя на шестах. Очевидно, что палка и шест были базовым оружием того времени, что опять-таки наталкивает мысль на китайские корни, где шест и палка были основными дисциплинами, свойственными ушу шаолиньского направления, уже активно практиковавшегося по всему Китаю.
Удивительно, что для этой страны культ меча, в отличие от более близкого соседа Японии, в ту эпоху совсем не прослеживается. И объяснить это примитивностью государства не приходится – большую часть времени своего существования королевство находилось в положении медиатора и балансировало между Китаем и Японией с тесным сношением во всех областях жизни. Торговля японскими мечами в Китае была весьма популярна, и рюкюские торговцы были основными их поставщиками. Среди же представителей профессионального окинавского воинства интерес к искусству самурайского меча всегда был высок. Причина такого явления, скорее всего, кроется в особенностях социально-экономического устройства королевства, отличного от Японии и более близкого к китайскому, с меньшим влиянием воинского сословия в обществе.
Что ещё отличало воинские обычаи Рюкю от японских, но сближало с китайскими, так это то, что рюкюсцы активно осваивали огнестрельное оружие. До нас дошли, как минимум два свидетельства: первое о впечатляющей демонстрации стрельбы из пищалей перед сёгуном Асикага в 1466 году и второе- запрет 1452 года на продажу пищалей жителям Рюкю судебным ведомством минского двора Китая.
Что же касается владения мечом, луком и стрелами – классическим набором тогдашних японских «буси», то это были главные орудия в череде кровопролитных конфликтов при объединении королевства, длившемся с начала XV-го века чуть больше половины столетия. Этот период уверенно можно считать периодом расцвета навыков армейского боя с оружием и воинского сословия островного королевства- обычное дело для Средневековья. Армия маленького королевства могла доходить до 3000 человек при мобилизации, к тому же обладая флотом около 100 плавучих средств.
Однако, взлёт воинской славы для королевства закончился в начале XVII-го века: самурайский клан Сацума в результате жёсткого силового противостояния ставит королевство в вассальную зависимость, вводит определённые ограничения для рюкюской армии, функции которой сводятся к полицейским и самообороне от пиратских набегов, бывших огромной проблемой того времени не только для Окинавы, но и для всего региона. До этого весьма агрессивное, «новое» королевство провозглашает себя миролюбивым и отказывается от применения силы во внешней и внутренней политике, всецело опираясь на конфуцианские добродетели при решении всех вопросов- удивительное явление для тогдашней эпохи!
С таким поворотом в умонастроениях элит и появлением определённых законодательных ограничений многие исследователи связывают постепенный «отказ» в местных боевых искусствах от использования оружия и переход к методам кулачного боя с использованием бытовых предметов для самозащиты, из чего якобы и появилось известное поныне «кобудо» («старое воинское учение»). Версия вполне здравомысленная, однако следует помнить и о традициях использования подручных средств в Китае в рамках изучения ушу, при этом никакие государственные декларации или регулирование вовсе не были нужны. К тому же, для достаточно долго изучающих дальневосточные дисциплины в рамках подхода, близкого к традиционному, осознание «боевого» потенциала окружающих предметов быта приходит самоестественно и не является откровением.
Интересны факты первых робких упоминаний о некоем «тэ» (или «ти») в фольклоре конца XVII-го века, на которых некоторые исследователи строят доказательства существования местных систем кулачного искусства уже в тот период.
К примеру, в официальных окинавских хрониках «Кюйо» встречается запись, относящаяся к первой декаде XVII-го века, где упоминается существование на Окинаве техник боя на шестах и копьях- так себе доказательство чего-либо, согласитесь…
Другой пример приводит большой энтузиаст-исследователь каратэ и мастер-основатель школы Мацубаяси-рю Нагаминэ Сёсин в своей книге «Сущность окинавского каратэ-до», где автор ссылается на фрагмент поэмы окинавского учёного (!) Тэйдзюнсоку (другое имя- Наго Ояката, родившийся в 1663 г.):
«Неважно, сколь ты преуспел в искусстве «тэ»,
А также и в других своих научных изысканьях,
Ничто другое не будет так важно в тебе,
Как человечность в каждодневных испытаньях.»
Тоже доказательством по большому счёту трудно считать, так как не совсем понятно, что именно под этим «тэ» имелось в виду- искусство владения классическими видами оружия, как меч, копьё, лук и стрелы (что вполне могло иметь место), или же комплексная система подготовки тела и сознания к поединку, что мы имеем сейчас. Однозначно доказанным можно считать только факт использования термина применительно к ратным умениям.
К упомянутым выше «литературным» свидетельствам нужно относиться очень осторожно, не спеша делать далеко идущие выводы. К примеру, обратимся к бессмертному произведению Артура Конан-Дойла «Белый отряд», где в восьмой главе описывается сцена подготовки молодых лучников. Упражнение стояния в неподвижности длительное время с палкой в вытянутой вперёд руке может натолкнуть на мысль о существовании в средневековой Англии системы подготовки сродни китайским школам ушу, использовавшим «столбовое стояние» как основу для формирования «единого тела». Однако общеизвестно, что ничего подобного в Англии не существовало.
Другой пример – из знаменитого «Сказания о Ёсицунэ» конца XV – начала XVI веков. В главе «О том, как Усивака поклонялся богу Кибунэ» главный герой тренируется по ночам в уединённом месте, яростно рубя ветки кустов своим мечом. Зная легенды о том, как знаменитый окинавский мастер Мацумура Сокон впоследствии постигал науку Дзигэн-рю кэндзюцу, следуя правилу каждый день наносить определённое число ударов деревянным мечом по дереву, можно провести определённые параллели и усмотреть в действиях легендарного Ёсицунэ знание методов школы Дзигэн-рю, что, разумеется, совершенно не так. Поэтому принимаем факт упоминания в литературе о некоем окинавском «ти», но не опираемся на это, как на нечто весомое.
Судя по всему, уже в период первых упоминаний о «тэ» происходит знакомство рюкюсцев с китайским ушу и начинается формирование как минимум формальной базы будущего каратэ – основных комплексов ката. На следующем этапе этот процесс продолжится и будет происходить ещё более тесное взаимодействие с китайскими источниками.
В середине XVIII-го века, согласно официальным письменным источникам, на Окинаву пребывает некий китайский чиновник (военный советник) и одновременно мастер ушу под именем Кусанку. Устные предания связывают его имя с одноимённым комплексом-ката, до сих пор существующим в каратэ. Более того, имя этого мастера связывают, можно сказать, с первым окинавским специалистом тодэ – Сакугавой Канга (1782—1837 гг., по версии известного исследователя Фудзивара Рёдзо). Это весьма спорное утверждение, как и личность самого Сакугавы, по поводу которой у исследователей до сих пор нет единого мнения. В этот период предтеча каратэ уже часто обозначается как «тодэ» – «танская рука» (Тан- название одной из китайских правящих династий, эпоха, своего рода, «золотого века» в Китае). Утверждается, что мастер Сакугава пять раз ездил в Китай и обучался там премудростям местных мастеров, владел искусством палки. Из последней своей поездки он не вернулся на Родину и был похоронен в Пекине. Ходят легенды, что Сакугава был вхож в круг специалистов по Синъицюань и Багуачжан, что были популярны среди императорской охраны и чему, разумеется, нет веских доказательств.
Самый знаменитый последователь, которого народная молва тесно связывает крепкими узами «истинной передачи» с мастером Сакугавой, был Мацумура Сокон, родившийся в первой половине XIX-го века и доживший почти до его конца (авторитетные исследователи выдвигают несколько дат его жизни). С личностью этого человека и его ученика Анко Итосу, по одной линии, Сэйсё Арагаки и его предполагаемого ученика Хигаонна Канрио, по другой, а также Мацуморы Косаку, по третьей, можно связать завершение этапа легенд и мифов и установление более-менее внятной передачи искусства от ученика к учителю. В этот же период каратэ обретает свой узнаваемый внешний облик, зарождаются главные школы.
Оформление традиции преемственности, зарождение основных направлений (XIX в.)
В среде окинавских мастеров принято считать, что ранние стили каратэ (Сюритэ, Томаритэ и Нахатэ) существовали в 3-х крупных населённых пунктах Окинавы и, соответственно практиковались там. Такое разделение представляется весьма условным в силу географической близости городов Сюри, Томари и Наха друг к другу и во многом очень схожих исходных школ, служивших им исторической основой. К тому же сами термины возникли уже в начале ХХ-го века для обозначения более ранних авторских форм единоборства.
Со стилем Сюритэ тесно связано имя Мацумуры Сокона как самого знакового представителя школы, в лоне Томаритэ значимым именем является Мацумора Косаку, а для Нахатэ – Хигаонна Канрио. В силу близкого стилистического родства Сюритэ и Томаритэ слились позже, как считается, в направление «Сёрин» («Молодой лес», кит. «Шаолинь»), у истоков которого в числе многих мастеров выделяется фигура Анко Итосу. Стиль Нахатэ же «реорганизуется» в направление «Сёрэй». По версии Анко Итосу, «Сёрэй» означает «Школа светлой души», по другому мнению, содержит отсылку к так называемому «Южному Шаолиню», в существовании которого многие критично мыслящие японские и китайские исследователи сильно сомневаются.13
Обычно отличие в направлениях Сюритэ-Сёрин и Нахатэ-Сёрэй видят в более «естественных» и подвижных позициях у первого и укоренённой неспешной манере действовать с большей фронтальной развёрнутостью к противнику у второго. Также обращают внимание на больший акцент направления Сёрэй на специфическую дыхательную и силовую практику. Так видит, в частности, различия первых известных стилей Нагаминэ Сёсин в своей книге «Сущность окинавского каратэ-до». Фунакоси Гитин в своём «Учебнике каратэ-до» предлагает забавную точку зрения, что якобы Сюритэ подходил людям с более изящной комплекцией, позволяя им действовать активнее, тогда как Нахатэ – для более тяжеловесных персон. На первый взгляд, такое видение может быть состоятельным, а также непротиворечащим позиции Нагаминэ, если бы не одно «но»: полулегендарный основатель Сюритэ Мацумура Сокон был 170 см ростом – можно сказать, богатырь для тогдашних окинавцев!14 Хигаонна Канрио же, патриарх Нахатэ, особыми физическими данными не выделялся. Если же доверять китайским легендам о создателе стиля «Белого журавля», одного из главных предков школ группы Сёрэй, то, получается, знаменитая основательница Фан Цзинян была не просто умницей-красавицей, но весьма серьёзной силачкой!
Более состоятельной представляется точка зрения, что, наряду с более собранными и «закрытыми» позициями, направление Сёрэй уделяет больше внимания на «внутреннее делание» при тренировке силы, имея в своих исторических корнях китайские школы преимущественно «внутренней» направленности, тогда как Сюритэ больше опиралось на заимствования из северо-шаолиньских стилей ушу с характерной для них простотой действий и общей подвижностью.