Слеза Андромеды. Детектив

Юлия Королева

Слеза Андромеды. Детектив

Часть 1. Невидимый страж Корнелии

Он.

В её длинных волосах золотилось яркими переливами солнце, играя в шелковистых прядях, свежий ветер обдувал её личико с пухлыми губками и очаровательным вздёрнутым носиком, она то и дело напряжённо поворачивала голову и смотрела, далеко ли от неё бегу я. А я тогда совершенно растерялся, глядя на неё, и даже не пытался догнать, не говоря уж о том, чтобы перегнать её стремительно бегущую фигурку.

Это был первый класс и какие-то нелепые спортивные соревнования. Конечно, я тогда проиграл ей, и проиграл бы ещё раз, и ещё, несмотря на возмущённые вопли моих одноклассников.

Не понимаю, почему я не видел её в школе раньше, почему не встречал взгляд этих бездонных голубых глаз, где я был, когда она ходила по коридорам, смеялась с подружками, дралась портфелем на спортивной площадке? Это потом оказалось, то она просто перевелась из другой школы, и появилась в параллельном классе непосредственно перед этими дурацкими соревнованиями.

Я тогда устроил матери жуткую истерику с требованием перевести меня в её класс, и та, привыкшая носиться со мной, как с писаной торбой, испугавшись, добилась этого правдами и неправдами.

Я долго не решался подойти к хрупкому объекту моей любви, долго не решался сказать ей о том, что она мне нравится, смотрел на неё, сидя сзади, замечая любую мелочь – тонкую синюю жилку на шее, пульсирующую лёгкими толчками крови, пушистые ресницы над удивительными, чуть навыкате, глазами, красивый изгиб губ… Я стал её тихим стражем, идущим по пятам и желающим только одного – чтобы эти чудесные мгновения длились ещё очень долго. Я провожал её после школы, незаметно шёл следом, прячась за деревьями, а когда она однажды обнаружила меня, ответил ей честно на вопрос, почему слежу за ней:

– Ты мне очень нравишься. Давай поженимся, когда вырастем.

– Дурак – только и ответила она, презрительно скривив губки.

У неё было странное имя Корнелия, над которым смеялись в классе, а для меня её имя звучало, словно музыка. Она сама сократила это имя до Нелли, и всем, с кем знакомилась, так и представлялась.

Ради неё все школьные годы я творил безумства. Узнав неизвестно откуда, – то ли кто-то из старших подсказал, то ли где вычитал – что девочки не любят мямлей и «ботанов» я в один миг стал «плохишом», дерущимся направо и налево, гоняющим по дворам животных, прыгающим с моста в пруд, а после стал ещё и употреблять крепкие словечки, курить и метко сплёвывать сквозь зубы. И всё это только для того, чтобы она обратила на меня внимание.

Как-то раз я с компанией таких же оболтусов сидел в сквере при школе. Такие кучки, как наша, народ обходил стороной, и тут кто-то присвистнул:

– Ребя, смотрите, какая тёлка пошла!

Она спокойно, ничего не боясь, двигалась в нашу сторону, постукивая каблучками изящных туфелек. Я схватил за грудки того, кто назвал её тёлкой и сказал сквозь зубы:

– Ещё раз назовёшь её так – и получишь от меня, понял, козёл!

Отшвырнул его от себя, и пошёл ей навстречу, беспечно жуя какую-то травинку. Остановился напротив, пронзительно, как мне казалось, посмотрел ей в глаза и спросил:

– Погуляем?

Она лишь покачала головой, опять презрительно скривила губки и произнесла привычное:

– Дурак!

Я остался стоять, словно оплёванный, а она спокойно отправилась дальше, помахивая сумкой.

После школы наши пути разошлись – я не смог отыскать и следа предмета своего обожания, всё это время носил её в сердце, теша себя надеждой на встречу. Они сменили место жительства, а найти её в городе-«миллионнике» было бы не так просто.

Я услышал о ней только тогда, когда появились соцсети и каналы по телевизору самой разной направленности. Из соцсетей я узнал, что она стала довольно известной певицей, и её стали назвать популярным словом «поп-дива». Жизнь её была очень бурной и насыщенной, в ней преобладали необузданность, страсть и похоть. Мужа у неё не было, детей тоже, но её волосы были по-прежнему такими же золотистыми, глаза – большими и бездонными, а фигура приобрела чудесные формы.

Она была и осталась моей богиней… Но связывалась с теми, кто был совсем недостоин её… Для меня она была такой близкой и такой далёкой, а все эти её романы… Мужики просто пользовались её красотой и телом… Я бы таким не был… Я хотел другого для неё – чтобы для всех них она тоже стала богиней…

Несколько лет я убил на то, чтобы всеми правдами и неправдами подобраться к ней максимально близко. Я был уверен, что она не узнает меня – ведь мы так изменились. Так и произошло. Да и кто я для неё? Она даже не знает, что я по-прежнему её невидимый страж…

Не знает, что пришло время уничтожить тех, кто всего лишь пользуется ею…

Марго

Я влетаю в комитет – так и знала, что опоздаю сегодня! Утро началось ужасно – мы поссорились с Русом из-за какой-то ерунды, я наорала на Юрчика, потому что он слишком медленно и, как мне показалось, специально, пил какао, потом сломалась кофеварка и мне пришлось варить кофе в турке.

Время было безнадёжно упущено, Руслан, чтобы в очередной раз не нарываться на мой скверный характер, выскочил из дома, прихватив ноутбук, а у меня в итоге спустило колесо. С досады пнув его как можно сильнее, я подхватила сына и почти бегом мы долетели до детского сада, откуда я помчалась на работу.

– Марго! – укоризненно сказала Диана – ну шеф ждёт, уже пятый раз спрашивал!

– Прости, Ди. Всё, как всегда – утренние нестыковки… Терпеть не могу утро понедельника, всё в этот день через одно место!

– У него, похоже, тоже сегодня того… – зашипела Диана – проблемы с головой.

– А что случилось?

– А ты зайди в кабинет к нему, и увидишь.

Я позвонила Игорю, который тут же присоединился ко мне, и мы отправились к Евгению Романовичу.

Шеф в нетерпении расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. Я отметила, что у него редеют волосы и начинает прорисовываться под кителем брюшко. Потом перевела взгляд на экран огромного телевизора, висевшего на противоположной от окна стене, и подумала, что Ди, пожалуй, была не так уж и не права.

На экране шёл концерт. Великовозрастная, как мне показалось, певица, с золотистыми волосами, развевающимися от её энергичных движений, одетая в кожаный чёрный топ с сильным декольте и открывающим полоску её живота, в кожаные же чёрные шорты на массивных бёдрах и в высокие блестящие сапоги красного цвета, носилась по сцене, как ураган и пела что-то нелепо-попсовое.

За спиной у неё прыгали, видимо, желая одержать победу в номинации «Кто выше – тот и умнее, и круче» молодые самцы в золотистых нарядах и идеальными, одинаковыми, как на подбор, торсами с выделяющимися «кубиками».

– Вот это ничего себе! – присвистнул Игорь.

Я же, подозрительно посмотрев на шефа, спрашиваю у него:

– Шеф, вы что, увлеклись попсой?

Он, словно опомнившись, и наконец оторвав взгляд от экрана, говорит нам бодро:

– Где ходим, товарищи? Где ходим? Время уже – он поднимает руку, не обнаруживает на ней часы и говорит – впрочем, это неважно. Важно другое. У нас новое дело! И тут же показывает на экран – итак, дорогие мои, кто эта такая?

Мы с Игорем переглядываемся и с недоумением мотаем головами, как послушные болванчики.

– Я как-то попсу не очень – пытаюсь оправдаться я, чувствуя какую-то странную вину за то, что не знаю всех престарелых девиц, плящущих полуголыми под почти одинаковую музыку.

– Это – продолжает Евгений Романович, не обращая на меня никакого внимания – поп-звезда местного разлива Корнелия Завадская!

Он произносит это так торжественно, словно эта девица с таким странным именем заплатила ему за рекламу.

Я начинаю нервно хихикать, а мужчины смотрят на меня так, словно мне пора отправиться кое-куда подлечиться. Чтобы объяснить свой хохот, говорю им:

– Это кто же наградил её таким имечком? Кто-то был большой оригинал!

– Дело даже ни в её имени, милая Марго! – с усмешкой отвечает шеф – я бы, наверное, больше посмеялся над её сценическим псевдонимом.

– И? – спрашиваю я – ну, не томите, Евгений Романович!

– Она взяла себе псевдоним Андромеда.

Мы с Игорем начинаем ржать, как ненормальные.

– Что? – говорит Игорь – эта звездулька возомнила себя дочерью Цефея, царя Эфиопии, и его жены Кассиопеи?

– Так, дорогие мои – останавливает нас шеф – давайте посерьёзнее. Итак, Корнелия Завадская, сорок лет, популярная певица, высшее образование, не замужем.

– Подождите, шеф – говорю я – Андромеда означает «заботящаяся о своём муже», а тут замужеством и не пахнет.

– Марго – шеф смотрит на меня испепеляющим взглядом – вот и сама у неё и спросишь, или я должен персонально этим заняться?

– Так это не её убили, что ли? – я сама не замечаю непонятного разочарования в своём голосе.

– Нет – спокойно отвечает шеф на мой тупой вопрос – убили не её. И убийство ли это вообще, непонятно. Так вот, я продолжу, да? Вчера на вечернем концерте, на малой площадке стадиона внезапно упал и скончался молодой человек из группы подтанцовки Завадской.

– Это вот эти прыгающие мячики? – спрашиваю я у шефа, показывая на молодых людей в золотых шароварах и с голыми торсами.

– Они самые, Марго. Но это не мячики, как ты выразилась, это – танцоры. Итак, танцор, который умер вчера прямо на сцене – это Кирилл Маркушев, двадцати трёх лет, и это первая подобная смерть в группе подтанцовки Корнелии Александровны.

– Я бы не удивилась, если бы она была не первой. Она их, наверное, гоняет, как сидоровых коз. Сам вон как скачет…

– Марго – шеф теряет терпение – я признаю, что за это время ты отточила свой язык до максимальной остроты, но может быть, ты дашь мне договорить?

– Простите, шеф.

– Да, я продолжу с твоего разрешения. Так вот, Кирилл Маркушев упал и умер. На первый взгляд, никаких следов убийства на теле не обнаружено. Труп уже доставили к нам в лабораторию, Роб с ним разбирается. Малое помещение стадиона закрыто. Вам необходимо поехать туда, осмотреться на месте, ну и поговорить с этой самой Андромедой.

– Шеф – говорю я – так может, это не убийство?

– А что это, по-твоему? Думаешь, он нахлебался яда непосредственно перед концертом? Специально, чтобы упасть на сцене? Этакий пиар-ход?

– Ну, может, у него сердце не выдержало нагрузок?

– Вот это, дорогая Марго, нам и предстоит выяснить! И потом, сердце просто так не даёт сбой – должна быть какая-то причина. Всё-всё, работайте! А я ещё раз посмотрю на этот спектакль…Кстати, я вам там на почту скинул запись этого концерта, можете посмотреть, как всё произошло.

Мы выходим из кабинета, и я говорю Игорю:

– Послушай, давай сейчас посмотрим запись, и ты поедешь к родным танцора, ладно. Я отправлюсь на стадион, возьму с собой оперативников.

– Хорошо, как скажешь.

Мы внимательно смотрим запись – шеф прислал нам описание внешности Кирилла. Проходит примерно полчаса от того момента, как началось выступление. Иногда танцоры сменяют друг друга, чтобы иметь возможность отдохнуть. Ближе к тому времени, как Кирилл должен упасть, он тоже меняется и выходит на сцену после небольшого отдыха.

– Надеюсь, это не пер…н из твоего дела о маньячке – бубнит Игорь – а парень не отравлен контактным ядом тетродотоксин из дела о Барсуке и его гареме…А то у меня будет дежавю.

– Смотри, Игорь, у него начинает нарушаться координация движений – тыкаю я в экран – гляди, вот у него на лбу выступают бисеринки пота. А вот он облизывает губы, словно ему жарко и у него сохнет во рту.

Мы внимательно наблюдаем тот момент, когда танцор, подпрыгнув особенно высоко, вдруг падает на пол и его безжизненные глаза смотрят наверх.

– Ну, и как ты думаешь – что это?

– Кто знает, похоже, что у него резко схватило сердце. Ладно, поеду к его родителям, постараюсь выяснить, может, он жаловался на него…

Он уходит, а я, прежде чем ехать на стадион, захожу к Робу.

– Роб?! Ну и? Это яд? Контактный? Или нaркотики? Или что ещё?

Он разводит руками:

– Нет, Марго, на первый взгляд всё чисто. Я пока провёл предварительный осмотр тела, но могу тебе сразу сказать – это не яд. Причину нужно искать внутри, я думаю, поэтому сейчас я начну вскрытие. Но сначала… На его животе я обнаружил следы пока непонятной мне субстанции, какие-то капли. Хочу исследовать их состав. Взял у него подногтевое содержимое, проверил желудок…

– Он употреблял что-то перед выступлением – энергетики, кофе, алкоголь?

– Нет, в последний раз он ел примерно за пять часов до выхода на сцену. Следов алкоголя и возбуждающих напитков нет, употреблял он только воду. Пока всё.

– Спасибо большое, Роб. Пожалуйста, как только ты определишь состав этой жидкости на его животе – позвони мне.

– Замётано. Да, ещё кое-что. Примерно за два часа до выступления у него был незащищённый половой контакт.

– Вот это да! Впрочем, секс даёт дофамин, после него скакать козлом – милое дело.

– Маргоо! – возмущённо говорит Роб – тело молодого человека в морге, побойся Бога.

Я сажусь в машину и еду на стадион. Телефон звонит, оповещая меня весёлой мелодией о том, что это звонок от Руса.

– Марго, любимая, прости, что сегодня утром наехал на тебя!

– Ладно, Рус, проехали, с тебя – мытьё посуды!

– Ты в хорошем настроении. Новое дело?

– Угу. Причём, не совсем обычное – я рассказываю ему о Андромеде и внезапно скончавшемся парне из подтанцовки.

– А я её немного знаю – заявляет мне Руслан – она моя одноклассница. Правда, мы триста лет не виделись.

Вот это да! Ничего себе, новости!

– Подожди секунду, Рус, у меня Роб на второй линии. Да, Роб. Да, говори, ничего страшного, я скоро уже к стадиону подъеду. Что? Ты это серьёзно?

– Нет, я шуточки с тобой шучу – язвительно говорит он – повторяю для особо одарённых – жидкость на животе танцора – это женские слёзы.

Часть 2. «Висяк»?

Он.

Всё прошло, как по маслу…

А иначе и быть не могло, я нисколько не сомневался в себе. Сам дьявол не узнает, как я сделал это, за это я продал ему душу и научился тому, что умеют делать всего лишь немногие на нашей планете.

Следователи – те, к кому попадёт это дело, вообще не смогут добраться до настоящей причины смерти какого-то там танцоришки, ну, и тогда дело уйдёт в разряд «висяков». Самое главное, что моя богиня Нелли должна понять, что отныне ей нельзя связываться с мужчинами для того, чтобы удовлетворить своё похотливое тело.

Только я способен дать ей то, что не может дать никто другой – настоящую, всепоглощающую, страстную и безудержную любовь. Она обязательно поймёт это и пожалеет о том, что когда-то давно отталкивала меня.

За пару часов до концерта я наблюдал эту безобразную сцену в её гримёрке – самец, который её имел, даже не удосужился закрыть дверь и сквозь тонкую щель я видел, как они совокуплялись на диване. Это было омерзительно настолько, что у меня появилось желание сделать это прямо там – ворваться в гримёрку и вонзить в него что-нибудь острое, так, чтобы из сонной артерии на шее, которую она целовала, фонтаном брызнула алая струя. Я представил, как его жизненная жидкость заливает обнажённую грудь моей любимой, и тут же почувствовал эрекцию.

На ней не было ничего, кроме высоких красных сапог, блестящих, словно они были намазаны маслом. Несмотря на всю омерзительность, сцена была очень эротичной – этот самец и она сама стонали, как два первобытных человека.

Я поразился её бесстыдству – она совершенно не боялась того, что в этом людном месте за ними могут наблюдать, а ведь этими наблюдающими могли быть в том числе и вездесущие папарацци. Скорее всего, в порыве страсти они забыли закрыть дверь, вот и всё.

Потом, когда всё было закончено, он налил ей в бокал шампанского и добавил туда какую-то белую таблетку. Она видела это, значит, понимает, о чём идёт речь. Единственное, что меня волнует – приём этого непонятного средства вкупе с алкоголем.

Я быстро ушёл, испугавшись того, что они меня обнаружат, и сразу же решил, что сегодня этот парень с хорошо развитым торсом станет моей первой жертвой, и я надеялся, что единственной. Всё зависело только от самой Нелли – поймёт ли она, что отныне все, с кем она будет иметь беспорядочную одномоментную связь – будут отправляться к праотцам.

Через некоторое время я вернулся, и застал её уже полностью «при параде» для выхода на сцену. Она очень редко меняет свои образы – чаще всего так и выходит в этом чёрном, блестящем топе, кожаных чёрных шортах и ярко-красных сапогах. Соблазнительница! Она прекрасно понимает, что этот образ практически охотницы Дианы, или Валькирии, очень идёт ей.

Я залюбовался невольно её статной фигурой и легонько стукнул в дверь. Увидев меня, она с радостью воскликнула:

– Привет! – покрутилась передо мной – как я тебе?

Касаюсь пальцем её обнажённого плеча, в которое чуть врезалась широкая лямка топа, провожу по нежной коже, чувствуя, что она необычайно горячая, словно огонь, касаюсь рукой лба:

– Ты пылаешь, Андромеда? Ты не больна?

– Нет, ну что ты!

– Всякий раз, как я захожу к тебе перед выступлением, ты задаёшь мне один и тот же вопрос… Хотя прекрасно знаешь на него ответ.

– Я просто хочу ещё раз его услышать – смеётся она, и я в который раз убеждаюсь, что не видел улыбки прекраснее этой.

Я наблюдаю за ней из-за плотной портьеры – она, как всегда, неотразима и смотрится на сцене так, как никто другой – яркая, умеющая заворожить публику, этот народ, который беснуется при виде неё, она в действительности словно гипнотизирует эту массу своей харизмой. Да, может быть и поёт всякую ерунду, которая не по нраву мне, но зато как умеет заводить!

Марго

Малая сцена стадиона перекрыта наглухо – не подобраться, к тому же шеф выставил тут охрану до того момента, как кто-нибудь из нас приедет и всё осмотрит. Прохожу внутрь – ничего себе, малая сцена! Да тут легион римских солдат поместится!

Впрочем, говорят, эта Андромеда популярна настолько, что может собрать площади и побольше. Интересно, что она тут делает? Обычно, такие поп-дивы, достигнув подобных высот, едут покорять Москву. У нас, конечно, тоже город немаленький, но для таких, как она, Москва – святое дело, обязательно нужно покорить. Впрочем, возможно её всё устраивает.

Я набираю Даню:

– Данюш, привет. Слушай, позвони пожалуйста этой Андромеде, спроси её, где она находится, скажи, что я подъеду к ней минут через тридцать-сорок, пусть никуда не отлучается.

– Замётано – говорит он – эх, увидеть бы её вживую! Хоть одним глазком!

– Дань, ты чё, поклонник этой попсы, что ли?

– Ну, она довольно привлекательная дамочка, я тебе скажу.

– Она тебе в матери годится!

– Чего сразу в матери-то? В сёстры – да, что она – в десять лет меня родила?

– Ладно – морщусь я – хватит болтать бесполезно, давай, звони ей.

– А улики будут?

– Надеюсь.

Я подхожу к одному из охранников.

– Скажите, кто-нибудь осматривал сцену или гримёрки?

– Нет, Маргарита Николаевна, вас ждали.

– Хорошо.

Я поручаю приехавшим следом оперативникам осмотреть помещения, особенно гримёрку самой певицы и гримёрку артистов подтанцовки, а сама осматриваю довольно большую сцену. Важно хорошенько осмотреть пол, на котором могут быть какие-то улики, если их, конечно, не затоптали.

Чуть не с лупой внимательно осматриваю поверхность, которая почему-то на удивление чистая – в бахилах они тут, что ли, танцевали? Хотя… Браться пыли тут неоткуда – обычно выступающие надевают чистую обувь.

Через некоторое время мои усилия вознаграждаются – на одном из участков пола я нахожу малюсенькое красное пятнышко. Задумавшись, вспоминаю, где примерно упал Кирилл, получается, совсем недалеко от этого места. Что же – будем надеяться, что это кровь и кровь именно Кирилла, хотя на видео вообще не видно, что у него есть какие-то раны, которые кровоточат.

Достаю ватную палочку, осторожно беру соскоб с этого места, показываю понятым, складываю в зип-пакет, ещё раз всё осматриваю полы. Пока это единственная улика здесь, на сцене, но скоро я прихожу к выводу, что их больше нет и пора сворачиваться.

Поручаю оперативникам отправить все найденные улики Дане, сама звоню ему, чтобы спросить, где сейчас находится эта самая Корнелия-Андромеда. Он даёт мне адрес её городской квартиры и говорит, что сейчас она там и ждёт меня.

Я знаю этот дом недалеко от центра города, и не люблю район, потому что здесь одни сплошные пробки. Пока добиралась, устала и разнервничалась так, что в лифте к квартире Андромеды поднималась абсолютно злой. Ну, да ладно, нечего злиться, нужно выполнять свою работу, да и всё.

Звоню в дверь и слышу энергичные шаги внутри квартиры. Скоро она открывается и передо мной предстаёт предел мечтаний множества мужчин в нашем городе от мала до велика. Что же – на сцене, в гриме, она выглядит немного другой. Сейчас же я вижу перед собой уставшую женщину с потухшим взглядом голубых глаз и множеством мелких морщинок на лице. По-видимому, на пластику лица она ещё не решилась, но до этого недалеко.

– Вы следователь? – голос у неё чуть с хрипотцой, и немного не похож на тот, что я слышала на записи и по телевизору у шефа. «Фанера» или всё-таки присутствует элемент искажения?

– Да – говорю я ей и протягиваю «корочки» – вы совсем не похожи на ту женщину, что я видела на сцене.

Я говорю ей это совершенно неожиданно для себя. Она поправляет свой ярко-синий пеньюар, сморкается в белый платочек, трёт красный от слёз нос и говорит:

– У актёров и певцов, знаете ли, два лица… Все мы – и вы тоже, играем какие-то роли. Пока вы молода и не понимаете этого, но когда вам будет сорок…

– Вы так говорите, словно древняя старуха. Сорок лет, на мой взгляд – это самый расцвет жизни.

– О, нет – она пропускает меня в квартиру – я уже чувствую себя разбитой калошей, а после смерти Кирилла – тем более. Бедный мальчик!

– Позвольте вам не поверить – на сцене вы выглядите, словно тысяча вихрей собрались воедино в одном месте.

– Сомнительный комплимент – улыбается она очаровательной, на мой взгляд, улыбкой, и я вынуждена с ней согласится – вы знаете, я не стала отменять свой следующий концерт – он состоится сегодня, в память о Кирилле, пожалуй, я ему посвящу его…

– Корнелия Александровна – мягко начинаю я, но она перебивает:

– Нет-нет, пожалуйста, избавьте меня! Ужасное имя, которое я терпеть не могу, зовите меня Нелли.

– Ну, хорошо… Скажите, в каких отношениях вы были с Кириллом Маркушевым?

– В обычных. Он всего лишь один из артистов подтанцовки.

– Разрешите вам не поверить. Мы ведь всё равно дороемся до правды.

– Дорывайтесь. Тело Кирилла ещё не остыло, а вы требуете от меня рассказать о том, о чём в приличном обществе говорить запрещается?

– Потому что он годился вам в сыновья?

– Давайте не будем об этом. По крайней мере, не сейчас. Поверьте, мне больно, очень больно.

– Хорошо, тогда я вызову вас повесткой к нам в комитет, и мы поговорим с вами об этом под протокол.

– Делайте, как считаете нужным.

– Скажите, Кирилл когда-либо жаловался на проблемы с сердцем?

– Нет, что вы. Мои танцоры постоянно проходят медосмотр – с нашим образом жизни, с постоянно подвижными постановками, гастролями и переходами из одного шоу сразу в другое, здоровье должно быть просто космическим. Вероятно, с его сердцем случилось что-то очень неординарное, может быть, тромб или ещё что-то… Ну, я не знаю, я не сильна в медицине…

– А мы, Нелли Александровна, думаем, что Кирилла убили.

– Ну что вы, как такое может быть! Это кажется мне полнейшей нелепицей – кому мог помешать этот приятный молодой человек?!

– Это нам и предстоит выяснить. Вы не знаете, у Кирилла были враги?

– У нас нет времени на врагов. Да, у мальчиков в подтанцовке было противостояние определённого рода – танцевать в центральной линии хотят все. Но чтобы убить ради этого…

– Простите, я не совсем понимаю, что такое центральная линия?

– Ну, это те, кто танцуют в первом ряду, практически рядом со мной. Основной костяк составляют три-четыре человека, которые могут брать меня на руки и вообще, как-то участвовать в танце, прикасаясь ко мне, понимаете, контактировать. Вот сюда мечтают попасть все они. Но я повторюсь – среди них нет ненормальных, они не станут ради такого убивать, тем более, Кирилл танцевал во второй линии, как вы видели.

– А про его личную жизнь вы знаете что-либо?

– Поймите, у мальчиков и у меня нет личной жизни. Гастрольный график настолько плотен, что у нас идут концерт за концертом, нам просто некуда впихнуть сюда личную жизнь.