Грех

Кейт Смит

Грех

Дорогой читатель! Со всем трепетом и душой я представляю тебе маленькую историю одной большой любви. Здесь не будет остросюжетных поворотов и загадок, здесь все про жизнь и стечение обстоятельств. Наслаждайся!

Глава 1.

Дмитрий

И все-таки в жизни самая интересная штука – любовь. Никогда не знаешь, где она тебя будет ждать и в каком обличии к тебе придет.

Моя жизнь отлажена до мелочей. Мне тридцать девять, кто-то скажет, что сорок – уже закат, но я уверен, что это только начало. По крайней мере в моей карьере. Я убежден, что только к сорока ты можешь хотя бы примерно понимать что-то в медицине.

Я посвятил себя хирургии, сначала торакальной, а потом и пластической. Я люблю свое дело всей душой, наверное поэтому я смог чего-то достичь. Но работа – ревнивая сучка, поэтому она не смогла делить меня с моей семьей. В итоге – развод, раздел имущества и прочая лабуда, с которой пришлось мириться во благо моих родных.

С Ирой я познакомился еще когда мне было семнадцать. Сестра моего друга Стаса, можете представить себе, через что мне пришлось пройти? Ей было всего пятнадцать, а я влюбился в нее, как дурак. У нее были темные вьющиеся волосы и карие глаза, она сводила меня с ума. Однажды Стас позвал меня к себе после уроков, чтобы отдать мне стопку учебников по биологии и анатомии, которые остались от бабушки, она у него тоже была врач. Все знали, как я грезил медициной, но мать растила меня одна, поэтому денег на учебники не было, и каждый помогал, чем мог. Я переступил порог его квартиры, и она выбежала нам навстречу в желтом платье в мелкий белый горошек. Тогда, мне кажется, я забыл, как дышать.

– Ира, принеси бабушкины учебники, – сказал Стас.

– Хорошо, – сказала она и удивленно продолжала изучать меня взглядом, – а ты кто?

– Это Дима, мой друг, я говорил тебе, он будущий хирург, ему нужны учебники, Ира, давай быстрей! – сказал Стас, явно испытывая раздражение, – черт, она вечно в облаках, не знаю, что с ней делать.

– Да ладно тебе, она просто растерялась, – сказал я, чувствуя как мое сердце грохочет.

С тех пор мы виделись часто, я всегда искал повод прийти к ним домой или встретить ее в школе. Конечно, все происходило тайно, ведь Стас вряд ли бы одобрил такие отношения. Нас влекло к друг другу и того, что произошло, вряд ли можно было избежать. Ира забеременела в шестнадцать. Я уже поступил в университет и представить такую ситуацию не мог даже в самом страшном сне. Она приехала ко мне в общагу в слезах и с отчаянными глазами.

– Ира, что случилось? – в моей голове кружили только страшные мысли.

– Я беременна, Дим, – она сказала, а из-под моих ног ушла земля, сердце ухнуло и руки задрожали, – что делать, Дим?

– Иди сюда, – все, что мог я тогда сказать, я обнял ее и принялся успокаивать. Тогда я напился с соседом по комнате, я даже слабо помню тот вечер, уж очень я ахренел.

Что я мог ей дать тогда? Ничего. Босяк, без рода и племени, живу в общаге, работать еще толком не работал. Но я не хотел, чтобы она делала аборт. Тогда мы пошли сначала к Стасу, и я неслабо получил от него по морде, он плакал, и Ира плакала вместе с ним. Потом пошли к ее родителям. Ее мать, учительница в школе, тут же обозвала дочь шлюхой, она умоляла меня взять ее замуж, иначе «ей никогда не отмыться от этого позора». А отчим даже глазом не моргнул, просто вышел из-за стола и пошел смотреть телевизор. Вот она жизнь. Я и не собирался отлынивать от своих обязательств перед ней, я любил ее, а она – меня, вот вам и вся правда. Мы расписались через пару дней, только вдвоем. Стас проклинал меня и, наверное проклинает по сей день.

Я устроился санитаром в отделение торакальной хирургии одной из городских больниц, работал ночь через ночь, при этом ходил на пары и старался что-то впитывать. Иру попросил подождать и закончить школу, пока я смогу накопить хотя бы на комнату для нас двоих, она покорно ждала. Примерно через 2 месяца у меня получилось накопить на скромную однушку на окраине города, которую мне удалось снять для нас. Первое время это был тот самый рай в шалаше. Я толком не ел ничего и не спал, работал и учил, вот и все. Она терпела и любила. Денег было мало, и нам реально приходилось сводить концы с концами. Я работал без продыху, чтобы мы элементарно могли купить кроватку и мешок картошки, ведь надо как-то жить.

У нас родился сын, мы назвали его Никита. И, конечно, то что было до его рождения – показалось детским лепетом по сравнению с тем, что ждало меня дальше. Нет, не подумайте, я любил их, их обоих. Но после очередных суток без единой капли сна, мне хотелось прийти домой, поесть, заняться хорошим сексом и лечь спать, а никак не еще одной “рабочей смены”.

Ире было тоже тяжело, я слышал, как она плакала, качая Никиту. Он был непростым ребенком, однажды на нас даже нагрянули органы опеки, так сильно он кричал. Наверное, именно тогда все начало рушиться. По сути она одна воспитывала ребенка, а я делал все, чтобы нам было, что поесть. Но разве это жизнь?

К окончанию университета я уже мог самостоятельно сделать аппендэктомию, ведь я дежурил в больнице неделями. Мой наставник, Борис Иванович Кононов, взрастил меня из санитара в неплохого молодого хирурга. Я поведал ему свою историю, а он тогда сказал мне “Эх ты, Димка, разве ж это любовь? Но что уж теперь?”. Я видел в нем не только наставника, но и отца. И он действительно помогал: делился благодарностями от пациентов, устроил врачом-стажером, когда я толком еще ничего из себя не представлял, но он всегда хлопал меня по плечу перед сложной операцией и говорил “Не дрейфь, прорвемся”.

Ира тогда ушла в себя и Никиту, она старалась. Никита был болезненным ребенком, поэтому каждая попытка устроить его в детский сад заканчивалась антибиотиками и капельницами. Так она продержалась до его трех лет, параллельно учась на заочке психологии. Ирония в том, что она начала это дело, потому что сама была в депрессии. Это я понял относительно недавно. Она даже в этом спасала сама себя, моя сильная девочка.

После – Никита пошел в сад, а Ира начала практику и, надо сказать, у нее отлично получалось. Она специализировалась на послеродовой депрессии. Как говорится, со своего опыта говорить гораздо проще. И народ пошел. Через пару лет очередь к ней на консультации была на месяцы вперед. Она смогла, выстояла. А я? А я не смог. На тот момент я уже трахнул если не каждую, то почти каждую медсестру в нашем отделении. Мы отдалились и почти не виделись с ней. И казалось бы, вот она жизнь, к которой мы шли! Смотри, у нас есть деньги, квартира, маленькая, но своя. Вот наш сын, он одет, обут, накормлен. Что еще надо? Давай жить! Но момент упущен, мы потеряли друг друга. Та маленькая пятнадцатилетняя темноволосая девочка превратилась в рыжую суку, которую почти сломали жизнь и я.

Заходя в квартиру после очередных суток, я застал ее одетой с чемоданом в руках.

– Уезжаешь в командировку? – спросил я тогда, прекрасно понимая, куда она собралась.

– Нет, Дим. Я ухожу, вместе с Никитой. Я подала на развод, препятствовать твоему общению с сыном не буду, но будь добр, не проеби и его, пожалуйста, – она вытерла наманикюренным пальцем выступившую слезу в уголке глаза и слабо улыбнулась. Я увидел в ней ту Иру, которую я когда-то полюбил, и мне стало так поршиво, как я мог? Как я мог с ней сотворить такое? Она поцеловала меня в щеку и ушла, хлопнув дверью.

Я зашел в детскую, сел на мятую кровать Никиты. “Спешила”, подумал я.

– Блять, – выругался и лег, уткнувшись носом в его подушку.

Так я уснул в его маленькой кроватке. Потом хорошенько надрался со своим другом Виталиком в его квартире. Он гинеколог, я всегда поражался этому факту. Он был тем самым ботаником, с которым мне посчастливилось делить комнату в общаге и напиться до беспамятства в честь беременности Иры. Так и сдружились.

Я попросил Кононова загрузить меня работой, он не заставил долго ждать. Через 5 лет я уже ездил на классной тачке, у меня было несколько квартир по городу и пустота внутри. С Ирой мы старались держаться в хороших отношениях, не опускаться до установки встреч с ребенком и скандалов при нем. Я забирал Никиту к себе три или четыре дня в неделю, как когда получалось. Старался не проебать его, как просила Ира. Я брал его в отделение, показывал инструменты и фото с операций, старался насытить наши дни чем-то полезным или веселым, в общем, баловал, как мог. В итоге к тринадцати Никита говорил, что он хочет быть хирургом, как папа, а я жалел, что привел его в этот ад, ведь такой жизни я для него не хотел.

Глава 2.

Дмитрий.

– Дим, я правда не смогу приехать, – говорит Ира в трубку телефона, а у меня уже просто закипает мозг от того, что я упрашиваю родную мать поучаствовать в знакомстве с девушкой нашего сына, – я все равно уже знакома с Аней, мы с Сергеем были у них на прошлой неделе, я завтра улетаю в Мюнхен на конференцию, поэтому давай сам.

Блять. “Мы с Сергеем”. Новость, что у Иры кто-то появился начала бесить меня сразу же. Нет, я не думал, что она станет сидеть и плакать с Никитой на руках, но не вот так же! Этот ее Сергей – вылизанный, идеальный сукин сын. Бизнесмен, инвестор, уже десять раз звал Иру замуж, но та ни в какую. Я хочу для нее счастья, даже пытался говорить с ней на эту тему, ведь парень вроде неплохой, уж получше, чем я. “Зачем нам это, Дим? Детей я больше не хочу, а живем мы и так вместе. Хватит, наигралась я уже в эти ваши женилки”. И даже ответить нечего.

Тот факт, что у моего двадцатидвухлетнего сына есть девушка, да еще и такая, что он хочет нас с ней познакомить, меня огорошила. Он пару лет живет отдельно в одной из моих квартир, и я прекрасно понимал, что у него мог кто-то появиться, но не настолько серьезно. Никита, как я и боялся, пошел в медицину, сейчас на четвертом курсе, кажется, ему нравится кардиология. Оно и к лучшему, только бы не хирургия. Девушка, как говорит Ира, его однокурсница, но знакомиться с ней я предпочел бы семьей, херовой и развалившейся, но семьей. Но моя бывшая жена – ветер, ее невозможно удержать. Вероятно, она не воспринимает эту Аню всерьез, поэтому так легкомысленно относится к факту знакомства, но от этого мне не лучше.

Никита попросил быть к пяти и вот я, как дебил, с цветами, паркую бэху во дворе их жк и поднимаюсь на лифте. Нервно постукиваю пальцами по бедру. Блять, как же я постарел, сейчас пару лет и он женится на ней, а там и внуки пойдут… Ой, пиздец… Двери лифта открываются, и до меня доносятся отдаленные стоны. Да уж, вечер неплохой, надо позвонить Саше, операционной сестре из моей клиники, чтобы приехала к ночи, надо расслабиться.

Чем ближе я подхожу к двери квартиры сына, тем отчетливее слышу женские стоны, даже не стоны, а крики! Это что ж он там с ней вытворяет, что она такая громкая? Я берусь за ручку двери, нервничаю, чувствую как шипы роз впиваются в мою ладонь. Надо бы позвонить в звонок, но его тут нет. Я так и не поставил, а Никите видимо и не нужен. Постучу, точно, они услышат, и все мы избежим неловкой ситуации. Стучу, в ответ стоны не прекращаются. Я стою так около пяти минут, не выдерживаю и открываю дверь. Из прихожей через арку видна кухня-гостиная, где стоит стол, на котором широко разведя ноги сидит та самая Аня. Ее белый сарафан в мелкий желтый цветок задран, а лямки спущены с плеч. Ее грудь с торчащими персиковыми сосками скачет в такт тому, как трахает ее Никита. Он стоит между ее ног и держит ее одной рукой за шею, прислонив их лбы. Ее каштановые волосы, завитые в локоны тоже пляшут в танце. Она стонет громче, наверное сейчас кончит, не хочу ее отвлекать, наблюдаю, а член в брюках каменеет. Надо срочно звонить Саше. Аня запрокидывает голову, и ее ноги начинают дрожать, она будто обмякает, и я понимаю, что сейчас время заявить о своем присутствии.

– Кхм, Никита, ты бы хоть закрывался, – говорю я откашлявшись и стараясь не смотреть в сторону полуголой девушки.

Она испуганно поворачивается мою сторону и тут же спрыгивает со стола, убегая в другую комнату.

– Блять, пап, ну ты бы позвонил, знаешь же, что не один, – говорит Никита, застегивая штаны.

– Ты хоть предохраняешься? – спрашиваю, не видя снимает он презерватив или нет. Мы очень часто разговаривали с ним на эту тему, потому что я хочу для него лучшей жизни и детей в срок.

– Аня пьет таблетки, не парься, пап! – я незамедлительно отвешиваю ему позатыльник. Таблетки! Пропустила одну – поздравляю папаша!

– Никита, мы же с тобой говорили на эту тему! Я купил тебе несколько пачек презервативов! Это надежнее, чем таблетки! А если она залетит? Что тогда?

– Пап, ощущения не те, – говорит он, усмехаясь, – не беспокойся, у нас все налажено.

– Налажено у него! Зачем ты звал меня к пяти, если вы, кхм, не успевали…?

– Так получилось, прости, – отводит взгляд. Он так похож на Иру, ее глаза и родинка на щеке. Пфффф, ребенок.

– Ну что зови ее, не будет же она там вечно сидеть! – усмехаюсь, какая же дурочка, закрылась в ванной.

Анна

Господи! Со мной могло произойти все, что угодно, но не это! Его отец видел то, как мы трахались, Боже. У меня просто нет слов. Познакомились называется. Теперь я сижу в гребанной ванной, на гребанном полу и плачу, как можно было так нелепо все испортить?

– Аня, выходи, малыш, – говорит тихонько Никита за дверью.

– Нет, давай перенесем встречу, я неважно себя чувствую, – отвечаю я, сгорая со стыда. Надеюсь он сейчас уйдет, и мы встретимся потом в более неформальной обстановке.

– Малыш, перестань. Мы взрослые люди, у меня мировой отец. Не переживай, он все понимает! Моя мама вообще забеременела в шестнадцать! Не парься, – боже ну как он не понимает, это вообще другое! Я предстала перед ним полуголой, трахающейся с его сыном, на столе, за которым он будет сидеть и есть! Это же уму непостижимо! Позор. – Аня, он знает, что мы живем вместе и трахаемся тоже, прекрати накручивать!

– Никит, – я открываю дверь, чувствуя как мое лицо багровеет, я поражаюсь его беспечности, – ты даже понятия не имеешь, как мне стыдно и тяжело, – я разозлилась и направилась из ванной прямиком в гостинную.

Мы с Никитой однокурсники. Знакомы с 1 курса, но конкретно общаться начали на втором- третьем. Конечно, он – элита университета, папа – крутой хирург, все дороги открыты. А я – простая девочка с глубинки, приехала становиться врачом. У моей сестры Сони не получается забеременеть, поэтому хочу стать гинекологом, чтобы помогать людям обрести радость родительства.

С Никитой мы пересеклись на одной из отработок пропущенной пары, я не смогла прийти, потому что работала санитаркой, а тут безнаказанно не ходить на пары нельзя.

– Ты – Аня, да?, – спросил он меня, присаживаясь ко мне за стол. Сердце ухнуло, он знает, как меня зовут? Никита Мартынов знает, как меня зовут? Не может быть! Смотрю на него удивленными глазами и чувствую как щеки наливаются краской.

– Эм, да, а ты Никита? – говорю я стараясь скрыть свой дрожащий голос.

– Ага, ненавижу отработки, ты почему не пришла на пару? – спрашивает, внимательно осматривая мое лицо.

– Работала, – говорю я, смущаясь. Он то в моем возрасте гоняет на мустанге и работает в отделении, как говорится, «для души». Его отец – важная шишка в мире хирургии. Настолько он профессионал, что многие опытные хирурги консультируются у него, просят совета, а иногда и ассистенции. Причем профиль пациентов разнообразен, он оперирует все: от опухолей до маммопластики. Гений, что уж взять. И Никита активно этим пользуется. Он смуглый, с красивыми темными глазами и родинкой на щеке, у него рельефные руки, обвитые густой сеткой вен. Что тут скажешь, все его хотят, а он сидит тут со мной.

– Работаешь санитаркой? – говорит он, вскидывая вверх свои брови.

– Да, – опускаю глаза, – в шестой клинической. Нужны деньги, я здесь совсем одна.

– Давай после отработки, выпьем кофе? Ты как, никуда не спешишь? – он улыбается, а я краснею. Может это сон? Не может быть так все прекрасно. Все сокурсники смотрят на нас: Никита и какая-то серая мышка – странноватая история.

– Эмм, я… не знаю… наверное, эм, да? – говорю я, задыхаясь, от волнения, мои руки начинают дрожать, а уши – гореть.

– Супер, тогда, чтобы не заставлять тебя ждать, я отстреляюсь первым и подожду тебя на выходе, идет? – подмигивает он мне, а я забываю как дышать.

– Идет, – выдыхаю я.

Никита идет пошел отвечать первым, и, конечно, сразу видно, что он тут царь и бог.

– Никита Дмитриевич, по какой причине пропустили занятие? – спрашивает его Рышевская, жуткое бесоватое создание, преподающее оперативную хирургию, льстиво улыбаясь ему своими тонкими накрашенными губами.

– Оперировал с отцом, Ираида Анатольевна, – ответил Никита, отмахиваясь от нее, как от назойливой мухи. Мне кажется, он даже не смотрит на нее, всем видом показывает, что он и так все знает, и ее нравоучения ему ни к чему.

– Что ж, – протянула она, мерзко облизывая ручку, – раз так, я не сомневаюсь в ваших знаниях, можете идти. Пожалуйста, не пропускайте занятия, Никита…

Я открыла рот от удивления. Нет, это ж надо так открыто показывать свою предвзятость! Сучка Рышевская разве что скальпель к горлу не приставляет во время ответа студента. Шаг влево, шаг вправо – «приходите в следующий раз». А тут – «не сомневаюсь в ваших знаниях»! Какой же он нарцисс…

Из моих негодований меня вырывает Рышевская:

– Толмачева, чего сидим, глазами лупаем? Иди отвечать!

Я покорно иду слушать очередную лекцию о том, что в университет мы поступали учиться, а не мыть полы за деньги, что такую возможность имеют единицы, а мы неправильно ей пользуемся и прочее и прочее. Надоело!

После жесткой порки с Рышевской, я устало побрела по коридорам универа, напрочь забыв о Никите. Он встретил меня на выходе.

– Я уж думал, Рышевская тебя съела, – сказал он, смеясь и туша сигарету своим кроссовком на асфальте.

– Ой, Никит, я совсем забыла о договоре, Рышевская все соки из меня высосала, – я тру уставшие глаза. Честно говоря, уже совсем никуда не хочется, тем более с этим выскочкой.

– Ничего, прокатимся в одно место? Тут недалеко, – спросил он, смотря на меня исподлобья. Сейчас он похож на кота из Шрека, это вызывает у меня смех, и я непроизвольно прикрыла рот рукой.

– Ладно, Мартынов, веди, – сказала я, закидывая шоппер на плечо.

Он взял меня под руку и повел к своему черному мустангу. В тот вечер я и влюбилась в него. Сказать, что Никита был умным – ничего не сказать. По правде говоря, я завидовала ему из-за того, что у него все просто, все преподы заочно знали, что он – лучший, даже не проверяя. Но он на самом деле был лучшим, он стоял с отцом, держа в руке скальпель с первого курса. Он мог рассказать мне анатомию от и до и удивлялся, когда я что-то забывала.

– Ань, ну это же азбука, – говорил он.

– Душнила, – отвечала я.

Мы разговаривали о медицине, о детстве, он рассказал, что его родители развелись, но поддерживают теплые отношения, что у мамы есть “бойфренд”, за которого она никак не выйдет замуж. Когда он сказал это, его лицо исказила усмешка:

– Ему всего тридцать, а маме – тридцать четыре, – сказал он, разводя руками, – думаю вся проблема в этом.

Я видела потом Сергея, когда знакомилась с Ириной Олеговной. Он статный, темноволосый мужчина. Она по сравнению с ним – дюймовочка. Никита – копия мать. Наверное, она его сильно любит, раз он на нее так похож. Но в ее глазах слишком много металла, не подходящего такой маленькой и хрупкой женщине, как она.

Мне всегда было интересно, какой он, его отец. Дмитрий Борисович Мартынов, я видела те немногие фотографии в интернете, где он оперирует. На них его практически не видно, он полностью экипирован: колпак, маска и только глаза – чистые и голубые смотрят в лицо опасности. И вот, когда мне предоставился шанс с ним познакомиться – я предстала в нем практически голой с членом его сына между ног! Ужас и позор. Как ты могла, Аня!?

Я иду, смотря себе под ноги. Мое сердце трепещет, в глазах скопились слезы от несправедливости, а щеки горят от стыда. Чувствую на себе его взгляд, но не решаюсь поднять голову. Господи, ну почему именно я?!

– Здравствуй, я – Дмитрий Борисович, отец Никиты, – его хрипловатый голос, заставил вскинуть глаза и посмотреть на него. Он стоял ослепленный солнцем, слегка хмуря брови и протягивал мне руку.

Глава 3.

Дмитрий.

Ее босые шаги я услышал еще в начале коридора. Сопротивлялась долго, минут пятнадцать, я уже успел изучить обстановку на кухне. Кажется, они давно живут вместе, раз шкафы наполнились большим количеством посуды, а в холодильнике есть что-то помимо доставки.

Она вошла в гостиную, объятая лучами света, в этом злополучном коротком сарафане, практически не скрывающем ее стройные бледные ноги. Я на мгновение замер, какая она красивая. Так, надо точно звонить Саше. У меня не было секса три дня, наверное поэтому меня так кроет. Опустив голову идет ко мне, я не дышу. Надо как-то начать разговор, вижу же, стесняется и стыдится.

– Здравствуй, я Дмитрий Борисович, отец Никиты, – сказал я, протянув ей руку. Она резко подняла на меня свой взгляд, и я увидел пленку влаги на ее практически серых глазах. Ее раскрасневшиеся щеки и дрожащая пухлая нижняя губа подтверждают то, что она стыдится.

– Здравствуйте, я Аня, извините за этот инцидент, Дмитрий Борисович, – она взяла себя в руки и пытается не показывать своего волнения, но я то знаю, я вижу, как она дрожит. Она нервно мнет край сарафана и начинает более рвано дышать. Совсем еще юная для взрослых дядь.

– Не переживай, Аня, ничего страшного не произошло, на будущее – закрывайте входную дверь, – я отвернулся от нее, потому что почувствовал ненормальную реакцию на девушку своего сына. Будь я помоложе, она уже ехала бы ко мне, но нет. Она годится мне в дети, так что гоню блудные мысли прочь.

– Присаживайтесь за стол, Дмитрий Борисович, – она попыталась прочистить горло и сделать голос более твердым, но меня это только позабавило.

Я сел за стол, он ломился от количества еды. Аня без слов взяла розы, что я принес и поставила в вазу. Я ухмыльнулся, дерзкая однако. Молча наблюдал за ее рваными движениями. Наконец пришел Никита, и воздух стал потихоньку разряжаться.

– Уже познакомились?, – спросил он, пытаясь скрыть свою улыбку. На что Аня молча закатила глаза и принялась дальше перемешивать какой-то салат.

– Познакомились, – отвечаю я, – вы одногруппники?

– Однокурсники, – говорит Аня, сверля взглядом Никиту. Боже ну и заноза.

– Да что вы говорите! – наигранно удивляюсь я, – и давно вы знакомы?

– Со второго курса, пап. Ни за что не догадаешься, как мы познакомились! – смеется Никита, обнимая Аню за талию одной рукой.

– На лекции? – улыбаюсь, ну конечно, типичное место свиданий студентов медиков, сесть на задние ряды и заниматься всем, кроме поглощения знаний.

– У Рышевской на отработке, – отвечает Никита и начинает громко смеяться.

– У Ираиды? Господи, сколько ей? Мне кажется она старше пирамид! Неужели до сих пор преподает? – вспоминаю, как после очередной ночи в больнице я приходил на пары к Рышевской, и она сверлила мой усталый мозг своим писклявым голосом.

– Она немало крови выпила всем, – говорит Аня, – только Никита этой участи избегал, – она показательно закатывает глаза.

– Намекаешь на то, что я как-то с этим связан? – непонимающе спрашиваю я.

– Ну что вы, Дмитрий Борисович, конечно, нет, – отвечает она. Ты посмотри! Совсем осмелела девочка.