Наследие Костяного Древа

С неохотой приготовив яичницу, я проглотила ее без всякого аппетита. В гостиной, устроившись в старом кресле-качалке, я попыталась отвлечься, углубившись в изучение древних рун. Время тянулось медленно, тревога не отпускала. Взглянув в окно, я увидела, что солнце уже в зените, а сумерки крадутся по земле длинными тенями. Бабушка все еще не вернулась. Дурное предчувствие обвилось вокруг моего сердца. Выйдя на крыльцо, я опустилась на ступеньки. В этот момент из леса вынырнул Каф и замер напротив. Его волчий взгляд был полон неподдельной тревоги, что лишь усугубило мои опасения. Я провела рукой по его мягкой лоснящейся шерсти.

– Ты знаешь, куда ушла бабушка? – спросила я зверя с дрожью в голосе. В ответ послышался лишь короткий, встревоженный скулеж. – Тогда веди меня! – воскликнула я, вскакивая на ноги.

Каф, не дожидаясь повторного приказа, сорвался с места и, оглядываясь, не отстаю ли я, помчался вглубь леса. Я, не раздумывая, побежала следом, продираясь сквозь колючий кустарник, перепрыгивая через корявые корни деревьев. Сердце бешено колотилось в груди, а в голове роились самые мрачные предположения. Куда он меня ведет? Что могло случиться с бабушкой?

Лес становился все гуще и темнее, последние лучи заходящего солнца едва пробивались сквозь плотную листву, окрашивая стволы деревьев багрянцем. Каф бежал уверенно, чувствуя дорогу нутром. Наконец он остановился у края небольшой поляны, и мои глаза увидели Костяное Древо. В этот момент до меня донесся слабый, приглушенный стон.

С бешеной скоростью добравшись до дерева, я замерла, как громом пораженная. Бабушка лежала, прислонившись спиной к шершавой коре, а на ее груди алела зияющая рана, из которой медленно сочилась темная, почти черная кровь. Застывшая на лице гримаса боли искажала знакомые, любимые черты.

– Бабушка! – вопль ужаса вырвался из моей груди. Я рухнула на колени рядом с ней. – Что случилось? Кто это сделал, бабуленька?

Ее веки дрогнули, и она, узнав меня, попыталась улыбнуться. Улыбка вышла слабой, жалкой. – Все хорошо, золотце, – прошептала она одними губами. – Не беспокойся, пустяки…

Я стояла в оцепенении, парализованная страхом, не в силах пошевелиться. Лишь отчаянный вой Кафа, полный невыносимой тоски, вывел меня из ступора. Очнувшись, лихорадочно принялась осматривать рану, силясь хоть как-то остановить кровь. Наспех перевязав ее подолом юбки, соорудила подобие носилок из веток и тряпья и осторожно уложила туда бабушку. Вцепившись в край самодельного ложа, я потащила его по ухабистой земле. Каждый шаг отдавался мучительной болью в израненных ладонях. Спустя бесконечные часы, измученная и обессиленная, наконец дотащила ее до дома. Не теряя ни секунды, уложила бабушку на диван в гостиной, промыла и перевязала рану. Она лежала без сознания, бледная и неподвижная. Я опустилась на пол рядом с диваном, взяла ее холодную, слабую руку в свои. Вглядываясь в родные черты, почувствовала, как отчаяние ледяной хваткой сжимает мое сердце. Что делать? Как ее спасти? Бабушка запретила мне звать доктора, сказав, что это бесполезно. Да и как я оставлю ее одну на много часов?

Время тянулось мучительно медленно. Каждая минута казалась вечностью, наполненной страхом и надеждой. Я металась по дому в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы помочь. Лихорадочно перебирала сушеные травы, вспоминала все бабушкины рецепты. Заварила крепкий отвар из ромашки и зверобоя, попыталась влить его бабушке в рот, но она не глотала. Жидкость струйкой стекала по подбородку на подушку.

Я прислушивалась к каждому ее вздоху, к каждому слабому биению пульса. Казалось, жизнь покидает ее с каждой секундой. Каф, не отходя от дивана, тихо скулил, словно понимая всю серьезность ситуации. Его преданные глаза смотрели на меня с мольбой.

Вдруг бабушка слабо застонала и открыла глаза. В ее взгляде читалась усталость и какая-то странная обреченность. Она с трудом подняла руку и коснулась моего лица. – Послушай меня внимательно, внученька, – прошептала она. – В моей комнате, в тумбочке у кровати… ключ. Возьми его и спустись в подвал. Там… ответы. На все… Прошу тебя… будь осторожна… и не мсти за меня. То, что случилось… неизбежно. Не вини себя… ни в чем.

Ее слова ранили меня больнее любой раны. Я судорожно сжала ее руку, пытаясь удержать ее, удержать жизнь, ускользающую сквозь пальцы. – Не говори так, бабуленька! Мы справимся! Я спасу тебя!

Она слабо улыбнулась и закрыла глаза. Последний вздох сорвался с ее губ, и ее рука безжизненно упала на диван. Тишина наполнила комнату, оглушительная, беспощадная. Каф жалобно завыл, прижавшись мордой к ее неподвижному телу. Я осталась одна, в отчаянии, с леденящей пустотой в сердце.

Похороны прошли как сквозь пелену мутного сна. Вся деревня, словно осиротевшая семья, собралась, чтобы проводить Алефтину в последний путь. Мама с отцом приехали, едва я успела сообщить им страшную весть. Молча, с каменными лицами, они взяли на себя все организационные хлопоты, ограждая меня от суровой реальности, в которой бабушки больше не было.

Земля тяжело ложилась в могилу, глухо ударяясь о крышку гроба. Каждый ком отдавался болезненным эхом в моей голове, словно кто-то методично выбивал из меня остатки надежды. Я стояла, оцепенев, не в силах проронить ни слезинки. Горе сковало меня ледяными цепями, превратив в безвольную куклу. Каф, притихший и подавленный, лежал у моих ног, изредка вздрагивая всем телом.

После поминок родители в один голос начали уговаривать меня уехать из этого дома, вернуться в город и забыть все, как страшный сон.

– Мама, о чем ты? Папа, он не понимает, насколько все серьезно, но ты-то знаешь… Как можно бросить все и сбежать? Кто станет стражем Костяного Древа? Кто защитит мир от тьмы, которая рвется наружу? – слова сорвались с губ безжизненным эхом.

– Это не твоя ноша! – в отчаянии воскликнула мать, в ее голосе звучала мольба.

– Правда? Не моя? А чья тогда? Предлагаешь мне поступить так же, как сама когда-то? Ты оставила бабушку в одиночестве охранять портал! – каждое слово звенело сталью, не оставляя места для жалости и сочувствия. Мать отшатнулась, словно от пощечины, на ее лице отразилась боль давней раны.

– Катерина, не смей так говорить с матерью! – вмешался отец, нахмурив брови. – Твоего согласия никто не спрашивает. Ты едешь с нами, и точка.

– Не поеду! Не поеду! Не заставите! Здесь мой дом! – ярость вырвалась наружу, как лава из жерла вулкана. Родители ахнули и попятились, в их глазах плескался первобытный ужас.

– Что… что с твоими глазами? – пролепетала мать, заикаясь, словно увидев нечто невообразимое. – Вы… вы уже провели ритуал?

– Да! Я – ведьма! – я наступала, гнев душил, словно змея. Предметы взмывали в воздух, повинуясь моей воле, танцуя в безумном вихре. – Уезжайте!

После отъезда родителей дом опустел окончательно. Они уехали, оставив меня наедине с моей болью. Каждый угол, каждая вещь, казалось, кричали об Алефтине. Ее любимая чашка на столе, недочитанная книга на прикроватной тумбочке, платок, небрежно брошенный на спинку кресла, – все это было пропитано ее присутствием, ее теплом. Я ходила по дому, словно призрак, касаясь этих вещей, пытаясь удержать ускользающие воспоминания.

Ночи стали самым страшным испытанием. В темноте, когда вокруг царила тишина, меня накрывала волна отчаяния. Я лежала в постели, уставившись в потолок, и видела перед собой ее лицо – доброе, улыбающееся, живое. Слышала ее голос, ее смех. И от этого становилось еще больнее, еще невыносимее.

Каф, словно чувствуя мое состояние, не отходил от меня ни на шаг. Он ложился рядом, клал свою морду мне на колени и тихонько поскуливал, пытаясь утешить, согреть своим теплом. Его преданность была единственным лучом света в этой кромешной тьме.

Я знала, что должна жить дальше. Что Алефтина не хотела бы, чтобы я сломалась, утонула в пучине скорби. Но как это сделать? Как найти в себе силы двигаться вперед, когда часть меня умерла вместе с ней? Это был вопрос, на который у меня пока не было ответа, лишь жгучая боль, разъедающая изнутри.

Неумолимый бег времени отсчитывал дни траура. Девять дней пронеслось с тех пор, как бабушки не стало, а впереди уже вырисовывались тягостные сорок. Каждое утро, как приговоренная к каторге, я поднималась с постели, заставляла себя проглотить завтрак и шла заниматься, искать спасение в делах. Порой мы с волком, как две заблудшие души, часами бродили по лесу, ища приюта в его безмолвном величии. Там, в тиши лесных чащ, я оттачивала свои магические навыки. Ветер послушно трепетал в моих ладонях, повинуясь моей воле, и дождь по мановению моей руки омывал землю. Лишь стихия огня оставалась непреклонной, неукротимой, ускользая от моих отчаянных попыток покорить ее яростное пламя.

Однажды, в глуши леса, у старого, обугленного пня, я вновь попыталась призвать огонь. Сосредоточившись, я протянула руку, представляя в ладони крошечный уголек, искру жизни. Но вместо ожидаемого тепла меня обдало лишь холодом разочарования. Огонь не приходил. Ярость закипела внутри, но я сдержала ее, понимая, что злость – плохой советчик, тупиковый путь.

Волк, молчаливый свидетель моих тщетных попыток, тихо заскулил и положил голову мне на колени. В его глазах я видела отражение собственной боли. Теплое дыхание зверя, касаясь моей кожи, стало якорем в бушующем море отчаяния, напомнив о живом существе, которое нуждалось в моей заботе. Я провела рукой по его густой шерсти, и с каждым движением боль утраты отступала, становясь приглушенной, как далекая мелодия. Внезапно мой взгляд зацепился за крошечный костер, забытый кем-то в лесной глуши. Он почти погас, тлея едва заметным огоньком.

Идея пришла внезапно, словно луч света пронзил тьму. Я подошла к костру, села рядом и начала просто смотреть на пламя. Не пытаясь его контролировать, не стремясь подчинить. Просто наблюдала за его танцем, за игрой света и тени, за причудливыми узорами, которые он выписывал в воздухе. Постепенно я начала чувствовать его тепло, его энергию, его дикую, неукротимую природу, услышала биение его сердца. Впервые я не боролась с огнем, а пыталась его понять, ощутить его суть.

И тогда случилось чудо. Пламя откликнулось на мой интерес, на мой искренний порыв. Оно стало расти, ярче и сильнее, но не угрожающе, а приветливо, принимая меня в свой круг. Маленькие язычки пламени потянулись ко мне, желая коснуться, обнять. Я протянула руку и ощутила тепло, приятное, обжигающее, но не причиняющее вреда. Я покорила огонь, но не силой, а пониманием, проникновением в его душу. И в этот момент я почувствовала, как бабушка улыбается мне из другого мира, одобряя мой путь.

С новым пониманием я вернулась к старому пню. Волк, все еще лежавший там, поднял голову и вопросительно посмотрел на меня, будто спрашивая: «Ну что, получилось?». Я улыбнулась ему и села рядом. На этот раз, протянув руку, я представила не крошечный уголек, а отблеск большого костра, его живое, танцующее пламя, его неукротимую силу, его первозданную мощь.

И огонь пришел. Не вспышкой, не взрывом, а медленно и уверенно, пробуждаясь от долгого сна. Сначала едва заметная искра, потом робкий язычок пламени, и наконец полноценный костер, согревающий меня своим теплом, дарящий ощущение уюта и покоя. Я чувствовала себя частью этого огня, его продолжением, его союзником, а не его повелителем. Волк тихо завыл, радуясь моему успеху, разделяя мою радость.

Я поняла, что сила не в контроле, а в понимании и гармонии, в умении слышать голос природы. Огонь, как и любая другая стихия, не терпит насилия, не прощает грубости. Его можно покорить только уважением и любовью, искренним восхищением его красотой. Бабушка всегда говорила, что огонь – живой, что у него есть душа, что в нем заключена тайна мироздания. И только сейчас я поняла, что она имела в виду. С тех пор я больше не пыталась покорить огонь силой. Я училась слушать его, чувствовать его, понимать его. И он всегда отвечал мне взаимностью, согревая меня своим теплом и освещая мой путь.

На исходе сорокового дня ко мне во сне пришла бабушка. Лицо ее дышало умиротворением, а во взгляде плескались безбрежная любовь и доброта – те самые, что согревали меня при жизни, как ласковое солнце.

– Здравствуй, внученька, – прозвучал ее тихий, ласковый голос, такой родной и знакомый.

– Бабуля, милая, как ты? Все ли у тебя хорошо? – прошептала я, робко пытаясь коснуться ее руки, боясь, что она исчезнет.

Ее прикосновение оказалось таким же теплым и родным, как и прежде, как будто и не было этих долгих дней разлуки, словно время было не властно над нашей любовью. Я почувствовала, как волна спокойствия накрывает меня, растворяя остатки горечи и печали, которые терзали меня последние недели, исцеляя мои раны.

– У меня всё хорошо, родная. Я нашла покой и умиротворение, – ответила она, мягко улыбаясь, как ангел, посланный с небес. – Я пришла, чтобы ты знала: я всегда рядом, в твоем сердце, в твоей памяти, я буду твоим ангелом-хранителем, оберегающим тебя от бед. Не печалься обо мне, внученька. Живи полной жизнью, радуйся каждому дню, как я тебя учила, будто это последний день на земле, наслаждайся каждым мгновением. Помни о тех ценностях, которые мы разделяли, о любви, доброте и сострадании, о том, что делает нас людьми, о том, что делает нашу жизнь осмысленной.

Я смотрела на нее, не в силах оторвать взгляд, боясь упустить хоть одну деталь ее облика. Мне хотелось расспрашивать ее обо всем, узнать, каково ей там, в другом мире, но слова застревали в горле, словно невидимая сила сдерживала меня. Вдруг она протянула мне руку и вложила в мою ладонь ключ, старинный и потертый.

– Катя, вспомни, о чем я тебе говорила в свой смертный час. Это очень важно, дорогая. Ты должна научиться быть боевой ведьмой, иначе погибнешь, иначе тьма поглотит тебя.

Я крепко сжала ключ в руке, чувствуя холодный металл, как прикосновение к прошлому. В этот момент бабушка начала постепенно растворяться в воздухе, становясь всё более прозрачной и невесомой.

– Люблю тебя, кровиночка моя, – прошептала она на прощание, словно последнюю молитву, словно благословение. – Я всегда буду рядом, в твоем сердце, в твоих мыслях, в каждом твоем вздохе.

Она исчезла, оставив меня наедине с тишиной – гулкой, всепоглощающей, где я осталась одна во всей вселенной. Пробуждение принесло ощущение ее близости, будто невидимая нить связывала нас, обещая, что она всегда будет рядом. И вдруг – озарение! Воспоминание вспыхнуло яркой молнией в сознании. Как я могла забыть? Ключ… Подвал… Сердце забилось в предвкушении неизведанного, зовущего вглубь тайны. Вскочив с постели, я ринулась в бабушкину комнату, лихорадочно ища ключ, словно от него зависела моя жизнь. Сжимая его в руке и вооружившись фонариком, я начала спуск в темный, зияющий провал подвала, полный загадок и тайн. Что ждет меня там, внизу? Какие секреты хранит бабушкин подвал, какие сокровища он скрывает?

Спуск по ступеням уносил меня всё глубже, пока я не оказалась на самом дне. Подвал оказался неожиданно просторным, словно скрытый в земле лабиринт. Здесь царили чистота и дивный аромат трав и солений, создавая ощущение уюта, будто сам дух дома нашёл здесь своё пристанище. В дальнем углу притягивала взгляд массивная деревянная дверь, окованная железом. Именно её должен был открыть этот ключ, именно она хранила заветную тайну. Сердце забилось быстрее, когда я вставила его в замочную скважину. Ключ вошёл идеально – ведь он был создан именно для этого замка. Лёгкий поворот, и раздался щелчок, открывая путь к тайне. Дверь медленно подалась, открывая узкий проход, приглашая меня ступить в неизведанное. Я толкнула её, и она распахнулась шире, открывая моему взору…

Дорогие читатели!

Ваше мнение, ваши отзывы, ваша критика – все это бесценно для меня. Они помогут мне понять, удалось ли мне достичь поставленной цели, смогла ли я донести до вас то, что хотела. Ваша оценка станет для меня стимулом для дальнейшего развития и совершенствования как писателя. Пожалуйста, поделитесь своими впечатлениями о романе. Напишите рецензию, оставьте комментарий на сайте, обсудите его с друзьями.

Ваше мнение важно!

С искренней благодарностью и надеждой на вашу поддержку,

Ольга Острова.

Глава 4

…Просторную и уютную комнату. В полумраке, освещаемом лишь тусклым светом моего фонарика, я увидела множество полок, уставленных книгами, склянками с разноцветными жидкостями и пучками сушеных трав. В центре комнаты стоял деревянный стол, на котором лежали раскрытая книга и несколько канцелярских предметов.

Нащупав на стене выключатель, щелкнула им, и комнату озарил яркий свет. Подойдя к столу, я склонилась над книгой. Ее страницы были исписаны каллиграфическим почерком на уже известном мне языке. Это было что-то вроде энциклопедии, сборник о существах. Взяв книгу в руки, опустилась в кресло у стола и погрузилась в изучение таинственного мира, страницы книги поглотили меня целиком. С каждой прочитанной строкой росло осознание собственного невежества. Как мало на самом деле мне известно. Я устало подняла голову и потянулась, разминая затекшие мышцы. Осматривая помещение более детально, встала и подошла к полкам, пальцы заскользили по корешкам книг, выстраивающихся вдоль стен: «Травы и их целебные и магические свойства», «Стихия воды», «Стихия земли», «Стихия огня», «Практическая магия», «Демоны», «Нечисть», «Леший и кикиморы» (неужели и они существуют?).

Заглянув в пару книг мельком, я почувствовала, как по спине пробежал озноб. В них описывались существа, чья сила превосходит человеческое понимание. Существа, которые могут захватить мир без труда, и людям нечего будет противопоставить им. Были там и древние ритуалы, способные остановить демона и их приспешников. Но все они проводились с огромным риском для жизни ведьмы.

Застыв, я уставилась невидящим взглядом в стену, а мозг лихорадочно пытался переварить обрушившуюся лавину жутких откровений. В конце концов, из меня вырвался истерический смешок, эхом разнесшийся по помещению. Хотела приключений? Извольте, получите сполна.

Осторожно вернув книги на полку, я направилась к столу. Выдвигая ящики один за другим, я изучала их содержимое. Моё внимание привлекла толстая тетрадь в потертой обложке. Открыв её, я поняла, что это бабушкин дневник. Захватив тетрадь, я покинула подвал. Занимался рассвет, и я решила, что ложиться снова в постель нет смысла, и направилась на кухню. Заварив крепкий чай, приготовив простые бутерброды, я принялась читать дневник, поглощая пищу и погружаясь в прошлое.

Жизнь бабули была насыщенна событиями. Её многие боялись. Могущественная колдунья, она внушала трепет не только простым смертным, лесной нечисти, но и более сильным существам. Меня заинтересовала парочка, что находилась в её подчинении: Леший по имени Путаник и его сварливая супруга, Кикимора болотная с ещё более звучным именем Смутьянка. И почему бабуля не познакомила меня с ними? Пара была под стать друг другу: оба – заядлые любители сбить путника с пути, посеять в их душах смятение и хаос. И дети их, Лесавки, переняли озорной нрав. Бабушке то и дело приходилось держать их в узде, иначе распоясавшаяся братия могла натворить бед.

Я ахнула. Так вот почему в последнее время люди стали так часто плутать в лесу, часами кружа по знакомым тропам. Углубившись в чтение, я поняла, почему Алефтина не спешила рассказывать мне об этих существах. Они обладали коварным даром – могли сманить юную ведьму с истинного пути, лишив ее возможности вернуться назад. Потому знакомство с этой лесной братией откладывалось на самый крайний срок.

Ну что ж, пришла пора познакомиться. Я решительно спустилась в подвал и взяла нужную мне книгу. Поднялась наверх и, устроившись в кресле-качалке, углубилась в чтение. С каждой прочитанной строкой крепло осознание: с этими созданиями шутки плохи. К встрече я готовилась дотошно, не желая предстать профаном перед таинственным лесным народом. К полудню явился Каф, отсутствовавший целые сутки.

– Ты голоден? – спросила я, и в ответ прозвучал лишь короткий, утвердительный рык. Накормив волка, я вернулась к прерванному чтению. Вечер уже был не за горами, но я все равно решила не откладывать задуманное и приступить к переговорам с лешим и его семьей сегодня же.

В лесу обитали и другие жители, с которыми мне предстояло ещё познакомиться, но их черед придет позже. А сейчас…

Ступив на едва заметную тропинку, я углубилась в чащу и вскоре вышла на небольшую поляну. Солнце клонилось к закату, но время еще было. Я разложила угощение на скатерть, расстеленную на земле, и громко прочитала заклинание призыва.

Вскоре стал слышен треск сучьев под ногами невидимых существ. Я замерла, стараясь дышать ровно и не выдать волнения. В воздухе усилился запах сырой земли и прелых листьев. Из-за деревьев начали появляться тени. Вот показался корявый силуэт с горящими глазами – леший. За ним, крадучись, вышла кикимора, вся в тине и болотной ряске. И, словно искры от костра, вокруг них замелькали лесавки, хохочущие и перешептывающиеся.

Мои глаза округлились от шока. Да, я могла вызвать дождь или огонь, но настоящую нечисть видела только на картинке, не считая куклы. Я постаралась сохранить спокойствие, хотя сердце бешено колотилось в груди. Медленно, подчеркнуто уважительно, я поклонилась лесным хозяевам.

– Приветствую вас, владыки леса, и приношу дары в знак уважения, – произнесла я. Леший окинул меня оценивающим взглядом, а кикимора брезгливо скривилась. Лесавки, напротив, с любопытством рассматривали угощение. Не прошло и минуты, как ребятня растащила еду. Кикимора осталась стоять в сторонке, поджав губы и неприветливо поглядывая на меня. Леший же приблизился. Ростом он едва доходил мне до груди.

– Зачем звала, человечка? – не церемонясь спросил он. «Вот те на, ни здрасьте, ни до свидания, как невежливо», – подумала я, сердито нахмурив брови.

– Разговор есть. – Я тоже перестала церемониться с ними. – Если вы не перестанете шалить в лесу, мне придется принять меры.

– И что ты сделаешь, бездарная колдунья? – грубо вступила в разговор женушка лешего. Во как. Перешли на личности. Я всё больше погружалась в шок от такого поведения.

– Смутьянка, ты мне не хами, а то горько пожалеешь, – огрызнулась я, поворачиваясь к ней.

– Не пугай, пуганые. Бабка твоя вызывала уважение, а ты – так, пыль под ногами, – ощетинился леший, заступаясь за супругу.

– Эй, Путаник! Что ты мне чешешь? Какое уважение? Боялись вы её до чёртиков, вот и сидели тихо, как мыши под веником, – я чувствовала, как закипает злость. – А теперь вы решили разгуляться, почувствовав слабину? Зря. Я не бабка, но за лес свой глотку перегрызу.

Леший хмыкнул, а кикимора презрительно фыркнула. Лесавки же, наевшись, притихли и с любопытством наблюдали за разгорающимся конфликтом. Я чувствовала, как магия наполняет меня, готовясь вырваться наружу. Не стоило им меня недооценивать.

– Значит так, – продолжила я, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри всё клокотало. – Я предупредила. Если еще хоть одна жалоба дойдет до меня, пеняйте на себя.

Леший нахмурился, явно обдумывая мои слова. Кикимора же злобно сверкнула глазами, но промолчала. Повернувшись, я направилась прочь, чувствуя их взгляды, сверлящие спину. Нужно было уходить, пока гнев окончательно не взял верх. Но чутье мне подсказывало, что этим все не закончится.

Возвращаясь назад, я пыталась успокоиться. Это же надо, какое хамло. Пусть только попробуют хоть что-то вытворить, я им устрою веселенькую жизнь. Так, и нужно обезопасить себя от их нападок, чтобы они не смогли завлечь меня в свои игры с тьмой.

Каф лежал возле дома, лениво развалившись. Завидев меня, рыкнул в знак приветствия, но с места не сдвинулся. Войдя в дом, я первым делом направилась к шкафу с травами. Нужно заварить успокаивающий чай. Ромашка, мята, немного зверобоя – идеальное сочетание для умиротворения разбушевавшихся нервов. Успокоив нервишки, я приступила к обороне своего жилья.

Недоразвитых хватило ровно на неделю. Видимо, только страх и показательная порка способны заставить их вести себя прилично. Вооружившись знаниями из бабушкиного дневника, как приструнить эту парочку, напугав до икоты, но не причинив вреда, я отправилась к ним в гости без приглашения. Жили они в самой трясине, у края болота. Каф сопровождал меня, указывая дорогу. Без стука распахнув дверь, я обалдела. Эти лесные жители шагали в ногу со временем! Смутьянка хлопотала на кухне. Никакой русской печи и в помине не было. От такой картины стало жутко. Ну хоть телевизора нигде не видно, промелькнула мысль. Леший и кикимора должны по лесу бегать, а не…

– Похоже, бабуля неплохо вас избаловала? – процедила я, приходя в себя. Кикимора резко обернулась, и на ее лице отразился неподдельный испуг.

– Ты чего пришла? – пролепетала она, пятясь.