Вампирский секс: Начало

Владислав Савин

Вампирский секс: Начало

Первая Кровь в Старом Доме

Сырость проникала сквозь побитые стекла, цеплялась за облупившуюся штукатурку, пропитывала воздух запахом тлена и забвения. Виктор сидел в кресле, когда-то парадном, теперь расхлябанном и порванном, в центре заброшенного особняка на окраине Петербурга. Его взгляд скользил по паутине, по пыльным люстрам, по теням, что танцевали в лунном свете, проникающем сквозь разбитые окна. Вечность. Это слово потеряло для него всякий смысл, превратившись в бесконечную, удушающую пустоту. Столетия нанизывались друг на друга, как бусины на нить, каждая из которых была точной копией предыдущей. Однообразная охота, безликие жертвы, кратковременное насыщение, сменяющееся новой волной всепоглощающей скуки. Он перепробовал все – власть, богатство, искусство, разврат. Ничто не приносило истинного удовлетворения, лишь призрачные отголоски былых эмоций.

Петербург был его очередным временным пристанищем. Этот город, пропитанный мистикой и декадансом, казалось, идеально подходил для его мрачной натуры. Но и здесь, среди заброшенных заводов и гниющих особняков, Виктор чувствовал лишь привычную апатию. Ночь обещала быть такой же пустой, как и сотни предыдущих. Он уже почти растворился в этой тишине, в этом безвременье, когда едва уловимый, почти призрачный аромат нарушил его покой. Свежая кровь. И не просто кровь, а кровь, пропитанная страхом. Не животным, примитивным, а человеческим, острым, почти осязаемым. Это было нечто новое, нечто, что заставило древние инстинкты проснуться. Он приподнял голову, втягивая воздух, как хищник, почуявший добычу. Запах был слабым, но отчетливым. Он шел откуда-то сверху, из глубины этого проклятого дома. Кто-то был здесь. Кто-то живой. И кто-то очень, очень напуганный. На губах Виктора появилась легкая, почти незаметная улыбка. Скука отступала, уступая место предвкушению. Возможно, эта ночь не будет такой уж и пустой.

Сырость старого особняка просачивалась сквозь тонкую ткань ее платья, но Алина не чувствовала холода. Только всепоглощающую, жгучую жажду, которая скручивала внутренности, заставляя мышцы дрожать. Это был не просто голод, это было нечто более древнее, первобытное, что пробудилось в ней после того, как ее мир перевернулся. Воспоминания о прошлой жизни наплывали волнами, болезненными и чужими: запахи красок, шум университетских коридоров, смех друзей. Все это казалось далеким, нереальным, словно сон, из которого она только что проснулась в кошмаре. Каждая клеточка ее нового тела кричала, требуя крови, и эта потребность пугала ее до дроти. Она пряталась в пыльных комнатах, среди обломков былой роскоши, словно загнанный зверек. Каждый шорох, каждый скрип доски пола заставлял ее замирать, вслушиваясь. Ее обострившиеся чувства улавливали запахи, звуки, которых раньше она бы не заметила. И среди них, тонким, почти неуловимым шлейфом, пробивался другой запах. Запах, который заставлял ее инстинкты вибрировать, а сердце, если бы оно еще билось, сжиматься в предчувствии. Это был запах старой силы, вековой мудрости и опасности. Запах другого хищника. Виктора. Она знала, что он здесь, чувствовала его присутствие в каждом темном уголке особняка, в каждой тени, отбрасываемой призрачным светом луны. Он был как паук, терпеливо ждущий в центре своей паутины. И Алина, как пойманная муха, медленно, но верно двигалась к нему. Ее пугала эта неизбежность, но одновременно она чувствовала странное, извращенное притяжение. Он был ответом, пусть и пугающим, на ее новообретенную природу. Он был тем, кто мог понять, что с ней происходит, кто мог научить ее выживать в этом новом, жестоком мире. Ее пальцы невольно сжались, царапая облезлую штукатурку. Внутренняя борьба разрывала ее на части: человечность цеплялась за последние крохи воспоминаний, а вампирская сущность тянула ее к нему, к источнику силы, к крови. Воздух в особняке сгущался, наполняясь запахом пыли, тлена и… чего-то еще. Чего-то, что заставляло ее хищные инстинкты пробуждаться. Она подняла голову, ее глаза, еще не до конца привыкшие к темноте, скользнули по залу. В какой-то момент ей показалось, что она видит его силуэт в дверном проеме, но это мог быть лишь обман зрения. Или нет? Напряжение нарастало, пульсируя в воздухе. Встреча была не просто неизбежна – она была желанна, пусть это желание и было окрашено страхом. Первый контакт. Скоро.

Слабый, но отчетливый запах свежей крови и страха, словно тонкая нить, вел Виктора сквозь лабиринт пыльных комнат заброшенного особняка. Его вековая скука, казалось, вот-вот должна была развеяться. Он двигался бесшумно, тенью скользя по скрипучим половицам, каждый нерв натянут в предвкушении. Наконец, он остановился. Запах был здесь, сильный, почти осязаемый. И он исходил не от жертвы, а от кого-то… подобного ему.

Алина, дрожа всем телом, прижималась к холодной стене, пытаясь стать невидимой в полумраке. Ее легкие горели от невыносимой жажды, а в голове билась одна мысль: он здесь. Древний, могущественный, тот, кто мог разорвать ее на части одним движением. Она слышала его приближение не ушами, а каждой клеткой своего новообретенного, проклятого тела. Запах его силы, его возраста, его хищной сущности обволакивал ее, одновременно отталкивая и притягивая. Вчера она была обычной студенткой, сегодня – монстром, загнанным в ловушку.

Виктор сделал шаг из тени. Его фигура вырисовывалась в лунном свете, проникающем сквозь разбитое окно. Высокий, статный, с лицом, высеченным из камня, и глазами, в которых плескалась бездонная тьма веков. Он не произнес ни слова, лишь медленно опустил взгляд на Алину. Она была молода, испугана, но в ее глазах, несмотря на ужас, горел огонек дикой, неприрученной жизни. И этот огонек, смешанный с запахом ее первой, еще не утоленной жажды, вызвал в нем странное, давно забытое чувство. Не голод, не агрессию. Что-то иное. Любопытство. Возможно, даже… влечение.

Алина вздрогнула, когда его взгляд скользнул по ней. Ее тело отреагировало раньше, чем мозг. Неконтролируемый трепет пробежал по коже, а внизу живота вспыхнул странный, жгучий огонь. Она должна была бежать, кричать, сопротивляться. Но она не могла пошевелиться. Власть, исходившая от него, была всепоглощающей. Он был хищником, она – его добычей. И все же… в его взгляде не было той безжалостной пустоты, которую она ожидала. Была какая-то… оценка. И что-то еще, что заставило ее сердце, если бы оно билось, пропустить удар.

Напряжение в комнате стало невыносимым, почти осязаемым. Оно вибрировало в воздухе, смешиваясь с запахом пыли, старого дерева и ее собственной, еще невинной крови. Виктор медленно сделал еще один шаг, сокращая расстояние между ними. Алина инстинктивно вжалась в стену сильнее, но не отвернулась. Ее взгляд, полный страха и вызова, был прикован к нему. В этот момент, среди руин старого дома, между ними вспыхнула первая искра. Ненависти? Страха? Или чего-то гораздо более темного и притягательного? Он почувствовал это. Она почувствовала это. Их первый контакт был не битвой, а прелюдией. И оба это понимали.

Виктор, чье вековое существование было наполнено лишь скукой и тленом, уловил слабый, но такой манящий запах. Запах свежей крови, смешанный с животным страхом. Он знал, что не один в этом проклятом особняке, и это знание неожиданно пробудило в нем давно забытое предвкушение. Алина, дрожащая от ужаса и невыносимой, жгучей жажды, пыталась слиться с тенями, стать частью пыльного, умирающего интерьера. Ее человеческая сущность кричала от отвращения, а новообретенная природа хищника шептала о неизбежности, о том, что он найдет ее. И он нашел. Легко, играючи, словно дикий зверь, учуявший добычу. Его взгляд, древний и пронзительный, остановился на ней, и Алина ощутила, как ее нутро сжимается от страха и… странного, необъяснимого притяжения. Вместо ожидаемого удара, вместо боли и окончательного забвения, Виктор лишь усмехнулся, обнажая кончики клыков. «Голодна, дитя?» – его голос был бархатным, опасным, как шепот ночного ветра. – «Позволь мне показать тебе, как это делается».

Он вел ее за собой, не прикасаясь, но Алина чувствовала его присутствие каждой клеточкой своего существа. Их путь лежал через лабиринт грязных, заброшенных улиц, мимо спящих домов, мимо редких, случайных прохожих. Каждый шаг был испытанием. Жажда рвала ее изнутри, заставляя мышцы сводить судорогой, а сознание – мутиться. Она цеплялась за воспоминания о человеческой жизни, о запахе свежей краски и холста, о тепле солнечного света, но они таяли, как утренний туман под первыми лучами. Виктор, словно чувствуя ее борьбу, замедлил шаг, обернулся. Его глаза светились в полумраке, как два тлеющих уголька. «Не сопротивляйся, Алина. Это бесполезно. Прими то, что ты есть. Иначе… иначе ты просто сойдешь с ума». Его слова были не утешением, а скорее приказом, в котором сквозила скрытая угроза. Он остановился у входа в узкий, вонючий переулок, где лишь тусклый свет фонаря пробивался сквозь плотную завесу тумана. Впереди маячила одинокая фигура – молодой парень, уткнувшийся в телефон, не замечающий ничего вокруг. Идеальная жертва. «Смотри и учись», – прошептал Виктор, и его голос на этот раз был полон звериной грации и хищной нежности. Он двинулся вперед, его движения были бесшумны, словно тень. Алина следовала за ним, завороженная, отвращенная, но не в силах оторвать взгляд. Ее сердце, или то, что от него осталось, колотилось в груди, как пойманная птица. Она чувствовала, как нарастает волна жажды, как инстинкты берут верх над разумом. Парень поднял голову, когда Виктор оказался совсем рядом. Его глаза расширились от ужаса, но было уже поздно. Виктор схватил его за шею, не давая издать ни звука. Его клыки, острые и блестящие, показались из-под губ. «Расслабься, дитя», – прорычал он, глядя прямо в глаза Алине. – «Это будет быстро. И… приятно».

Кровь хлынула, горячая и живительная, и Алина почувствовала, как ее тело охватывает невыносимое желание. Виктор, держа жертву одной рукой, другой потянул Алину к себе, прижимая ее к своему телу. Его губы коснулись ее уха. «Чувствуешь? Это твой новый мир. Твоя новая сила». Он поднес ее лицо к ране, и Алина вдохнула сладкий, железистый запах. Разум помутился. Она припала к шее, жадно втягивая в себя жизнь, которая еще несколько мгновений назад принадлежала другому. Это было грязно, дико, первобытно. Она чувствовала, как ее тело наполняется энергией, как уходит слабость, как сознание проясняется, становясь болезненно острым. Виктор наблюдал за ней, его взгляд был полон странного удовлетворения, смешанного с чем-то похожим на гордость. Он держал ее, словно дрессировщик дикую кошку, позволяя ей насытиться, но при этом сохраняя полный контроль. Когда Алина оторвалась от жертвы, ее губы были испачканы кровью, а глаза горели новым, хищным огнем. В них больше не было ужаса, лишь дикая, первобытная сила. «Хорошо», – прошептал Виктор, отстраняясь. – «Теперь ты знаешь. Теперь ты одна из нас». Он вытер кровь с ее подбородка большим пальцем, и этот жест был одновременно грубым и интимным. Алина чувствовала себя опустошенной и наполненной одновременно. Отвращение к себе боролось с эйфорией, страх с новой, обретенной силой. Она посмотрела на Виктора, и в ее взгляде читался вопрос. Он лишь усмехнулся в ответ, его глаза обещали ей мир, полный тьмы и наслаждений, мир, где она могла быть собой, хищницей, монстром. И она знала, что он будет ее проводником в этом мире, ее учителем, ее хозяином. Их первый совместный танец смерти был окончен, но это было только начало.

Кровь еще пульсировала в жилах, горячая и чужая, смешиваясь с их собственной, холодной, вампирской. Запах металла и смерти висел в воздухе, густой и притягательный. Алина стояла, прислонившись к обшарпанной стене зала, ее дыхание было прерывистым, а глаза, еще недавно полные ужаса, теперь горели диким, незнакомым огнем. Она чувствовала себя опустошенной, но в то же время невероятно живой, почти всемогущей. И этот контраст пугал ее больше всего.

Виктор наблюдал за ней. Его взгляд, обычно отстраненный и скучающий, теперь был острым, хищным. Он видел ее, настоящую, без прикрас – обнаженную в своей новой, чудовищной сущности. И это зрелище не отталкивало его, а лишь разжигало древнее, почти забытое желание. Он сделал шаг, затем еще один, медленно, словно хищник, загоняющий жертву. Алина не двинулась, завороженная его приближением, его силой, его аурой, что проникала в каждую клеточку ее новообретенного тела.

– Ты чувствуешь это? – Голос Виктора был низким, хриплым, обволакивающим. Он подошел вплотную, его тело нависло над ней, словно тень. – Это не просто голод. Это пробуждение. Пробуждение зверя.

Его рука скользнула по ее щеке, ледяная, но оставляющая за собой след жгучего тепла. Алина вздрогнула, но не отстранилась. Она чувствовала себя пойманной, но одновременно желала быть пойманной. Желала подчиниться. Желала раствориться в этой новой, пугающей реальности.

– Я… я не знаю, что это, – прошептала она, ее голос дрожал. – Мне… мне страшно.

– Страх – это хорошо, – прорычал Виктор, его пальцы сжались на ее подбородке, заставляя поднять голову. – Страх – это часть игры. Часть нас. Он делает кровь слаще, а наслаждение – острее.

Его губы коснулись ее шеи, легкое, почти нежное прикосновение, которое, однако, обожгло Алину до самых костей. Она почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь, а внизу живота зародилось странное, тянущее ощущение. Это было нечто большее, чем просто возбуждение. Это был инстинкт. Зов природы. Зов хищника к хищнику.

– Ты моя, – прошептал Виктор, вдыхая ее запах, запах крови, страха и пробуждающейся похоти. – Сегодня ночью ты моя. И ты узнаешь, что значит быть живой. По-настоящему живой.

Он подхватил ее на руки, легко, словно пушинку, и понес вглубь особняка. Алина не сопротивлялась. Ее разум, еще недавно цеплявшийся за остатки человечности, был затуманен жаждой, кровью и этим новым, властным притяжением. Она лишь обвила руками его шею, уткнувшись лицом в его холодную кожу. Сердце, ее новое, небьющееся сердце, колотилось в груди, отдаваясь глухим, первобытным ритмом.

Он донес ее до одной из многочисленных спален, где некогда стояла роскошная кровать, а теперь лишь остатки старой мебели валялись на полу. Виктор не стал тратить время на церемонии. Он просто опустил ее на матрас, жесткий и пыльный, но для Алины он казался мягче пуха. Его тело нависло над ней, закрывая собой тусклый свет луны, пробивающийся сквозь разбитые окна.

– Смотри на меня, – приказал он, его глаза горели красным в полумраке. – Смотри и запоминай. Это твоё новое начало.

Его руки скользнули по ее телу, разрывая остатки одежды, которая казалась такой чужой, такой ненужной. Алина не чувствовала стыда. Только дикое, всепоглощающее желание. Она чувствовала, как ее собственное тело отзывается на каждое его прикосновение, как мышцы напрягаются, а кожа покрывается мурашками. Это было грубо, почти насильственно, но в то же время невероятно возбуждающе. Она была его, и она хотела быть его. Хотела познать эту новую, темную сторону себя.

Виктор целовал ее, жадно, без остановки, его губы оставляли жгучие следы на ее коже. Он не оставлял места для сомнений, для страха, для размышлений. Только чистый, первобытный инстинкт. Он входил в нее резко, без предупреждения, и Алина вскрикнула, но это был крик не боли, а скорее шока и дикого, животного наслаждения. Она чувствовала, как их тела сплетаются в единое целое, как она растворяется в нем, становясь частью его тьмы.

Он двигался быстро, властно, и Алина отвечала ему, подчиняясь его ритму, отдаваясь этой дикой, неуправляемой страсти. Ее ногти впивались в его спину, оставляя глубокие царапины, но Виктор лишь рычал в ответ, словно дикий зверь, наслаждающийся своей добычей. Это был не секс, это был акт владения, акт поглощения, акт утверждения. И Алина, несмотря на все, что было в ней человеческого, принимала это. Принимала свою новую, хищную природу.

Кульминация наступила резко, как удар молнии. Алина вскрикнула, ее тело выгнулось в дугу, а затем обмякло. Она чувствовала себя опустошенной, выжатой до последней капли, но в то же время невероятно наполненной. Наполненной тьмой, силой, и чем-то, что было больше, чем просто наслаждение.

Виктор отстранился, его дыхание было тяжелым, а глаза по-прежнему горели красным. Он посмотрел на Алину, лежащую под ним, обнаженную и уязвимую, но в то же время ставшую частью его мира. И в его взгляде, помимо привычной жестокости, мелькнуло что-то еще. Что-то, что Алина не смогла бы понять. Пока что.

Он поднялся, его движения были грациозны и бесшумны. Алина осталась лежать на матрасе, уставившись в потолок, где сквозь дыры в крыше просвечивали далекие звезды. Она чувствовала, как по ее телу стекает что-то липкое и теплое – кровь, смешанная с потом, и еще чем-то, что было слишком интимным, чтобы дать ему название. Ее первый раз. Ее первое погружение в мир тьмы. И она знала, что пути назад нет. Она была теперь частью этого мира. Его мира.

Зов Пустоши

Алина медленно открыла глаза. Первое, что она ощутила, был чужой, терпкий запах, смешанный с ее собственным, еще не до конца выветрившимся запахом крови. Она лежала на чем-то мягком, кажется, на старом, пыльном матрасе, брошенном прямо на пол. Рядом, почти касаясь ее обнаженного плеча, лежал Виктор. Его тело, еще не остывшее после их безумного танца, излучало странное, почти осязаемое тепло. Стыд обжег ее щеки. Стыд за то, что произошло, за ее собственную животную реакцию, за то, как она позволила себе быть использованной, доминированной. Но помимо стыда, было и что-то еще. Странное, почти болезненное удовлетворение. Опустошенность, да, но и какое-то дикое, первобытное насыщение, о котором она и помыслить не могла.

Она попыталась отстраниться, но его рука, лежавшая на ее талии, слегка сжала ее, не давая двинуться. Алина замерла. Он не спал. Его глаза, глубокие, бездонные, смотрели прямо на нее, и в них не было ни тени осуждения, ни раскаяния, только холодное, изучающее любопытство и что-то еще, что-то похожее на удовлетворение хищника, поймавшего добычу.

– Ну что, маленькая? – его голос был хриплым, низким, словно пропитанным песком и вечностью. – Насытилась?

Алина вздрогнула. Она не знала, что ответить. Ее горло перехватило, а щеки снова вспыхнули. Он словно прочитал ее мысли.

– Не бойся, – он чуть усмехнулся, и это была не добрая улыбка, а скорее оскал. – Ты теперь… моя. Часть меня. И я не причиню тебе вреда. Если только ты не будешь глупой.

Он провел кончиками пальцев по ее руке, и по телу Алины пробежали мурашки. Это прикосновение было одновременно пугающим и возбуждающим.

– Ты… ты останешься здесь, – сказал он, его голос стал чуть властнее. – Тебе некуда идти. А я… я научу тебя. Как выживать. Как контролировать эту… жажду. Как быть… такой же, как я.

Алина смотрела на него, и в ее глазах читались тысячи вопросов. Как быть такой же, как он? Хищной, безжалостной, вечной? Она, вчерашняя студентка, с ее мечтами о выставках и вернисажах, теперь должна была стать монстром.

– Я… я не могу, – прошептала она, и голос ее дрожал. – Я не…

– Можешь, – перебил он, его взгляд стал жестче. – Ты уже можешь. Ты уже сделала первый шаг. И обратного пути нет, Алина. Теперь ты – часть этого мира. Моего мира. И чем раньше ты это примешь, тем лучше будет для тебя.

Он приподнялся на локте, нависая над ней. Его взгляд пронзал ее насквозь.

– Я научу тебя правилам. Покажу, как охотиться, как прятаться. Как наслаждаться этой силой, что теперь течет в твоих венах. Но взамен… ты будешь моей. Полностью.

Его слова были не просьбой, а приказом. Алина чувствовала, как ее сердце – или то, что от него осталось – бешено колотится. Она хотела кричать, бежать, исчезнуть. Но в то же время, какая-то часть ее, та самая, что откликнулась на его прикосновения прошлой ночью, чувствовала странное облегчение. Ей не нужно было больше бороться. Ей не нужно было искать ответы. Он все решил за нее.

Она посмотрела на него, на его резкие черты, на хищный изгиб губ, на глаза, в которых таилась вековая тьма. И в этот момент она поняла. У нее нет выбора. Ее жизнь, ее вечность, отныне принадлежали ему. И в глубине души, она чувствовала, что это не так уж и плохо.

Сырой воздух заброшенного особняка, казалось, пропитал ее насквозь. Алина, все еще ощущая фантомные отголоски вчерашней ночи, бродила по пыльным комнатам, пытаясь собрать воедино осколки своего нового, жуткого существования. Тело ныло, но не от усталости, а от непривычной, почти электрической чувствительности, которая теперь пронизывала каждую клетку. Она ощущала запахи, звуки, мельчайшие вибрации воздуха так остро, что порой это было невыносимо.

Ее взгляд скользил по выцветшим обоям, по трещинам в штукатурке, по темным пятнам на полу, которые, казалось, хранили в себе эхо чьих-то давних страданий. Внезапно, ее внимание привлек едва уловимый, но отчетливый запах. Не пыли, не тлена, а чего-то иного – легкий, сладковатый аромат, смешанный с едким металлическим привкусом. Запах крови. Но не ее собственной, не той, что она выпила прошлой ночью. Это был старый запах, въевшийся в дерево и ткань, запах, который мог уловить только вампир.

Любопытство, или, скорее, новообретенная хищная интуиция, потянула ее к дальней части особняка. Она прошла через несколько комнат, где мебель была покрыта толстым слоем пыли, словно саваном. Запах становился сильнее. Он вел ее к одной из спален, расположенной в самом конце коридора, которая, казалось, была закрыта дольше остальных. Дверь, с облупившейся краской, поддалась с тихим скрипом, открывая взору полумрак.

Внутри было холодно и тихо. Алина почувствовала, как волоски на ее руках встали дыбом. Запах здесь был концентрированным, проникающим в самую глубь ее существа. Она провела рукой по старинной деревянной кровати, по покосившемуся комоду. И тут она увидела их. Несколько засохших, почти незаметных пятен на полу. Темные, бурые, почти сливающиеся с цветом старого дерева. Но Алина знала. Это была кровь. И ее было много.

Рядом с пятнами она нашла несколько старых, пожелтевших фотографий, выпавших из альбома, который, видимо, когда-то стоял на комоде. На них были женщины. Разные – блондинки, брюнетки, рыжие. Молодые, красивые, с улыбками, которые теперь казались такими чужими и далекими. На некоторых фото они были одни, на других – рядом с высоким, темноволосым мужчиной. Виктором.

Сердце Алины, или то, что от него осталось, сжалось. Эти женщины… они были здесь до нее. И их судьба, судя по запаху крови, была предрешена. В ее голове пронеслись образы – Виктор, его властный взгляд, его доминирующая сила, его жестокость, проявленная на охоте. Он не просто пил кровь. Он наслаждался этим. Он играл со своими жертвами, как хищник с добычей. И эти женщины были его добычей.

Она почувствовала волну отвращения, смешанную с чем-то иным. Страхом? Да, безусловно. Но и странным, извращенным притяжением. Эти женщины были слабы. Они не выжили. А она – выжила. Она стала такой же, как он. Или почти такой же. Это открытие о глубине его одиночества, о череде жертв, которые проходили через его жизнь, заставило ее по-новому взглянуть на Виктора. Он был не просто хищником. Он был древним, уставшим существом, которое искало нечто, что могло бы развеять его вековую скуку. И, возможно, он нашел это в ней.

Алина провела пальцами по одной из фотографий, где Виктор обнимал хрупкую блондинку. Его глаза на снимке были такими же холодными и бездонными, как и сейчас. Она представила, как эта женщина, как и она сама, была поглощена его силой, его тьмой. И как потом он, должно быть, безжалостно оборвал ее жизнь.

Дрожь пробежала по ее телу. Это была не только дрожь страха, но и дрожь осознания собственной судьбы. Она была одной из них. Очередной. Но что, если она могла бы стать другой? Что, если она могла бы выжить там, где они пали? Эта мысль, дикая и дерзкая, зародилась в ее сознании. Она была не просто его очередной жертвой, а, возможно, тем, кто сможет изменить его. Или кто будет сломлен им окончательно. Неясные, но мощные ощущения, смешанные с запахом старой крови и чужих судеб, заполнили ее. Она была на пороге чего-то нового, чего-то неизведанного, чего-то, что было одновременно ужасно и притягательно.

Ночь распахнула свои черные объятия над Петербургом, и Виктор, словно хищник, ведомый древними инстинктами, потянул Алину за собой в самую гущу этой тьмы. Они двигались по заброшенным промышленным зонам, где ржавые остовы заводов высились над ними, как скелеты доисторических чудовищ, а ветер свистел в разбитых окнах, выпевая заунывные песни о забытых временах. Воздух здесь был пропитан запахом сырости, металла и отчаяния, и Алина чувствовала, как этот мрак проникает ей под кожу, становясь частью ее новой, жуткой сущности.

Виктор шел впереди, его силуэт казался вырезанным из самой ночи. Он говорил, низкий, рокочущий голос едва слышался в завываниях ветра, но каждое слово впивалось в сознание Алины, словно острый коготь. Он рассказывал ей о правилах этого мира, мира, где она теперь была. «Здесь нет места слабым, Алина, – произнес он, оглядываясь на нее. Его глаза блеснули в полутьме, как два уголька. – Есть кланы, что делят город, как падальщики делят добычу. Есть одиночки, что прячутся в тенях, как мы с тобой. И есть те, кто слишком долго цепляется за свои человеческие воспоминания… Они не выживают».