Солист

Одежду помогал ему выбирать Леонардо, неотступно следовавший за полковником. Это не могло не насторожить Солиста, но ведь он сам выбрал такси на вокзале, никто ему специально зеленый Ситроен не подставлял. Он объяснил это тем, что словоохотливый, веселый парень за версту чувствует солидного клиента и не желает упускать свою выгоду. Что ж, подумал Бабочкин, угрозы шофер не представляет, а помощник в незнакомом городе будет полезен. Он велел отвезти купленные вещи в отель, затем, если Леонардо не трудно, ждать его у рекомендованной ему Мейером пивной. Сам отправился в нее пешком – от магазина одежды до ресторана было недалеко.

Пиво оказалось отменным, свинина сочная и нежная, озерная рыбка таяла на языке. Всё это было хорошо, но русской речи, даже к вечеру, когда хмельные голоса стали громче, он не услышал. Бабочкин решил не действовать напролом, не пытаться сразу найти Юлия Мартова на Вассерверкштрасее, чтобы выйти на объект его цели – Казимира Яхновского.

Бабочкин не верил в провидение, которое якобы ведет человека по жизненному пути и помогает ему в сложных ситуациях. И тем не менее, оно ему сейчас улыбнулось.

Попросил у официанта свежую газету. Тот принес ему «Neue Zürcher Zeitung» на немецком языке. О войне была лишь краткая информация, статьи и заметки касались исключительно внутренней жизни Швейцарии и самого Цюриха. Но вот на последней странице он обнаружил сообщение о том, что русское эмигрантское общество сегодня в семь часов вечера проводит дискуссию в Белом зале Общегородского собрания (Народного дома), по актуальным вопросам рабочего движения на фоне империалистической войны.

Бабочкин мысленно стукнул себя по лбу: вот с чего нужно было начинать, с просмотра местной прессы, а не тащиться в кабак в поисках русских революционеров.

Взглянул на часы – было без четверти семь.

Мейер послушно стоял у входа, редкий снег крупными хлопьями оседал на его шлеме и плечах. Увидев «герра Феликса», как просил называть себя полковник, он поднял на бортах машины угловые стойки, натянул на них брезентовый тент. С боков все равно в салон залетал ветер и снег, но было лучше, нежели совсем без защиты. Солист сказал, что ему срочно нужно в Общегородское собрание. Леонард без вопросов надавил на газ, поехал, куда было указано.

5

Белый зал в Народном собрании оказался вовсе не белым, а розовым с синими звездочками на стенах, как в синематографе, разве что экрана не хватало, и кресла стояли не ровными, параллельными рядами, а в полукруг. Впереди стол с графином. Все дымили. Стоял жуткий галдеж. Причем на разных языках. Но выделялся, конечно, русский. «Дискутировали» человек двадцать. Среди мужчин выделялась молодая, довольно симпатичная дама. Она была в зеленом платье, с модной прической а-ля греческий ампир. Ее милые кудряшки были прихвачены на лбу светлой лентой. Дама делала записи в блокнот.

Высокий, худой, словно щепа, волосатый парень в студенческой шинели, с лицом измученного болезнью чахоточника, зажав в руке фуражку, декламировал какие-то стихи. Солист, видно, застал декламацию в завершении, до него лишь долетели слова: «…Разрушен будет царский мир, сгорит в огне плебеев кумир»…

Наверняка про царя стишата, подумал Бабочкин.

–Как же вы так о народе? – В верхнем ряду поднялся полный человек с красным лицом, словно натертым свеклой. – Что значит «плебеев»? Это вы так о народе, господа народники? Нужно уважать народ, а вы его презираете.

–Да, презираем, потому что подобострастен и ничтожен, раз безропотно пошел на империалистическую бойню, – ответил «студент». Туда ему и дорога! А вы, господин, кадет, лучше бы раньше, когда сидели в Думе о народе думали. И сейчас были бы там, коль такой умный, в России. Проводили бы среди солдат революционную агитацию, а не сидели б в теплой Швейцарии и не набивали свое толстое брюхо ливерной колбасой.

–Что?! – «Кадет» надулся так, что, казалось, сейчас лопнет.

–Успокойтесь, господа,– призвал к порядку мужчина в круглых золотых очках, аккуратной черной бородкой и усами, явно иудейской наружности. – У нас дискуссия, а не кабацкая свара. И вообще, давайте о рабочем движении, которое заявлено в нашей сегодняшней программе.

Это же сам Мартов. Юлий Цедербаум, если точнее, подумал Бабочкин. Ага, и Казимир Львович здесь, удачно я почитал газетку.

Яхновский теперь был тоже при бороде, как и его хозяин, только рыжей, с густыми бакенбардами, хотя раньше растительности на лице не имел вовсе. Вероятно, хотел спрятаться за густой «шерстью» от мира. Но Солист сразу его узнал: глаза никуда не денешь, оттопыренные уши тоже, словно их кто-то отодрал. И конечно, нос – выпирающий, подвижный и почти всегда мокрый, как у Русской псовой борзой.

–К черту рабочее движение! – не унимался студент. – Нужна немедленная революция, пока у рабочего в руках винтовка. Потом будет поздно. А вы, меньшевики-реформисты, призываете к соглашательству с режимом. Вот Старик… Где он, кстати?

–А черт его знает, – ответил мужчина в клетчатом пиджаке и таких же штанах «для гольфа», – наверное, опять в немецкое посольство побежал, просить о скорейшем разгроме России, можно подумать это что-то даст. Я тоже считаю, как господин Мартов, что легитимные методы борьбы с властью более продуктивны, нежели революционный бунт.

–Вы, господин, Юзевич, потому так рассуждаете, что у вас в Орловской губернии несколько поместий и земли глазом не охватить, – парировал студент.– А большевики предлагают национализировать все земли. И это справедливо!

–Верно, Макар Иванович, – сказал оппоненту студента Мартов, отчего тот от удовольствия зарделся. – Мы меньшевики предлагаем программу муниципализации – передачу всех земель в распоряжение органов местного самоуправления. Что касается революционной агитации в войсках, то от нее, разумеется, отказываться нельзя. Но призывать человека с ружьем к бунту, это безрассудно, господа. Его палец, по фронтовой привычке, не дрогнет на спусковом крючке винтовки и тогда Россия зальется кровью.

–Нет, и еще раз нет! – С правого крыла полукруга встал мужчина средних лет в изумрудном галстуке поверх белоснежной рубашки. На голове у него была обширная плешь в обрамлении золотой подковки редких волос. – Смею вас заверить господа, что Старик не побежал, как здесь утверждают, в немецкое посольство. И вообще, разговоры о продажности нашей партии германцам – полная чепуха. Да, в данной ситуации немцы могут быть полезны, стать временными попутчиками, но не более того.

–А марки и франки откуда ваша большевицкая партия черпает, товарищ Полтавский, из какого такого колодца? А газетки свои на чьи средства издаете? – ехидно осведомился Макар Иванович.

–Да, да, мне тоже сие очень интересно,– поддержал Юзевича студент.

–Я не обязан давать вам отчета, господин Коромыслов, – обратился большевик к «чахоточнику». – Здесь все присутствующие имеют средства из определенных кругов, не святым же духом пробиваться. Нам помогают некоторые банковские и коммерческие структуры, разделяющие наши политические взгляды, что здесь такого? Да, мы продолжаем выпускать в Берне газету «Социал-демократ», подпольно издаем в России «Нашу газету», «Прикубанские степи», журнал «Голос печатного труда» и так далее. У немцев же мы денег не берем.

–Напрямую, конечно не берете, – не унимался студент Коромыслов, – но пользуетесь их услугами, а это тоже деньги.

–Какими услугами? Можете привести пример? Вас, Коромыслов, нужно даже не привлекать к суду, а сечь как паршивого кота, за такую подлую клевету. Вы мерзавец, Коромыслов!

В апреле 1917 немецкая контрразведка переправит большевиков во главе с Лениным, а также других радикальных революционеров –экстремистов, по определению заместителя начальника Генерального штаба кайзеровской Германии Людендорфа, из Швейцарии в Россию «делать вторую революцию». Черчилль скажет, что немцы ввезли Ленина в Россию, как «чумную бациллу». Наличных марок Ленин, конечно, у кайзера Вильгельма не брал, слишком хитер, но услуга – те же деньги, ухмыльнется Мартов, возможно вспомнив эту «дискуссию».

Но это будет потом, а пока стоял апрель 1916…

6

Студент подскочил, словно его ужалила змея. Он готов был наброситься на большевика, но вдруг жестоко закашлялся, обмяк, опустившись в кресло. Полтавский посчитал это «бегством с поля боя» и не стал никак реагировать, лишь посмотрел на Коромыслова с брезгливостью – ну что, мол, связываться с этой политической недорослью, к тому же чахоточной.

Сказал же следующее:

–Наша большевистская теперь партия, спасибо вам господин Мартов,– он поклонился Юлию Осиповичу,– выступает за немедленное прекращение империалистической бойни. Солдаты должны повернуть штыки против офицерья, дворянства, попов и прочих буржуазных кровопивцев. А достичь этого можно только одним способом: Россия должна проиграть войну и тогда обозленный человек с ружьем, вместе с пролетариатом сбросит ненавистный царский режим, а императора и его семейство отправит на эшафот.

–Эка куда хватили, на эшафот, – покачал головой Юзевич. – Россия страна набожная, богопочитаемая, царь для россиян господь бог. А вы хотите отнять у них святого идола. И что предложите взамен, своего вождя Ленина, скрывающегося под разными кличками, сейчас, видите ли – Старик, потом Дядя, Базиль, Иордан, Чхеидзе… Тьфу, у собак столько нет.

–Следите за языком, господин Юзевич, – грозно посоветовал большевик. – Вы сами эксплуататор крестьянства, латифундист. Непонятно только что вы здесь делаете. А может вы тайный агент Охранного отделения?

Юзевич подскочил как прежде студент, задыхаясь в гневе. Но и он, к удивлению Солиста, обмяк, прошептав под нос, видно, какое-то ругательство.

–Да, мы не мягкотелые меньшевики, считающие, что революцию должна свершить кадетская буржуазия, – продолжил Полтавский, – а пролетариат только подносить ей патроны, быть на вторых ролях, так сказать. Только безраздельная власть пролетариата в ее интересах! Диктатура!

–Бросьте, господин большевик, – поморщился Мартов. – Именно за власть своей партии вы боритесь, а не за интересы пролетариата. Если, не дай бог победите, устроите из страны что-то наподобие австрийского лагеря для военнопленных за колючей проволокой, от имени пролетариата, конечно, а он у вас станет бессловесным рабом, как и все остальные россияне. Хуже того, ваш левый радикализм – вам ведь всегда нужен враг, мешающий осуществлять ваши планы – приведет к травле и уничтожению своих же соратников, потом всех остальных. Вы обескровите Россию, уничтожите ее мыслящий цвет.

После смерти Ленина в скором времени будет уничтожено почти всё его нынешнее окружение, соратники, сидевшие теперь кто в Цюрихе, кто в Женеве, а кто и в Берлине. Страна действительно превратится в огромный «австрийский лагерь для военнопленных» от моря до моря, где «безмерно счастливые люди» будут славить советскую, самую свободную в мире родину и её великого вождя – идола, дружно порицая и проклиная врагов народа – немецких, британских, японских шпионов, которыми еще недавно гордились как национальными героями.

Полтавский рассмеялся:

–Вам бы, уважаемый Юлий Осипович, в гадалки пойти, но мало что заработаете. Ваши пророчества – полная чепуха. Пролетариат в союзе с крестьянством построит свободное, великое, демократическое, бесклассовое государство. Ну, а сейчас первоначальная задача истинных социал-демократов разложить императорскую армию изнутри.

–Вы предатель, Покровский, как и все ваши соратники во главе с Лениным! – крикнул народник Коромыслов.

–Давайте не будем, господа, переходить рамки, – призвал Мартов. – Я тоже не сторонник финансовых подачек от Германии, коими пользуются некоторые соратники по борьбе. Цель у всех нас одна – сделать Россию мощной и процветающей, только по-разному ее понимаем: одни подходят к ней здраво, взвешенно, другим же только дай пограбить и поделить, подтолкнув людей к гражданской бойне.

Лысый большевик стал кричать в ответ, но за поднявшимся гвалтом было не разобрать что именно.

Дискуссия снова грозила перерасти в неуправляемую склоку, а то и хуже.

И тогда, сам от себя не ожидая, не зная, что из этого выйдет, Бабочкин поднял руку:

–Прошу слова, господа.

Все взоры естественно обратились на Солиста, в том числе и Яхновского. Краем глаза полковник видел, как лопоухие уши бывшего коллеги побагровели, заросшая «бурьяном» голова вдавилась в плечи.

–Вы кто? – спросил Мартов, окидывая пристальным взглядом щеголя в шикарном драповом пальто. В одной руке – шляпа и кремовые лайковые перчатки, в другой тросточка, отделанная слоновой костью, ботиночки на шнурках от «Мадам Кутье» – ему ли не знать, сколько стоит такой наряд. – Извольте представиться.

–Я полковник контрразведки Юго-Западного фронта генерала Брусилова, полковник Феликс Николаевич Бабочкин.

В зале раздались возгласы, кто-то даже подскочил. «Этого еще не хватало», – выдохнул студент.

–Бывший полковник, разумеется, удалось бежать из австрийского плена. Хотел бы высказаться по поводу революционной агитации в Русской армии и последствий её развала.

Эмигранты не переставали шуметь, несмотря на призыв к тишине Мартовым. Он вроде как был председателем собрания. И тогда Солист рявкнул:

–А ну молчать, смирно!

Это подействовало магически, сразу видно офицера с фронта. Яхновский втянул голову еще глубже.

–Хотел бы напомнить вам историю, господа.

И Солист напомнил, сказав, что в России всё всегда решала гвардия. Елизавета Петровна, младшая дочь Петра, села на трон благодаря гренадерской роте Преображенского полка. Екатерина Великая с помощью гвардии расправилась со своим мужем Петром III, став владелицей огромных российских просторов. Павла I убила тоже гвардия, и она же в 1825 вышла на Сенатскую площадь.

– Но восставшие гвардейцы, не имея твердого руководителя и крепкой воли, дрогнули и были разогнаны, поплатившись за это, кто виселицей, кто Сибирью, – говорил теперь журналист, а не контрразведчик Бабочкин. Он не раз писал исторические статьи и хорошо знал тему. – Декабристам не хватило главного – единства. Одни полки были за них, другие против, третьи колебались. В результате власть Романовых осталась незыблемой.

–К чему вы клоните, полковник?– спросил большевик Покровский.

–По-моему, не трудно догадаться. Гвардию, то есть Русскую императорскую армию нужно не расшатывать, а беречь ее целостность, помочь ей достичь реванша: взять Берлин, Вену, Константинополь.

Раздались свистки, топот ног. «Ну, это уж слишком», – проворчал «латифундист» Юзевич. Мартов же нервно вытирал пот со лба шелковым платком.

–Позвольте продолжить, господа. Молчать!

Гвалт как ветром сдуло.

–Сладость победы, опьяняющий воздух свободной Европы, способен снова, как в 1825 году, направить гвардию на царский трон, выбросить монархию на историческую помойку, как старый прогнивший диван, изъеденный клопами. А уж там, господа, на всенародном вече российский народ сам разберется по какому пути двигаться дальше России. Уверен, он выбреет свободный, демократический путь развития, без доминирования одной из партий.

Солист и сам не знал, говорил ли он это от души или только, чтобы понравиться революционерам.

Повисла тишина. Кто-то захлопал. Кажется, большевик Покровский шепотом спросил: «А как же пролетариат?»

В любом деле главное не переборщить, твердо знал журналист Бабочкин. Впечатление произвел, теперь пора уходить. И Казимир смотрит волком, того и гляди с цепи сорвется. Нужен завершающий штрих.

–Армия в скором времени готовит мощный прорыв на западном фронте, и Бог ей в помощь, – сказал Солист. – Я остановился в отеле «Glockenhof Zürich» на Зильштрассе. Кто желает продолжить общение, милости прошу.

Полковник поклонился, надел шляпу, взмахнул щегольски тростью, направился к выходу.

–Погодите, господин Бабочкин, – попытался остановить его Покровский. – Как вообще обстоят дела на фронте?

Солист не ответил, вышел на улицу, где его ждал шофер Мейер. Он услужливо распахнул перед ним дверцу автомобиля. Под локоть помог сесть в кабину.

Полковник хотел сказать, что он еще не старик и помощь ему в посадке не требуется, но увидел краем глаза, что из двери Народного собрания за ним наблюдают несколько человек. Один из них Казимир Яхновский.

Леонард точно парень не промах, подумал Солист, чувствует, что нужно хозяину. Хозяину? Как-то уж больно странно его рвение и все же отказываться от такого внимательного компаньона не стоит.

У отеля Солист попросил Мейера поработать на него неделю, предложил, как оказалось, чрезмерную сумму. Леонард с готовностью согласился быть в полном распоряжении полковника за треть предложенных франков.

Полковника? Откуда узнал? Ну да, подслушивал у Белого зала, который оказался вовсе не белым, а розовым.

7

Весь план военного чиновника Кошкина раскололся вдребезги.

Чего я натворил? – мучился ночью полковник. Было же всё ясно и просто: разыскать Яхновского, заставить его отдать Мартову фиктивный план наступления за умеренную плату, отправить телеграмму в Стокгольм и тихо раствориться во Франции.

Но как оказалось, социал-демократ Мартов, не приветствует связь революционеров с немцами. Во всяком случае, на словах. Кто же явится к нему в отель первым? То, что придут, полковник не сомневался.

И он не ошибся, но не ожидал увидеть именно эту персону.

Проснувшись рано, он обдумывал план на день. Сидеть в отеле и ждать появления одного из революционеров, было, по меньшей мере, глупо – терять время ни к чему, захотят, найдут. Первым делом, конечно, следует выяснить место пребывания Казимира Яхновского. Это сделать несложно: зайти в местный муниципалитет-коммуну и узнать его адрес, наверняка все эмигранты у швейцарцев на учете. Можно просто потоптаться у дома Мартова, наверняка там появится и Яхновский.

Заказав на завтрак кофе, круассаны, свежую газету, полковник расположился у окна мансарды, в которое вливалось золотое, бодрящее, словно апельсиновый сок, утреннее солнце. Однако едва раскрыл газету, позвонил портье, сообщил, что к нему просится дама.

Первое, что пришло на ум, сказать, что в женщинах, да еще утром, он не нуждается. Нравы здесь, вероятно, французские, свободные, но не до такой же степени. Однако, сдержался. И правильно сделал.

После легкого стука в дверь, вошла та самая «греческая этейра», что присутствовала на дискуссии в Народном доме и вела записи в блокнотик.

Полковник растерялся от столь неожиданного визита и даже не сразу встал в приветствии, однако опомнившись, пригласил даму сесть, предложил еще не тронутый кофе. Она была обворожительна: изумрудные глаза на фоне мраморной кожи лица, в обрамлении черных завитушек, стянутых на греческий манер белой лентой. И вообще, профиль у нее был богини Артемиды из Древней Эллады.

Сняв белые тонкие перчатки, она не заставила предлагать ей кофе дважды. Налила себе сама в миниатюрную чашечку, сделала аккуратный глоток.

Молчание несколько затянулось. Её нарушил Солист. Не придумав ничего лучшего, представился, хотя «Артемида» ведь знала к кому пришла.

–Ах, извините, – словно опомнившись, сказала дама. – Софья Палеолог.

–Кто?!– изумился Бабочкин.

Софья Палеолог – бабка Ивана Грозного, жена Ивана III, была византийской принцессой. По одной из легенд, она привезла с собой уникальные книги, которые царь спрятал в потайном месте, и их до сих пор не могут найти. Журналист Бабочкин занимался этой темой, общался со многими историками и пришел к выводу, что так называемая пропавшая «Библиотека Ивана Грозного» не что иное, как красивая выдумка. Книги Софья, конечно, привезла, церковные, их было всего несколько и они никак не могли стать основой царской Либерии.

–Не удивляйтесь,– сказала дама. – Это мой партийный псевдоним, Юлий Осипович придумал, говорит, нрав у меня такой же властный и резкий, не терпящий возражений. В миру, так сказать, я Софья Полесская, помощница господина Мартова. А у вас какой псевдоним?

–У меня?! – снова удивился полковник.– Да нет у меня никакого псевдонима, я сам по себе, вернее, я просто бывший полковник Феликс Николаевич Бабочкин. Вот паспорт.

–Ба-а-абочкин, – растянула слово Софья, рассматривая протянутый ей документ. – Возможно. Но вы наверняка анархист князя Кропоткина и приехали в Швейцарию, чтобы немцам подбросить какую-нибудь подгоревшую свинью. Через здешних революционеров.

Полковник мысленно встряхнул головой: ничего себе барышня, точно Палеолог, зрит в корень. Но каким образом? Ах, да, Казимир наверняка рассказал Мартову, что он работал со мной в одной газете, что мой литературный псевдоним действительно Бабочкин, как я и сказал на дискуссии. То, что я стал военным корреспондентом, Яхновский тоже знал. И, вероятно, решил, что я через контрразведку Антанты, с которой связан Кропоткин, заброшен в Швейцарию, распространять в среде революционеров-эмигрантов идеи этого анархиста-философа, поддерживающего войну. А по сути, вносить в их ряды раскол. Что ж, логично.

–Я правильно говорю? – хитро прищурилась Артемида, как окрестил для себя Софью полковник. – Никто из нашего брата-революционера, кроме Петра Алексеевича Кропоткина и Георгия Валентиновича Плеханова не выступает так рьяно за империалистическую бойню и не любит так страстно Русскую армию. Именно их позицию вы и высказали вчера на дискуссии.

–Это исключительно моя позиция, госпожа… Палеолог.

–Вас я буду звать… э… Вы вчера явились в Народное собрание весь такой элегантный, красивый, лощенный, будто от парижского стилиста Бенарроха. Вашим партийным псевдонимом и будет – Стилист.

Час от часу не легче, бог знает что: Солист, Стилист, прям какое-то издевательство над личностью, хмуро пошутил про себя полковник.

–А другого псевдонима у вас для меня нет? И вообще, что значит «партийный псевдоним»? Я в ваши ряды не записывался.

–Ну а с кем вам быть, подумайте. Здесь одни партии-калеки. Кадеты – беззубые, народники – сами видели, чахоточные, большевики кровожадные невротики, им бы только все поджечь, разгромить и уничтожить. А Ленин действительно часто бегает в немецкое посольство и сидит там часами. Что он там делает, не ясно. А хорошо бы выяснить. Возможно, просит немцев переправить его в Россию, чтобы устроить большевистский переворот.

Ровно через год, 9 апреля 1917, в 15 часов 10 минут, с вокзала Цюриха отошел состав, в одном из вагонов которого, находились 32 российских революционера-эмигранта, в том числе большевики во главе с Лениным. Вагон, где они ехали, вопреки слухам, не был опечатан, просто «экстремистам» по словам Людендорфа, было запрещено его покидать. Пиво и еду революционерам покупали на станциях сопровождавшие их немецкие офицеры. Руководил переброской начальник контрразведки кайзеровской Германии Вальтер Николаи. По другим данным, в Россию (через порт Засниц в Швецию на пароме «Королева Виктория») были отправлены несколько железнодорожных составов с представителями различных радикальных партий. На Финляндском вокзале, встречавшие Ленина и соратников революционные матросы, узнав, что переезд был организован и оплачен немцами, его чуть не повесили, спасли анархисты и эсеры, увезли «вождя пролетариата» на броневике, с которого он выступал.

–Ваш Мартов ведь поддерживает идею Ленина о превращении империалистической войны в гражданскую.

–Раньше поддерживал, теперь нет. Только мирные, спокойные реформы. В этот мы главным образом расходимся с Лениным.

–Я это уже понял.

–Так вы согласны?

–С чем?

–Быть с нами, меньшевиками, в одних рядах. Юлию Осиповичу очень понравилась ваша теория о гвардии, которая всегда решала судьбу России и решит ее теперь, поэтому нужно не разваливать армию, а поддерживать. Или все же вас старик Кропоткин надоумил? Ладно. Вот среди большевиков вы нажили себе врагов. Так что советую вам примкнуть к нам. Завтра, в 10.00 Юлий Осипович назначил вам встречу у него на квартире, запомните адрес.

–Я его знаю.

–Хорошо подготовились.

–Для начала я хотел бы переговорить с Казимиром Львовичем Яхновским, он ведь тоже его помощник. Мы вместе работали в московском еженедельнике.

–А его нет.

–Как нет?

–Нет и всё. Вообще.

–Не понимаю.

–В шестом часу утра Казимира выловили из реки Шанценграбен. Он жил на Линденхоф, это на левом берегу Лиммата. Его тело заметил в реке кюре Августин церкви Фраумюнстер, идущий на утреннюю молитву.

–Не понимаю, – повторил полковник, ошарашенный этой новостью.

–Что же тут непонятного? – пожала плечами Софья. – Увидел вас, решил, что вы пришли по его душу, вот со страху и утопился. Видно, когда-то он вам жирную свинью подложил. А?

Она подмигнула, допила кофе, встала.

–До встречи, полковник. Ах, простите, Стилист. Вы не пожалеете, что связались с нами.

8

Встреча с Мартовым состоялась, но не у него на квартире. Когда Мейер подвез полковника к дому, у подъезда стояли два человека, похожих на филеров Третьего тайного отделения при императоре Николае I – в одинаковых серах пальто и шляпах, единообразными усиками и маленькими, заплывшими от пива глазками. Они вежливо сказали, что Юлий Осипович ждет господина Бабочкина в ресторане «Weise See» у озера, предложили Солисту пересесть в их авто, стоявшее неподалеку. Но он отказался, сказав, что нанял Мейера на неделю. «Шпики» поморщились, но согласились, чтобы полковник ехал на своем авто.