Море зовёт!

Михаил Гинзбург

Море зовёт!

Глава 1: Последний расчет

Потолок, по которому медленно ползла единственная муха, был исчерчен трещинами, словно карта чьей-то несбывшейся жизни. Хендрик ван дер Вельде лежал на диване, который помнил лучшие времена, так же как и сам Хендрик. Солнечный свет, пробиваясь сквозь грязное окно, не смел озарить комнату полностью, оставляя углы во власти сумрака и пыли. Пыль была повсюду: на стопках чертежей, на корешках книг по сопромату, на бутылках из-под пива, расставленных по полу, словно солдатики неудавшейся армии.

52 года. Инженер-конструктор мостов и гидротехнических сооружений. Всю жизнь он строил. Строил мосты, которые соединяли берега, но так и не смог построить мост к самому себе. Его пальцы, привыкшие выводить точные линии на миллиметровке, теперь лишь беспомощно поправляли очки на переносице, которые вечно сползали, как и вся его жизнь. Волосы, когда-то светлые, теперь представляли собой нечто среднее между благородной сединой и неряшливым пятном. Лицо носило отпечаток десятилетий, проведенных за чертежным столом и в одиночестве. Его глаза, мутного голубого цвета, обычно задумчивые, сейчас были прикованы к мухе. Муха, в отличие от него, знала, куда ползти.

Очередной глоток холодного пива. Жидкость обжигала горло, но заглушала лишь на мгновение тот неумолчный диалог, что велся внутри. "Ты винтик в бессмысленной машине, Хендрик, – шептал внутренний голос. – Ты строил великие сооружения, чтобы люди могли быстрее добраться из пункта А в пункт Б, а сам застрял где-то между диваном и холодильником".

Подняться. Сходить за ещё одной бутылкой. Рутина. Его жизнь была расчерчена по линейке, как его чертежи. Работа – дом – пиво – сон. И так изо дня в день. Даже лотерейный билет он купил сегодня не по велению души, а как часть этой самой рутины. У киоска, по пути домой, рука сама потянулась к стеклу. "Один, пожалуйста". Не глядя, бросил в карман старых джинсов, которые выцвели до неопределенного оттенка, как и его надежды.

Но этот вечер отличался. Воздух в Амстердаме был влажным и тяжелым, предвещая дождь. Каналы, обычно суетливые, казались спокойнее, чем обычно, отражая в своих темных водах огни города. Хендрик, по своей привычке, не заметил этого. Он вообще мало что замечал за пределами своего мира.

Вдруг звонок. Старый телефон на кухне, который он купил ещё в прошлом веке, издал пронзительный трель. Хендрик поднялся, походка его была тяжелой, будто он нес на себе груз всех своих несбывшихся планов. Кто мог звонить в такой час? Друзей у него не было. Бывшая жена? Он скривился. Нет, она давно вычеркнула его из своей жизни, как он сам вычеркнул её.

На дисплее высветился незнакомый номер. Хендрик неохотно взял трубку.

"Господин ван дер Вельде?" – звонкий женский голос прозвучал так неожиданно, что Хендрик чуть не выронил телефон.

"Да", – буркнул он.

"Это лотерейная компания. Мы рады сообщить, что ваш билет номер…"

Хендрик оцепенел. Билет? Он даже не проверил его. Ему не пришло это в голову. Какой смысл? Он всегда был неудачником.

"…выиграл главный приз!"

Тишина. Только муха продолжала ползти по потолку. Хендрик медленно опустился на диван. Шок. Неверие. А потом – странная, неловкая эйфория, которая была больше похожа на похмелье. Миллионы. Ему. Инженеру, который всю жизнь рассчитывал чужие нагрузки.

"Что… что я буду делать?" – голос его был хриплым.

"Это ваше решение, господин ван дер Вельде, – прозвучал голос в трубке. – Вы можете забрать выигрыш в любое удобное для вас время".

Когда он положил трубку, муха уже скрылась в трещине. Хендрик смотрел в одну точку. Все бросить. Все. Купить яхту. И отправиться в кругосветное путешествие. Идея, которая показалась ему самому безумной, вдруг обрела странную, неотвратимую логику. Это был вызов, брошенный ему жизнью. Он одновременно хотел начать все заново и ужасался перспективе перемен.

Через час он уже был в доке. Ветер с Северного моря трепал его поседевшие волосы. Вокруг пахло солью, рыбой и соляркой. Яхты, стоящие на приколе, покачивались на волнах, словно спящие гиганты. Он чувствовал себя неловко, как всегда, когда оказывался в незнакомой среде. Его прагматичный, логичный ум пытался понять, что он здесь делает. Он, человек, который всю жизнь строил из бетона и стали, теперь стоял среди этих хрупких судов, сотканных из дерева и парусов. Это было безумие. Абсолютное, чистое безумие. И, черт возьми, это было единственное, что он чувствовал по-настоящему за последние двадцать лет.

Глава 2: Имя для "Надежды"

Яхта, которую Хендрик купил, не глядя, словно бутылку дешевого пива, оказалась совсем не такой, как в его туманных представлениях. "Надежда", как её назвала предыдущая владелица, Антье де Йонг, была не изящной белой птицей, рассекающей волны, а скорее старой, потрёпанной уткай, уставшей от жизни. Её деревянный корпус, когда-то, вероятно, покрытый блестящим лаком, теперь был исцарапан и выцвет, словно кожа старика, видевшего слишком много солнц и штормов. Рангоут выглядел так, будто вот-вот развалится, а паруса, сложенные на палубе, напоминали мятые простыни.

В доке пахло соляркой и водорослями, и этот запах въедался в одежду Хендрика, будто старые грехи. Воздух был тяжёлым, влажным, предвещая скорую грозу. Над Амстердамом нависли свинцовые тучи, отражаясь в темных водах каналов. Ветер усиливался, гоняя по воде мелкую рябь.

К яхте, опираясь на массивную клюку, медленно подошел Виллем "Канал". Ему было около шестидесяти, но выглядел он значительно старше, словно каждый день, проведенный на воде, добавлял ему не только морщин, но и мудрости. Его обветренное лицо, густые седые усы и пронзительный взгляд внушали уважение. От его одежды всегда слегка пахло соляркой и морской водой. Виллем был молчалив и наблюдателен, человеком, который знал о каналах Амстердама и о людях, живущих на них, всё. Он не любил пустых разговоров, и его появление рядом с Хендриком было чем-то из ряда вон выходящим.

"Яхта, – коротко произнес Виллем, обведя взглядом "Надежду". В его голосе не было ни осуждения, ни одобрения, лишь констатация факта.

Хендрик неловко кивнул. "Да. Моя". Он чувствовал себя мальчишкой, которого поймали за чем-то не очень приличным.

Виллем посмотрел на него с некоторой долей скептицизма, но и с пониманием. "Вода – это не бумага, инженер, – сказал он, не торопясь. – Здесь свои правила. И свои течения". Он указал на стоящие на приколе суда. "Каждая лодка имеет свой характер. Как и человек. Ты должен понять её. И себя тоже". Это были первые, туманные советы, но Хендрик почувствовал в них скрытый смысл.

Хендрик кивнул, пытаясь осмыслить слова старого моряка. Он, привыкший к чётким расчётам и предсказуемости материалов, оказался в мире, где всё казалось зыбким и непредсказуемым. Его инженерный склад ума отчаянно искал формулы и схемы, но их не было. Только ощущения, запахи, шепот ветра.

В следующие дни Хендрик предпринял комические попытки понять азы яхтинга. Он боролся с узлами, которые упрямо не хотели завязываться, как и его собственная жизнь. Паруса, казалось, жили своей жизнью, отказываясь подчиняться его неумелым рукам. Каждое движение превращалось в испытание. Он путался в снастях, скользил по мокрой палубе, едва не падал за борт. Его нездоровая, несколько обрюзгшая фигура совсем не подходила для такой работы. Очки постоянно сползали, и он машинально поправлял их указательным пальцем, что стало нервной привычкой.

"Ну что, капитан?" – раздался однажды звонкий голос. Это была Клара, продавщица из магазинчика у дока. Ей было около тридцати, с рыжими волосами и веснушками, она всегда выглядела немного растрёпанной, но при этом энергичной и приветливой. Клара была глотком свежего воздуха для Хендрика. Она не боялась задавать ему вопросы, комментировать его неловкость и подшучивать над ним.

"Пока что больше похоже на потопление, чем на плавание", – проворчал Хендрик, пытаясь распутать очередной узел.

Клара рассмеялась, её смех был лёгким и заразительным. "Все с чего-то начинают. Главное, не сдаваться".

Её слова, казалось, были просты, но они заставили Хендрика задуматься. Его борьба с яхтой была не просто борьбой с неодушевленным предметом. Это было первое осознание масштаба его решения и собственных ограничений. Внутренний диалог, полный самоиронии и страха, разгорался в его голове с новой силой. "Ты сошёл с ума, Хендрик. Что ты делаешь? Ты всю жизнь боялся перемен, а теперь прыгаешь в открытое море без спасательного жилета".

Он стоял на палубе "Надежды", а тучи над Амстердамом сгущались, словно его собственные сомнения. Ветер усиливался, и волны на канале стали выше, с глухим рокотом ударяясь о борт яхты. Капли дождя начали падать, сначала редкие, потом всё сильнее. Хендрик поднял голову, позволяя дождю смыть с лица пыль и пот. Он чувствовал себя полностью потерянным и беспомощным, но где-то глубоко внутри, под коркой цинизма и меланхолии, зарождалось нечто новое. Предвкушение. Страх был силен, но предвкушение неизвестности начинало брать верх.

Глава 3: Пыльный сундук

Дни после первого, катастрофического плавания превратились для Хендрика в череду однообразных попыток приручить «Надежду». Он методично, как и подобало инженеру, изучал швартовые концы, пытался разобраться в назначении каждой верёвки и каждого шкота. Палуба, мокрая от утренней росы и вечернего дождя, была скользкой и предательской, но Хендрик упрямо, шаг за шагом, осваивал пространство своего нового дома. Ветер с Северного моря продолжал навевать влагу, и солнце появлялось редко, окрашивая небо в оттенки серого и приглушенного синего. Воздух был чист и свеж, но нес в себе обещание новых штормов.

Помещение внутри яхты, которое, как он выяснил, называлось каютой, было захламлено. Предыдущая владелица, Антье де Йонг, оставила после себя настоящий хаос. Хендрик, педантичный и методичный в своей профессии, пытался навести порядок. Он раскладывал по полкам какие-то морские карты, назначения которых пока не понимал, собирал в кучи старые одеяла и подушки, протирал пыль с деревянных поверхностей, которые когда-то, вероятно, были отполированы до блеска.

Но навести полный порядок не удавалось. Посреди каюты, прямо под иллюминатором, стоял пыльный, запертый сундук. Он был сделан из темного, потертого дерева, с медными уголками, позеленевшими от времени, и массивным замком, давно покрывшимся ржавчиной. Этот сундук был как заноза в его инженерном сознании. Он нарушал всю логику пространства. Хендрик пытался игнорировать его, обходить стороной, делая вид, что его не существует. Он же привык к четкости расчетов и предсказуемости материалов. А этот сундук был воплощением хаоса.

"Что это?" – спросила Клара, однажды заглянув на яхту с пакетом свежих булочек. Её веснушчатое лицо было полно любопытства.

Хендрик пожал плечами. "Черт его знает. Наверное, старый хлам". Он предпочитал держать людей на расстоянии, и Клара, со своей непосредственностью, была для него испытанием.

"Хлам? Да это же сокровище!" – воскликнула Клара, обходя сундук кругом. Она даже присела, чтобы рассмотреть его поближе. "Кто-то оставил свои вещи. Интересно, что там внутри?"

Любопытство – штука заразная. Даже для такого циника, как Хендрик. Его инженерный склад ума пытался сопротивляться, но под коркой цинизма и меланхолии скрывался неисправимый романтик и скрытый авантюрист. Он думал о словах Виллема: "Каждая лодка имеет свой характер. Как и человек. Ты должен понять её. И себя тоже". Возможно, этот сундук был частью характера "Надежды". Или его собственного?

Всю следующую ночь Хендрик не мог спать. Дождь барабанил по палубе, и каждый удар капли по дереву словно отсчитывал ритм его внутренних сомнений. Он пытался читать старую книгу по гидродинамике, но буквы расплывались перед глазами. Мысли возвращались к сундуку. Что, если там что-то важное? Что, если это действительно "чужой багаж", который он должен был разобрать?

На рассвете, когда небо над Амстердамом стало светлеть, окрашиваясь в молочно-серые тона, Хендрик принял решение. Он нашел в одном из ящиков старый, зазубренный лом. Скрипнул зубами, когда поддел крышку. Ржавый замок поддался не сразу, с глухим стоном, словно не желая расставаться со своей тайной. Спустя несколько минут упрямой борьбы, замок с треском рассыпался, и крышка сундука медленно поднялась.

Внутри оказалось не золото и не драгоценности. Сундук был доверху набит старыми письмами, перевязанными бечевкой, толстыми тетрадями в потрепанных обложках – дневниками, и пачками выцветших фотографий. На одной из них была пожилая женщина с копной седых волос и лучистыми морщинками вокруг глаз, в вязаной шапке и с улыбкой, в которой чувствовалось много пережитого. Это была Антье де Йонг.

Хендрик вытащил первую тетрадь. Её страницы пахли старой бумагой и солью. Он открыл её наугад. Аккуратный почерк, немного выцветшие чернила. "24 мая, 1978 год. Сегодня я решила, что больше не могу оставаться на суше. Море зовет…"

Первое соприкосновение с "чужим багажом" произошло. И Хендрик, инженер-конструктор, привыкший строить мосты из предсказуемых материалов, понял, что только что переступил порог чего-то гораздо более сложного, чем любая его конструкция. Он держал в руках не просто старые бумаги, а чью-то жизнь. Жизнь, которая только начинала раскрываться перед ним.

Глава 4: Голос из прошлого

Запах старой бумаги, соли и приключений медленно наполнял каюту «Надежды». Хендрик, обычно педантичный и методичный, но абсолютно хаотичный в личной жизни, теперь сидел, окруженный кипами дневников и писем Антье де Йонг. Он начал читать неохотно, его инженерный склад ума сопротивлялся этой иррациональной трате времени. Но любопытство, то самое, что заставило его взломать сундук, взяло верх.

Строчка за строчкой, страница за страницей, мир Антье раскрывался перед ним. Это была яркая, полная приключений жизнь, резко контрастирующая с его собственной скучной, рутинной реальностью. Антье была художницей или писательницей, искательницей приключений, не боявшейся перемен. Её записи были полны мудрости, иронии и искренней любви к жизни. Она путешествовала по всему миру, описывая невиданные страны, встречи с диковинными людьми, штормы, которые она пережила, и тихие рассветы в далёких бухтах. Её слова были глотком свежего воздуха, но одновременно и вызывали у Хендрика внутреннее раздражение.

"Почему у неё всё было так легко?" – шептал он себе под нос, переворачивая очередную страницу. – "Почему она не боялась жить?". Это был вопрос, который он задавал и себе, но так и не находил ответа. Антье была его противоположностью – человеком, который не боялся "невостребованного багажа", а наоборот, ценил его как часть своего пути. А Хендрик? Он всю жизнь строил мосты для других, но так и не смог построить мост к самому себе.

Каждый день Клара, оптимистичная, болтливая и любопытная продавщица из магазинчика у дока, заходила к нему на яхту с какой-нибудь мелочью или просто "на минутку". Она была глотком свежего воздуха для Хендрика, постоянно подшучивая над его "новым хобби".

"Что читаешь, капитан?" – спросила она однажды, заглядывая через его плечо. – "Дневники старой дамы? Ты точно решил стать морским волком, а не книжным червем?"

Хендрик лишь буркнул что-то невразумительное, пытаясь спрятать тетрадь.

"Ну что, нашел там рецепт вечной молодости?" – Клара хихикнула, её рыжие волосы рассыпались по плечам. – "Или карту сокровищ?"

"Что-то вроде того", – ответил Хендрик, чувствуя, как цинизм, его обычная защитная реакция на разочарования, медленно тает под напором её беззаботности. Он пытался быть прагматичным и логичным, но его подсознание постоянно тянуло его к иррациональным поступкам.

Диалоги с Кларой были легкими и забавными. Она комментировала его неловкость и подшучивала над ним, помогая ему выйти из своей скорлупы и взглянуть на мир с другой стороны. Она была олицетворением повседневной жизни и её радостей, контрастируя с меланхолией Хендрика.

По мере того как Хендрик погружался в мир Антье, его собственное раздражение росло. Дневники не только вызывали у него любопытство, но и болезненно напоминали о его собственных несбывшихся мечтах. Он, который мечтал о далёких странах и свободе, но его страх перед неизвестностью всегда держал его в пределах Амстердама, видел, как легко Антье срывалась с места, следуя за своими порывами. Почему он так боялся жить? Почему он так боялся одиночества, но при этом активно избегал глубоких контактов, предпочитая поверхностное общение или полное уединение?

Вечерний Амстердам, казалось, тоже не давал ему покоя. Уличные фонари отражались в темных каналах, создавая призрачные блики. Ветер с Северного моря пробирался сквозь щели в корпусе яхты, напевая старые морские песни. Хендрик пил пиво, его способ заглушить внутренний диалог, но сегодня алкоголь действовал плохо. Голос Антье, живой и полный энергии, звучал в его голове, смешиваясь с шумом ветра и плеском воды. Он чувствовал, как что-то внутри него медленно, но верно, меняется. Это было не просто любопытство, а предвестник неизбежной трансформации. Он был на пороге чего-то нового, и это одновременно пугало и притягивало.

Глава 5: Первое плавание. Комичные провалы

Утром, когда солнце, наконец, пробилось сквозь пелену туч и озарило Амстердам, Хендрик принял решение. Он был вдохновлен (и, признаться честно, немного сбит с толку) дневниками Антье. Её слова о свободе и приключениях, о том, что "море зовет", не давали ему покоя. Он решил совершить первое настоящее плавание по каналу.

День обещал быть ясным, но ветер, как всегда, был сильным, трепал волосы Хендрика и развевал паруса. Воздух был свеж и бодрящ, но Хендрик чувствовал нарастающее напряжение. Он, привыкший к четкости расчетов и предсказуемости материалов, теперь должен был довериться ветру и воде.

Подготовка заняла дольше, чем он ожидал. Узлы, которые он вроде бы выучил, снова отказывались подчиняться. Паруса, которые он пытался поднять, норовили запутаться. Пот катил градом по его обветренному лицу, а очки постоянно сползали на переносицу. Он поправлял их указательным пальцем, что стало нервной привычкой. Наконец, после нескольких минут борьбы, ему удалось поднять главный парус. Он был старым и потрепанным, но теперь, на ветру, он выглядел почти величественно.

Виллем "Канал", молчаливый и наблюдательный, стоял на причале, скрестив на груди свои натруженные руки. Его пронзительный взгляд, казалось, видел Хендрика насквозь. Он смотрел на Хендрика с некоторой долей скептицизма, но и с пониманием. Хендрик почувствовал на себе этот взгляд, но упрямо заставил себя сосредоточиться на управлении.

Оттолкнувшись от причала, "Надежда" медленно поплыла по каналу. Хендрик чувствовал себя неуклюжим и нелепым. Это превратилось в серию комичных происшествий. Сначала он чуть не врезался в мирно пришвартованную баржу, затем едва не задел экскурсионный катер, набитый туристами, которые удивленно уставились на его неумелые маневры. Его инженерный мозг, привыкший к идеальным траекториям, никак не мог смириться с тем, что лодка не подчиняется ему так, как он привык.

Он путал навигацию, постоянно тянул не те верёвки, и яхта то замедлялась, то начинала рыскать из стороны в сторону, словно пьяный матрос. С каждым неверным движением его уверенность таяла. Он слышал смешки с берега, видел неодобрительный взгляд Виллема, который лишь покачал головой, будто подтверждая его самые худшие опасения.

Хендрик чувствовал себя полностью потерянным и беспомощным. Это было не похоже на строительство мостов, где каждая переменная была известна, а результат предсказуем. Здесь же всё было неопределенным, зыбким, как вода под килем. На какой-то момент ему показалось, что вся эта затея – полный провал. Зачем он вообще затеял все это? Зачем ему эта лотерея, эта яхта, эти дневники, этот голос из прошлого, который звал его в неизвестность? Его подсознание постоянно тянуло его к иррациональным поступкам, но теперь он стоял перед лицом их последствий.

Он выругался себе под нос, отчаянно пытаясь выровнять яхту. Ветер, казалось, издевался над ним, то стихая, то внезапно набрасываясь на паруса с новой силой. "Надежда" начала крениться. Хендрик запаниковал. Он забыл, что нужно делать. Его руки дрожали. Он чувствовал, как страх, который всегда держал его в пределах Амстердама, теперь навалился на него со всей силой. Он боялся одиночества, но в этот момент был абсолютно один наедине со своей беспомощностью.

Канал, обычно спокойный и предсказуемый, казался враждебным. Дома на берегу проплывали мимо, словно насмехаясь над его неудачами. Мост, который он когда-то проектировал, высился вдали, как немой упрек. Хендрик был человеком, который всю жизнь строил мосты для других, но так и не смог построить мост к самому себе. И сейчас, в этот момент, он был на волоске от того, чтобы бросить всё. Сдаться. Вернуться к своей рутине, к пиву, которое заглушало бы этот бесконечный внутренний диалог.

К счастью, ему удалось кое-как развернуть яхту и направить её обратно к доку. "Надежда" неуклюже причалила, едва не задев соседнее судно. Хендрик выпрыгнул на берег, его ноги дрожали. Он был мокрым, уставшим и абсолютно разбитым. Первая попытка закончилась полным фиаско.

Глава 6: Призрак бывшей жены

Потерпев фиаско в своём первом плавании, Хендрик возвращался в док словно побитая собака, а его тяжёлая походка отражала груз всех его несбывшихся планов. Дождь снова начал моросить, мелкий и назойливый, словно внутренний голос, который не давал ему покоя. Яхта, казалось, насмехалась над ним, покачиваясь на волнах, а её скрипы и стоны звучали как укор. Он чувствовал себя полностью потерянным и беспомощным, убеждённый, что вся эта затея – полный провал.

Он забрался в каюту, промозглую и неуютную. Старый, пыльный сундук, который он взломал несколько дней назад, теперь казался насмешкой. Он открыл его, словно ища утешения, и наугад вытащил одну из тетрадей Антье. На этот раз это был не дневник, а что-то, что выглядело как черновики писем. На одном из них не было адресата, но содержание было предельно ясным – это было письмо о потерянной любви, о горьком расставании. Антье писала о своих прошлых отношениях, о боли и разочарованиях, о том, как трудно отпустить то, что когда-то было частью тебя.

Читая её слова, Хендрик погрузился в воспоминания о своей бывшей жене, Марии. Прошло уже десять лет с их развода, но рана всё ещё кровоточила. Его цинизм был защитной реакцией на разочарования, особенно на неудачный брак, который оставил в нём глубокую рану. Он мысленно проигрывал их ссоры, чувствовал горечь и обиду.

«Я не понимаю, Хендрик, – говорила Мария, её голос звенел от раздражения. – Ты можешь построить мост через реку, но не можешь построить мост между нами».

«Это разные вещи, Мария, – отвечал он, сжимая кулаки. – Мост – это расчёт. Это логика. А ты… ты хаос».

Он вспоминал, как пытался объяснить ей свою педантичность и методичность, свою привычку к чёткости расчётов и предсказуемости материалов. Но она, живая и эмоциональная, видела в этом лишь его неспособность к искренним чувствам. Он мог с точностью до миллиметра рассчитать нагрузку на ферму моста, но забывал, куда положил ключи от квартиры, или о годовщине их свадьбы.

Воспоминания нахлынули на него, как волны шторма. Он видел её лицо, слышал её смех, чувствовал запах её духов. И всё это вызывало в нём нестерпимую боль. Он был трудолюбив, но потерял всякий смысл в своей работе, чувствуя себя винтиком в большой, бессмысленной машине. Теперь же, на яхте, он чувствовал себя не просто винтиком, а потерянной шестерёнкой, болтающейся в огромном, незнакомом механизме.

Это была глубоко драматическая глава его жизни, полная внутренних монологов и самоанализа. Он пил не потому, что был алкоголиком, а потому что пиво было его способом заглушить внутренний диалог, который не давал ему покоя. Но сегодня даже пиво не помогало. Он чувствовал, что не может сбежать от прошлого, даже на яхте, даже вдали от Амстердама. Призрак бывшей жены нависал над ним, такой же реальный, как сырость в каюте и запах старой бумаги.

Хендрик закрыл глаза. Он боялся одиночества, но при этом активно избегал глубоких контактов, предпочитая поверхностное общение или полное уединение. И вот теперь, один на "Надежде", окружённый воспоминаниями, он чувствовал себя особенно одиноким. Небо за иллюминатором потемнело окончательно, и над каналами Амстердама спустилась ночь, такая же тёмная и непроглядная, как его собственные мысли. Он был в западне, пойманный между прошлым и будущим, между тем, кем он был, и тем, кем он отчаянно пытался стать.

Глава 7: Советы от "Канала"

Рассвет над Амстердамом был серым и хмурым, как и настроение Хендрика. Дождь прекратился, но небо оставалось затянутым плотными тучами, будто не желая показывать своего лица. Воздух был тяжёлым, влажным, предвещая новый день, полный таких же внутренних сомнений. После фиаско в плавании и мучительных воспоминаний о бывшей жене, Хендрик чувствовал себя опустошенным. Он пил кофе, горький и крепкий, но он не заглушал внутренний диалог, который не давал ему покоя.