Тайны и легенды древнего края

С Геннадием спорили, но он твердо стоял на своем. Откровенно говоря, мне тоже приходилось слышать про лепрозорий на аральском острове. Но тот остров был далеко. Да и вряд ли такую серьезную лечебницу могли оставить без надзора. Геннадий, конечно, фантазировал. Но на какой-то период его поддержало большинство.

Однако же, кочковатая дорога на трассу и обратно изматывала нас всё больше с каждым днем.

Наконец, доводы рассудка победили, и мы решили съездить в Казахдарью всей бригадой, чтобы осмотреться, а может, и выбрать место для лагеря.

Казахдарья оказалась крупным разбросанным поселком, почти лишенным растительности. Народ здесь жил исключительно рыбным промыслом и подсобным хозяйством. В море впадала река – с тем же, что и поселок, названием – Казахдарья. Устье реки терялось в густых камышовых зарослях, где, как рассказывали, обитали дикие кабаны. Но в этих краях на кабанов, как понятно, не охотились. На берегу реки, чуть выше по течению, был расположен старый рыбозавод, представлявший собой обыкновенный старый сарай, крытый камышом. Пол в дальней его части был выложен глыбами льда, на которых и хранили живую рыбу. За чисто символическую плату нам предложили купить огромных сазанов и жерехов.

Улицы поселка отличались своеобразием, которого я не замечал ни в Шахамане, ни в других местах этого края. Дома с приусадебными участками тянулись вдоль одной стороны улицы, а сараи и хозяйственные постройки – вдоль другой. То есть, чтобы попасть в свой же сарай, каждому хозяину нужно было перейти улицу. При этом большинство сараев не уступало своими размерами жилым домам, весьма просторным.

В поселке имелся даже аэропорт – спланированная земляная площадка, куда два-три раза в неделю садился кукурузник из Нукуса. Как раз этот АН-2 готовился к взлету.

Осмотр поселка и его окрестностей, как и здоровый вид жителей, произвели, похоже, благоприятное впечатление даже на нашего скептически настроенного бульдозериста. Геннадий уже не напоминал нам о проказе и явно склонялся к согласию на переезд.

Нас ожидал еще один приятный сюрприз.

Наискосок от аэропорта размещалась небольшая пекарня. Здесь, к нашему удивлению, пекли не лепешки, как повсюду в сельской местности Средней Азии, а хлеб кирпичиком. В небольшой очереди мы увидели пилота – определенно с того самого кукурузника. Здесь же находился плотный усатый абориген в дорогом импортном костюме. Блуждающая улыбка, похоже, никогда не покидала его смуглого круглощекого лица. Едва мы подошли, как он приветствовал нас, будто старых знакомых. Спросил, не те ли самые мы парни, что строят к поселку ЛЭП? Затем объявил, что его зовут Амангельды, что он ответственный работник из Нукуса, а сюда регулярно прилетает с целью проведать родственников. Чего-чего, а общительности ему было не занимать.

В этот момент румяный пекарь вынул из печи поддон с горячим хлебом, который разошелся мгновенно. Четыре буханки взял летчик, а остально забрал Амангельды. Складывая хлеб в большую полотняную сумку, он разъяснил нам, что в Казахдарье пекут такой замечательный хлеб, равного которому не найти во всей Каракалпакии и даже в Хиве. Лично он, возвращаясь домой, всегда покупает несколько буханок для своих столичных друзей. Затем, очевидно, для вящей убедительности, он продемонстрировал нам качество этого хлеба. Сжал одну буханку в ладонях так, что те почти сошлись. Когда же он ослабил усилие, хлеб занял первоначальный объем. Мы восхитились мастерством пекаря. Он пожелал нам успехов и еще раз посоветовал обязательно купить и отведать местный хлеб.

Он говорил бы и еще, но тут пилот поторопил его, и они оба направились к самолету.

Поскольку выпеченный хлеб закончился, мы оставили нашего водителя возле пекарни с наказом дождаться следующей партии, а сами разбрелись по поселку, который, как я уже говорил, занимал немалую площадь и отличался значительной разбросанностью.

Я пошел куда глаза глядят и вскоре оказался возле лавчонки с вывеской на русском языке “Книги”. Надо сказать, что в ту пору всякая хорошая, а в особенности популярная книга являлась дефицитом. Даже в таком заштатном городке, как Тахиаташ, книжные новинки исчезали с прилавков практически мгновенно. Однако в отдаленных крупных поселках с преобладанием местного населения всегда можно было рассчитывать на самый неожиданный сюрприз по части приобретения книг. Многие любители чтения, выезжая по делам службы в сельскую глубинку, непременно старались посетить тамошние книжные магазинчики и почти всегда возвращались оттуда с желанной добычей.

Вот и я, заметив вывеску “Книги”, никак не мог пройти мимо и почти бегом устремился к маленькому магазинчику. Как же было не заглянуть в него?

В тесном помещении, где с трудом могли бы повернуться два-три покупателя, царили полумрак и прохлада. Не успел я оглядеться, как за спиной раздался голос:

– У нас есть русские книги тоже.

Я повернулся и невольно вздрогнул.

Передо мной стоял то ли человек, то ли призрак.

Всё его лицо, кроме глаз, было перебинтовано, но и глаза закрывали глухие синие очки, а широкополая шляпа была глубоко надвинута на лоб и, по сути, упиралась в оправу очков. Длинный плащ, нелепый в жаркую погоду, скрадывал особенности его тщедушной фигуры.

Мысль о проказе неодолимо вспыхнула в моем сознании, Я невольно отступил, упершись в прилавок.

– Я ждал вас, – сказал этот странный человек, шевеля неестественно узкими губами и блестя железными зубами.

– Ждали?

–Да! Я знал, что вы придете ко мне. И что мы сможем поговорить. Но важно, чтобы нам не помешали, – он сделал шаг и быстро закрыл дверь на крючок. И сам встал у двери, прижавшись к ней спиной.

– Но позвольте! – я хотел было отстранить его и выскочить на солнечный свет, но упорно засевшая в мозгу мысль о проказе не давала шевельнуть рукой.

– Не волнуйтесь! – он обвел рукой свое лицо. – Это результат несчастного случая. Я вынужден бинтоваться…

Но я успел уже заметить, что у него и с руками не всё было в порядке. Кожа была местами розовой, как у младенца, а местами смуглой и усеянной подозрительными оспинками.

– Вы ведь мастер из Шахамана, так? – продолжал между тем допытываться он. – Вы уже построили половину трассы, и теперь намерены вести вторую половину из Казахдарьи. Поэтому вам удобнее жить здесь. Но сначала вы должны выбрать место для лагеря. Верно? Вот видите! Поэтому я и сказал, что ждал вас. Я также знаю, что вы – любитель чтения. Поэтому, оказавшись в Казахдарье, обязательно зайдете в книжный магазин. А поскольку я – единственный его продавец, то мы обязательно встретимся.

Что ж, его логика была безупречной.

– Но я вижу вас впервые, – сказал я. – Мы никогда не встречались. Откуда же вы знаете про меня и про мои планы?

– Узун-кулак, – рассмеялся он. – В степи по-прежнему можно узнать все новости. В степи говорят, что вы – серьезный, грамотный и спокойный человек. Именно такой мне и нужен.

Я смотрел на него, по-прежнему думая лишь о том, как выйти наружу, не прикасаясь ни к этому человеку, ни к тем предметам, которые он трогал. Мне не хотелось обижать его или причинять ему страдание, он и так был обижен судьбой, но неотвязчивая мысль о том, что я нахожусь в опасности, что передо мной прокаженный, была сильнее любых доводов рассудка.

– Послушайте, – сказал он вдруг уже каким-то иным тоном, – вы даже не представляете, как вам повезло! Я знаю, что вы человек порядочный, и уже решил довериться вам во всем. Но я не хочу, чтобы вы считали меня сумасшедшим. Потому что уже встречал людей, тоже из числа образованных, которые видели во мне прежде всего безумца.

(Нет, я не считал, что он безумец, он говорил весьма логично. Но я считал его прокаженным, то есть, более опасным, чем безумец!)

– Я дам вам одну вещь, – продолжал он далее. – Когда будете в Ташкенте, покажите ее кому-нибудь, кому вы бесконечно доверяете, и кто разбирается в подобных изделиях. А позднее, когда вы снова вернетесь в Казахдарью, мы побеседуем более предметно.

Тут он запустил руку в карман своего необъятного плаща, вынул оттуда кулак, протянул тот ко мне и только после этого разжал пальцы.

На ладони у него лежала крупная монета. Несомненно, старинная. Возможно, золотая. Кажется, на ней был изображен тигр или барс. А может, восточный царь в головном уборе в виде головы барса. Монета вроде бы была не совсем ровной по краям и заметно выпуклой.

Я говорю об этом в приблизительной форме, потому что никак не мог сосредоточиться и смотрел не столько на монету, сколько на его руку, на которой не хватало двух пальцев. Ладонь тоже была в странных, белесых пятнах.

Проказа! Несомненно, это была проказа!

– Возьмите ее! – сказал он. – Только не показывайте завистникам.

Никакая сила в мире не заставила бы меня потянуться за этой монетой, будь она даже осыпана бриллиантами.

В этот момент раздался сильный стук в дверь. Кто-то заговорил на местном. Голос показался мне знакомым.

Стук повторился. Затем стучавший перешел на русский:

– Кенжи! Открой! Я знаю, что ты там!

Теперь я узнал голос. Это был тот самый чиновник, что покупал хлеб в пекарне. Но ведь он уже отправился в самолет, готовившийся к взлету! Сейчас он должен был находиться где-то над Шахаманом! Я ведь своими глазами видел, как он поднимался в кукурузник! Однако он здесь… История принимала какой-то мистический оборот.

– Это он! – воскликнул прокаженный, кусая свои тонкие губы. – Не надо, чтобы он видел нас вместе… – Продавец книг указал тонким, как веточка, пальцем на другую дверь в углу помещения: – Идите туда! Пройдете через двор, тропинка выведет вас к магазину, а там уж недалеко до пекарни. Мы еще увидимся… – всё это он говорил шепотом. – Но и вы подготовьтесь к встрече. Если не хотите брать монету сейчас, воля ваша! Но прочитайте историю хорезмшаха Мухаммеда Второго. Это поможет нашей следующей беседе. Я очень надеюсь, что вы мне поверите! Буду вас ждать!

Последние его слова я слушал, уже пробираясь по темному проходу, ведущему куда-то вглубь дома. Столбняк, который нашел на меня, когда прокаженный закрыл дверь на крючок, миновал, и теперь мною владело одно желание – быстрее покинуть это нездоровое, опасное место! Всякий раз, натыкаясь на углы, я шарахался, воображая, что снова коснулся предметов, которые, возможно, тоже являются носителями бацилл проказы.

Наконец, я оказался на солнечном свету и, повинуясь инстинкту самосохранения, поспешил туда, куда несли меня ноги. Инстинкт не подвел, и вскоре я оказался возле автомашины, куда уже стекались с разных концов поселка другие члены нашей бригады.

Судя по разговорам, других прокаженных в поселке не было. Даже Гена Петров выглядел умиротворенным. Я не стал нарушать этой идиллии. Мешок со свежим хлебом уже лежал в кабине. Мы заняли свои места и двинулись в обратный путь, в Шахаман, решив обсудить проблему перебазирования на досуге.

По дороге я размышлял о случившемся. Теперь, когда паническое состояние прошло, я сочувствовал человеку, с которым судьба обошлась так жестоко. Очевидно, думал я, он очень одинок. Ему не хватает обычного человеческого общения, и вот, узнав, что в поселок должны приехать монтажники, он решил навести мосты с их руководителем, прельстив меня старинной золотой монетой. А может, это и не монета вовсе. Так, свинцовая отливка, раскрашенная под золото. Приманка, чтобы заинтриговать редкого гостя. Ведь сюда, в этот поселок, расположенный в самой глухомани, люди со стороны, надо полагать, попадают чрезвычайно редко. Эх, бедняга!.. Кажется, он ссылался на династию каких-то восточных владык? Хорезмшах Мухаммед Второй… В ту пору я мало интересовался историей, но всё же нетрудно было догадаться, что хорезмшахи правили Хорезмом. Кажется, где-то я о них читал. Но где и что?

Затем я начала размышлять о том, как мне вести себя с прокаженным в дальнейшем. Ведь он обязательно придет ко мне, по крайней мере, хотя бы раз. А может, он и не прокаженный вовсе, думал я. Носителю столь страшной болезни вряд ли разрешили бы торговать в магазине.

Я решил, что не буду рассказывать нашим об этой странной встрече, пока не наведу подробных справок о бедняге.

Тут ход моих мыслей был прерван видом облака пыли, двигавшегося нам навстречу. Вскоре стало ясно, что это грузовик ЗИЛ-130 с прицепом, который везет на нашу трассу со склада в Тахиаташе очередную пару “свечек” – стоек железобетонных опор. За рулем находился Юлдаш – спокойный, рассудительный узбек. Мы бы и сами остановились, но Юлдаш всё равно просигналил, и это означало, что у него есть какая-то важная информация.

И точно, Юлдаш сообщил, что начальник участка велел передать, чтобы я срочно, прямо сейчас возвращался в Тахиаташ для новой работы. Мы договорились, что я соберу вещи, а он после разгрузки опор подъедет к лагерю, чтобы забрать меня.

* * *

В Тахиаташе оказалось, что получено указание срочно приступить к строительству трассы на Устюрте – той самой, с которой я начал эти записки. Мне надлежало ознакомиться с документацией и уже завтра выехать на пустынный полустанок для организации там лагеря.

Вот так, нежданно для меня, решилась проблема моих новых контактов с прокаженным, с этим “человеком без лица”.

В Казахдарью я более не возвращался.

Однако же, мое любопытство было разожжено.

В один из выходных дней я поехал в Нукус, записался в республиканскую библиотеку, где работали милые русские женщины, и с их помощью разыскал литературу по интересующему меня вопросу.

Среди хорезмшахов было несколько известных исторических личностей. В частности, Мухаммад Второй, описанный В.Яном в книге “Чингисхан”. Правда, по Яну, Мухаммад был весьма ничтожной и трусливой личностью. Но оказалось, что это не совсем так.

У меня и поныне хранятся записи, сделанные много лет назад в нукусской библиотеке. Вот некоторые выдержки из них:

Мухаммад, сын Текеша, правил Хорезмским государством в течение двадцати лет (1200-1220). При этом он значительно раздвинул границы своих владений. В 1203 году он полностью завоевал Хорасан, в 1207 – подчинил Бухару, а в 1210 разбил на берегу реки Талас войска кара-китайского гурхана. И хотя это сражение окончательно не решило участи кара-китаев – извечных соперников хорезмийцев, но после этой победы имя Мухаммада стало упоминаться в официальных документах с титулом “Искандари дуюм” (“второй Александр”, то есть, его уподобляли Александру Македонскому).

Позднее Мухаммад присоединил к своему государству Афганистан и практически всю территорию Ирана. Граница его владений проходила по реке Инд, а имя хорезмшаха читалось на хутбе даже в отдаленном Омане.

Как жили люди в этом государстве?

Роптали, стонали под гнетом или бунтовали?

Вот что писал арабский путешественник Якут, делясь своими впечатлениями о поездке в Хорезм в 1219 году, буквально накануне монгольского нашествия:

“Я не видел никогда области более обитаемой, чем он (Хорезм). И не предполагаю, что в мире есть области, по благосостояния превосходящие Хорезм, и более населенные, чем он… Большинство селений Хорезма – города, имеющие базары, много жизненных благ и лавок. Всё это при общей безопасности и полной безмятежности”.

В 1218 году войска Чингисхана почти без сопротивления заняли Семиречье и Восточный Туркестан и вплотную подошли к границе Хорезма.

Но Мухаммада это не волновало. Он считал себя более сильным. Его больше беспокоили внутренние распри. Его мать – Туркон-хотун, властная и энергичная женщина, настраивала против своего сына сильную дворцовую группу кипчакских военачальников.

Но, конечно, Мухаммада сильно раздражало, что какой-то Чингисхан, этот степной варвар, осмеливается засылать в его владения своих шпионов под видом купцов.

В том же 1218 году с его молчаливого согласия в пограничной крепости Отрар на берегу Сырдарьи воинами Хорезма был разграблен посланный Чингисханом богатый караван купцов, заподозренных в шпионаже. Караван и вправду был богатый. 500 верблюдов привезли золото, серебро, шелковые ткани, пушнину. Было перебито 450 купцов, товары продали, а вырученные деньги отослали в столицу.

В ответ Чингисхан потребовал выдать ему для расправы наместника Отрара, полагая, что тот действовал по собственной инициативе.

Однако посол Чингисхана, доставивший это требование в хорезмийскую столицу, был казнен, а его спутникам обрезали бороды. (К слову говоря, казнить послов было у хорезмшахов чем-то вроде семейной традиции. Отец Мухаммеда – Аллоуддин Текеш казнил в свое время посла кара-китаев, прибывшего в Хорезм для сбора податей.)

Это стало последней каплей.

Чингисхан тщательно подготовился к вторжению. Его шпионы сообщили полные сведения о расположении хорезмийских крепостей и гарнизонов. А вот Мухаммад о численности и тактике монгольских войск не знал ничего.

В сентябре 1219 года монголы подошли к Отрару. После яростного штурма город был взят и разрушен до основания, а все его защитники перебиты. Затем монголы последовательно заняли города, расположенные на Сырдарье, – сначала в ее низовьях, затем в верхнем течение.

В начале 1220 года пала Бухара.

В марте 120 – Самарканд.

Трудно понять, почему Мухаммад, всё еще носящий титул “Искандари дуюм”, имея более многочисленное обученное войско, выбрал тактику пассивной обороны, отказался от генерального сражения. То ли он был убежден, что монголы, убоявшись огромных расстояний, уйдут, в конце концов, восвояси добровольно, то ли утратил свою былую воинственность, убаюканный лестью царедворцев… Тут крылась какая-то загадка…

Во время осады Самарканда Мухаммад ожидал исхода битвы на берегу Амударьи. Когда город пал, он бежал в пределы Ирана – в Табаристан, где скрылся на одном из островов в южной части Каспийского (Абескунского) моря, а затем, по злой иронии судьбы, стал жертвой обитавших там прокаженных.

Перед тем, как бежать, Мухаммад спрятал основную часть своей казны в надежном месте. Везти золото с собой было опасно. Знать, чиновники, военачальники, купцы и верхушка духовенства могли предать его в любую минуту.

Интересно, подумал я, а кто владел в ту пору территорией, на которой ныне располагается Казахдарья?

Я разыскал карту Хорезмийского государства в границах до монгольского нашествия и не без удивления выяснил для себя, что во владения хорезмшахов входило всё восточное и южное побережье Арала. Следовательно, и Казахдарья.

Выходит, теоретически Мухаммад мог спрятать свои сокровища где-то здесь, в этих безлюдных краях?

Я подумал о том, что Кенжи из Казахдарьи, как человек, знавший, несомненно, историю края, мог сочинить подходящий сюжет, связанный с тайной клада хорезмшаха Мухаммада. Наверняка, он большой выдумщик, этот Кенжи. Однако вряд ли мы с ним встретимся еще когда-нибудь.

Меня, наверняка, в ближайшие дни или недели призовут в армию, а уж после нее я вряд ли вернусь в Каракалпакию, тем более в Казахдарью.

Примерно так я рассуждал в тот летний день, еще не подозревая, как всё сложится на самом деле.

* * *

Человек предполагает, а бог располагает…

Через три года я снова оказался на некоторое время в Каракалпакии, на том же тахиаташском участке. Работал в “столичном” регионе, на трассах между Тахиаташем и Нукусом. Среди моих рабочих были и некоторые члены бывшей бригады, с которой я строил трассу на Казахдарью. Как бы между прочим, я поинтересовался, не случилось ли там после моего отъезда каких-либо чрезвычайных событий? Судя по недоуменному выражению лиц монтажников, мой вопрос поставил их в тупик. Что, мол, могло случиться в такой глухомани?

Не появлялся ли рядом с лагерем странный человек в широком плаще и с перебинтованным лицом, конкретизировал я свою мысль. Они развели руками. Никогда не видели такого типа!

Тут была какая-то загадка. Но не настолько жгучая, чтобы немедленно браться за расследование. Да и забылось уже всё это, быльем поросло. Мало ли что происходит вокруг! Казус он и есть казус.

В один из будних дней я отправился к нашему нукусскому заказчику, чтобы согласовать ряд вопросов по новому объекту. Круглощекое и улыбчивое лицо начальника отдела показалось мне знакомым.

– Здравствуйте! А я вас сразу узнал! – приветствовал он меня и напомнил: – Казахдарья, пекарня…

Теперь и я узнал его.

– Амангельды!

Мы обменялись крепким рукопожатием.

Амангельды первым завел разговор о событиях в приморском поселке.

– Полагаю, в тот день вы оказались пленником нашего Кенжи, верно? – поинтересовался он.

– Отчасти. Но каким образом вы появились у книжной лавки? Ведь вы должны были улететь в Нукус? А вместо этого пришли к Кенжи.

– Пассажиры уже сели в самолет, когда пилоты получили указание от диспетчера задержать рейс на два часа, – объяснил мой визави. – Ждали какую-то важную птицу из Ташкента, а в таких случаях они всегда освобождают воздушное пространство. Вот я и решил воспользоваться случаем и сходить домой, чтобы взять еще кое-что из вещей. Дом моего среднего брата как раз за книжной лавкой. Когда проходил мимо, заметил, что дверь лавки закрыта изнутри. Ну, думаю, значит, Кенжи опять затащил к себе гостя. Я расспросил мальчишек, и они описали вас. И тогда я понял, что вас надо выручать.

– Выручать из рук прокаженного?

Он удивился:

– Проказу в наших краях ликвидировали еще до войны. Правда, говорят, что на островах есть лепрозорий, но туда везут больных из других регионов. – Он сощурился: – Так вы решили, что Кенжи – прокаженный? Ну, подумайте сами, разве могли доверить место продавца в книжном магазине, куда ходят дети, прокаженному?

– Так он не прокаженный?

– Нет, конечно!

– Почему же вы бросились меня выручать?

– Он не прокаженный. Он чудаковатый. Хотя и совершенно безобидный. Любит поговорить. А это не всем нравится. Но, с другой стороны, люди не хотят его обижать, жалеют…

– Что же с ним произошло?

– Это долгая и грустная история, – вздохнул мой собеседник. – Он образованный человек, историк. Работал учителем. Но учителя в наших краях зарабатывают мало. Он хотел жениться. Для этого следует уплатить калым, устроить пышную свадьбу. Тогда он закончил курсы сварщиков, и после работал в городе. Сначала на строительстве Тахиаташской ГРЭС, после – на плотине. Зарабатывал хорошо, часть денег откладывал. Но затем случилось несчастье. Кто-то, не заметив таблички, включил рубильник, и ему в лицо ударила электрическая дуга. Он схватился руками за лицо, пострадали и руки. Жизнь ему спасли. И глаза тоже. А вот с лицом проблема. Он вернулся в Казахдарью. Его старые родственники к тому времени умерли, и он остался один в доме. Семья моего среднего брата по-соседски помогала ему, чем могла. У властей он попросил дать ему работу, учитывая его внешность. Наконец, ему предложили место продавца в книжной лавке. Никто не хотел туда идти из-за маленькой зарплаты, другого же дохода на книгах в наших местах не сделаешь. Но он – человек образованный, вот ему и предложили. Он согласился и свои обязанности выполнял хорошо…

Мой собеседник сделал паузу, после которой продолжил:

– Но, очевидно, это происшествие повлияло на его психику. Через какое-то время он начал чудить. Начал заводить с приезжими людьми странные разговоры. Сначала пристал к летчикам. Сказал им, что знает, где лежит клад последнего хорезмшаха. Обещал дать им много золота, если он поедут в Ташкент или в Москву и договорятся с хорошими врачами, чтобы ему за любые деньги сделали новое лицо, с которым было бы не стыдно свататься. Летчики, конечно, поняли, что перед ними тихий сумасшедший, и всё рассказали мне, поскольку я часто летаю по этой линии, и уже сдружился с ними. После этого я строго поговорил с ним, предупредил, чтобы он не докучал чужим людям, если не хочет оказаться в психушке.

– И что он вам ответил?

– Сказал, что он не сумасшедший. Что действительно нашел сокровище Мухаммада или же кого-то из его приближенных. Нашел, когда работал в управлении ирригации. Экскаватор, мол, копал глубокую канаву и в какой-то момент ковшом вскрыл тайник, с самого края. Земля тут же осыпалась, и никто не заметил тайника, кроме него. Вечером он пришел с лопатой, подкопал немного и обнаружил золото. Много золота. Целую неделю перепрятывал его по ночам. Затем подал заявление на увольнение. Хотел начать подготовку к свадьбе. Ведь теперь он был богатым человеком. И еще размышлял, что делать с таким количеством золота. Может, оставить себе немножко, а остальное сдать государству? И вот в последний день работы с ним произошло это несчастье. Словно злой джинн наказал его за то, что посмел прикоснуться к чужому золоту. Скажите, мог ли я поверить в такие вещи?

– Один вопрос: чем он объяснил, что не доверился вам сразу? Почему обратился к летчикам?

– Он сказал, что это золото заколдованное. Ведь едва он успел перепрятать его, как тут же потерял свое лицо. По его мнению, если бы он доверился мне или кому-то из надежных знакомых, то всех нас постигла бы страшная участь. Он решил для себя, что золото может дастся в руки лишь человеку пришлому, человеку другой веры. Поэтому, добавил Кенжи, мне лично он больше ничего не скажет, ради моей же пользы и пользы моих родственников, иначе, мол, на него ляжет тяжкий грех. Но если ему удастся сделать себе новое лицо и жениться, то он впоследствии облагодетельствует весь поселок, поскольку будет уверен, что чары злых сил развеялись. В Нукусе я поговорил со знакомым врачом-психологом, и тот сказал, что это мания, вызванная сильным стрессом после неизлечимой травмы, усугубленная постоянным желанием вернуть себе потерянное здоровье. Такие вещи случаются.