Гроза на Беловодьем

Волх протянул Кию руку и положил в его широкую длань две бусины. Кузнец узнал их – это были украшения его жены, которые он когда-то подарил ей.

– Злата… – проговорил он и поднял глаза на Волха. Лесной воин кивнул, указал на бусины, а потом направление на заход солнца.

– Их туда повели? – уточнил Гордей.

Волх снова кивнул, потом подобрал цветок из оброненного букета Лели, указал на тропу, а потом в противоположную сторону.

– А Ладомиру нашу увели туда, – понял его Кий. Потом, вспомнив, что находится в том направлении, вслух переспросил. – Получается, к Топям?

Волх кивнул, потом жестом позвал охотника и кузнеца на пепелище и показал среди углей открытый погреб, из которого шёл след ног, обутых в поршни.

– Здесь был дом Ратибора, – сказал Кий, – выходит, уцелел кто-то.

Гордей внимательно прошёл вдоль следа в указанном Волхом направлении и подтвердил.

– Ты прав. Это – Мечеслав, сын Ратибора. Я его помню, бойкий такой. И он за ними тоже к Топям пошёл.

Кий и Волх приблизились к нему. На земле были отчётливо видны одинаковые отпечатки подошв от нескольких сапог, женские следы босых ног и пересекающий их детский след поршней.

– А они не очень заботились о заметании следов, – заметил Гордей.

– Значит, уверены, что погони не будет, – ответил кузнец.

В этот момент раздался звук подлетающего воздушного челнока Йогини и вскоре её вращающееся "блюдце" опустилось к пепелищу и зависло на небольшой высоте, продолжая медленно вращаться.

– Великие волхвы уже ведают о произошедшем, – сообщила богиня, не снимая длани с площадки управления. – Стражи Асгарда выдвинулись и будут здесь через два дня.

– За два дня они наших жён да девиц уже из Беловодья угонят, – проговорил Кий и кивнул на блюдце Йогини. – А если у них и воздушные челноки имеются, то и далее в Репейские горы.

– Сами перехватим, Матушка, – подтвердил Гордей, – не так их и много, судя по следам, сладим. Есть только одна неурядица.

– Какая? – спросила богиня.

– Княжну Ладомиру к Топям увели,– ответил охотник, – отдельно от остальных. Следы говорят, что Мечеслав Ратиборович выжил в ночной сече и туда же отправился. Видимо, выследить. Но для ратных подвигов мал он ещё – тринадцать лет от роду, насколько мне ведомо.

Йогиня спрыгнула на землю и подошла к месту, где были видны следы.

– Ну, коли выжить сумел да ещё в погоню отправился, то как в народе сказывают, – мал да удал! – она опустилась на колени и вытянула над поверхностью земли свои ладони, читая её, словно летопись…

Йогиня, как ведающая мать, обладала множеством умений, одним из которых была способность заглянуть сквозь время, что требовало определённых усилий и тишины.

Поэтому мужи, зная об этом, наблюдали за её действиями молча.

Это длилось недолго. В какой-то момент богиня вздрогнула, резко выпрямилась, да так, что отлетела назад и непременно бы упала, если бы её не поймал стоявший позади Кий.

– Ты что, матушка?! – воскликнул подскочивший Гордей. – Что изведала?

Йогиня открыла глаза и обвела всех троих своим изумрудно-зелёным взглядом.

– Не надобно к Топям идти, – проговорила она, – он должен сам с этим делом сладить.

Гордей и Волх недоверчиво переглянулись. Йогиня окончательно пришла в себя и благодарно кивнула кузнецу, вставая на ноги.

– Правду говорю, – продолжила она. – Это – начало его собственного пути. Мы только навредим, если вмешаемся. К тому же…

Йогиня замолчала на полуслове, будто что-то вспомнила или почуяла, а потом вдруг стала быстро осматриваться по сторонам, пока её взгляд не упал на противоположный берег реки, крутой откос которого был хорошо виден с пепелища.

Кий и его спутники увидели, как по самой кромке оврага верхом на вороном коне ехал всадник. Даже с такого расстояния кузнец заметил его стать и могучесть. Чёрная грива коня, красный плащ на плечах всадника красиво развевались от встречного ветра, и казалось, что он не скакал, а летел, словно быстрая грозовая туча…

Кий ненадолго задумался, почему ему пришло в голову сравнение именно с грозой, но тут Йогиня снова заговорила.

– … Подмога ему будет великая. – закончила она начатую фразу, когда всадник скрылся за прибрежными деревьями, и кузнец успел заметить, как просияло лицо Золотой Ножки.

– … А нам жён да девиц из полона вызволять надобно, – напомнила богиня, – так что

мой челнок в помощь, всё ж скорее будет, чем пешими продвигаться. Чувствую, недалече они. Да и я пригожусь.

Кий поклонился Золотой Ножке.

– Благодарствуем, Мать Йогиня, за дар такой. Твоя правда.

Летающее блюдце Йогини могло вместить четырёх взрослых человек, правда, лететь при такой нагрузке челнок мог на небольшой высоте и не очень быстро. После того, как все удобно разместились внутри, летающее блюдце взлетело в воздух и поплыло над деревьями в сторону захода солнца.

Кий мыслями вернулся было к всаднику, но спасение родных быстро вытеснило все остальные думы. Кузнец решил, что позже выведает о нём у Йогини, ведь неспроста же она так просияла, увидев его.

– Матушка, Ведагор просил тебе послание передать, – заговорил охотник Гордей, склонившись к Йогине и немного заслоняясь рукой от её развевающихся от встречного ветра густых волос, – мол, время пришло.

Богиня резко посмотрела на охотника и зелёные глаза её сверкнули. Она задумчиво перевела взгляд снова на проплывающие под челноком верхушки деревьев и кивнула головой своим мыслям.

– И что это значит? – уже Кий задал вопрос.

– А то и значит, – ответила Йогиня, – теперь ясно, для чего княжну вашу к Топям увели. Там Врата Междумирья в Тридевятый Мир. И их кто-то открыл…

Глава 4. Танец Змей

Когда-то на границе Беловодья было огромное озеро, последняя память о древнем море-океане, о котором упоминалось в многочисленных сказах предков. На озере было несколько островов. На самом большом из них стояли Храм Марены и Врата Междумирья. К острову насыпали дорогу от ближайшего стольного града, который раскинулся по озёрным берегам.

После Большой Войны, Великих Пожаров, Наводнений и Холодов град и Храм лежали в руинах, а озеро превратилось в бескрайние Топи, кишащие разными тварями, уродившимися в их гиблых, отравленных войной водах. И пробраться через Топи можно было лишь по немногочисленным тропам, известным разве что местным охотникам да собирателям.

А вот Врата Междумирья уцелели. Конечно, им тоже досталось: обугленные и почерневшие, со сколотыми углами и едва видными росписями на стенах, они возвышались среди обломков старого Храма молчаливым напоминанием о величии ушедшей эпохи.

Высокий широкоплечий человек в чёрно-красном хитоне Верховного жреца Антлани, почти полностью скрывающем его фигуру, молча смотрел на Врата, скрестив руки на груди. Он стоял на уцелевшем каменном всходе разрушенного Храма в тени одной из уцелевших опор и размышлял. Как и у всех жрецов культа Змея, его голова была начисто выбрита, а очелье, украшенное драгоценными камнями, было показателем его высокого положения.

Атмир был последним Верховным жрецом, и открытие Врат стоило ему неимоверных усилий. Понадобились все его знания, полученные когда-то в путешествиях по землям Морской Империи, прежде чем он сумел прочесть печать и запустить Ключ. Но он это сделал, и сделал достаточно быстро. Из Врат мерцал неземной свет и тонкой струйкой дыма растворялся в пространстве. Теперь оставалось только ждать.

Атмир услышал шум лёгких шагов позади и заметил, как к нему приближается Тирия – одна из двух жриц, которые готовились в развалинах Храма к необходимому обряду. Прямые чёрные волосы до плеч и накрашенные в раскосом стиле глаза придавали её лицу некую излишнюю, островатую утончённость. Её стройное смуглое тело, украшенное змеиными татуировками, было прикрыто полупрозрачной шёлковой туникой, а на талии сверкал золотой поясок, также в виде змейки. На запястьях и на лодыжках босых ног были украшения в виде змей. В руках жрица несла большую золотую чашу.

– Для обряда всё готово, мой господин, – сообщила она и поставила чашу на заранее приготовленный постамент. – Теперь нужна жертвенная кровь.

– Уже скоро, – отозвался Атмир. – Завтра Кафавр приведёт пленницу и Отец Ужаса удовлетворит свою жажду.

Так же тихо подошла вторая жрица, Селина. Она как две капли воды была похожа на Тирию, носила такой же наряд и так же держала в руках сосуд, но только это был кубок, наполненный красным вином.

– Вы выглядите уставшим, мой господин, вот выпейте, – она протянула кубок Верховному жрецу. – Я приготовила сама по старинному рецепту жрецов нашего Храма. Известно, что этот напиток пьют сами боги и потому живут вечно.

Селина услужливо улыбнулась и встала рядом с Тирией. Атмир взял кубок и на некоторое время залюбовался рубиновым оттенком его содержимого.

– Вечно никто не живёт, – возразил он и сделал небольшой глоток, – даже боги. Но вы правы. Сегодняшний день надо отметить и кубком вина, и красивым зрелищем.

Атмир улыбнулся одними губами, и, поскрипывая сандалиями, опустился на ступени.

Жрицы сбросили с себя туники, оставшись только в украшениях. Тирия взяла жертвенную чашу и стала задавать ритм, а Селина, спустившись по ступенькам вниз, на каменную площадку перед Вратами, начала танцевать.

Это был один из ритуальных танцев, во время которых храмовницы вводили себя и зрителей в гипнотическое состояние для совершения последующего обряда. Это был танец Змеи перед жертвоприношением. Казалось, что это татуированные змеёныши на обнажённом теле жрицы совершают движения и, подчиняя себе волю танцовщицы, управляют её пластичным извивающимся телом.

Тирия спустилась на площадку к танцующей Селине и стала кружить вокруг неё, продолжая отбивать ритм на чаше.

Атмир завороженно смотрел на действо, словно уже сам был погружён в транс. Змеёныши на телах блестели и извивались, соединялись в многоголовых чудищ и снова рассыпались на мелких отдельных тварей, чтобы через несколько мгновений круг повторился…

Верховный жрец поставил пустой кубок на край ступеней, и в тот же миг обессиленные дрожащие тела танцовщиц опустились на каменную плиту. Змей, в конце концов, отпустил их.

Атмир размеренно прошёл мимо жриц и приблизился к Вратам, откуда синей дымящейся струйкой сочилось свечение.

– Эти русы продолжают верить в то, что миром правит любовь, – проговорил он больше сам себе, нежели кому-либо, и усмехнулся. – Что ж, в этом их слабость.

Атмир отошёл от Врат и посмотрел вдаль, в сторону Репейских гор.

– Когда Беловодье окутают страх и ужас, они поймут, как ошибались! И тогда наследники Морской Империи достойно отомстят за её гибель.

Глава 5. Песнь Соловья

Приближался вечер. На дорожной развилке у старого дуба на большом пне сидел невысокий, щуплого вида человек и пробовал что-то играть на маленьких гуслях, которые лежали у него на коленях. Одёжа на нём была самая простая и залатанная во многих местах, особенно порты, которые, казалось, вообще были сшиты из заплаток. Щипая пальцами струны, он прислушивался к их звучанию, что-то напевая себе под нос, а иногда подтоптывая в такт ногами в кожаных поршнях. Его пышная шевелюра с проседью была перехвачена вокруг головы ремешком из змеиной кожи, но вместе с бородой давала такой объём, что со стороны голова выглядела намного больше своих настоящих размеров.

Гусли слушались его рук, по всему было видать, что играть он умеет, хотя и не так мастерски, как ему хотелось бы. Недаром в былые времена его звали Баян, а гусли были неотъемлемой частью его жизни. А потом… Потом было изгнание из родных мест за лихие дела да за жизнь неправедную. Ушёл он в земли изгоев, а те вскоре выбрали его своим вожаком, и дали ему новое прозвище – Соловей. И всё, что у него осталось от былой жизни – это старенькие надтреснутые гусельки, которые, как нападёт тоска, как сейчас, он доставал из сумы и играл одному ему известные мелодии собственного сочинительства.

В этот момент смотрящий по прозвищу Коршун, сидевший на дубе, свистнул главному. Соловей отложил гусли и обернулся к нему.

– Летит кто-то! – крикнул Коршун и указал куда-то наверх.

Соловей поднялся с пня и посмотрел в указанном направлении, где над соснами был ясно виден приближающийся летучий челнок – вращающееся открытое "блюдце" с людьми на борту. Челнок летел неравномерно, пару раз он зависал и даже опускался за деревья, но потом вновь взлетал и двигался дальше, приближаясь к развилке у дуба.

Соловей жестом приказал быть всем наготове – вот уже месяц развилка была их самым удачным местом для засады. Четверо его подельников были такими же изгоями, как и он сам, терять им было нечего, а потому разбойный промысел стал для них основным, затмив со временем все остальные.

Коршун спрыгнул с дуба и быстро спрятался в заранее изготовленном схроне в кустах. Остальные трое уже ждали в засаде. Зная об этом, Соловей неторопливо подошёл к стволу дуба, в котором зияло большое дупло, просунул в него руку и вытащил своё главное оружие, именуемое в народе "свист". Во время войны ими были снабжены все воздушные челноки Морской Империи.

"Свист" имел три уровня воздействия – шумовой, вихревой и сумасводящий. При воздействии последнего те, против кого оно применялось, сходили с ума, теряли человеческий облик, страдали от видений, бились в припадках, начинали убивать друг друга и делать ещё много ужасного, чего никогда не было бы в здравом уме и твёрдой памяти. Это было страшное оружие всеобщего поражения, поэтому после окончания войны и победы над Империей стражи Асгарда по наставлению Великих волхвов уничтожали "свисты" повсюду, где их находили – и в Беловодье, и за его пределами.

Каким бы изгоем Соловей ни был, но калечить и убивать людей было не в его правилах, а потому его "свист" переключался только с шума на вихрь. Обычно этого хватало, чтобы напугать и обездвижить очередного путника или даже нескольких, обчистить их поклажу, а после отпустить восвояси.

Правда, часто были и исключения, когда приходилось применять силу. Вот тут уже и вступали в дело его подельники – Рыс, Коршун, Шатун да Колода. Это были старые лиходеи, не брезгующие даже и душегубством. Дай им волю – покалечат, а то и вовсе убьют, не моргнув глазом! Одно слово – изгои.

Соловей взял "свист" за рукоятку, повернул ключ и направил на приближающийся челнок…

Йогиня осторожно держала длань на площадке управления, слушая кузнеца, а тот внимательно следил за бегущими внизу между деревьями Волхом и Гордеем.

Волх передвигался, как умел только он один, по-звериному, читая следы во всём, что ему попадалось – в примятой траве, в сдвинутом камешке, обломанной веточке поросли. Молодой охотник не отставал, прикрывая ему спину и время от времени окидывая зорким глазом пространство в доступном обзоре. Чутье подсказывало ему держать лук с вложенной в тетиву стрелой наготове.

Йогиня почувствовала угрозу раньше, чем осознала, и успела бросить быстрый взгляд в сторону дорожной развилки, показавшейся за деревьями, где у старого дуба стояла маленькая с высоты фигурка человека, держащего что-то в руках…

Богиня движением длани успела развернуть челнок-блюдце и удар ураганного вихря пришёлся в борт, опрокидывая его в вираж! От всепоглощающего свиста, казалось, лопнет голова! Гордей упал на землю, зажимая уши руками, увидев краем глаза, как челнок Золотой Ножки падает куда-то за деревья…

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Стараясь не делать лишних движений, охотник поискал глазами Волха, но нигде не увидел его – лесной воин куда-то пропал. Зато Гордей увидал виновника всего произошедшего – у старого дуба со "свистом" в руках стоял невысокий волосатый изгой, известный под прозвищем "Соловей". Тот как раз цыкнул языком, и по этому сигналу его четверо подельников появились из укрытий и короткими перебежками рассыпались каждый в своём направлении. Двое побежали к месту падения челнока, а остальные два направились в сторону охотника. Не поднимаясь с земли, Гордей быстро пустил стрелу из лука, и та, разрезав воздух, сразила Коршуна в бок на полпути к опрокинутому челноку-блюдцу Йогини.

На его крик обернулся Колода, который был ближе всех к укрытию Гордея, и это стало его роковой ошибкой – молодой охотник перекатился через плечо из-за дерева, на ходу натягивая заряженный лук. Звякнула тетива – удар впившейся в грудь стрелы отбросил Колоду на дорожную пыль!

Гордей перекатился дальше за соседнее дерево, в ствол которого тут же с глухим треском воткнулся боевой топор, брошенный огромным, как медведь, лиходеем по прозвищу Шатун.

– Это ты, Гордеюшка? – узнал охотника Соловей. – Давно не встречались. Ну что, поквитаемся за былое?

Пригнувшийся возле неподвижного Коршуна Рыс увидел, как Соловей подал ему знак, и метнулся напрямик через кусты с явным намерением напасть на Гордея с тыла!

Вот тут-то и возник Волх, обрушившийся на Рыса, как зверь из засады, и одним мощным прыжком сбил его с ног. Лиходей ещё не коснулся земли от его удара, а воин леса уже метнул один из двух своих ножей в Шатуна, пронзив его темя, когда тот вытаскивал топор из ствола. Огромный изгой рухнул во весь рост на землю, подняв тучу дорожной пыли. Рыс пружинисто вскочил и атаковал с азартом хищника, почуявшего кровь – противники закружились в вихре ножевых бросков, ударов, взмахов, уходов и перехватов под молниеносные чиркающие искрами лязги клинков!

Схватка закончилась так же быстро, как и началась – Волх воткнул нож в макушку головы лиходея и швырнул тело в ельник. Его взгляд встретился со взглядом Гордея, и оба воина поняли друг друга без слов. Молча, с неотвратимой решимостью они вышли из леса прямо на развилку и остановились перед дубом, где их ждал Соловей, держа в руках всё тот же "свист". Гордей положил стрелу на лук и прицелился, чем вызвал у Соловья насмешливую улыбку.

– Где ж вам вдвоём со мной совладать! – усмехнулся он, поднимая в руках своё грозное оружие, готовый его применить снова.

Волх лишь недобро прищурился, а Гордей, помедлив, вдруг опустил лук и неожиданно грустно улыбнулся.

– Ты прав, вдвоём – никак, – кивнул он, и Соловей слишком поздно понял подвох.

– Потому нас трое, – услышал он совсем близко за своей спиной низкий голос кузнеца Кия.

Удар кувалдоподобного кулака распластал Соловья на земле, напрочь выбив из него сознание и всякие чувства.

Йогиня, мягко шурша платьем, вышла из-за дуба и остановилась рядом с кузнецом.

– Ох, ну и тяжёлая же у тебя рука, Кий Лучезарович! Ты дух из него ненароком не вышиб?

Кузнец, не поворачиваясь, медленно помотал головой.

– Да нет. Оклемается. Ну а если бы и вышиб, так заслужил. Сам-то, небось, нас чуть в Навь не отправил.

– Твоя правда, – кивнула Золотая Ножка. – Ладно хоть я его увидеть успела да отвернуть вовремя.

Гордей подошёл и подобрал с земли оружие Соловья.

– Вот оно как, значит. Похлеще иной палицы будет. С перуновой, конечно, не сравнить, но всё же… – он посмотрел на распластанное на траве тело. – А ведь был первый в нашем родовом селении баян. А потом в леса подался, к лихим людям.

– Отчего подался-то? – спросила Йогиня. – Морок на него навели, что ли?

– Да дело известное, – ответил ей Кий и удручённо покачал головой, – счастья в любви не изведал, вот и подался на кривой путь.

Тут приблизился Волх, до этого внимательно осматривающий дорогу, и жестами показал, что полон увели дальше, после чего указал на лежащего Соловья.

Кий прислонил кувалду к стволу дуба, шагнул к распластанному лиходею и поднял его за рубаху, словно тот был тряпичной куклой. Далее последовала хорошая встряска, и Соловей пришёл в себя.

– А ну, сказывай как на духу, – заговорил кузнец тоном, не терпящим возражений, – когда здесь чужаки с полоном проходили?

Соловей висел в могучих руках и озирался мутными глазами. Кий поставил его на землю и повторил вопрос. Соловей выдохнул, пошатнулся и плюхнулся на пень, несколько раз тряхнув своими густыми космами.

– Прошлой ночью, – наконец выдавил он из себя. – Они недалече привалом встали. Жён да девиц в полоне вели.

Йогиня вытянула свою длань к бородатому лицу Соловья.

– Правду говорит, – подтвердила она.

– А куда потом они ушли, ведаешь? – спросил Гордей.

– А тут один путь – к Железной горе, – ответил Соловей и осторожно приложил руку к ушибу. Было видно, что его мучает головная боль и от этого ему трудно не то что говорить, но и даже думать.

Йогиня вздохнула, подошла к нему и подняла свои ладони к его голове.

– Обожди, сейчас легче станет… – успокоила она.

И правда, вскоре его мутный взгляд прояснился и стало ясно, что боль отходит.

– Всё же тяжёлая у тебя рука, Кий Лучезарович, – заметила Йогиня и добавила. – До Железной горы один день пути. Жаль, челнок мой теперь разбит…

Кузнец подобрал кувалду и положил её на плечо.

– Челнок – дело нехитрое, матушка, сварганю я его тебе, как новый будет. Только когда возвращаться будем. А нынче до Железной горы поспеть надобно.

Волх утвердительно кивнул, а охотник Гордей указал на Соловья.

– А с ним что делать будем? – задал он вопрос.

– А возьмите меня с собой, – вдруг попросил Соловей, вставая со своего пня. – Авось, пригожусь. Да я и короткую дорогу могу показать до Железной горы.

Гордей подошёл к нему вплотную и заглянул прямо в глаза.

– Как тебе верить? Ты же кривдой жил и живёшь! А как снова обманешь да заведёшь опять в засаду какую?

Соловей не выдержал его взгляда и снова опустился на пенёк. Всё правильно! Изгоям веры нет. Потому и живут они, изгнанные, окутанные Мороком, вдали от честных да праведных, словно звери лютые, и всё более озлобляются на свою Долю, людей и весь Белый Свет.

На Соловья снова накатила тоска, и он по привычке стал искать суму со своими гусельками, но её нигде не было.

– Обожди-ка, Гордей, – вдруг спокойно проговорил Кий, подходя ближе. – На обман ему идти сейчас проку нет, Мать Йогиня его как летопись читает.

Кузнец медленно устремил взгляд на Соловья.

– Так что ты там про короткий путь-то сказывал? – задал он ему вопрос, и бывший лиходей понял, что этот могучий, напоминающий самого Сварога, человек даёт ему совсем маленький шанс, упускать который он уже просто не может. И не хочет!

– Есть такой, правда, как на духу! – вскочил Соловей. – Покажу и проведу!

Кий посмотрел на него сверху вниз, и его взгляд впервые утратил суровость. Кузнец вдруг протянул Соловью его потерянную суму с драгоценными старыми гуслями, которые тот принял, словно величайший дар. Руки его дрожали.

– Хоть и не по правде ты жить стал, Баян, а жалеют тебя люди. Мол, молодой был, неразумный. Нет-нет, да и добром вспомнят, – Кий положил свою тяжёлую руку на плечо Соловья и посмотрел в его глаза. – Так возьми и докажи. Поможешь наших из полона вызволить, замолвим мы пред родичами за тебя словечко, а дальше от тебя всё зависит.