Противостояние. Причины

– Ан нет, не бредит! – сощурил серо-голубые глаза Луис Фернандо Диас. Снова встав и оглядев открытую палубу и кровавый хаос, с полуживыми и мёртвыми телами команды Хуана и противника, прошипел, – пираты были прикрытием! Французики! Мало им было Пиренейской войны и пролитой крови на континенте!

– Со временем и это сотрётся из памяти потомков, друг мой! – вздохнул Хуан Антонио, ощущая пульсацию тупой боли в ранах, – давай, в капитанскую, там всё имеется. Заштопаем сами тебя, и будут тебе и ром, и девицы в порту!

И Хуан, при помощи Луис аккуратно поднял друга с палубы. Взяв его под руки, три крепких высоких капитана неспешно двинулись вдоль борта верхней палубы, огибая целые и разорванные в клочья бочки, куски древесины, вырванные ядрами из борта, и трупы, стремясь поскорее попасть в каюту капитана, расположенную в надстройке на верхней палубе на корме.

Всякий полуживой и выживший матрос смотрел на шедших строем трёх капитанов с уважением, понимая, если бы не их умелое и слаженное управление судном и командой, и стремительные приказы, которые они отдавали матросне и оружейникам, то El Peregrino не сумел бы в одиночку с одним капитанов потопить десяток быстроходных судов. Их ладно скроенные офицерские униформы, а именно белые рубахи были заляпаны в крови, как и высокие кожаные чёрные ботинки, доходящие до колен тоже, широкополые шляпы с перьями сорвались и затерялись среди трупов, как и солидные камзолы, сброшенные перед битвой на палубу для лучшей подвижности.

– Сколько потерь… – бросив взгляд на мёртвые в лучах утреннего солнца тела, выругался вслух Диего Наварра, придерживая рукой шпагу, воткнутую в брюхо, не позволяя ей раскачиваться на ходу.

– Их будет больше, друг мой, если ты не поторопишься… – заметил Луис, глянул на утёсы, проплывающие поодаль. Среди скал вулканического и осадочного происхождения эпохи среднего кайнозоя затесались уютные песчаные пляжи, и оценив безлюдную природную атмосферу, Луис добавил, – милая и такая разная красотка Эспаньола… браво Христофор! Кстати, Хуан, куда мы теперь держим курс?

– Вдоль побережья до Санто-Доминго, – ответил Хуан Антонио, – необходимо доложить о произошедшем. Король Фердинанд должен услышать о гнусной подлости французов!

– Ему плевать, друг мой, – отмахнулся Луис, – его стиль управление приведет к потере влияния не только на суше и воде, но и к потере множества колоний! Видит Бог и Маленькая Испания обретёт свободу, потом и кровью!

– Или её разделят пополам, в угоду политической сделке, несмотря на то, что народ един по сути, по духу, – фыркнул Хуан Антонио, переведя взгляд с скалистых утёсов на истерзанную команду.

– Будет вам! – простонал сквозь зубы широкоплечий Наварра, – давайте лучше сосредоточимся на команде, пока тащимся в порт!

– Ничто не может отвлечь тебя от цели, Диего!? – выдал Луси, по-дружески сжав руку товарища.

– Разве что знойные красотки. И ром! – усмехнулся и сморщился от боли Диего.

Хуан поневоле обратился взором к манящему к скалистому утёсу побережья, с густо выстроенными в ряд кокосовыми пальмами, росшими вдалеке, плавно покачивающими макушками от утреннего бриза. Облизнув губу де ла Крузо окинул чернеющие, а местами поросшие кустарником и деревцами утёсы, и собрался было обратиться к Наварра, но тут ощутил дрожь палубы под каблуками.

Корабль закачался пуще прежнего ходуном. Матросы и офицеры залепетали, проклиная владычицу морей, кто-то выругался громко, прильнув к правому борту судна, идущего параллельно стонущим утёсам. Валуны с треском сыпались в воду с вершин, раскалываясь и сбивая растительность, пальмы дрожали а пернатая живность вспорхнула в утренние небеса, уносясь прочь.

Три товарища, схватившись за лакированный поручень на правом борту, уставились на дрожащие скалы. Один утёс, подножье которого было засыпано глыбами на четверть высоты, затрещал, а с вершины откололась его часть, и летя вниз, сносила поросль и крошила валуны, утопающие в воде. Офицеры уставились на дрожащие утёсы, и Хуан Антонио шепнул, – даже природу возмущает то, как обходятся друг с другом люди!

– Надеюсь, это локально, – прошептал Диего, на мгновение забыв о боли и о том, что вообще-то из его бока торчит офицерская шпага, покачиваясь в воздухе рукоятью из чёрного дерева и гардой, отлитой из позолоченной бронзы. Навершие рукояти украшала гравировка – морской якорь. Перехватив рукоять, чтобы она не раскачивалась из стороны в сторону, Наварра выдал, стиснув зубы от накатившей боли, – волны нам только не хватало! Двоих я вас из воды не вытащу!

Де ла Крузо и Луис Фернандо Диас переглянусь, и последний чуть подтолкнул товарища посередине, – топай давай!

Товарищи уже почти дошли до распашных дверей капитанской каюты, в которую можно было войти с верхней палубы, как вдруг совсем юный голос закричал что есть мочи, – капитан! Капитан!

Хуан Антонио и два друга обернулись и подняли глаза, к небу, вперёд к носу судна на вершину фок-мачты, где в деревянной полуоткрытой бочке-площадке, а правильнее сказать «вороньем гнезде», закреплённом над марсовой площадкой, вертелся вперёдсмотрящий, держа в руках подзорную трубу. Сейчас он рассматривал разрушенный утёс.

– Капитан! – закричал тот, и перевалившись, через гнездо, спустился по тросу с завязанными узлами на палубу. Совсем юнец, с зорким взором, он не чурался и не пугался того кровавого ужаса, который смог пережить, и благодаря в том числе ему он своевременно поднял криком всю команду, увидев идущие с обеих сторон вражеские корабли. Если бы не он, El Peregrino не смог бы совершить важный манёвр, уйдя из-под обстрела в первые минуты налёта. Сейчас, перескакивая трупы и давя порывы рвоты от увиденных оторванных конечностей и изрубленных тел, а у иных с торчащими из рассечённого пополам лица топоров, добежал до капитана и его товарищей.

– Капитан! Капи… – начал светловолосый босой юноша, одетый в черные хлопковые шорты и белую рубаху с длинным рукавом. Его лицо было загорелым, соломенные волосы, и без того выгоревшие на солнце отливали платиной, а голубые глаза горели.

– Тише Гильермо, тише… – начал капитан, смотря своим суровым кареглазым взором в его не испуганные, не смятенные от ужаса, но удивлённые глаза, – если не волна, и не французы, что заставило тебя оставить свой по…

– Капитан! – ещё шире округлил глаза хоть и жилистый, но уступающий мощи капитана юнец, и понял, что стоны и крики чуть затихли, и все, кто находился на палубе обернулись к трём капитанам и вперёдсмотрящему, так рьяно покинувшему пост, который он не оставил в момент сражения. Прокашлявшись, Гильермо понизил тон и тихо предложил, – капитан, пройдёмте в вашу каюту!

– …уже молодёжь диктует нам что делать. Куда катится это мир!? – усмехнулся Диего, и не отпуская рукоять клинка, застонал от боли, – ну, чего стоим?!

Хуан Антонио был с командой на короткой ноге, уважая каждого, общаясь с каждым, при этом выдерживаю ту тонкую грань, которая обеспечила ему уважение со стороны команды как капитану, которому не безразличен корабль и судьба его членов вместе взятых, и по отдельности каждого. Поэтому и панибратского отношения никто не хотел допускать, ни по отношению к капитану, ни друг к другу. Оценивая взволнованный взгляд юноши и его расторопность, испанец кивнул, – ну пойдём… промочишь горло заодно в теньке. Только быстро, мало ли…

– Да-да, капитан! – перебил юнец, проскочив между ними свое тонкой фигурой по сравнению с могучими их и раскрыв двери в каюту, дождался пока они войдут в ладно обставленный салон, и закрыл, предварительно посмотрев в деревяные жалюзи, что никто не подошёл к двери для подслушивания, хотя, впрочем, за этим никто из матросов, офицеров и прочих членов команды разного ранга и рода занятий замечен не был.

Хуан Антони и Луис Фернандо усадили в одно из удобных кресел раненого товарища. Луис взял из буфета закреплённый серебряный кувшин с гравировкой фамильного герба Де ла Крузо, наполнил один из серебряных стакан и отдал Наварра. Хуан Антонио, которого с полуночи одолевала жажда, наполнил второй серебряный стакан до краёв и протянул юноше.

– Мучо грасиас, сеньор! – выдал юноша, и медленно, не торопясь осушил стакан.

Капитан наполнил его вновь, и выпив сам, выдал, попутно обходя стол и кивнув взор на развёрнутую карту карибского бассейна, – докладывай.

– Сеньор, нам стоит бросить якорь. Прямо сейчас, – тихо выдал Гильермо.

Все трое как один обернулись к юноше. Капитан вздохнул и выдал, понимая, что, пережив бойню, Гильермо стал мужчиной, и шутить в данной ситуации не к его чести. Пристально посмотрев в глаза мальцу, капитан кивнул, – вроде не бредишь. Поясни, что …

– Утёс, ну тот, что сорвался… часть его разбила валуны в воде у подножья… – перебил юноша капитана, – открыл проход, за ним оказалась пещера. Там, в глубине проглядывается… эм… силуэт, кажется, корабля.

Наварра, разорвав рубаху и оголив загорелый крепких мышцами живот, осматривая порезы и рану, где в плоть врезалась сталь клинка, выдал, простонав, – мм, Хуан, сменил бы паренька, – и бегло оглядев пытливым взором доктора, на которого учился сызмальства, но став в итоге капитаном, не утратил навык врачевания, а лишь укрепил, добавил, – странно, шока нет, но искреннее удивление. Ночь была тяжкой сынок, всякое померещиться…

– Сеньоры, прошу! Я знаю, что я видел! – начал парень, чуть повысив тон.

Хуан Антонио вздохнул, и снова бросив на карту взор, добавил, – если французы восточной части Эспаньолы поймут, что их план не удался, могут отправить судно, а то и пару на разведку. У нас мало времени, нужно идти дальше. Но хорошо, давай посмотрим. Если там ничего нет, то…

– Простите капитан, я… – снова перебил юноша взволнованным тоном.

– Если там ничего нет, тебя сменит Рауль. Поможешь Диего с ранеными, отдохнёшь, сколько надо, и вернёшься на пост, – настойчивым голосом перебил матроса капитан, меняя опустошенный пистолет на новый, вынув первый из кобуры и подойдя к оружейной стоке на стене, взяв заряженный.

– Но, – попытался возразить Гильермо, обращаясь к памяти и тому, что увидел отблеск в пещере и переломленные мачты, наклонённые на разные борта.

– Но, если ты прав… – сощурив глаза, вздохнул капитан, – главное, чтобы мы об этом не пожалели!

Наварра и Диас, растянувшись в креслах глянули на капитана недоверчиво и вопросительно, пытаясь видом оспорить его решение, но тот обходя первый и близкий к выходу широкий и длинный стол, в основном служивший для карт и собраний, отрезал, – будьте тут. Луис, займись Диего! Я скоро!

– Призраки часто обретаются в места вновь почивших… – тихо и невзначай шепнул Наварра.

Капитан нахмурил брови и кивнул матросу в сторону выхода.

Когда они вышли из прохладной и тенистой двухуровневой каюты, верхняя часть которой служила рабочим кабинетом, и весьма удобно выходила прямиком на верхнюю палубу, капитан сощурился от яркого утреннего солнца. Корабль едва заметно сбавил ход, и Гильермо, подойдя к правому борту, нашёл место и указал рукой, пока один из раненых и всё ещё живых противников истошно ныл за спиной, причитая на французском, моля Бога забрать его душу поскорее. Капитану это порядком надоело, он резко снял с пояса заряженный мушкетон-пистолет, обернулся, взвел курок, вскинул руку и выпустил пулю. Та врезалась в голову усатого француза. Закатив глаза и свесив на грудь черноволосую голову, последний умолк навеки.

– Передавай привет дьяволу, мы его обязательно навестим! – выдал капитан, и обернувшись к Гильермо, и, поймав его на том, что тот опешил от столь молниеносной и хладнокровной реакции, пояснил, – будь всегда начеку! И проявляй заботу даже к врагу. Он попросил отправить его к Богу, что ж, я оказался ему такую услугу.

Гильермо сглотнул, и снова поймав утёс в фокус зорких глаз, ответил, – вон, там! – и сняв перекинутую через шею на веревке подзорную трубу, юноша передал её капитану. Тот щелчками раздвинул монокуляр, настроил фокус и Гильермо аккуратно поправил руку сеньора, наводя на нужную область обзора утёса.

– Так… – начал шептать капитан в унисон со стоном людским, – утёс, обвал, расщелина, да, вижу… грот, и…

Резко опустив подзорную трубу, капитан проморгал, смахнул капельку пота, закатившуюся в правый глаз, и снова заглянул в монокуляр. Повисла пауза, и капитан, пока судно шло по курсу, медленно вел подзорную труту, наставленную на образовавшуюся расщелину и грот. Отстранив от зоркого глаза монокуляр, капитан передал его вперёдсмотрящему, и взглянул на него, толи вопросительно, толи выказывая недоверие к самому себе.

– Капитан. Я же… – начал Гильермо.

– За мной! – оборвал его Хуан Антонио и окинув палубу, крутя черноволосой головой крикнул, – кто сменит Гильермо?

– Я капитан! – выдал кто-то отчеканил по левому борту ближе к середине корабля.

– Бросить якорь! – звонко отдал приказ рослый испанец.

– Да капитан! – послышался отдалённый голос, донёсшийся с носовой части корабля.

Хуан Антонио вошёл в каюту, за ним спешил юнец. Войдя и закрыв за собой двери, все ощутили, как корабль тормозит.

Тем временем, пока капитан и матрос отлучались, Луис приготовил необходимое, и когда парочка вернулась в каюту, Фернандо выдернул клинок из брюха Наварра. Тот закричал, – чёрт тебя побрал! Не со свиньёй упражняешься!

Луис Фернандо отбросил на палубу шпагу, та ударилась звонко, и он, прикладывая товарищу к животу тампон, напитанный заранее уксусом, ответил, – извини! Просто вспомнилось, как ты по молодости увёл у меня Анну.

– Она оказалась на редкость скверной и ветренной, амиго! – проворчал Диего, прижимая напитывающийся кровь тампон, – как в прочем все, кто был у тебя до Долорес. Правильная женщина. Мой совет – женись на ней!

Хуан Антонио смотря на то, как друзья шутят друг над другом, в глубине души выдохнул и подумал, – хвала Богу! значит у них всё в порядке. Но как поступить теперь?!

Диего, прижимая тампон и смотря на то, как Луис промывает соляным раствором рану, который вынул из высокого буфета, где стояли закрепленные на своих местах прочие колбы и врачевальные инструменты, фыркнул, – нежнее! Представь что я Долорес.

– Не начинай! – сурово ответил Луис, и сильнее прижал смоченный соляной тампон к одному из многих рассечений на торсе друга.

Тот завопил и смачно выругался, припомнив в предложении все едкие слова, которых понабрался в портовых барах, вынуждено посещая их. Хуан Антонио пропустив мимо ушей едкую тираду, выдал, соображая, – кхм, Луис, Диего…

Товарищи обернулись на друга, поймали его озадаченный вид и глаза, горящие азартом, и Диего, уловив вестибулярным аппаратом изменение положения судна, уточнил, – мы что, бросили якорь?

– Так точно! – кивнул капитан, – Гильермо был прав, оползень, сойдя с вершины утёса обнажил проход в грот, который был ранее завален валунами.

Луис, в очередной раз чуть не взвизгнув от неуклюжих потуг товарища быть аккуратным в обработке ран, выхватил у него из рук тампон, показал им на миску, куда Диего успел перелить соляной раствор и попросил поставить рядом с ним. Одной рукой прижимаю колотую рану, а другой уже собственноручно обрабатывая раны, вымывая кровь и потенциальную заразу, процедил, – сдаётся мне, вы все перегрелись! Погодите, я встану на ноги, и…

– Так! – резко повысил тон Хуан Антонио, и подходя к оружейному шкафу, взял оттуда пару казнозарядных кремневых пистолета с длинными нарезанными стволами, внешняя часть которых была выделана гравировкой, а деревянные элементы ложа были выполнены из тёмного ореха и покрыты резьбой, где красовался фамильный герб де ла Крузо. Взяв с собой пару сменных зарядных камер, подготовленных к ведению перестрелки, Хуан Антонио положил оружие и боеприпасы на стол, снял с полки кожаную сумку, отстегнул кобуру, сменил на другу, предназначенную для данного типа стволов, и продолжил прочие приготовления.

Друзья и вперёдсмотрящий видели, как взволнован капитан, и Диего предположил вслух, – хорошо… ты собираешься осмотреть грот? Надеюсь не один?

– Нет, – командным тоном ответил капитан, – ты и Гильермо останетесь на Странствующем. Луис, ты со мной! – и кинув решительный кареглазый взор на товарищей, сразу же осёк их, – не пререкаться!

Луис вскинул ладошки вверх, а Диего, пожав плечами и вернув интерес к своим ранам, пробурчал, – без проблем! Вы хотя бы умылись, при сходе на берег. Видок у вас…

Хуан Антонио впервые глянул в высокое напольное зеркало, стоящее между оружейным и варчевальным шкафами. Хмыкнув, он кивнул, – твоя правда!

И капитан внимательно оглядел каюту.

Вся она было ладно выполнена из тёплых тонов натурального дерева с элементами декора. На функциональной стене располагался широкий оружейный шкаф с пистолетами, мушкетами, ружьями, саблями, клинками, шпагами и топориками и причудливыми племенными орудиями сражений. И если каждого вооружить хотя бы одним предметом, то можно было бы с лёгкостью взять маломальский форт. И это не говоря об внушительной размерами и наполнением оружейной на средней палубе, предназначенной для экипировки офицеров, матросов и прочих членов команды. Рядом, как ранее было замечено вдоль стенки закрепился медицинский шкаф, и наполнением оного можно было осуществить сложную операцию, не выходя из каюты, не спускаясь в лазарет, расположенный на той же палубе что и основная оружейная. На противоположной стене имелись полки с книгами на разных языках и разного размера, судовые журналы, тубусы со свёрнутыми картами. Вокруг центрального широкого и длинного стола стояли задвинутые восемь стульев, но с лёгкостью могла добавиться ещё половина от первого числа, и даже при этом сидящие чувствовали бы себя комфортно. Основной рабочий стол капитана уместился в дальней части каюты, и она венчалась высокими, почти от пола до потолка арочными кормовыми окнами, задёрнутыми плотными шторами. Сквозь них через щели сейчас просачивались лучи утреннего солнца, падая на массивный дубовый широкий, с резными ножками и боковинами стол капитана, лаконичной заставленный множеством нужных канцелярских предметов для записей и инструментов для картографии. Над рабочим столом с высокого потолка, укреплённого деревянными резными балками свисала на цепи отчеканенная из бронзы люстра, как и над длинным столом для совещаний. В левом углу, возле большого сундука, обшитого кожей и укрепленного бронзовыми стягами имелась винтовая кованая лестница, ведущая на палубу ниже в каюту капитана, с широкой кроватью, гардеробной, ванной комнатой и гамаком, служившим успокоением во время сильной качки.

Прочие элементы интерьера, такие как глобус, витрина с коллекцией редких момент, масок и предметов быта индийцев лежали под стеклом на бархатных полочках. В целом двухуровневая каюта, с верхним рабочим пространством, и с нижним, личным, для отдыха вызывало восхищение, восторг и даже толику завести. Но все знавали, что Хуан Антонио перенёс на корабль то близкое к сердцу с суши, чтобы оно всегда было под рукой, он создал частичку дома на судне. Хотя по сути, за последнее десятилетие судно и бескрайние просторы стали для него родной обителью и домом, в особенности после того, как он потерял возлюбленную и семимесячного ребенка, умершего в утробе вместе с матерью.

– Проклятые французы! – вдруг вспомнив об этой потери, случившейся во времена набегов армии Наполеона на испанские земли, и в частности совершенный погром в городе и гасиенде, где жила его семья, пока он сражался с противником на море, беспощадно топя его флот, капитан фыркнул тихо вслух, скидывая с себя залитую кровью рубаху, оголяя крепкое мускулистое тело. Глянув на рану, он, смочил тампон, протёр рассечение, затем разорвал правую штанину с простреленной ноги и стал вытаскивать инструментом дробину. Вытащив её, он откинул её на серебряный поднос, промыл хорошенько рану, стиснув зубы. Затем быстро забинтовал бедро, при этом приложив тампон, и глянув на плечо и порез от шпаги, прижал свежий тампон, и тихо попросил, – Гильермо, помоги-ка…

Тот подскочил к капитану и помог ему промыть и забинтовать рассечение на плече. Капитан покрутил рукой с мощным предплечьем и плечом, и хмыкнул, – жить буду!

Осмотрев себя и обработав прочие порезы и поверхностные рассечения от просвистевших по коже пуль, Хуан Антонио в итоге спустился вниз, умылся, надел новые, но уже тёмно-синие штаны и в тон рубаху, нацепил кожаный стёганый жилет с карманами и креплениями для ножей и прочего. В довесок он прихватил пару рюкзаков и запасной расхожий комплект штанов и рубах для Луиса и Диего. У троицы был схожий мощный и рослый объем тела.

Когда он поднялся, Гильермо также помог Луису Фернандо закончить с ранениями. Всё было обеззаражено, обработано мазью и забинтовано, при этом Диас успел умыться водой из кадки, которую с верхней палубы притащил юнец.

Крепкий Наварра, сидя в одной из пары удобных кресел, стоящих возле высоких книжных полок, а между которыми на журнальном круглом столике раскинулись окровавленные и чисты тампоны, хлопковые бинты, разноцветные мази в стеклянных баночках, колбочки и медицинские инструменты.

Осмотрев грязный пол некогда чистой каюты, и в целом понимая, насколько корабль стал неприлично потрёпанным и грязным после сражения, Хуан Антонио, усмиряя свой с детства внутренний комплекс необходимой чистоты и оптимизации пространства вокруг себя, фыркнул, дождавшись пока Луис сменит драные вещи на новые, – ладно, потом порядок наведём. Пошли!

Луис, бросив взор на полуголого и сидящего в кресле друга, штопающего себя самостоятельно, сухо заметил, – торопись амиго! Каждый лишний стяжек на твоей шкуре стоит кому-то жизни…

– Надеюсь вы не попадёте в ловушку! – фыркнул Наварра, и осмотрев себя, бросил друзьям вслед, выходящим на палубу, – я управлюсь с командой быстрее, чем вы ступите обратно на борт! Если подкрадутся французы?

– Снимайтесь с якоря, и на всех парусах следуйте Санто-Доминго! – не оборачиваясь выдал капитан.

– Если вас не станется? – нехотя произнёс Наварра.

– Ты знаешь что делать! – отрезал капитан, и вышел вон. Створки дверей захлопнулись и Наварра, глянув на юнца, глубоко вдохнув, – Гильермо… вот что нужно сделать…

И сам по рангу капитан, Наварра посыпал указаниями, вызвав при этом в каюту ещё несколько молодых и не сильно раненых матросов. Осмотрев их, он переоделся, и кряхтя двинулся на палубу. Видя как на воду спускают шлюпку для его друзей, Диего сощурил глаза и стал оценивать каждого, накидывая указания матросам и парочке врачей, которые выжили в ночной бойне. Здоровые оттаскали раненых по лестнице на палубу ниже, но до этого, Диего, как ему бы этого не хотелось фильтровал тех, кто точно умрёт, и кого ещё можно спасти, операциями, ампутациями и прочими уловками этого времени, не давая шанса отправиться на тот свет. Первых он помечал точкой, на лбу, предварительно оттирая или грязь, или пот, или кровь. Тех кому повезло, он метил католическим крестиком. И матрос, видя отметки, переносили ещё не умерших и мёртвых на нос корабля, складывая штабелями, или спуская в лазарет. Нескольким матросам было велено прибраться, и те собирали конечности и кровавое месиво, попросту вываливая всё за борт, замывая палубу морской водой, поднятой в вёдрах.

Иначе никак.

Пока Диего командовал и спасал жизни, Луис работал вёслами, толкая шлюпку с товарищем вперёд.

Хуна Антонио, сидя на носу и всматриваясь в черноту пещеры, где вырисовывались очертания двухпалубного корабля с переломленными мачтами, выдал, оглянувшись на свой корабль, – управиться бы поскорее, и двинутся в Санто-Доминго…

– Сам захотел развеять интерес, – пожал плечами друг, и делая мощные толчки веслами, в итоге догреб до валунов, уткнув нос шлюпки в камень.

Оглядев скалы, Хуан Антонио тихо добавил, – безумная затея конечно, особенно сейчас… как бы вся скала не рухнула.

– Значит мы умрём как истинные искатели приключений! – усмехнулся Луис Фернандо Диас.

– Всех тех лет, что нас носила нелёгкая тебе мало зачислить себя в ранг таковых? – вздохнул капитан, всё ещё осматривая обвалившийся утёс и края грота, в который через камни набегала волна.

Луис лишь в очередной раз вздохнул, сам изучая утёс и окружение, прислушиваясь здоровым ухом не стонет ли порода перед ними, готовая к новому обрушению.

Выждав с минуту, друзья переглянулись, обернулись к El Peregrino, оценивая издали его потрёпанный корпус. Затем молча кивнули друг другу, привязали шлюпку верёвкой к небольшому камню так, чтобы её не унесло.

И перебравшись через валуны крепкие духом и разумом скрылись во тьме.

Утерянная ниточка

1 августа 2010 года

Где-то в тропиках

10.00 по местному времени

Спелый зелёный кокос сорвался с высокой стройной пальмы. Просвистев по жаркому воздуху, орех с глухим звуком шлёпнулся на песок, а цветастая букашка, проползавшая по тёплому покрывалу песчинок, вовремя отскочила от напугавшего её инородного тела, свалившегося с небес. Отвернув усатую голову от бирюзово-синего горизонта, над которым едва заметно поднималось марево тепла, насекомое засеменило ножками по перетёртым коралловым песчинкам, и понеслось в зелёный лес сочной травы. Юркнув в колосья, напуганный жучок скрылся в их тени.