Ань-Гаррен: Ледяная королева

Мишель Фашах

Ань-Гаррен: Ледяная королева

Глава 1 История о принцессах Облентии

Десять долгих лет ми̐нуло с той судьбоносной встречи. Тогда Лодарин был всего лишь принцем, единственным наследником Облентии – величественного государства, чьи древние корни уходили вглубь само́й истории. Узкой полосой, омываемой морем, раскинулась его земля – от знойных песков пустыни до западных рубежей, где пестрел калейдоскоп мелких царств.

Его Горденция. Прекрасная, словно самый яркий, неугасимый огонь. В ней бурлила гремучая смесь кровей: свободолюбивых пустынников и загадочных островитян. Эта взрывная смесь вскружила голову юному Лодарину. Смуглая кожа, отливающая золотом в лучах солнца, огненно-рыжие, почти алые волосы и глаза цвета весеннего неба – божественное сочетание, пленившее его сердце навсегда.

Он бы взял её в жёны, не задумываясь, но отец воспротивился. Его вынудили выдать Горденцию замуж за друга, верного соратника. Когда стало известно об её беременности, Лодарин испытал мимолётное счастье – ровно до момента двойного торжества: свадьбы и коронации. В тот день, повинуясь воле отца, он взял в жёны принцессу с далекого запада континента, со священного полуострова Бикайн. В тот день он взошел на трон. В тот день он потерял свою Горденцию. В тот день он стал отцом двух дочерей-близнецов. Рыжих, как их мать, и таких же голубоглазых.

Лодарин не сомневался в своем отцовстве. Он обеспечил дочерям всё необходимое, а после смерти друга официально усыновил их. Но смотреть на них не мог. Их глаза – точная копия глаз той, кто променяла его любовь на покой в руках Исчезнувшей богини, – причиняли ему невыносимую боль. Каждый раз ему казалось, что в груди у него торчит нож и медленно, мучительно проворачивается.

Девочек окружали заботливые няньки и мудрые учительницы, и, судя по отчетам, у них всё было хорошо. Но король избегал общения с дочерьми. А потом прибыли торговцы-пустынники, и внезапно разразилась страшная чума.

Сначала чума унесла его жену, что, впрочем, не могло всерьез опечалить короля – этот брак был исключительно формальным. Но потом заболели его крошки. И всё остальное потеряло смысл. Лекарства не существовало. Говорили, что единственное средство, способное избавить от этой страшной болезни, – обращение к древней магии.

На северо-восточной границе Облентии, будто зловещее напоминание о тщете человеческих усилий, возвышались руины недостроенного храма. Внутри его покоился огромный костёр. Он был там всегда, по легенде – топливо для него приносили какие-то мифические существа, которых никто толком не мог описать.

Если зажечь этот огонь, можно призвать ведьму. И силой Блуждающего бога она исполнит одно желание, но плата… О, дальше начинался бесконечный и леденящий душу перечень возможных жертв, которые могла потребовать ведьма и её таинственный покровитель. Забрать наследника? Похитить душу? Даровать девять лет жизни, после которых ты просто исчезнешь, будто тебя и не было? Каковы бы ни были последствия, король Лодарин чувствовал, что это его последний шанс спасти дочерей.

Прибыв на место, он действительно обнаружил костёр, угнездившийся в центре руин. Не теряя ни секунды, Лодарин поднес факел к сухим ветвям. И, вопреки своим сомнениям, увидел её – Чёрную ведьму. Дикую, прекрасную и бесстыдную. Её наряд будоражил кровь, но король мог думать лишь о своих девочках.

Окинув взглядом умирающих дочерей Лодарина, ведьма обещала исцелить их, если король Облентии возьмет ее в жёны. Он не колебался ни мгновения. А затем явился ОН. Блуждающий бог возник словно из ниоткуда. Его кожа источала призрачный серебряный свет, длинные волосы сплетались в колдовские узоры из чёрных и рыжих прядей. Один глаз, казалось, заглядывал в саму бездну и был ею, а второй – пылал адским огнем, проникая прямо в душу.

Лодарин, доселе сомневавшийся в реальности богов, вдруг уверовал всем сердцем – и в Блуждающего бога, и в его сестру, Исчезнувшую богиню, что спасла мир ценой собственной жизни и, по преданию, должна вернуться в самый тёмный час, чтобы вновь даровать надежду человечеству. Бог принял его дочерей. Ведьма же поклялась вернуть их здоровыми, как только на её голову возложат корону Облентии. И они отправились в обратный путь вдвоём.

Ведьма была красива, не молода, но безусловно прекрасна. Даже прекраснее того образа Исчезнувшей богини, который король видел в старинной книге о богах. Реликвия содержала портрет работы неизвестного, но несомненно гениального мастера. Там, на пожелтевшем от времени рисунке, богиня представала совсем иной – не такой, какой её изображали в храмах. Дикая. Волосы цвета свежей крови, а не рыжие, как рассветное солнце. Глаза – две полные луны, скорее демонические, чем божественные. И кожа – бледная, словно у мертвеца.

Король ожидал, что ведьма станет вытягивать из него сокровища, злоупотреблять властью, мучить его народ, или даже начнет массовые казни. Но казалось, ей было все равно. Она словно закуталась в паутину иллюзий, превратившись в обычную молодую женщину, сопровождающую его на приемах и воспитывающую его дочерей. Лишь в сумраке спальни он оставался один на один с осознанием того, что его королева – на самом деле ведьма.

Под впечатлением от увиденной божественной реальности, Лодарин ударился в религиозный фанатизм. Строил храмы по всей Облентии, щедро одаривал жрецов. Поклонение Блуждающему богу достигло небывалых высот.

Девочки росли, и общение с мачехой преображало их. Иногда Лодарин тайком наблюдал, как ведьма и его дочери гуляют по са́ду. И тогда сердце короля сжималось от боли, но теперь в ней появилась еще и благоговейная признательность.

Но все же была одна единственная ночь в году, когда ведьма приходила к нему в спальню. В такие моменты в ее глазах полыхало пламя преисподней, она властно укладывала его на постель, приковывая его взгляд к соблазнительному телу, и не отпускала, пока не утоляла свою нечестивую похоть, а потом исчезала в багровом мареве. А может, Лодарину это только казалось? Может, это был лишь болезненный бред, порожденный страхом и виной?

***

Девочки же росли, не чувствуя отцовской любви, но зато обрели настоящую мать. Мать, что бережно оберегала их от всех бед, потакала всем шалостям и обучала тайному мастерству магии, навсегда запрещенному в Облентии. Они осознали свою ведьмовскую природу, как и их мачеха, в пять лет.

Ведьма учила их забытому языку магии, шептала древние заклинания, учила, как лечить травами и исцелять себя. Как повелевать стихиями, как вызывать огонь одним лишь словом. Она раскрывала секреты человеческого тела, указывала на уязвимые точки, делилась знаниями, казалось бы, излишними для тихой, благополучной жизни. Но девочки учились с трепетным вниманием, охраняя секрет мачехи и просто наслаждаясь её обществом.

А еще мачеха рассказывала им о чудесных мирах, где магия была повсюду, где технологии превосходили самые смелые фантазии. О величественных домах, пронзающих небеса, о железных птицах, рассекающих воздух и морские глуби́ны, и о том, что все эти миры связаны, даже с их собственным.

Эти сказки рождали в душах девочек яркие, незабываемые чувства, совсем не похожие на те, что могли предложить сухие страницы светских книг. Король не подозревал о силе своих дочерей, но вскоре произошло событие, которое перевернуло всё с ног на голову.

В тринадцать лет девочки сбежали от стражников и отправились на прогулку по столице. Взявшись за руки, они бродили по незнакомым улочкам, и наткнулись на пятерых мужчин с недобрыми намерениями.

Зажатые в темном проулке между домами, они впервые в жизни ощутили леденящий страх. Одну из девушек схватил грязный, дурно пахнущий мужчина, приставив к шее ржавый, но всё еще острый нож. Второй, не менее отвратительный, уже рвал на ней платье, обнажая беззащитное тело на потеху липким взглядам.

Её сестра, скованная, с руками, заведенными за спину, смотрела на это с ужасом, ненавистью и омерзением. И вдруг бандиты начали оседать на пол, точно подкошенные. Неосознанно одна из девочек покорила своей воле ледяную стихию, сердца́ мужчин замерзли в мгновение ока. И когда стражники прибыли на место, от короля не укрылась проявившаяся способность дочери.

Лодарин, обуреваемый тревогой, принял решение изгнать ведьму-жену и Валдану, отравленную ею дочь, в дальние, забытые богом земли́ на северо-востоке. Он боялся, что их злоба и колдовство заразят душу его второй дочери. Впервые и в последний раз в жизни он заговорил с Валданой перед ее отправкой в отдаленное поместье, но казалось, что лёд, сковавший сердца бандитов, заморозил и её собственное сердце.

И король, терзаемый сомнениями, принялся воспитывать Марингиду, вкладывая в это всё своё усердие, всё свое религиозное рвение, надеясь оградить её душу от демонических козней. А она, казалось, с готовностью принимала все его наставления, словно была создана, чтобы оправдать его надежды.

Тем временем на западных границах, с мелкими, вечно враждующими государствами, начали назревать волнения. Целая лавина небольших происшествий, дерзких попыток прорыва границы. Ничего серьезного, но эти тревожные звоночки не давали Лодарину покоя. Его верный соратник, граф Дейстрен, чьи зе́мли постоянно подвергались набегам, настойчиво просил о помощи. И король все чаще стал посещать его замок, один из немногих, переживших бури Возрождения мира.

У графа был сын, воспитанный в строгом военном кодексе, истово верующий, сильный телом и духом. И Лодарина осенила мысль: женить сына графа на своей Марингиде. Он привез дочь в замок, представил молодому наследнику графа. И они, к его великой радости, даже приглянулись друг другу. Свадьба была назначена на последний день весны, прямо перед началом священного месяца.

Но за две недели до торжества Лодарин узнал о готовящемся вторжении воинственных соседей. Собрав армию, он повел ее в крепость графа. Неминуемое столкновение было решено встретить в открытом поле, на границе, чтобы малочисленная вражеская армия не успела разорить крестьянские хозяйства и сжечь поля́.

Рядом с графом Дейстреном, на своем верном скакуне, вышагивал его сын, будущий правитель Облентии. Лодарин ощущал к юноше почти отцовскую нежность. И сердце короля, обычно скованное долгом, на миг наполнилось светлой радостью.

Но его обманули. Армия врага оказалась не только многочисленнее, но и дикой, жестокой. Облентийцев ломали, крушили, уничтожали. Поле боя превратилось в кровавое месиво. И вдруг он увидел её. Свою дочь. С распущенными волосами, она стояла на телеге, которую влекли в самое пекло битвы, туда, где её будущий муж отчаянно сражался, точно раненый зверь.

Марингида что-то выкрикивала ему, отвлекла его внимание на долю секунды, и в этот миг по шее молодого наследника прошелся смертоносный меч врага. Крик, который издала девушка, был чудовищен, в нем не было ни одного человеческого звука. Король наблюдал, как медленно, начиная с глаз, густая и липкая тьма заполняет каждую частичку её тела. Как покрываются бархатной чернотой ее рыжие волосы и золотистая кожа, как превращается в черную, как сама ночь, статую тело ее жениха, как чернота́ заполняет собой всё вокруг, пожирая свет и надежду.

Король пал на том поле. Пали все. И враги, и граф Дейстрен, и сам Лодарин, и вся армия. Чёрная, как сама преисподняя, магия Марингиды поглотила и поле битвы, и крепость, и даже земли за ними. Огромное пространство, сравнимое по размерам со столицей Облентии, было проклято навеки.

И в этой проклятой земле выжила лишь одна душа – Валдана, осквернённая проклятием, не успевшая спасти сестру. Она спала там, в этой тьме, два долгих дня. Конь, принесший её сюда, погиб мгновенно, как и вся свита. И она, облепленная черным пеплом, ползла наугад по проклятой земле, ведомая лишь инстинктом самосохранения. Когда дождь смыл с неё копоть, она стала больше похожа на привидение. Волосы её стали абсолютно белыми, глаза выцвели, а кожа стала белее первого снега.

Глава 2 Дом отчаянья

– Проходите, мисс Эльминоэль, королева ожидает Вас, – промурлыкал секретарь, скользнув по мне взглядом золотых глаз. Жуткий тип.

– Да, да… – пролепетала я, волнуясь до дрожи в коленях. Запнувшись, ухватилась за спинку кресла, вздохнула и просеменила в распахнутую дверь кабинета.

Там, за простым деревянным столом, каких я перевидала немало в стенах академии, восседала сама Ледяная королева. Взор ее, цвета священного ледника, пронзал насквозь, казалось, видел душу. Ходили слухи, что от ее взгляда не утаить и мысли.

– Эльминоэль… – она словно попробовала мое имя на вкус. Имя, которое мне не особо нравилось, но поправлять Ледяную королеву я не решилась бы никогда. – Эльминоэль, твои познания в языках, в культуре и общая образованность вселяют в меня надежду, что ты сможешь занять место мастера Хитарина. Он слишком стар и более не в силах поддерживать наш Дом отчаяния.

Я замерла в глубоком реверансе. Королева жестом предложила мне занять стул напротив, но ноги словно приросли к по́лу. Казалось, я навеки застыла в этой позе и не смогу сдвинуться с места ни на йоту.

– Даниш! – властно произнесла Ледяная королева, и в тот же миг в кабинет вошел ее секретарь. Я словно очнулась от наваждения. Сколько же времени я простояла так, зачарованная ее образом?

– Помоги девушке сесть на стул!

Золотоглазый демон подхватил меня под локоть, и я, точно марионетка, опустилась на сиденье… Мышцы ног действительно окаменели.

– Эльминоэль, вы доказали преданность нашей стране и обладаете всеми необходимыми компетенциями для этой работы. Вы согласны? – спросила королева.

Честно говоря, я не уловила ни единого слова, завороженно глядя на нее, как на чудо. Впервые я видела Ледяную королеву так близко. Да, Священный ледник, я готова была удариться в запрещенную веру, что несли фанатики, утверждающие, что Ледяная королева – богиня.

– Эльминоэль, вы понимаете, насколько важна эта работа? Я вижу, что вы справитесь. Вы принимаете назначение в Дом отчаяния? – уточнил золотоглазый демон, протягивая мне документы.

– Да, да… – пролепетала я, зачарованно глядя в глаза Ледяной королевы, не вполне осознавая смысл своих слов.

– Благодарю вас, Эльминоэль. Помните: качество важнее количества, – произнесла королева, и золотоглазый демон, больно схватив меня за плечо, практически вынес из кабинета.

Он сунул мне в руки папку с документами и бесцеремонно подтолкнул к выходу из приемной.

Лишь спустя добрых десять минут, стоя у дворцовых врат, я смогла вдохнуть полной грудью.

Священный ледник! Что это было? Под чем я подписа́лась?!

Выйдя за ворота, села в трамвайчик, чтобы доехать до следующей остановки и наконец-то посетить давно примеченное кафе. Там, в уюте, я и попыталась разобрать бумаги, всунутые мне золотоглазым. Руки дрожали, и я отогревала их новомодным напитком, что набирал популярность в столице.

– Права на дом, рекомендации, торговый счет… – большинство документов были на общем языке, принятом почти на всём континенте. – Неужели меня отправляют в Торговый город? – прошептала я в пустоту.

– Мисс, попробуйте наш чизкейк с ягодами. Недавно привезли новый урожай с Западного купола, – предложила с улыбкой проходящая мимо официантка.

– Нет, нет, спасибо… Хотя… Да, можно мне порцию? Спасибо, – растерянно ответила я, так и не подняв головы́.

– Священный ледник! Дом отчаяния?! – кажется, я выкрикнула это слишком громко, потому что старшая по району, сидевшая неподалеку, вздрогнула и, повернувшись ко мне всем телом, вопросительно вскинула бровь.

– Извините, извините. Я просто радуюсь новому назначению…

– Только из Академии дочка? Ничего, любая работа в Ледяном королевстве уважаема. Хочешь поговорить об этом? Приходи в дом на перекрестке третьей и восьмой улиц, я расскажу тебе много историй, – улыбнулась она.

Как же раздражают меня эти тётушки. Да, конечно, звание старшей по району не просто так дают. Именно потому, что человек внимателен к окружающим и всегда готов помочь. Но сейчас мне хотелось одного – удалиться к Священному леднику и слиться с предками.

Больше всего меня злило, что эта работа досталась мне "по блату". Это точно проделки золотоглазого демона. С тринадцати лет, с той самой Ночи Жажды, он преследует меня. Тогда он сам выхватил меня из круговерти других учениц школы.

Я была сражена его красотой, золотыми демоническими глазами и силой, что от него веяла. На взбудораженное ритуалом тело и разгоряченную подростко́вую психику его образ повлиял самым волшебным образом. Он стал моим первым мужчиной. И пока единственным, потому что каждую последующую Ночь Жажды уже я сама выбирала этого демона.

Каждый раз я говорила себе, что ни за что не подойду первой… И каждое утро после Ночи Жажды я оказывалась в его объятьях. Лишь в шестнадцать я узнала, кто он… Знаменитый, неприступный секретарь Ледяной королевы…

Меня трясло от злости, документы в руках помялись, я едва не разорвала их в клочья!

– Дочка… – рука старшей по району накрыла мою ладонь. – Ты в Торговый город едешь по распределению? – спросила она, внимательно оглядывая бумаги, в которых, вероятно, ничего не поняла. – Вижу, язык не наш, у тебя внутри кто-то остаётся? Ты не волнуйся… вы сможете видеться… У меня брат возит в Торговый город дары моря уже двадцать семь лет. Там, конечно, не так прогрессивно, как в столице, но всё равно удобно жить. Лет через сорок ты сможешь вернуться и спокойно отдыхать где-нибудь рядом с источниками.

Тётка улыбалась нежной, материнской улыбкой. В душе вдруг зародилось робкое теплое чувство привязанности. Теперь я понимала, почему она стала старшей.

– Нет, всё в порядке, спасибо за заботу! – я вылетела из кафе, чтобы спокойно обдумать ситуацию. Десерт так и остался нетронутым.

Прибыв в свою комнату в общежитии академии, я начала собираться. Мои соседки уже разъехались по распределению: одна – в Южный купол садоводом, другая – в рыбацкий городок на востоке, а третья – в столицу врачом. Лишь я оставалась без распределения… Отдохнула, называется, перед работой!

В сердцах швыряя вещи в чемодан, я вдруг осознала, что делаю это зря! Форму академии нужно было сдать. Тем более, при выезде за стены, в Торговом городе выдают новую одежду, соответствующую особенностям внешних земель.

Личные вещи уместились в наплечную сумку. Книги, записи, всё, что носило символику академии, подлежало возврату. Вдруг оказалось, что почти всё, чем я пользовалась всё это время, совсем и не моё.

Сдав вещи в хозяйственную организацию Северо-восточного района столицы, я отправилась на трамвайчике к южным воротам. Там мне выдали новую одежду. Всю и сразу, включая нижнее бельё. Восемь комплектов! Тяжелую шубу из меха волтарки… и, собственно, саму волтарку. В Торговом городе нет ветроразделителей, и хоть температура там такая же, как в столице, ветра́ дуют такие, что с ног сносит. По ощущениям будто на двадцать градусов холоднее – это я помнила ещё со школы.

Мой новый питомец брёл за мной с интересом, уверенно обнюхивая всё на пути и, казалось, был искренне рад отправиться в Торговый город. Я же, ватными ногами, еле передвигалась под тяжестью древнего, как ледник, чемодана, выданного мне на границе.

За воротами меня ждала телега. Старая такая телега, которую я наверное видела только в детстве. Две коренастые лошадки местной, чрезвычайно волосатой породы, ростом раза в три больше моей волтарки, умиротворённо жевали что-то из кожаных мешков, притороченных к их мордам. На облучке восседал мужичок, закутанный в такую же шубу, как и я, а поверх нее – несколько разноцветных шарфов, обмотанных вокруг шеи.

– Эй, дочка! Садись, а то с таким грузом сама до Торгового не доковыляешь, – хохотнул он, обнажая ряд крепких зубов.

– Спасибо, – буркнула я в ответ, с трудом затаскивая свой неподъёмный чемодан на телегу и устраиваясь рядом с ним.

Сколько я не ездила на гужевом транспорте? Одиннадцать лет? Да, ровно столько прошло с тех пор, как мы с отцом прибыли в Дом отчаяния и пересекли границу, отделявшую нас от столицы.

– Дочка, а куда тебе в Торговом? – поинтересовался извозчик.

– В Дом отчаяния, – пробормотала я.

– О! Так старика Хитарина наконец-то на заслуженный отдых отправляют! Вот так новость… Значит, у Дома отчаяния теперь новая хозяйка будет! Ну, тогда давай знакомиться! Я – Тамарин, местный извозчик. Буду продукты тебе привозить, да и не только, – он многозначительно поиграл бровями, намекая на более широкие возможности.

– Эльми, – протянула я ему руку в рукавичке. Нормального рукопожатия не получилось – лишь легкое прикосновение к его заледеневшей ладони.

– Нежное имя! – попытался перекричать внезапно усилившийся ветер мужик. – Хорошее!

Дальше мы ехали молча. Открывать рот в такую погоду совсем не хотелось, да и лицо почти мгновенно задубело от холода. Теперь я поняла, зачем извозчику столько шарфов. Он закутался в них так, что осталась лишь узкая полоска, где виднелись глаза. Я же, последовав его примеру, уткнулась лицом в густую шерсть шубы. Благо, она была на удивление теплой, а примостившаяся на моих ногах волтарка грела не хуже камина в прихожей общаги академии.

Окружной доро́гой, в объезд города, мы миновали каменные громады домов. Тамарин пояснил, что грузовому транспорту в этот час въезд в центр заказан – лишь ночью телеги и сани нарушают тишину мощеных улиц. Долгая дорога, не меньше четырёх часов, тянулась через ледяную пустыню, пока, наконец, мы не добрались до ущелья. Прямо у входа приютился старый, почти чёрный дом, казавшийся сложенным из грубого камня и почерневшего от времени дерева.

Волтарка, почуяв долгожданную остановку, рванула к дому, выдернув поводок, и покатилась по сне́гу, собирая на себя целый ком. Решив, что далеко она не убежит, я оставила её забавам, а сама поволокла чемодан к дому. Уже в тамбуре, отряхивая с себя налипший снег, я увидела Хитарина. Он и впрямь постарел с нашей последней встречи одиннадцать лет назад. Совсем поседел, но лицо осталось таким же приветливым, а внимательные глаза не утратили своей живости.

– Эльминоэль! – воскликнул старик, и я невольно поёжилась… За эти сутки меня так назвали уже шесть раз… Жуть.

– Доброго снега, господин Хитарин, – я сняла перчатку и протянула ему руку.

– Мне уж, почитай, на Священный ледник пора, дочка! – с готовностью пожав мою руку, посетовал старик.

Войдя в дом, я ощутила, что в памяти он казался мне гораздо больше. Но сладкий, дурманящий запах липового дерева, витавший в воздухе, тепло домашнего очага и свежесть трав, таившихся во всех углах, остались неизменными, точь-в-точь как в детских воспоминаниях.

– Проходи, проходи. Это теперь твой дом! Я, конечно, введу тебя в курс дела, помогу чем смогу, останусь на пару недель, но теперь всё это твоё. Относись с добротой и заботой. И чудь домашнюю привечай… – Хитарин проводил меня в гостевую комнату на первом этаже. – Эх, погоди, брата надо отпустить, небось, там до сих пор морозится, а у него сегодня дел невпроворот.

Старик ушёл, тихонько пошаркивая домашними туфлями. А я огляделась. Небольшая комната, предназначенная для внезапных гостей. Кровать из кованого железа и липы. Такие же неубиваемые тумбочка, стол, стул и платяной шкаф. Вот и вся обстановка. Я помнила это. Я помнила каждую деталь. Помнила, как мы с отцом впервые приехали в этот дом. Чуть не погибли по дороге! И как отец был счастлив, что нас приняли и сразу же, на второй день, стали оформлять документы на переезд в столицу…

– Что, дочка, предаешься воспоминаниям? – застал меня старик за раздумьями, когда я все еще не решалась открыть чемодан.

– Ага… – смахнула я украдкой набежавшую слезу.

– Ну ничего, ничего, все мы когда-нибудь встретимся на Священном леднике́. – Он притянул меня к себе и погладил по голове, почти так же, как когда-то делал мой отец. И я не смогла сдержать слез.

***

После трех долгих дней, проведенных в этом кажущемся простым и древним доме, его тайны начали открываться передо мной. Во-первых, примитивная на вид туалетная комната на первом этаже оказалась совсем не такой уж и простой. Под отверстиями в "креслах", напоминающих деревенский сортир, таилась довольно большая пещера, а в ней – буйство странной болотной ряски! Эта самая ряска перерабатывала все отходы, включая пищевые, без остатка. Никакой очистки и выгребания не требовалось. К тому же на территории дома со стороны отвеса скалы́ было тайное окно в эту пещеру! Окно было сделано из прозрачного материала, но не из стекла и даже не из Извечного льда! В отсутствие гостей его нужно было холить и лелеять: каждое утро сметать снег, чтобы тусклый солнечный свет проникал внутрь. При приезде посетителей окно закрывалось брезентом и присыпалось снегом, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Во-вторых, ванная. Да, воду сюда доставляли вручную из колодца во дворе. Но сам колодец наполнялся водой из обычного водопровода, снабженного ве́нтилем. Водопровод же брал начало из озера, что плескалось на вершине соседнего склона, подпитываемое тающим снегом. Дальше начиналось что-то совершенно нелепое: воду из колодца нужно было протащить до бака внутри дома. Чтобы умыться, воду заливали в мойку на уровне глаз и дергали за штырь. А чтобы принять ванну, под чугунное брюхо нужно было подпихнуть уголь и разжечь его. Благо, дым выводился куда-то под дом, обогревая подпол сложной системой труб-дымоходов. В эти же трубы уходил и дым от печи, но не весь.