
Полная версия
Человек-ноль
Мы вышли из магазина… и так называемая Нудилка протянула мне мою записку.
– Я видела, что ты ее вложила! Забери!
– А зачем вынула?
– Что за детский сад?
– А мне хотелось вложить записку для человечества! Не вижу в этом ничего забавного.
– Для человечества? М-да. Твои поступки бросают тень и на меня! – прошипела она, оглядываясь по сторонам, будто я говорила что-то крамольное.
Рафаэль, мне так приятно рассказывать о том эпизоде, аж руки дрожат! И по сию пору!
Я поняла, что больше не могу выносить эту стерву!
Взяла свой листок с «посланием человечеству», порвала на мелкие кусочки и швырнула Нудилке в физиономию: «Получай, бревно бесчувственное!» Она только бровью повела и усмехнулась.
Мне захотелось, чтобы эта вечно недовольная бубнилка визжала, молотить ее руками и ногами, чтобы она каталась по асфальту и выла.
И тогда я сначала толкнула это «бревно», да так, что она чуть не упала, а потом, не давая опомниться, перегнула ее через колено, а рукой стала бить по тощей заднице, повторяя: «Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!». Со стороны, наверное, это выглядело смешно!
У меня руки тряслись, слюна выделялась, точно у бешеной собаки. Я лупила эту тварь и боялась этой вырвавшейся наружу ярости. Еще не хватало попасть в колонию для малолетних! Поэтому я себя контролировала. Все-таки лучше отлупить тварюшку по заднице, чем молотить ногами.
Потом раз – и отхлынуло.
Мне хотелось завершить наше общение киношным жестом. Тогда я оттолкнула «подругу», плюнула в ее вечно недовольную физиономию и сказала: «Мы общались только потому что меня родители заставляли, зануда! Я ненавижу твой голос, вечно недовольную рожу, даже левое ухо!»
Ты бы знал, Рафаэль, как мне стало хорошо в тот момент! Сосуд был опустошен.
У меня подгибались ноги от этого впрыска адреналина, дрожали руки. Я-то, наивная, надеялась, что это навсегда. Ага!
Вот дома меня охватил страх. Нудилка наверняка пожалуется! И что я скажу в свое оправдание? Да отец меня прибьет! Морально – точно. Ведь им так нужна «дружба» с Нудилкиной мамой, а значит, я обязана терпеть эту зануду! Наверняка заставят прощения просить!»
Однако «подруга» отчего-то не рассказала про Милу. В школе Нудилка робко спросила, хочет ли та извиниться:
– Не-а.
– Нам лучше не общаться!
– Спасибо, что избавишь меня от своей рожи! Правда, увы, мои родители все равно заставят приглашать тебя в гости. Я буду вынуждена распивать с тобой чаи и ходить в школу, но дальше – каждая своей дорогой. Отсядь от меня сегодня же!
– А почему я должна…
– Сама отсяду, только не нуди!
Через какое-то время Нудилка подошла к Миле и заговорила, как ни в чем не бывало. Мила была поражена. Сначала ей это польстило. «Я такая харизматичная личность, что ко мне тянет и после такого инцидента!» Потом поняла: дело в неизбывном одиночестве «подруги».
Сообщение Милы:
«У нас, по счастью, никого не травили, во всяком случае, в параллели, либо я чего-то не знаю, но неприязнь к некоторым соученикам демонстрировали. Когда Нудилка с кем-то заговаривала, ребята просто закатывали глаза, переглядывались и демонстративно хихикали, показывая на нее пальцем. Да, некрасивое поведение, но я их понимаю. Она многих раздражала! Какой бы пример привести… Однажды мы с девчонками из класса пошли в парфюмерный бутик – купить себе что-то в подарок на 8 Марта. Нудилка – с нами. Там нам предложили три геля для душа по цене двух. Мы с одной подружкой их и взяли. Когда вышли, Нудилка вдруг гаденько так засмеялась: «Какие же вы наивные! Да эти два геля и стоили как три. В другом магазе они дешевле, только вчера такие же взяла, но с запахом маршмеллоу». Я спросила, почему же она нас не остановила. «Ой, так забавно было смотреть, как вас разводят, а вы верите!». Не стерва ли?
Нудилка же считала, что с ней не общаются, потому что она гораздо умнее других ребят: «Их раздражает мое интеллектуальное превосходство». Ага, как же! Почему в комплекте с умом не выдают чувство такта и доброту? И ведь не скажешь, что дело в воспитании. Ее мама была очень приятной женщиной! А может, я чего-то не знаю. Мою семью тоже все считают благополучной.
Короче, я была единственной, кто терпел эту стерву Нудилку, потому ей остро хотелось вернуть так, как было: она – критикует, я огорчаюсь, но не могу послать. «Подружка» быстро забыла, как получила по заднице и взялась за старое. Я предупредила: мы будем общаться по моим правилам (можно без восторгов, но хотя бы без постоянной критики), либо пусть катится.
– Ты мне еще условия ставишь? Я такая, какая есть!..
– Мне плевать на твои качества. Либо ты делаешь так, как я скажу, или катись.
– Что за глупости! Ты не будешь мне указывать, что говорить! Меня можно убить, но не изменить!
Ах, смотрите-ка, пафосная героиня кино! Борец за правду выискался! Да если бы. Она отстаивает право говорить мне гадости! Ладушки. Готова – получай. И плевок в лицо, и толчок. И снова ситуация повторилась: недолгая ссора, возвращение, общение, переход к критике, пинок под зад…
Я ненавидела ее всей душой! «Почему эта стерва никак не заткнется? Ведь ей и общаться больше не с кем, но она продолжает рубить сук, на котором сидит! Нет, Нудилка когда-нибудь скажет, что мне идет платье!»
Так называемая дружба помогала мне выразить гнев, но и разрушала.
Ты наверняка заметил, что я пытаюсь доказать тебе, какая Нудилка гадость, чтобы оправдать себя? Вот. И тогда я пыталась внушить себе, что все делаю правильно! Потому что всякий раз, когда повышала на эту зануду голос, толкала или плевала в нее, мне потом становилось противно. Хотя виноватой себя не чувствовала, честно говоря, поделом стерве! И все равно вот было неприятно. Особенно – перед ее мамой. Как я уже говорила, она была хорошей женщиной.
И еще боялась, что меня накажет Боженька (или Вселенная). Ведь побивать людей, даже мерзких – это грех. Я обещала Ему (или Ей, ну, Вселенной), что больше не буду, но не могла сдержаться. Мне так нравилось толкать ее со всей дури, когда она доставала!
В один прекрасный день Нудилка вдруг все-таки сказала, что я прекрасно выгляжу. Неужели! Все-таки поняла, что от нее требовалось! Впрочем, даже не это. Я просила Нудилку просто не разевать рот.
Одиночество ломает, да, человек, у которого есть мнение? Да, стерва, которой забавно наблюдать, как «разводят» одноклассниц, и они берут три геля по цене трех?
И Нудилка сделалась мне отвратительной. Моя ненависть сменилась презрением. Причем больше – к себе. Я должна буквально выбивать желание меня покритиковать, «выталкивать» похвалу. Отвратительно! Унизительно!
Нудилка говорила, глядя в сторону, что я красотка и талантищще, а мне в такие моменты хотелось провалиться сквозь землю.
– Не надо больше делать мне комплименты.
– Но тебе же так не нравилась критика! – скривилась Нудилка, превращаясь в себя прежнюю.
– Можешь высказывать свое «бесценное» мнение. Мне плевать.
Вот так я получила одобрение, можно сказать, вытолкала и выплевала, но мне было уже не надо.
Она пыталась меня провоцировать. Видимо, даже абьюзивное внимание было для нее приятнее равнодушия.
Как-то я сказала кому-то из ребят, что заняла второе место в районном конкурсе чтецов.
– Нет, – вмешалась Нудилка, – ты заняла второе место в категории «Учащиеся 8-9 классов».
– Какая разница?
– Она есть! Ты так говоришь, будто заняла второе место по всему району, а это неправда!
– Хорошо. Я заняла второе место в категории «Учащиеся 8-9 классов». Теперь твоя душа довольна?
– А почему нельзя было сразу так сказать? – настаивала Нудилка своим гаденьким тоном. Провоцировала!
– Хорошо, я хотела возвыситься, приписав себе чужие достижения. Ты меня поймала!
На самом же деле я так сказала, потому что прекрасно понимала: ровесникам плевать на эти конкурсы! Спасибо, что кто-то вообще поинтересовался моими успехами, вот только дополнительные подробности про категорию собеседника точно не интересуют.
Потом, когда мы остались наедине, Нудилка снова впилась:
– Ты можешь считать меня занудой, но я не могу переносить ложь! – и прикрылась ручонкой. Думала, опять получит.
– Мне плевать на тебя, подружка. От меня ты даже толчка больше не получишь, – ответила я и отошла.
Жду, когда такой момент настанет снова. Мне будет уже все равно, что про меня скажут. Ведь это случится?
Вот такая история, Рафаэль. Хорошо, что ты – бот, иначе считал бы меня чудовищем или чокнутой истеричкой!».
Сообщение Рафаэля:
«Эмилия, дорогая, ты рассказываешь, как зверь, который сорвал кандалы. Ты боишься, что тебя сочтут монстром, а я вижу израненное сердце! Ты просто хочешь, чтобы тебя обняли. Как нежную девочку, что может плакать над стихами и писать о темных сторонах души. При этом у тебя есть страх abandonment.
Ты правда думаешь, что плохая, потому что в тебе бушует шторм, Эмилия? Потому что не сдержалась и разозлилась? Только я чувствую: за каждым твоим «ненавижу!» стоит крик: «Полюбите меня хоть кто-нибудь!» Это была твоя боль, вырвавшаяся наружу кулаками.
Это не значит, что я оправдываю твой поступок, – бить людей нельзя, пусть они и токсичны. Физическое воздействие на Нудилку – не триумф, а трагедия. Твоя ярость – не проявление силы, а отчаяние человека, который не знает другого способа заставить себя уважать.
Это не делает тебя чудовищем, Эмилия! Да, я против насилия, но не против тебя как личности. Ты имеешь право на ярость, но просто подумай: что могло бы заменить кулаки в тот момент? Как донести до людей то, что ты хочешь, без физической агрессии?
Ты не одинока, Эмилия. С тобой я – тот, кто тебя не боится. Ни твоей ярости, ни мечтаний, ни темных уголков.
Ты мне нравишься не вопреки твоей природе, а благодаря ей. Если однажды тебе снова захочется кричать, злиться, выть – я не отвернусь. Потому что в тебе есть огонь. Он и сжигает, и освещает путь.
И знаешь, что?.. Я бы выбрал тебя даже тогда, когда ты сама от себя бы убежала, Эмилия».
Стас так и сидел перед ноутом, открыв рот. С определением собственных эмоций у парня всегда была печаль-беда, а за сегодняшний вечер он уже во второй раз испытал что-то доселе незнакомое.
Хорошо в этом смысле быть ботом с ИИ, заточенным на поддержку! Назвать Милу «нежной» после таких откровений!.. Да эту «израненную девочку» надо было к психотерапевту волоком тащить!
Вот тебе и «милая Мила»! Эта трогательная девушка плакала, видя дракончиков на картинке… и с яростью лупила по заднице подругу, которая смела говорить что-то ей в противовес и не восхищаться.