Просто выжить

– Держитесь! – я громко скомандовал то ли себе, то ли всем, и взял сильно левее, запрыгивая левой стороной машины на бордюр тротуара, пытаясь обойти грузовик. Скорость пришлось скинуть, чтобы не остаться так же, как фольксваген, организовав полную баррикаду.

Из-за грузовика выскочили двое, ко мне, на меня, черт! Сердце стукнуло ровно один раз, гулко, я вжал чуть сильнее газ в пол, и первый падает нам на капот, потом кувыркаясь летит спиной на лобовое стекло, оставляя на нем моментально несколько длинных трещин, и перелетает с грохотом через крышу, падая за машиной на тротуар. Второго отбрасывает вправо, обратно за грузовик, мимо которого я уже проезжаю. Миновав затор, я краем глаза успеваю заметить, что в машину кто-то что-то кидает – удар, звон стекла, крикнули все в машине, я чуть ли не громче всех, но мы уже спрыгиваем всеми колесами обратно на дорогу, и начинаем разгоняться. Бросили чем-то тяжелым, вроде камня, попали в боковое заднее стекло, но не выбили его, только разбили достаточно сильно – сеть трещин такая, что через окно вряд ли что-то видно сейчас. У Бернхарда по скуле несильно течет кровь – видно, какой-то осколок всё же вылетел. Черт, надо за дорогой смотреть, а не вокруг – впереди на левой полосе еще несколько машин, из одной из которых водителя явно пытаются вытащить через разбитое лобовое стекло двое: один забрался на капот машины, второй стоит посреди дороги, у водительской дверцы. Я уже на адреналине, или на азарте, не поймешь. Моя ни в чем не повинная, но пострадавшая машина добавила мне злости – как бы это глупо не звучало. Наверное, это и есть пресловутая последняя капля, переполняющая чашу. Хаос вокруг меня вдруг перерос в хаос внутри меня, и я кручу руль специально чуть левее, проезжая мимо машин на дороге – так, чтобы левым боком задеть того, кто так увлеченно тащит женщину частично за куртку, частично за волосы из-за руля её автомобиля. Прижимаю его к той машине, возле которой он стоит, беру еще чуть левее, того раскручивает на месте лицом ко мне, он отпускает жертву, ударяется всем фасадом об мою дверь и крышу нашей машины, срывая мне боковое зеркало, и уже я проехал мимо, позволяя телу упасть сзади на асфальт. Нормально, хоть и не смертельно, наверное. Злость сейчас здорово перебивает страх; злость и непонятный азарт. Думать буду потом.

Пробиваемся дальше через городок, везде люди, много людей! Откуда? Вопрос успевает возникнуть, но отвечать на него нет времени. Уворачиваюсь от очередной парочки метнувшихся на меня тел, одного чуть дальше сам уже пытаюсь ударить правым бортом, но не попадаю, просто проскакиваю мимо – жаль! Пара плавных поворотов, а вот уже и выезд из города, заправка, на которой магазинчик с разбитыми стеклами и несколько брошенных машин с открытыми дверями – тут никого, но я уже сыт приключениями, останавливаться тут не будем, спасибо. Набираю скорость по прямой, и влетаю на “двойку”. Полоса разгона плавная, потому можно ехать быстро.

Двойка на удивление пуста, но в зеркало заднего вида я вижу вдалеке затор из машин в сторону поднимающихся в небо столбов дыма. Ага, вот и пробка из тех, кто хотел проехать отсюда дальше, в сторону Мюнхена. Очаг пожара отсюда не виден, он чуть правее и сильно сзади, за поворотом, но очевидно, что дорогу перегородило конкретно. Думаю, что люди из машин в заторе убегали от всего творящегося, и становится в общем-то понятно, почему в Крюне так многолюдно. На секунду задумываюсь о том, что было бы, будь затор впереди Крюна и соответственно впереди нас по шоссе, и вот сейчас становится страшно.

– Все живы? – это Аня нарушает наше молчание, она выглядит спокойнее меня, хотя в городке держалась за ручку аж двумя руками.

– Бернхард, вы в порядке? – это уже я. Замечаю, что мужчина сзади держится рукой за правую пораненую щеку, мальчик с виду невредим, хотя сильно испуган

– Меня поцарапало стеклом. Ничего серьезного. Вы видели что там происходит?!

– Трудно было не увидеть. Пришлось даже немного поучаствовать.

– Это какие-то бандиты напали? – это уже включается Михаэль. По его голосу я понимаю, что он на самом деле на грани срыва, хотя с виду держится очень неплохо. Эх, продержался бы ещё – истерика нам сейчас точно не нужна.

– Это больные люди, – за нас всех отвечает его отец. – они не понимают, что творят. Слушайте, вы уверены, что хотите в Миттенвальд? После всего… этого?

– Не уверен. Но я и не собираюсь заезжать в город. Сейчас, через пару километров будет съезд, я ту дорогу хорошо знаю, она вообще пустая обычно, по лесу идет. Мы объедем город, там в одном месте можно будет посмотреть на него чуть сверху, с дороги. Далее я хочу проехать к озерам рядом, Лаутерзее, по моему. Может, там тихо. Вас где выпустить?

Сама мысль, что они собираются сейчас выйти из машины и идти пешком, меня лично повергала в ужас. Судя по виду Бернхарда, у него были похожие мысли. Насколько я понял, он сам увидел что происходит только сейчас, но уже в такой расширенной версии, да.

– Я не знаю… Наверное, где-то там, у озер мы и выйдем. Оттуда много тропинок прямо в Австрию.

– Да, я в курсе. Вы не спешите, вместе осмотримся.

– Хорошо, давайте посмотрим.

Оставшиеся два с небольшим километра по двойке пролетаем очень спокойно – ни одной попутной и ни одной встречной машины. Странно… Может, впереди на границе дорога уже перекрыта? Сзади затор я видел, и оттуда сильно никого и не ждал, хотя порой поглядывал в зеркало. Так же поглядывал я и на стекла своей машины – лобовое разбито с Аниной стороны, с моей только одинокая трещина протянулась наискосок вниз. А вот боковое – в хлам, выглядит так, что может и от сотрясения вывалиться. Надо будет что-то придумать. На капот и крышу я даже не хотел смотреть. Сейчас это казалось совершенно неважным, но адреналин понемногу сходил, и меня начинало чуть потрясывать, особенно это было бы заметно в руках, если бы я ими крепко не держался за руль.

А вот и наш съезд, узнаю его. Скидываю скорость, правее, съезжаю с шоссе, пересекаю рельсы местной железной дороги, и почти сразу углубляюсь по знакомой дорожке в хвойный густой лес. Зимой тут даже со скоростью пятьдесят километров в час ехать было достаточно сложно – укатанный снег на поворотах совсем не помогал, норовя помочь машине скатиться вниз по склону. Сейчас же дорожка как будто скрывает от нас ужасы шоссе сзади, и совсем скоро будет та самая прогалина на повороте, о которой я говорил – на ней весь Миттенвальд как на ладони. Подробности не разглядим, но общую обстановку несомненно увидим, и сможем определиться, что делаем дальше. Сразу под прогалиной большие казармы, обычно пустые – там порой проходят учения, но довольно редко. А дальше – весь городок. В машине все сидят молча, я думаю, что напряжение отпускает не только меня. Малой держится просто отлично, отец его порой гладит по колену, вторую руку то машинально прикладывая к своей щеке, то придерживаясь за ручку на поворотах.

Прямо напротив прогалины на дороге стоит машина – шевроле Captiva, с домиком на колесах сзади: небольшим, для одной семьи. Еле успеваю затормозить, рука нащупывает пистолет под ногой. Перед шевроле на дороге лежит здоровая ветка дерева, толщиной эдак с мою ногу. Совсем пожилой мужчина, лет шестидесяти, пытается её столкнуть в сторону, но ветка пока побеждает. Рядом с ним стоит женщина лет тридцати пяти, и аж подпрыгивает от нетерпения. Увидев нас, женщина сразу бросается в нашу сторону, размахивая руками.

– Помогите, помогите! – в её неожиданно громком голосе, почти крике, только боль и горе, никакой опасности. Останавливаюсь на левой обочине, около склона вниз, на всякий случай по диагонали от шевроле. Машину на ручной тормоз, не глушить, открываю дверь, выхожу на улицу

– Аня, не выходи пожалуйста.

Однако моя жена уже стоит рядом с нашей машиной, чуть презрительно глянув на меня в ответ на мою просьбу.

– Что случилось? – обращаюсь к женщине.

– Мы едем домой, а тут это дерево на дороге. Там сзади какой-то ад, надо бежать! – женщина в отчаянии, она даже не пытается помочь старичку, который возится с веткой, а только всплескивает руками.

– Сейчас поглядим, – я подхожу к завалу, оцениваю ситуацию.

Ветка уперлась тонким краем в небольшую насыпь вдоль дороги, и уперлась крепко – потому они её и сдвинуть не могут. Второй же конец, хоть и значительно толще, но просто застрял в кустах с какими-то совершенно дикими колючками без листьев – видел такие кусты много раз, обдирался о них, но как они называются – понятия не имею.

– Бросьте дерево, давайте тут освободим, – стараюсь спокойно взять старика за рукав, чтобы он не понял меня неправильно.

Сейчас, я думаю, все нормальные люди очень нервными должны быть. Однако он очень спокойно смотрит на меня бормочет что-то вроде “да, конечно”, и идет со мной к кусту. Я снимаю с себя куртку, и чтобы не разорвать ладони в кровь, обматываю её вокруг правой руки. Тут осторожно надо, без горячки. С помощью найденной тут же на земле небольшой палки пытаюсь освободить запутавшийся как в колючей проволоки конец дерева, осторожно, но быстро. Пожилой мужчина тянет и рвет колючки голыми руками, немедленно начиная кровоточить с обеих кистей. Не думаю, что он это вообще заметил – он явно также не далек от истерики, как и дама, подпрыгивающая у нас за спиной, и только повторяющая какие-то ругательства про те ужасы, что творятся там, сзади.

Вроде все, скидываю изрядно поцарапанную свою куртку на землю, подхватываю сук снизу двумя руками, тяну вверх – дерево поддается. Рядом суетится старик, стараясь то ли помочь, то ли повиснуть на этом суку. Чуть приподняв ветку от куста, просто бросаю ее вперед на асфальт, она с гулким стуком падает. Теперь ногами и руками мы с окровавленным пенсионером доталкиваем ветку почти до края – тут она уже не мешает проезду. Уффф, моя спина – с усилием разгибаюсь. Аня пытается успокоить женщину, приобняв ее за талию, и что-то ей втолковывая. Оборачиваюсь на нашу машину – блин, я же забыл на сиденье пистолет! Бернхард, стоящий у открытой дверцы машины, явно его видит, но не пытается забрать, и вообще ведет себя спокойно. Его сын никуда не выходил, он остался внутри.

– Спасибо, спасибо! Нам всем надо быстро уезжать, сейчас сюда придут! – женщина вроде бы успокоилась, но у ней какие-то совершенно страшные, вернее испуганные до неадекватности глаза. Хотя, может и мои глаза сейчас выглядят не лучше. Старик уже за рулем, завел машину и газует зачем-то так, что сейчас по моему уедет один, причем вертикально вверх.

– Едем, едем. – это я уже Ане и Бернхарду. Аня еще помогает женщине забраться в шевроле, на место рядом с водителем, я уже почти за рулем, Бернхард захлопнул свою дверцу сзади. Сажусь на водительское, перемещаю пистолет поудобнее, закрываю свою дверцу, и жду Аню, она вот захлопнула дверь шевроле, и делает шаг к нам.

За шумом ревущего двигателя шевроле я совершенно не услышал, как к нам сзади подъехала машина. Точнее, армейский джип хаммер проносится между нашими машинами даже не притормаживая, нормально так ударяя мой опель в бок и практически отшвыривая нас за обочину, где поросший деревьями склон идет вниз, к маленькой горной речке и войсковой базе сразу за ней. Переднее колесо моего автомобиля съезжает вниз, но машина удерживается на обочине, хоть и заметно клонится влево.

– Аня! – кричу я, и тут замечаю сзади по дороге несколько бегущих со всех ног солдат.

Они проносятся мимо нас, не обращая на нас никакого внимания, за уехавшей машиной, а вот за ними уже, метрах в двадцати, летит по дороге смешанная толпа людей в совершенно разной одежде – и мужчин, и женщин. Я успеваю схватить пистолет, лихорадочно думая, в кого и как тут стрелять, приоткрываю свою дверь.

– Аня!

– Я тут! – моя жена понимает, что к нашей машине она не успевает, и лишь прижимается спиной к трейлеру шевроле.

Первые из толпы уже подбегают к нам. Меня аж скручивает внутренне от бессилия – я не могу сообразить, что делать теперь. Вдруг в домике на колесах открывается дверь сбоку, и какая-то другая женщина тянет руку Ане. Моя жена успевает схватить руку, когда на нее бросается первый бегущий – молодой темнокожий парень. Я поднимаю руку с пистолетом, понимая, что из салона даже через опущенное Анино стекло никого не могу даже ранить, и в этот миг бегущая толпа врезается и наваливается на нашу машину. Скрежет ручного тормоза подо мной, поддающегося под напором нескольких тел, и машина начинает все быстрее скользить по хвойному склону вниз, к казармам Миттенвальда. Моя дверь с грохотом захлопывается об какое-то дерево, второе дерево поддевает правое переднее колесо, и мы заваливаемся на левый бок, потом на крышу, и уже в таком вот состоянии с жутким хрустом врезаемся в группу деревьев. Странно, треск удара я услышал, и даже вроде уловил хруст веток или кустов под капотом, но сам в это время кувыркался с головы на бок, непристегнутый, и только потом свет в голове выключился.

И наступила тишина.

Глава 2 – Поиски

1.

Несколько раз в жизни мне уже доводилось приходить в себя после различных операций – от банального аппендицита до операции на коленном суставе. Каждый раз эта процедура не доставляла никаких приятных эмоций. Порой я быстро входил в норму, порой целый день не мог прогнать дурман из головы. Сейчас же был вообще особый случай – я даже глаза открытыми больше нескольких секунд держать не мог. Чувствовал только две вещи: что я лежу, и что мне нехорошо. И это “нехорошо” становилось с каждой минутой как-то всё нехорошее и нехорошее. При этом что удивительно: ничего не болело, просто общее состояние точнее всего соответствовало слову отвратительно.

После того момента, как я осознал себя лежащим горизонтально на спине, я постарался полежать некоторое время просто с закрытыми глазами, собираясь с силами и мыслями. Попробовал шевельнуть пальцами рук и ног: судя по ощущениям успешно. Постепенно вернулись мысли и воспоминания. Дорога, хаммер, и толпа безумцев, разъединяющая нас с Аней. Пытаюсь вспомнить, что с женой, но помню только её, забирающуюся в трейлер, и того первого, кидающегося следом. Что дальше? Дальше я уже сам занимался скоростным спуском со склона. Я вообще понятия не имею что произошло с женой, что произошло со мной, с машиной и вообще где я. Накатила резко, с тошнотой, волна отчаянья, пришлось с ней некоторое время побороться, избегая соблазнительного желания попаниковать. Отчего-то я был практически уверен, что Аня спаслась, так же как и я каким-то образом спасся. Кстати, а спасся ли я вообще? Ответить на этот вопрос определенно можно было, только открыв глаза.

Собрал все силы, открыл глаза. Неяркий свет слева, через окно в темной стене деревянного дома, даже наверное сруба. Моя голова очевидно на подушке, потому что я вижу себя, укрытого пледом. Чуть шевелю рукой – шевелится. Качаю в стороны лодыжками – тоже работают. Вместо с возможностью двигаться приходит головная боль, без спросу, сильно, серьезно. Аж морщусь поначалу: кажется, что боль нарастает постоянно, но понимаю, что она терпима. Зато боль отгоняет тошноту и чуть проясняет сознание. Воистину, нет худа без добра. Поворачиваю голову вправо, аккуратно и медленно: я в совсем маленькой комнатке, лежу на кровати у стены с окошком. В окошке дневной свет и вроде какие-то деревья покачиваются на фоне, не разобрать ничего подробнее. До противоположной стены всего метра полтора-два максимум. Около кровати стоит тумбочка, на ней кружка с водой (надеюсь, что с водой).

Понимаю, что жутко хочется пить, но для этого надо попробовать сесть. Надеюсь, что этот трюк мне по силам. Сдвигаю ноги, свешиваю их с кровати вниз, касаясь холодного, на ощупь деревянного пола. Сейчас это даже приятно, чуть бодрит. Опираюсь на локтях, осторожно приподнимаю голову – головная боль усиливается, но пока ещё все равно терпимо. Наконец сажусь; подташнивает вполне себе серьезно, то ли от напряжения, то ли от слабости. Голова кружится, так что требуется некоторое время чтобы остановить картинку перед собой. Совсем слабой рукой беру со стола кружку, она почти полная, и мне сейчас в общем-то все равно что в ней. Несколькими глотками выпиваю воду до дна, эх еще бы пару таких кружек сейчас выпил. Так, уже лучше. Где я вообще? Что случилось и сколько сейчас времени? И какой день? Мы сдвигали мешавшую нам ветку с дороги часам к семи вечера – уже ощутимо начинало темнеть. Сейчас, судя по свету за окошком сзади меня, день в самом разгаре. Я провалялся тут всю ночь и все утро? Черт, надо искать сначала ответы на простые вопросы, а уже потом Аню. Вот откуда у меня ощущение что с Аней все в порядке? Не знаю, но внутренний голос в этом практически уверен. Что-то часто мой внутренний голос стал себя проявлять, раньше за ним такого не замечалось. Эдак недолго и начать самому с собой разговаривать, спорить и оппонировать себе, прелестная получится картинка. Самое смешное, что я даже сейчас не до конца понимаю, внутренний ли это “голос”, или просто я себе внушаю, что всё хорошо. Ладно, надо попытаться встать, а с этим пока плохо: тошнит меня, и слабость, и эта головная боль, заставляющая все время морщиться.

Мои сбивчивые мысли прерывает открывающаяся дверь, и чуть пригнувшись в комнату заходит Бернхард, заполняя своим не очень массивным телом маленькое пространство внутри.

– Добрый день. Как вы себя чувствуете? – Бернхард выглядит совсем целым, только на лице, на правой скуле я заметил у него царапину, которую оставило стекло моей машины в тот момент, когда в него угодил камень. Свежей царапина не выглядела точно.

– Добрый. Пока не знаю, честно. Слабость, голова болит сильно. Сколько сейчас времени и какой сегодня день?

– Сегодня тринадцатое апреля, сейчас примерно полдень.

Вот так вот… Прошло три дня? Это вообще возможно? За это время могло случиться все что угодно… И где сейчас Аня? И где я вообще?

– Где мы вообще? Как я тут оказался?

– Это чей-то охотничий домик около Миттенвальда. Когда машина свалилась вниз, вы здорово ударились головой – выглядело на самом деле страшно. Мы с сыном смогли удержаться более менее, нам повезло, пристегнуты были. У вас было много крови из головы. – он указал пальцем на мою макушку, и я протянул руку, дотронулся до головы.

– Ау, вот откуда головная боль – опухоль достаточно большая, и это через три дня… А вот и рассечение. Шрам на ощупь не длинный, сантиметра три, но крови из головы всегда много при рассечениях. Сейчас там была большая запекшаяся корка крови.

– Тут нет ничего, чем можно было перевязать. К тому же, когда мы вас дотащили сюда, кровь почти перестала идти. – как бы извиняясь произнес Бернхард.

– Вы еще меня и тащили… Спасибо большое. Я тяжелый, думаю это было нелегко.

– Ничего, мы с сыном справились.

– Что вообще произошло? Вы не видели мою жену? А те люди на шевроле, что с ними? И эта толпа…

– Я толком ничего не видел, все произошло очень быстро. Мы свалились вниз, толпа нас не преследовала. Мне кажется, что шевроле уехал, судя по звуку мотора. Наверное все за ним побежали. Я не стал подниматься наверх, мне надо было заботиться о сыне, да и вы весь в крови были.

– А вы не знаете, моя жена смогла забраться в тот трейлер, у шевроле?

– Нет, я не знаю… Я видел, что она пытается туда забраться. Но дальше… Я не проверял.

– Мы далеко сейчас от этого места?

– Километрах в четырех, четырех с половиной. – Бернхард на секунду задумался. – Вы хотите туда вернуться?

– Да, конечно. Мне надо посмотреть, что там произошло. Попытаюсь понять, где сейчас моя жена.

– Я надеюсь, что она уехала на шевроле.

– Телефон..? – я вопросительно глянул снизу вверх на собеседника.

– Не работает. – огорченно подтвердил он мою догадку. – Я все три дня пытаюсь связаться с родителями, друзьями, хоть с кем-то. Но никак. Однако, я поговорил тут с некоторыми людьми… Старался из дома часто не выходить, но встретил пару солдат, они из казарм Миттенвальда. Поначалу чуть меня не пристрелили, но все же я смог их убедить, что я нормальный.

Солдаты рассказали моему спутнику немного, но все же больше того, чем знали мы сами. Началась какая-то эпидемия, или атака пришельцев из космоса, или конец света, или пришествие Сатаны – кто как это объяснял. Пока работала связь, официальной версии озвучено небыло. Началось все одновременно, причем не только в Баварии, и даже не только в Германии, судя по тому, что успели донести военные с других баз в Европе, и что посчитали нужным рассказать солдатам их командиры уже после объявления тревоги. На базе в Миттенвальде в тот момент находился всего только один батальон, в основном первогодки, с немногочисленными офицерами. Они убедились на собственной шкуре, что зараза (какой бы она не была) поражает не всех, но многих, причем совершенно произвольно, на первый взгляд. Вызывает, судя по всему, неконтролируемую и немотивированную агрессию. Поводом для нападения может послужить что угодно, да и вообще поводов ненужно. Жертву забивают руками или подручными средствами до смерти, или до потери сознания, в общем – пока интересно, пока есть сопротивление.

Бывали и выжившие после такого нападения, и таким образом удалось установить, что зараза не передается, по видимому, через кровь – выжившие после атак сами агрессивными не становились. В батальоне также нашелся свой процент заболевших, и сразу же возник хаос, умноженный на наличие оружия: были запланированы стрельбы. Арсенал охранялся парой дежурных, один из которых задушил второго, и сбежал, вместе с ключами от дверей и сейфов арсенала. Оставшиеся нормальные солдаты взломать хранилище не сумели, офицеры частично заразились, частично первыми покинули базу. Некоторые оставшиеся пытались организовать уцелевших в подобие порядка, но лишившись связи (спутниковая связь отказала параллельно с обычной сотовой) решили отходить на базы покрупнее, к основным частям. Отход получился сумбурный, напоминающий скорее бегство, что мы впрочем видели на дороге с завалом. Несколько солдат (в том числе и те, кого встретил Бернхард) спрятались в корпусах базы, и дождались, когда вокруг стало тихо. По их словам спряталось всего пять, они настойчиво предлагали Бернхарду пойти с ними, почти насильно, но он сказал, что чувствует себя неважно, вроде как болеет, после чего от него сразу отстали, как от чумного.

Перекрыты ли дороги, взята ли ситуация под контроль, где сейчас опасно, а где безопасно – ничего этого Бернхард выяснить не смог. Он очень внимательно следил за тем, чтобы выжить, и чтобы с сыном ничего не приключилось, и в этом он преуспел. Они догадались захватить с собой из машины нашу сумку с едой, поэтому какие-то продукты у них были, плюс в гостевом домике нашлись три пачки макарон и крупа. Воду он брал из того самого озера неподалеку, куда мы с Аней и ехали – там всегда можно было пить воду без опаски, озеро было очень чистым, за его состоянием внимательно следили местные власти. А вот пистолет мой остался где-то в машине. Бернхард видел пистолет у меня, понял, что он газовый, и не стал его с собой брать.

Что ж, по крайней мере понятно где я, и когда я. Совершенно непонятно где Аня, и что теперь делать. Задачи на ближайшее время я впрочем осознавал четко: надо вернуться на место аварии, и посмотреть, какие следы остались там, если вообще остались. Раз по окрестностям бродят выжившие, то, возможно, они просто ищут и собирают таких вот спрятавшихся, как мы. Правда, Бернхард был негативно настроен против тех солдат, что ему встретились. Он им не доверял, хотя по его словам вели они себя довольно нормально. Впрочем, прошло уже три дня – ситуация на мой взгляд должна была или стабилизироваться, или стать хуже. Надо надеяться на первый вариант, но держать в голове вариант второй.

– Я сейчас чуть посижу, и вернусь обратно – мне нужно найти жену. Там, где мы расстались, возможно есть следы. Если она меня ищет, то она тоже обязательно вернется к месту аварии и оставит мне там весточку.

– Мы с сыном идем в Шарниц. Это сразу за границей, там наше шале. Мы ждали только, когда вы очнетесь. Если хотите, можете с нами.

– Вы когда собираетесь выходить?

– Прямо сейчас. Тогда дойдем спокойно ещё до темноты.

– Я прямо сейчас не могу. Я вообще не уверен, что могу сейчас много пройти… И потом, мне надо вернуться к месту аварии.