
Полная версия
Нечисть
– Тихо! Так! Рассказывай.
–Что рассказывать?– не понимающим взглядом посмотрел постовой.
–Анекдот! Рассказывай, что видел тут, что делали? Как все было? Быстро, кратко, емко!
–Ээ, так, мы патрули…
–Да перестань! Сюда пришли и!?
–Мы прибежали! Нам сказали, позвали точнее, молодые парни, мол, убивают, караул! Прибежали, возле дома толпа зевак, а в доме парень на полу, странный, кривой весь, люди стоят, мать воет, а еще это, ну завоняло сильно чем-то и я это..
–Это пропусти, нежные вы наши. Не нюхали что ли никогда ни чего? Что потом?
–Ну, мы приказали оставаться всем…
–Так! Конкретнее, говорю тебе!
–Ну вот и всё. А, еще шептаться стали все, вот самое интересное!
–Шептаться??– с прищуренным взглядом спросил лейтенант.
–И те, что в доме, и тут, пока сопровождал, шепчутся, говорят, собаки страшно выли.
–А что им надо, кудахтать?
–Говорят, так не воют. Говорят, так на покойника воют или на нечисть какую-нибудь, – развел руками ефрейтор,– Да, согласен, глупо, конечно, но и… – взглянув на суровое хмурое лицо лейтенанта, Титов замолчал.
–Ну что замолчал, кончился ход мыслей?– спросил лейтенант.
–Нет! Никак нет, товарищ лейтенант. Просто… к чему лишние свои доводы,– все тише и тише отвечал Титов.
–Хорошо, это ты верно. Продолжай работать.
С этими словами, суровый лейтенант оставил постового. Вершинин вообще не любил лишние разговоры, он всегда говорил четко, внятно и только по делу, этого требовала не только должность, к его тридцати трем годам, таким была его сущность и его внешность. При своих ста восьмидесяти трех сантиметрах роста, он был не худой, но жилистый и широкоплечий и внешне больше походил на актера: правильные черты лица, высокий лоб с зачесанными назад черными волосами и коротко стриженными висками и затылком, складка между бровями, выдавала упрямого человека, который много времени проводит в раздумьях, даже не в служебное время; выраженные скулы, заостренный на кончике нос с горбинкой, поджатые губы, которые замерли в капризной усмешке. Легко подумать, эдакий “беспечный красавец”, пока не взглянешь в его голубые холодные глаза, которые запоминают и изучают каждого, и тогда уже становится понятно, что это опасный хищник, целеустремленный, мужественный офицер, видавший многое на своем пути. Через сени он оказался на кухне, переходящей в главную комнату, тут находились соседи и мама погибшего юноши, здесь и фельдшер пыталась наладить контакт с пострадавшей, но она сидела, как немая, её обнимала хозяйка дома.
–Что, так и не говорит?– спросил лейтенант, посмотрев на фельдшера и окинув взглядом всех присутствующих.
–Не говорит, – утомленно ответила фельдшер,– предлагала нашатырь, но нет.
–Водки ей налейте, товарищ фельдшер. Так и до зимы не разговорите. А кто первый прибежал на шум?– обратился лейтенант ко всем сразу.
–Я прибежала первая, товарищ милиционер,– ответила соседка,– Ведь люди помогать должны..
–Вы давно знакомы? Вас как зовут?
–Да уже как год наверное. Я? Меня? Большакова Вера Алексеевна, я с дочкой тут живу и мамой.
–Что вы видели? Что слышали?– вцепился взглядом лейтенант.
– Услышала крики, ужасно страшно стало, а еще же в округе собаки как взвыли, а потом…
–Вы одна прибежали?– перебил лейтенант.
–Нет, вот и Петр Ильич прибежал и Иван Михалыч. Они-то и дверь начали ломать.
–Вы вошли все вместе?? – окинул мужчин взглядом лейтенант
–Да! Да…ДА! Да!– наперебой, одновременно, как в школе, ответили соседи.
–И что вы увидели?
–Нина Сергеевна на полу была,– начала Вера Алексеевна,– Было видно, что встать не может… И еще царапала пальцами пол. Жутко было.
–Продолжайте,– приподнял удивленно брови лейтенант.
–Значит вот позади ней, видим силуэт, всмотрелись,– остановилась рассказчица, и заплакала.
–Да парень как в воздухе, как эти акробаты,– вставил мужчина средних лет, один из свидетелей,– И прям рухнул на пол.
–А пока дверь вот взломали, уже и милиционеры подоспели,– добавил второй.
–Я про милиционеров не спрашивал,– отрезал Лейтенант,– С парнем что было?
–Да он над полом вот так висел, через спину перегнутый, как мы вошли, дак он упал и дух-то испустил,– договорил первый мужчина в годах.
–И никого не было, никаких нападавших? А как вы поняли, что дух испустил?
–Да, честное слово! Честное слово, гражданин начальник!– отвечали все четверо дрожащим голосом.
–Может в темноте не разглядели?– спросил у всех, лейтенант, и взглянув на маму погибшего юноши, добавил,– А!? Нина Сергеевна! Кто-то был еще в доме? Или вы тоже не заметили?
–Я услышала шорохи,– с трудом, полушепотом, заговорила женщина,– Потом он начал хрипеть…Я пошла, проверить… А он руки вот так… Наизнанку…И хрипит, а я не могу подойти.
–Не могли?! Это как? Вы испугались, не могли?! Или вам угрожал кто-то??
–Нет, я просто не могла, ноги не шли, меня, что то не пускало. Я упала и просто кричала …И не могла…Я не могла помочь моему сыночку…Я…Я от злости….Я не могла..,– Нина Сергеевна подняла руки перед лейтенантом , чтобы он увидел, как она содрала ногти и кожу до крови,
– Я пыталась к нему…
Женщина замолчала. Руки ее затряслись, сил плакать больше не было, она просто сидела и смотрела, куда-то в сторону, соседка, Вера Алексеевна, держала её за руку, и тоже не могла сдерживать слез. Мужчины просто потупили взгляд, не зная, как быть в такой момент.
–Запахло,– прошептала Нина Сергеевна.
–Что?– переспросил лейтенант.
–Запахло. – чуть дыша, говорила женщина,– Перед шорохом , запахло, и всё сильнее и сильнее пахло.
–Чем запахло?
–Мы когда вошли, пахло какой-то гнилью, чем-то ядовитым,– добавила Вера Алексеевна.
–Парня как звали?
–Витя,– ответила Вера Алексеевна,– Витя Нагорных, ему пятнадцать было.
В доме повисла тишина. Соседи пытались сдержать слезы, просто не понимая, что происходит, а лейтенант разглядывал каждого, немую сцену нарушил второй милиционер, приехавший с лейтенантом, войдя в дом.
–Алексей Митрофанович! Там врач вас просит.
–Иду, – ответил лейтенант и, надев фуражку, обратился к Нине Сергеевне,– Соболезную и благодарю за содействие.
Мужчины кивнули в след уходящему офицеру и пришедшему за ним старшине. На улице лейтенант вынул и кармана пачку папирос “Казбек”, закурил и сделал глубокую затяжку, тяжело выдохнув густые клубы дыма. Старшина стоял уже возле дома, где произошла трагедия, а лейтенант не торопясь разглядывал участок, оглядел дом со стороны, заборы вокруг участка были всего высотой полметра, их лейтенант тоже осмотрел. Выбросив окурок, он вошел в дом.
–Товарищ Колесова, вы закончили?– войдя в дом, спросил лейтенант.
–Да, осмотр произведен, можем его увозить. Жалко парня.
–Старшина сказал, вы меня звали?
–Да, простите. Вы осматривали его?
–Ближе к делу, пожалуйста.
–Его конечности, руки, ноги, и челюсть, посмотрите в каком все ужасном виде.
–Но нет гематом, нет синяков, без следов насилия. Вот как это?
–Да, точно, вы внимательны. Это очень странно. Но, выходит, я вас зря звала.
–Если мы чего-то уже не упустили.
–Мне приглашать санитаров?
–Пока нет.
–А что мы ждем?
В дом вошел начальник милиции и фотограф от горисполкома.
–Вот их и ждем,– ответил лейтенант доктору.
–О, Алексей, а я вот решил вопрос с фотографом,– сказал громкоговорящий капитан не высокого роста, с густыми черными усами и лысеющей макушкой. Его громкий голос и тембр, казалось, был приобретен где-то в местах “не столь отдаленных”, но это была шутка его подчиненных.– Эти чертовы уставы, регламенты,– вытирая лицо платочком, ворчал капитан, – В штате людей не хватает, а фотографа найди.
–Нам можно просто фотоаппаратуру достать. Вы где такого таланта достали в это время?
–Я достану, чё ты переживаешь?! Я уже позвонил в Чкалов, дали указания снять место преступления, детали, улики. Нет, скажи, мы что уголовный розыск что ли, Алексей?
–Мы милиция. Это наша работа. Давайте к делу.
–Давай, что мы имеем?
–Имеем мизер, и ни чего более. – лейтенант выдержал паузу,– Витя Нагорных, пятнадцать лет. Причина смерти не установлена, полагаю насильственная, видимых следов борьбы и насилия нет. Мама, Нина Сергеевна, находится в шоковом состоянии. Со слов свидетелей, вошедших в дом, которые услышали крики, тело парня было в подвешенном состоянии, мама не могла двигаться. В доме, со слов свидетелей и постовых, присутствовал едкий необъяснимый запах. Как вам такое?
Капитан взглянул на своего заместителя, и молча протер лицо и лоб платком, достал папиросу и закурил в доме.
–Это что это получается? А ты осматривал вокруг? – резко спросил капитан.
–Всё осмотрел, ни следов проникновения, ни взлома. Как вариант, что кто-то проник через входную дверь, но тогда свидетели столкнулись с ним на входе, или ему куда-то надо было уйти, или кто-то еще пока скрывает от нас правду. Его кто-то сломал, еще и посмотрите, как челюсть смещена.
–Да это что же это? Такое бывает? Алексей, ну ты же опытный разведчик.
–На фронте бывало, но следы оставались. Тем более сломать человека, не оставив следов на теле?– лейтенант пожал плечами.
Фотограф с заспанных глаз не мог понять, что тут происходит и, таращась на тело убитого, время от времени поглядывал на милиционеров.
–Не зевай!– сказал лейтенант, глядя на фотографа,– Давай работать, командование ждет отчет.
Врач отошла, ближе к капитану, а лейтенант начал указывать фотографу с какого ракурса и какие детали фотографировать. Капитан и врач вышли на улицу.
–Вы его на вскрытие? – спросил капитан.
–Да, повезем в Орск, у нас пока даже негде. Время смерти я установить не смогла. Только опираясь на показания по времени, когда вошли свидетели, примерно в начале четвертого ночи. И я не травматолог, но у него странно смещены шейные позвонки, это видно и так.
–Да уж. А на полу кровь чья? У Алексея не спросил.
–Кровь с ногтей матери, говорят, она не смогла приблизиться к сыну и в истерике царапала пол.
–Мне что, это сниться всё?
Через несколько минут из дома вышел фотограф, и доложил капитану, что все готово.
–Ну поехали, бросим тебя в мастерскую!
–Так еще же рано, гражданин начальник, светать только когда будет?
–Ой, ты конечно, извини, ты ляг, поспи, а как отдохнешь, если захочешь, прояви кадры, мы не торопимся, – улыбнулся злобной улыбкой капитан.
–Вы серьезно?– довольно улыбнулся фотограф.
–Ты так вон тому, заму моему, не скажи такое,– капитан кивнул в сторону дома, откуда они только что вышли, добавляя громкости в голосе,– Он тебе быстро душу вправит. Давай в машину и что бы к полудню уже снимки были, в двух экземплярах. Бегом!– сердито закричал капитан.
Врач, Ирина Андреевна, прижала губы кулаком, сдерживая усмешку, потому как сама чуть не поверила, что можно не торопиться с такой работой, в таких условиях и при такой трагедии. В дом вошли санитары, с носилками, лейтенант Вершинин проследил, чтобы юношу аккуратно погрузили на них. Он дооформил протокол, еще раз осмотрел место трагедии, и когда он остался один, ему вдруг показалось, что в доме настолько стало тихо, что слышно как по вискам бежит кровь. Он оглянулся, почувствовав, что кто-то смотрит на него, но дома не было никого. На улице было еще темно, до рассвета оставалось по времени час, может, чуть больше. Лейтенант Вершинин вышел из домика, приказав постовым опечатать вход на время следствия. Дождь и ветер стали затихать.
–Скоро ляжет туман,– подумал лейтенант, вынимая из кармана пачку папирос, оглядываясь по сторонам. Затянувшись густым дымом, он прошел к служебному автомобилю, который уже был готов. Старшина молча посмотрел на Вершинина, подключая первую передачу.
–В отделение,– скомандовал лейтенант, и армейский внедорожник, включив фары, тронулся с места , перемалывая жирную глиняно-песчаную землю, на выезд из поселка.
Отделение милиции было расположено на первом этаже двух этажного здания, на краю района капитальных домов и бараков, на пересечении улиц Центральная и имени Льва Толстого, не чем особо не выделялось от остальных, кроме пятиконечной советской звезды, вылепленной алебастром над окнами отделения милиции. Пять кабинетов. В подвальном помещении камеры, и небольшой арсенал. Утро начиналось как в любом мирном городе, дети спешили в школу, маленьких вели в недавно построенный детский сад, взрослые спешили на работу, возводить завод, или уже запускать производство. В город завозили военнопленных на строительство жилых зданий, дорог и прочего, их сопровождала вооруженная охрана. В кабинете, который занимал Вершинин, было все по-спартански аккуратно и прибрано, ничего лишнего. Стол, бумаги, небольшой шкаф с личными вещами, сейф. В углу стояла буржуйка, в отсутствии центрального отопления, рядом все самое необходимое: чайник, заварка, граненые стаканы в массивных железных подстаканниках.
Вернувшись в кабинет, Вершинин первым делом затопил буржуйку и повесил плащ-палатку на спинку стула поближе к печке. Приготовил все необходимое, чтобы заварить чай да покрепче, достав офицерский планшет, уселся перечитывать показания свидетелей. Быстро пробежав по бумагам взглядом, лейтенант приподнял бровь, и отложил их в сторону. На часах не было семи. Подходит время навестить одноклассников и узнать поближе, насколько это возможно, историю жизни погибшего парня, – подумал про себя Вершинин. Чай заварен, папироса прикурена, осталось дождаться, когда начнутся уроки в школе.
Глава 4
Утром, с рассветом, возле дома на улице Пушкина, в тихом дворике, остановился военный внедорожник «виллис», доставшийся с войны для батальона охраны, находившегося в Новотроицке лагеря военнопленных. Из машины вышло двое, первый – конвойный офицер, совсем молоденький младший лейтенант, в новой отглаженной форме. Второй – высокого роста пожилой мужчина, в совсем неновой, но аккуратной одежде, в брюках и пиджаке светло-коричневого цвета, рабочие ботинки и старое потертое пальто, на котором была изящно и ювелирно пришита заплатка, незаметная не вооруженным глазом, на голове лысину скрывала старая, но приличная осенняя шляпа с небольшими полями. Размером и ростом он достаточно велик, даже конвоиры, смотрели на него, задирали голову. Навскидку сто восемьдесят семь в его росте было, но от «прекрасной» жизни и усталости он был чуть сутуловат. Достаточно мощный и широкоплечий, возраст в нем угадывался тяжело. Его темно-синие, как море, глаза, глубоко посаженые, смотрели проницательно и выразительно, просвечивая, кажется, как рентген, и в то же время этот взгляд наполнен тоской. Чуть обросшие бакенбарды, и сильно развитые выступающие скулы, которые поражают бывалого наблюдателя, тяжелая нижняя челюсть, выступающая с обеих сторон, ямки на впалых щеках в купе с мощным волевым подбородком и тонкими поджатыми губами, которые забыли что такое улыбка, но, впрочем, след от нее хранится на лице. Все это выдавало в нем человека образованного, интеллигентного и несломленного. Его грузная и тяжелая походка, с прямыми стопами, могла заставить содрогнуться. Конвойный офицер сопроводил этого мужчину во второй подъезд на второй этаж. На лестничном марше оба услышали очень дикий и раздирающий душу женский крик.
–Стой на месте, немчура! – Приказал офицер пожилому джентльмену, а сам побежал вверх выяснить, что произошло. Поднявшись до второго этажа, офицер сообразил, что крик исходит из той самой квартиры, в которую ему поручено было сопроводить этого немца. Он начал стучать в дверь.
–Откройте, внутренние войска!! Приказываю впустить или открываю огонь! живо!!– кричал младший лейтенант. Но на приказы никто не реагировал. Крик и истерика не смолкали, тогда офицер принял решение ломать дверь. С первых двух ударов, это не помогло. Сзади его кто-то окликнул. Офицер резко обернулся, машинально вынув пистолет, но это был его подопечный, а не посторонний
– Я те-е сказал, там стой! Гад, фашистский! Стоять!!– яростно закричал юный офицер.
–Стрельнить ф замок, оффицирь!– раздался мягкий и в то же время низкий бас, с немецким акцентом.
–Ты что сказал!??– истерично крикнул конвойный,– Ты кого учишь!? Стой на месте!!
–Ви не слёмать этат замок,– спокойно и без выражения добавил немец.– Но ви есть медлить, оффицирь.
Младший лейтенант замешкался, размахивая табельным оружием, все же, собравшись духом, поднес ствол к двери и стрельнул точно в замок. Металл пробит, замок упал, дверь открыта. На выстрел, из автомобиля побежал на помощь водитель, на ходу вынимая из кобуры пистолет. Офицер вошел в квартиру, с приличным, по тому времени, обставленным интерьером, и в коридоре возле ванной увидел на полу женщину в сорочке, кричащую, в слезах, она держалась за голову. Пройдя дальше, он обнаружил в ванной, наполненной водой и кровью, мужчину. Вся ванная была в крови.
–Твою мать! – выругался офицер,– Вы в порядке?– присев на корточки, ближе к женщине, спросил он. Но женщина просто выла и заливалась слезами, так и не смогла ничего ответить.
–Я моку бить полесен, оффицирь?– спросил немец.
–Стой тут пока! А, ты же врач!? Ну-ка посмотри, может он еще живой? Олег, давай вызывай сюда кого-нибудь, найди милицию, это не наше дело!– нахмурившись суетился молодой командир.
Человек в пальто и шляпе, прошел в ванную осмотреть тело. Проверять, мёртв ли мужчина или нет, немец не стал, а вот на характер ранений и прочее, он заострил внимание.
–Ну что там, э-э, немчура??– крикнул, противно произнося это слово, молодой младший лейтенант.
–Он умерьеть нецколько часоф назат. Его ужье не спастьи,– все так же спокойно ответил немец.
Через минуту в квартиру вбежал дворник и постовой милиционер, вооруженный пистолетом системы ТТ.
–Кто стрелял? Руки в гору!!
–Спокойно! Тихо! Тихо!– подняв руки, кричали конвоиры,– Рота охраны лагеря!
–Что тут происходит? Документы имеются??
Конвоиры объяснили постовому причину своего присутствия, и что происходило дальше. Через двадцать минут на адрес прибыл Вершинин со своим помощником. Войдя в квартиру лейтенант, недоумевая, обратил внимание на присутствие офицеров внутренних войск и уже некогда знакомого, военнопленного врача. К нему на встречу подошел постовой, прибывший сюда на шум выстрела.
–Алексей Митрофанович! Здравия желаю! Пройдите сюда и все поймете,– постовой проводил лейтенанта в ванную.
–Уу-ф.– тяжело выдохнул лейтенант,– Так это же, если не ошибаюсь, товарищ Шапошников.
–Да, так точно! Мы же у него дома! Его больше получаса назад обнаружила супруга,– пояснил постовой.
–Так! А эти что тут делают? – начинал сердиться Вершинин.
–Говорят по его,– постовой кивнул на покойного в ванной,– Вчерашней просьбе привезли этого самородка, осмотреть дочь, у нее травма какая-то. Сам Бессонов приказал. Этих я не отпускаю.
–Молодец! Ну пойду и я прикинусь самородком, – шепнул в ответ Вершинин, выходя в коридор.
– Интересно, доктор Шольц!– воскликнул лейтенант, идя на встречу к немцу протягивая руку,– Доброе утро, давно не виделись! Вы по какому поводу здесь?
–Рад видьеть вас ф добрий здравий,– пытался улыбнуться Шольц, пожимая Вершинину руку,– Как есть ващщи ранений?
–Спасибо, уже не беспокоят совсем. Но мой вопрос остается в силе.
–Я не иметь фосможнесть осматрефать етот коспадинь. Я толька фидеть и саверить оффицирен, что он есть мёртеф.
–Самое время вам взглянуть, как следует,– без эмоций Вершинин проводил рукой Шольца вперед себя, сопровождая его в ванную,– Меня, почему-то, очень интересует ваше профессиональное мнение. Любое.– Вершинин коварно прищурил глаза, следя за немцем, просчитывая его реакцию и поведение.
–Это есть интерьесно, герр оффицир,– сказал немец войдя в ванную,– Как прафило, суицид это ест боль. Посмотритье на его ранений. Он порезать тфе руки и цтолько раненьий…фунф,зикс,– нашептывал Шольц,-Это есть, тринетсеть, я прафильно кофарить? А клюбина раненьий, м?– Шольц вопросительно посмотрел на лейтенанта.
–Хм, действительно, ведь больно же резать. Да еще столько и так. Он что, совсем боли не чувствовал?
–Можьеть бить. Но для этот нужен лабохраторий.
–Лабораторий?– переспросил лейтенант.
–Анализ,– вспомнив слово, Шольц щелкнул пальцами,– Как фарриант этот мокло бить морфьин, или есчо трукой препарат,– теперь уже Шольц оценивал реакцию, без того, своим тяжелым каменным взглядом. Вершинин сильнее прищурился, разглядывая взгляд Шольца
–Вы хотите сказать?… – прошептал Вершинин.
–Есчо ни чьеко не хотеть кофарить. Это нужьен мислеть, герр Вершайнен. Я уферено можьно сказать, это очень неопикнофений случей.
–Здравствуйте, товарищ Вершинин,– раздался голос за спиной, и лейтенант обернулся.
–А, Ирина Андреевна, вас на все задания бросают одну?!
–И вас немного, Алексей Митрофанович. Но я не одна, я с санитарами, – добрым взглядом посмотрела на Вершинина врач.
–У меня тоже вон сколько участников в ансамбле! Я попрошу, пока повремените, пожалуйста, с санитарами и лучше осмотрите хозяйку дома, у нее шок, кажется, надо проверить как она.
–Ну как скажите, товарищ дирижёр, договорились, а где она находится?
–Вот у ребят в красных погонах спросите, они проводят, все равно сидят без дела.
–Герр Фершинен, – окликнул Шолць,– я могу фам кофорить?
–Конечно можете, гражданин хирург,– вернувшись к Шольцу ответил Вершинин.
–Я не хотьеть умничьеть перед ними, но понимаю, фи тут клафний детьектиф? – уточнил тихим голосом Шольц.
–Слишком громко, но вы правы, все в моих, пока еще, руках, – ответил лейтенант.
–Это есть коросчо. Я хотьеть кофорить, этот персона очьень стрраний. Обратить свой взорр на его клаза.
–А что с ними не так? – переключился лейтенант на тело лежавшее в ванной.
–Он смотреть ф стена.– не отрывая взгляд от умершего, ответил Шольц
–А что вам кажется странным?– задавая вопрос, Вершинин поднял брови от удивления, начал рассуждать,– Он выглядит так, будто ему не больно, а напротив, он там будто прислушивается. Вы это имели в виду?
Шольц медленно повернул голову в сторону лейтенанта, глядя ему прямо в глаза: – Именно, герр Вершайнен, ви помнить свой ранений? Ви можьете так смотрьеть?
–Ну я не совсем помню, но там было не до спокойствия, точно, -сделал паузу лейтенант,– Ну а серьезно. Похоже на суицид?
– Похожей, но суициден так не виклядеть.
– А как он должен выглядеть?
–А ви сделать расрезе фсе конечность и понаблюдатье, посмотреть спокоен ф стена?
– Да уж и правда. Так ладно, мы к этому разговору вернемся. А вы уже осматривали ребенка?
–Naa1. До этот дел менья есчо не пускать.
–Вы пока посидите, если эта женщина-врач вас пригласит, окажите ей помощь своим профессионализмом.
Шольц вежливо и деликатно, молча кивнул головой и прошел в коридор. Конвоиры встали рядом с ним.
В комнате доктор Колесова беседовала с Татьяной Евгеньевной, супругой товарища Шапошникова. Лейтенант бегло окинул комнату взглядом, взял стул и сел напротив хозяйки дома.
–Здравствуйте! Я не хочу вас беспокоить и тратить время, но пару вопросов вам я задать должен.
–Да, конечно,– едва держась, ответила женщина.
–Это все выглядит немного странно, на первый взгляд. Вся ситуация. Но скажите, что могло побудить вашего супруга на такой поступок?
–Нет! Нет, нет!– отмахнулась женщина, – Я вас поняла, нет, Федор Филиппович не из таких, он из любых проблем выходил победителем и очень сильно любил свою семью и своё дело.
–А для чего ваш супруг пригласил сюда такого типа гостей, как в коридоре?
–Тонечка, это наша дочь, вернулась с похода, вчера, и, я толком не поняла, если честно, где то там травмировалась. Говорит, поскользнулась в пещере, нашли же где-то. В общем, ушибла и плечи и ребра. Я боялась, вдруг перелом, позвонила на работу Федору, он, вернувшись домой пораньше, сообщил, что договорился, утром будет врач, осмотрит. Вчера, правда, она, ну нет, простите, это уже личное.
–Так что же вчера? Прошу вас, продолжайте.
–Нет, это личное, я не хочу выносить все из избы, не нужно.
–Да, Татьяна Евгеньевна, да. Это перестает быть личным и становится уголовным. Вот так!
–Немного лишнего сказали, потом забыли. Потом Фёдор, стал не разговорчивый, вроде как подменили?
–В каком смысле “неразговорчивый”?
–Всё ночью началось. Ночью Тоня стояла у входной двери и спала, а когда Федор проводил ее до кровати, он вроде как в лице поменялся. Я сама толком не помню вчерашний день. Как плохой сон, а утром, я в ванную, а он,– женщина вытерла слезы, – Я не поняла, когда успел? Как? Почему?
–В смысле спала у входной двери?– не понял лейтенант.
–В прямом смысле, стояла и спала. Во сне пришла, бывает же такое, как оно называется.
–Лунатизм?
–Да, но раньше никогда подобного не было. Я решила, что её беспокоит боль, или шок, не понимаю.