Акт неповиновения

– 45. – Холодно отвечает мужчина, окидывая меня своими маленькими глазками. – Это хороший результат. Я бы даже сказал, что впервые вижу такое.

Через неделю вывесили списки в столовой. Я ждал этого дня с нетерпением. Помню, как мне хотелось, чтобы я прошел, стал искателем. Мои глаза быстро бегали по строкам. Я доходил до конца списка снова и снова, но там не было моей фамилии. Через два дня мне пришел официальный отказ, где была написана глупая фраза: «Отказано из-за явки раньше положенного времени».

После этого каждый раз, когда я заходил в столовую, так не хотелось видеть этого самодовольного искателя. Он не понравился мне с первого взгляда, но после письма его вид стал у меня вызывать головную боль. А теперь вызывает боль его распростертое на полу безжизненное тело. Мне даже сложно представить, как надо провиниться, чтобы быть наказанным таким образом. Ни один человек на свете не достоин настолько жестокой смерти. Боюсь, я до конца дней запомню и наше первое знакомство с главным искателем, и его отказ, и кровавое тело на полу коридора. Мне этого никогда не забыть…

Уснуть не могу. Все тело ноет, а в голову впиваются острые незаметные иголочки, которые будоражат мое сознание. Я слышу, как Лео уже давно громко храпит, и понимаю, что мои глаза начинают слипаться. А мгновением позже звучит сирена. Подъем.

Время на одеванье мне не нужно, я вчера и не раздевался. А поэтому у меня есть время, чтобы, не торопясь подняться и потереть виски, отгоняя ноющую головную боль, которая мучает меня каждое утро.

– Доброе утро, дружище! – Лео энергично потягивается, сидя на своей кровати. – Ты, должно быть, забыл, какой сегодня день?

Я непонимающе смотрю на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. И тут до меня доходит точно в тот момент, когда мой товарищ произносит:

– Чистый день!

И я расплываюсь в довольной детской улыбке.

И правда, сегодня тот самый день, который наступает один раз в месяц. Чистый День, когда нам разрешают помыться. Все, абсолютно все без исключения любят и ждут этот день. Сегодня мы закончим работу пораньше, вернемся в свои комнаты, где нас будет ждать чистая одежда, а потом направимся в одну из огромных теплиц, где находится глубочайший бассейн с соленой водой.

Каждый месяц набирают этот километровый бассейн океанской водой, которая пахнет водорослями и солью. И которая так нравится каждому из нас.

Сегодня работа идет легче. Чувствуется какая-то легкость и веселое настроение окружающих. Рабочие часы пролетают слишком быстро, и уже в шестом часу мы направляемся в свои комнаты, чтобы забрать чистую одежду. И ждем своей очереди.

Лео достает откуда-то из-под подушки пакетики черного чая, которые он так усердно собирал целый месяц. И сбегав за горячей водой – ее, на счастье, можно брать сколько угодно – заваривает очень крепкий чай в небольшой кружке, положив туда все пакетики, которые у него были в запасе. Он берет алюминиевую кружку в руки и жадно вдыхает исходящий из нее аромат. Я наблюдаю за его действиями, к которым уже привык, но на которые невозможно не засматриваться. Он отхлебывает из своей чашки большими глотками и на секунду замирает с закрытыми глазами. Я усмехаюсь. Мне всегда нравилось, когда он так делает.

– Теперь ты. – Произносит Лео, протягивая мне чашку.

– Ну уж нет. Ты знаешь, Лео, что я никогда не пробовал и даже не собираюсь.

– Да брось ты. Это поднимает настроение. Не помешает сделать парочку глотков.

Он впихивает кружку в мои руки и сжимает их, чтобы кружка держалась у меня в руках.

– Та девушка, с которой ты меня познакомил, поделилась даже своей порцией ради этого удовольствия. А ты отказываешься. – Лео хлопает меня по плечу. – Хотя бы один глоток, Миша. И ты будешь самым счастливым человеком сегодня.

Я усмехаюсь.

– Ради такого дня. – Снова произносит Лео и наклоняет чашку в моих руках над моими губами. Я делаю большой глоток, за тем еще один и третий. Когда Лео убирает чашку от моих губ, голова начинает кружиться, будто вся комната взлетает в воздух. Я облокачиваюсь о стену и быстро моргаю, стараясь обрести реальность. По телу разливается что-то горячее и вязкое, похожее на мед.

– Ну как? – Спрашивает Лео, подмигивая мне. – Стоит того?

Из громкоговорителя вызывают следующую группу, и Лео вскакивает с постели.

– До скорого, дружище. Мне пора. И, кстати, угости нашу новую знакомую, если увидишь. Она это заслужила.

Лео уходит, прикрыв за собой дверь. И, словно по его волшебному слову, в дверь кто-то стучится, и на пороге показывается Аксиния.

– Можно? – Спрашивает она, приоткрывая маленькую щелочку.

Я поднимаюсь с кровати и ощущаю ноющую боль в теле, которая теперь чувствуется гораздо сильнее после бессонной ночи, смешиваясь с мягкостью после напитка.

Киваю Аксинии, чтобы она заходила.

Аксиния закрывает за собой дверь и проходит в нашу маленькую комнатушку, присаживаясь на кровать Лео.

– Я просто подумала, что мы смогли бы пойти с тобой вместе сегодня в бассейн, поэтому и решила зайти за тобой. Ты… – Она запинается. – Ты прости меня, пожалуйста, что из-за меня тебе пришлось полночи отбывать наказание.

– Глупости! Ты здесь ни при чем. – Я резко обрываю ее, чтобы она даже и не думала дальше извиняться. Ведь она, действительно, не виновата.

Мы вместе молчим пару секунд, а потом я все же осмеливаюсь спросить то, о чем не хватило духа спросить еще вчера.

– За что это сделали тебе?

– Ты про шрам? – Аксиния проводит рукой по своей шее. Она грустно улыбается. – Я не помню…

– Действительно? – Изумляюсь я.

– Понимаешь, Миша. Там, в первом акваполисе, мне постоянно кололи столько лекарств, что они отняли у меня большую долю воспоминаний. Это кажется странным и ужасно пугающим, но я не помню ровным счетом практически ничего из своего прошлого.

– Мы все здесь мало что помним. – Успокаиваю ее я. – Наверное, они нас пытаются уберечь от тех гибельных событий, которые произошли на Земле пять лет назад. В нашем акваполисе нам ведь тоже каждый вечер дают успокоительное, чтобы легче было заснуть.

– То-то же. Плевать они хотели на то, что мы чувствуем, уж можешь мне поверить. Здесь точно кроется более веская причина. – Усмехается девушка.

– Например?

– Хотелось бы знать. Может, они хотят создать такое государство, которое им выгодно? Чтобы мы только работали на них и молчали в тряпочку.

Я прикусываю губы. Мне не нравится, как Аксиния отзывается о людях, которым мы обязаны жизнью, которые спасли нас с гибнущей Земли. Мне не по душе ее рассуждения, и в то же время, в них есть крупинка правды, над которой действительно можно было бы задуматься. Но я не хочу сейчас с ней об этом говорить, а тем более в таком пренебрежительном тоне к нашему миру.

– Что это? – Вдруг спрашивает Аксиния абсолютно другим тоном, так отличающимся от того, которым она говорила только что. Девушка указывает на кружку, стоящую на тумбочке Лео. Там осталось еще пару глотков.

– Да, кстати. Лео просил тебя угостить. Но…

Аксиния берет кружку и вдыхает аромат сильно заваренного черного чая.

– Как это называется? – Спрашивает она.

– Лео называет это чифир. Но это похоже на…

– Наркотик. Я знаю. – Подхватывает девушка и ставит кружку на тумбочку, заливаясь смехом. – Так вот для чего он пакетики собирает.

Я слышу, как в коридоре вызывают следующую группу. Предпоследнюю. Значит, последняя будет наша.

– Ладно, Аксиния. Пора собираться. Скоро наш выход.

Бассейн великолепен, несмотря на холодную соленую воду, уже довольно грязную после всех предыдущих групп. Я отмываю запачканные в земле руки, которые уже впитали в себя землю и покрылись легкой темной пленкой, которая с трудом отмывается. Потом намыливаю волосы и с головой ухожу под воду. Несмотря на мутную соленую воду, я по привычке открываю под водой глаза. Не помню, когда именно у меня появилась такая привычка – плавать с открытыми глазами, но, кажется, она у меня была столько, сколько я себя помню.

Последним всегда везет больше, потому что они идут в меньшинстве. Так сказать, кто остался. Время на мытье у нас не ограничено. Еще один плюс последних. Но нам надо до 12 вернуться в свои комнаты, а, впрочем, еще целых 40 минут. С таким темпом жизни, к которому мы привыкли, это кажется невероятно много.

Аксиния долго не могла зайти в воду, хотя я так и не до конца понял, что именно ее так напугало в морской воде. Она быстро нырнула с головой, уйдя всего под толщу воды на несколько секунд, и тут же выпрыгнула из бассейна. Я видел, как подрагивает ее худенькое тело и насколько у нее испуганные глаза. Она выбежала моментально, набросив на белые плечики полотенце и крикнув мне: «Жду тебя на улице».

Я в недоумении смотрел ей в след еще пару секунд. Аксиния не выглядит чокнутой или слегла сумасшедшей, но в ее поведении есть некие отклонения, которые иногда пугают меня.

Я выхожу из бассейна практически последним. Насухо вытираюсь и надеваю чистую одежду. По запотевшим окнам теплицы стекают крупные капли. В воде остался еще один мужчина лет сорока. Буквально пару минут назад он плавал, а сейчас его тело как-то странно держится на воде. Как будто неестественно. Я подхожу к самому краю километрового бассейна и вглядываюсь в мутную воду, полную мыла и грязи. И вдруг мое тело опережает мои мысли.

Я уже прихожу в себя, когда понимаю, что плыву по направлению к мужчине. Мне приходится преодолеть несколько десятков метров. Понимаю, что мужчина утонул и, если не поспею вовремя, это будет уже непоправимо. Я крепко хватаю скользкое от мыла тело мужчины и направляюсь прямо к краю бассейна в надежде еще успеть спасти несчастного. По моим расчетам он был под водой не больше двух минут, так как две минуты назад я видел его еще плавающим. Плыл я до него минуту, две минуты на обратный путь, так как он выходит медленнее, если грести одной рукой, а держать мужчину другой. Получается, человек не будет дышать 5-6 минут. Я быстро прикидываю это в уме, пока отчаянно стараюсь грести к краю бассейна. Для того чтобы погибнуть в соленой воде, человеку потребуется 8-10 минут.

Прикладываю все силы, чтобы поднять мужчину на плитку. Это дается нелегко, потому что барьеры очень высокие, а до лестницы было уж слишком далеко. Когда мы оба оказываемся на суше, я быстро оглядываю помещение, пытаясь найти здесь хоть кого-то, но мы одни. Нас окружают лишь белые стены теплиц. Одни в душном, замкнутом помещении, пропахшем соленой водой.

Пытаюсь сообразить, как поступать. За врачами я добежать не успею, даже послать кого-то за ними не хватит времени. Придется действовать самому.

Я кладу мужчину сначала животом себе на колено, чтобы вода вытекла из легких, затем – на спину. Быстро дотрагиваюсь до шеи, пытаясь почувствовать пульс. Раз, два, три…отбивают секунды, но пульса нет. Я выдыхаю. Мои мысли путаются. Реакция зрачков. Я должен проверить реакцию зрачков на свет. Пока я провожу все эти действия, теряю драгоценные секунды.

Все безрезультатно, ни пульса, ни реакции. Я скидываю чистую рубашку и кладу ее под плечи мужчине. Еще две секунды потеряны. Делаю глубокий вдох, зажимаю его нос пальцами и плотно прижимаюсь к его холодным губам. Я как можно больше вдыхаю в легкие воздуха, потом снова и снова. Раз, два…девять… Надо уложиться в минуту…Четырнадцать, пятнадцать…восемнадцать.

Потом снова и снова. Должно быть, я делаю что-то неправильно, что-то упускаю. Результатов нет никаких, мужчина не дышит. Я чувствую, что мои пальцы уже не так плотно сжимают нос пострадавшего, а в голове потихоньку мутнеет. Но я останавливаться не собираюсь. Крепко беру пострадавшего с левой стороны и надавливаю на область сердца обеими кистями рук. 20, 30, 40, 50… 60 раз в минуту. Потом снова вдыхаю ему воздух в рот, снова 4 надавливания, снова вдох, еще раз надавливаю на сердце, еще и еще… Снова вдувание в легкие.

Вдруг мужчина дергается, и его грудная клетка самостоятельно поднимается. Мои губы трогает едва заметная улыбка, и я резко опускаюсь на холодную сырую плитку почти без сил. А в голове еще звучат секунды: три, пять, двенадцать.

– Боже мой! – Выдыхает мужчина, выпуская струю воды изо рта. Он протирает лицо руками и смотрит на меня. – Ты спас меня, сынок.

Из его глаз текут слезы, и он судорожно дышит. Я пытаюсь заверить его, что все позади, что уже нечего волноваться, однако знаю, что мои слова кажутся сейчас ему бессмысленными.

Я помогаю ему подняться и одеться. У мужчины сильно кружится голова, и я берусь отвести его в санчасть. Он поднимается, грузно опираясь на мою руку.

– Ты прости меня, сынок. Сколько себя помню, являюсь искателем жемчуга, а в бассейне умудрился потеряться. – Он пытается посмеяться, но у него пока не очень выходит.

– Что случилось? – Спрашиваю я, помогая ему удержаться на ногах.

– Я обронил крестик и пытался его достать, – он усмехается, – единственное, что осталось у меня с Земли. Ты знаешь, я ведь о ней ничего не помню. И никого не помню.

– Порой мне кажется, что здесь никто ничего не помнит о ней. Будто ее и вовсе не было.

Из почерневших глаз мужчины начинают течь слезы, они падают огромными каплями на мокрую рубашку. Он отворачивается, но его тело до сих пор вздрагивает от приглушенных рыданий.

– Даже и не знаю, как жить без него. – Хрипло произносит он.

На секунду мне кажется, что он говорит совсем не про крестик, а про нечто большее, будто в его памяти сохранилось то, что не дает покоя, а крестик лишь воспоминание о ком-то, память, которой он не может лишиться. Я знаю, что должен достать его, чего бы мне это ни стоило.

– Тогда я найду его. – Бросаю я и прыжком ухожу под воду.

На то, чтобы достать небольшой позолоченный крестик на стертой веревочке, уходит не больше 7 минут. Я помнил расположение мужчины, когда он начал тонуть, вода в бассейне спокойная, а значит крестик никуда не мог деться с того места. Единственное, что мешало справиться быстрее, так это щиплющая соленая вода, мутная от мыла и грязи.

Когда я вышел на плитку, сжимая крестик в руках, глаза мужчины вспыхнули, и он крепко-крепко обнял меня, заливаясь слезами.

На улице не было ни души, мы обошли теплицу и нерасторопно двинулись к госпиталю. Аксиния, видно, не стала дожидаться меня. Я видел ее тень из теплиц, она ждала меня на улице, но нырнув за мужчиной, я потерял ее. Мне очень неудобно перед этой девушкой, настолько несчастной и одинокой. Знаю, что не должен был оставлять ее ждать меня на улице, надо было пойти вместе с ней…Тут я перебиваю свои мысли. Если бы мы ушли вместе, то этот мужчина утонул бы, и не осталось бы никого в этом огромной темном бассейне, кто даже смог бы увидеть его труп. Утром бы его тело спустили в океан вместе с грязной и мыльной водой, с землей и водорослями.

До санчасти мы дошли уже около двенадцати. Она располагается на самом верхнем этаже. Это большое помещение, чуть меньше нашей столовой, заставленное койками и столами с разными медицинскими принадлежностями. Мы заходим в первое крыло, которое отделяется от предыдущих небольшой дверкой. Здесь обычно дежурит одна медсестра. В ее распоряжении 30 больничных коек. Но сейчас ни одна из них не занята. Я сажаю мужчину на кровать и окидываю взглядом помещение. Никого нет. Но стоит мне направиться к двери, ведущей в соседнее крыло, как она резко отворяется, и нетвердой поступью выходит врач. Я сразу узнаю ту девушку с васильковыми глазами, которая пропустила нас с Леоом в столовой.

– Добрый вечер! – Произношу я. – Я Вам привел пострадавшего.

Девушка кивает. Ее необыкновенные сказочные глаза, в которых сочетаются все оттенки синего цвета, а местами, словно отражаясь, проблескивают фиолетовые оттенки, читают нас, словно книгу.

– Произошло что-то серьезное? – Внимательно интересуется она.

– Чуть ли не утонул. – Я уже почти перехожу на шепот, подаваясь в сторону врача. Не хочется, чтобы мужчина снова пережил этот ужас.

– Спасибо, что привели его сюда. Как Вы себя чувствуете? – Спрашивает она, подходя ближе к Тихомиру и беря его за руку, чтобы нащупать пульс.

Я делаю шаг в сторону двери. И только сейчас осознаю, что надо посмотреть на время. 00:49. А надо было вернуться до двенадцати. Знаю, меня не пустят в мое крыло, они все строго закрываются по расписанию, но делать мне больше нечего, надо пробовать добраться домой. Что если пролезть через окно? Или слишком рискованно?

Когда моя рука ложится на дверную ручку, кто-то меня окликает. Я оборачиваюсь. Девушка подходит ко мне, ее белый халат слегка покачивается из стороны в сторону от каждого шага. Кремовые волосы туго сплетены васильковой ленточкой цвета ее глаз.

– Вам ведь уже поздно возвращаться? – Спрашивает девушка.

– Верно. – Признаюсь я. – Вернее, мое крыло закрылось ровно 49 минут назад.

– Я знаю. – Грустно улыбается она. – Прямо напротив столовой есть пожарная лестница, которая ведет практически к каждой из комнат.

Я усмехаюсь.

– Попробую.

Я выхожу на улицу и обхожу здание в поисках пожарной лестницы. Никогда бы не подумал, что таким способом можно забраться в комнату, но это кажется неплохой идеей. Странно получать такие советы от кого-то здесь, в акваполисе, где все строго придерживаются порядка и правил.

Я нащупываю рукой металлическую перекладину и крепко хватаюсь за нее. Мне надо проползти этажей 20 наверх, а потом еще 5 комнат вправо, чтобы достичь окна своей спальни. Главное – это не попасться никому, иначе наказание будет суровым.

Темноту океанского дна рассеивают небольшие люминесцентные лампочки, установленные на здании, которые загораются только по ночам, а днем светится купол нашего акваполиса, симулируя солнечный свет.

Крепко хватаясь за каждую перекладину, я продвигаюсь наверх. Подо мной уже этажей десять, но я не боюсь оглядываться вниз. С каждым этажом становится все труднее и труднее продвигаться наверх. Ладони вспотели и стали неприятно скользить по металлу. Но я еще крепче хватаюсь за перекладины лестницы. Проползаю прямо напротив коридора, и тут меня пробивает холодный пот. Я вижу трех мужчин, которые быстро поднимаются по ступеням. Ночной патруль. Они заходят в каждую из комнат и проверяют, все ли на месте после 12 ночи. Они уже на 18 этаже. А это значит, что скоро появятся и в нашей с Лео комнате.

Мысль о том, что будет, если они не найдут меня на месте, придает мне больше сил. И я еще с большим остервенением хватаюсь за холодные перекладины лестницы. Пытаюсь ползти настолько быстро, насколько это возможно. Чем выше я поднимаюсь, тем свет от лампочек больше тускнеет. Вот я уже добрался до 20 этажа, теперь осталось проползти 5 комнат вправо. Я быстро хватаюсь за следующую перекладину, и она с хрустом обрывается.

И тут я чувствую, что падаю. Резко выкидываю вперед руку, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь. И нащупываю подоконник какой-то комнаты. Я пролетел вниз несколько этажей. Подтягиваюсь на руках и пытаюсь дотянуться до лестницы. Моя нога нащупывает перекладину, и я прыгаю на пожарную лестницу, крепко хватаясь за нее. И прижимаюсь к ней, стараясь отдышаться. Но времени нет. Патруль, должно быть, уже на 19 этаже проверяет комнаты, а я снова оказался на 15. Быстро карабкаюсь наверх. Теперь уже гораздо осторожнее.

Когда достигаю 20 этажа, то нащупываю пустоту вместо той сломавшейся перекладины. Аккуратно берусь за следующую. Вот и я уже на уровне своей комнаты.

Когда открываю окно, то уже отчетливо слышу шаги в коридоре. Захлопывается соседняя дверь комнаты. Следующая наша.

Моментально врываюсь в комнату и, подбежав до своей кровати, зарываюсь в одеяло прямо с ботинками. И только я проделываю все это, как дверь в нашу комнату растворяется.

Заходит бородатый мужчина. Он стоит пару секунд на пороге, оглядывая спящего Лео и меня, странно устроившегося под одеялом. Я затаиваю дыхание.

– Что-то не так? – Интересуется второй патрульный за спиной вошедшего.

– Окно открыто. – Бросает первый.

– Вы думаете, кто-то гулял ночью? – По голосу второго мне сразу становится понятно, что его это происшествие заинтересовало.

– Все на месте, – сухо бросает первый, – а поэтому доказательств у нас нет. И лишний отчет мне писать вовсе не хочется.

Дверь захлопывается, и я с облегчением выдыхаю.

Величественные кедры и сосны. Их стволы прорезают низко висящее небо. Оно переливается прекрасными красками рассвета. Я стою один посреди тишины леса, и, кажется, на Земле не осталось больше никого. Земля! Снова ее образ посетил меня ночью. До этих снов я абсолютно ничего не помнил о ней. Не знаю, вымысел все это или реальность. Неужели настолько реальна была красота утерянного мира? Я словно осознаю горечь утраты, чувствую ее привкус на губах. Соленый, как слезы. Неужели мы, все человечество, смогли разрушить существовавшую веками планету одним лишь нажатием «ядерной кнопки», всего парой-тройкой взрывов ради никчемных интересов войны? В это сложно поверить. Сложно поверить в то, что нам остается сидеть в заточении под толщей океана всю оставшуюся жизнь. Но мы живы. Мы смогли спастись и построить здесь абсолютно новую жизнь.

– Андрюша! – Окликает меня белокурая девочка с двумя косичками. Она быстро подбегает ко мне, протягивая стеклянную пустую бутылку. Почему она так назвала меня?

Я отвожу взгляд от неба. Всматриваюсь в ее голубые глаза, которые впиваются в мои. Нет, она обращается ко мне, сейчас сомнения быть не может. Солнце бьет своими лучами в ее милое личико, и она зажмуривает выразительные и прекрасные глазки.

– Для чего это? – Спрашиваю я, принимая бутылку.

– Твоя мама просила набрать березового сока. – Улыбается она.

– Здесь березу найти, как иголку в стоге сена. – Усмехаюсь я. – Задача не из легких.

– А я знаю одну. – Она хватает меня за руку и затаскивает в чащу.

Мы скрываемся в лесной тиши.

Я медленно открываю глаза, с трудом расставаясь с волшебной сказкой земного леса, где пахнет хвоей, где поют птицы, где живет свобода. Неужели это не просто сон, а воспоминания? Тогда куда делась та маленькая девочка с белокурыми волосами? Неужели она погребена сейчас под массивными остатками земных сооружений?

Я оглядываюсь, стараясь вернуться в реальность. Серые стены, ржавые кровати, немытый грязный пол, одно, словно выдолбленное дикими усилиями, окошко в глухой стене. Сырость и пустота – это все, что осталось для нашей никчемной жизни. Чем ярче и отчетливее я стал видеть сны, тем больше я стал согласен с Аксинией. Мы словно в ловушке, как загнанные крысы. Мы не имеем права высказываться, проявлять чувства, ощущать свободу, мы не вправе думать и рассуждать, лишь работа может раскрасить серыми красками нашу серую жизнь. Но мы сами загнали себя в эту ловушку, люди собственными усилиями посадили себя в эту «тюрьму», выкопали себе яму сами, и жаловаться и обижаться не на кого. Лео поднимается на локте, как только звучит первый сигнал «нашего будильника». Он лениво потягивается и вопросительно смотрит на меня. Конечно, он заметил мое вчерашнее отсутствие, думаю, даже ждал меня и, может быть, чуть-чуть волновался. Я вскакиваю с постели, зажмуривая глаза. В голову ударяет кровь, словно молоток по раскаленному железу. Еле-еле добираюсь до умывальника, по пути улыбаясь Лео. Быть может, я расскажу ему о моих вчерашних приключениях, но сперва мне надо успеть до завтрака навестить Тихомира.

Когда я захожу в больничное крыло, мне в ноздри ударяет запах хлорки, смешанный с антисептиком, ужасное сочетание. Скорее всего, несколько минут назад здесь производилась утренняя уборка. Я подхожу к столу, за которым сидит низкая женщина в толстых очках. Должно быть, дежурящая медсестра. Она поднимает на меня глаза, ее лицо недовольно кривится, но губы остаются неподвижными.

– Добрый день. – Выдавливаю я из себя улыбку. – Я пришел навестить товарища, вчера он…

Но она перебивает меня.

– Гостям вход в это крыло строго запрещен.

– Послушайте, я был здесь вчера.

– Меня ничего не волнует. Шастаете здесь, как по проходному двору. – По ее лицу ручьями пробегают морщины.

Я пропускаю ее слова мимо.

– Та врач, которая была вчера здесь, где я могу найти ее?

– Вас не должно это волновать.

– Ее смена закончилась? – Не сдаюсь я.

– Как видите. – Усмехается она.

– Так и думал. – В моем голосе звучит грусть. Я поворачиваюсь и кидаю через плечо. – Всего хорошего.

На завтрак я снова прибегаю одним из последних. Все столы уже заняты, я оглядываю столовую в поисках свободного стула. Вдруг мой взгляд падает на стол около окна. Он почти свободен, трое парней, закончив свой завтрак, поднимаются, и за столом остается сидеть девушка. Ее коса угольного цвета тщательно и аккуратно заплетена, она лежит на плече как-то неестественно, явно прикрывая чего-то. Я приглядываюсь и различаю красный шрам на шее. Аксиния…Она поднимает на меня янтарные глаза, но тут же снова тыкается носом в тарелку. Должно быть, обиделась, что я оставил ее вчера одну, заставил так долго ждать и даже не извинился. Делаю вдох поглубже и направляюсь прямо к ней.