Акушерку вызывали? или Две полоски на удачу

– Да мне все равно, – усмехнулась я, – бери, кто нравится больше. А за помощь спасибо.

– Я тебя умоляю, – отмахнулась Женя и повернулась к блондинке. – Регина…

– Я Рената, – та сделала недовольное лицо.

– Прошу прощения, Рената, – подруга невозмутимо улыбнулась, – вы идете со мной, а ваша коллега – с Кристиной Станиславовной. Будем экономить время, свое и пациенток. Многим мамочкам уже явно не терпится сбегать в буфет, хотя это им и запрещено.

– Мария, идемте, – я позвала вторую девушку, и она послушно отправилась со мной. – Почему вы решили выбрать акушерство как специальность? – поинтересовалась по пути.

– У меня старшая сестра умерла во время родов, никто не смог ей помочь, поздно обнаружили гестоз и позволили рожать самой. – Взгляд ее серых глаз был серьезен и полон решимости. – И у нее оторвался тромб.

– Сочувствую, – тихо отозвалась я, понимая ее боль.

– А если бы вовремя сделали кесарево, провели нужную терапию, то она осталась бы живой, – продолжила уже сама Маша. – Я тогда только поступила в мед, собиралась идти на педиатра, но потом передумала и… Я стану акушером-гинекологом и никому из своих пациенток не позволю умереть.

– Похвальное стремление, – я коротко кивнула. – Но нужно все же помнить, что врачи, к сожалению, не боги и бывают случаи, когда мы не в силах что-то изменить.

– А у вас кто-то умирал из пациенток? – Мария оказалась очень прямолинейной девушкой, чем застала меня врасплох.

– Один раз, сразу после окончания ординатуры, – отозвалась я, подавив вздох. – Роженица была несовершеннолетней, употребляла наркотики, и у нее начались преждевременные роды прямо во время ломки. Тогда не удалось спасти ни ее, ни ребенка.

Мария ничего на это не ответила, только нахмурилась еще сильнее.

Обход прошел быстро. Моя помощница внимательно все слушала и так же внимательно изучала медкарты. К концу обхода я уже не сомневалась, что эта девочка может далеко пойти.

– Кристина Станиславовна, – подлетела ко мне медсестра Мила, стоило мне появиться в ее поле видимости. – Собираем деньги на подарок Шахову. В воскресенье у него юбилей, пятьдесят лет, а в понедельник он будет проставляться.

– Сколько? – поинтересовалась я, прикидывая, как много у меня осталось в кошельке после последнего похода в магазин.

– Две тысячи, – быстро ответила Мила.

– Хорошо, чуть позже поднесу, – кивнула я. Эти траты сейчас были совсем не в тему, но юбилей есть юбилей, и Шахов – человек хороший.

– Роман Валерьевич, вы в деле? – прощебетала Мила.

Увлекшись подсчетами своего бюджета, я не заметила, как к дежурному посту подошел Кравицкий.

– А я тоже приглашен? – он усмехнулся. Кошелек оказался у него с собой, поэтому он сразу достал нужные купюры.

– Конечно. – Мила кокетливо заправила прядь волос за ухо. – Вы первым стоите в списке.

Кравицкий хмыкнул на это и повернулся ко мне:

– Как интерны, Кристина Валерьевна?

– Осваиваются потихоньку, – ответила я, отворачиваясь к автомату с кофе.

– Как обход?

– Тоже все в порядке. Ваша соседка Ангелина идет на поправку, ее ребенку тоже уже лучше, неонатолог дает хорошие прогнозы. – Я забрала стаканчик с кофе и стала с нарочитым усердием размешивать сахар.

Кравицкий на мои слова как-то неопределенно кивнул, собрался сказать что-то еще, как у Милы резко зазвонил телефон внутренней связи.

– Это из приемного, – быстро сообщила она нам, когда положила трубку. – Говорят, к ним поступила девушка. Очень странная.

– Что значит странная? – Я невольно переглянулась с Кравицким.

– Не знаю, – Мила энергично пожала плечами. – Говорят, что ведет себя странно и собирается рожать.

– Странная, что она выбрала роддом местом для родов? – пошутил Кравицкий.

– Все равно ничего не понимаю, – я пожала плечами. – Ладно, пойду гляну, что за странная девушка, которая собирается рожать. Приготовьте пока смотровую.

Я спустилась в приемный покой.

– Вот, – медсестра сразу показала на молодую светловолосую девчонку, которая полулежала на кушетке. Коротенькое платье не скрывало голых ног с подтеками крови. – Она пришла сама к нам.

– Сама? – я удивилась.

– Понимаете, меня сбил скейтбордист, и я упала, – подала голос пациентка и довольно проворно встала. По ее ногам тут же потекла струйка крови.

– Сядьте немедленно! – воскликнула я. И обратилась к медсестре: – Рита, давай каталку сюда скорее. Почему вы не вызвали скорую? У вас же кровотечение!

– Ну да, я тоже это заметила, – робко улыбнулась девушка, – но я была недалеко от вашего роддома и решила дойти сама.

Я тоже перестала что-то понимать.

– Как вы в таком состоянии дошли? У вас болит живот или что-то еще?

– Нет, не болит, но…

Не болит? Странно, очень странно…

Тут въехала каталка, и мы с санитаром помогли девушке на нее лечь, хотя она активно пыталась сделать это сама.

– И у меня, кажется, схватки, – продолжила она, когда мы поехали к лифту.

Значит, у нее все-таки болит, просто не так поняла меня. Наверное, думала о травмах. Или же преуменьшала от страха: некоторые люди боятся врачей и в их присутствии начинают лгать, что с ними все в порядке, только бы побыстрее сбежать от них. Правда, девушка не выглядела испуганной, да и сама пришла за помощью. Черт, ерунда какая-то.

– И какого характера схватки? Насколько частые? Интенсивность боли? – уточнила я. – И какой у вас срок?

– Тридцать семь недель, – ответила девушка. – Не знаю, насколько частые, просто внутри живота иногда сжимается сильно, и все. И ребеночек пихается.

– То, что пихается, хорошо, – проговорила я задумчиво. В этой девчонке действительно было что-то странное, мы будто говорили на разных языках. – Ладно, сейчас проверим… В смотровую, – попросила я санитара и сама пошла вперед, чтобы открыть дверь.

– Кристина Станиславовна, можно с вами? – откуда-то из-за угла вынырнула интерн Маша, а за ней и ее напарница Рената.

– Заходите, – кивнула я после секундных раздумий. Пусть посмотрят, любой опыт будет не лишним.

– У вас есть с собой обменная карта? – спросила я пациентку, когда ее ввезли в смотровую.

– Не поверите, всегда носила ее с собой, но сегодня забыла, – та улыбнулась.

– Кто-нибудь может принести ее?

– Муж в командировке, но могу попросить соседку, у нее ключ есть от нашей квартиры. Только это вечером будет, она работе сейчас. – Девушка опять попыталась сама встать с каталки, и на это раз по ее ногам потекла прозрачно-розовая жидкость. – Ой. Это же воды отошли?

– Они самые. – Я помогла ей лечь на кушетку. Осторожно ощупала живот: очень напряжен. Есть риск отслойки плаценты, особенно после травмы.

Раскрытие шейки матки в таких обстоятельствах посмотреть было нельзя, опасно.

– Вы точно не ощущаете никаких болевых спазмов? – осторожно уточнила я.

– Нет. Просто у меня врожденная анальгезия, – спокойной ответила девушка.

Врожденная анальгезия? Я на миг опешила. Вот это поворот. Такое действительно трудно сразу распознать. Очень редкая патология нервной системы, на моей практике еще никогда такого не встречалось. Теперь, правда, все становилось на свои места и одновременно усложнялось.

– Это когда человек вообще не чувствует боли? – вдруг громко спросила Рената.

– Да, – ответила ей Мария тихо и пнула в бок, упрекая в бестактности.

– Да, – повторила за ней девушка и усмехнулась, – я с рождения не чувствую никакой боли. Раньше мне казалось, что это здорово, но на деле проблем от этого куда больше, чем бонусов. Я просто могу умереть и не понять от чего. Мой организм не предупредит меня об опасности заранее болью.

– Зато рожать не больно, – вроде как пошутила Рената.

– Рената, подготовьте аппарат КТГ, – осекла ее я. – Пока я делаю УЗИ.

Спустя десять минут я уже искала анестезиолога, чтобы обсудить с ним, как быть дальше.

Шахов Константин Сергеевич, то самый будущий юбиляр, нашелся в курилке.

– Костя, дело срочное и неоднозначное, – начала я с порога. – К нам поступила беременная с редким генетическим заболеванием. Врожденной анальгезией.

Тот удивленно присвистнул:

– Вот так повезло. Нам, в смысле. Не беременной, конечно. Таких в мире всего несколько сотен, и тут у нас, в отделении… И что с ней стряслось?

– Сбил самокатчик где-то неподалеку от нашего роддома, и она пришла к нам пешком, с открытым кровотечением, представляешь? УЗИ показало частичное отслоение плаценты. Кровотечение удалось пока приостановить, но началась родовая деятельность. Перед осмотром отошли воды, – рассказала я. – И еще… У нее кардиограмма не очень. Самой рожать ей нельзя, ты же понимаешь. Надо кесарить.

– Надо кесарить, – кивнул Шахов, выдыхая густой сигаретный дым.

– Ну так вот. Как будем это делать? – Я поморщилась от дыма и помахала рукой, отгоняя его от себя. – Эпидуралка. По сути, она ведь ей не нужна, правильно я понимаю?

Шахов опять невозмутимо кивнул:

– По сути, не нужна, если анальгезия полная. А по протоколу нужна. И протокол нарушать нельзя.

– Вот и я о том. Но тут такой шанс не пичкать роженицу лишними препаратами обезбола, которые ей к тому же без надобности… И на сердце ей такая нагрузка нежелательна. – Я вздохнула и покачала головой. – В общем, я в растерянности.

– Давай посоветуемся с заведующим. Если он сам даст добро на кесарево без анестезии, то рискнем… – предложил Шахов.

Идти к Кравицкому? Отторжение этой мысли возникло лишь на короткий миг, и я быстро запрятала свои личные заморочки куда подальше.

– Бросай свою сигарету и идем, – сказала я. И добавила ворчливо: – Совсем о здоровье не беспокоишься.

– Я фаталист, – хмыкнул он, сделал последнюю торопливую затяжку и выбросил окурок.

Кравицкий оказался на месте.

– Мы к вам за советом, Роман Валерьевич, – произнесла я с порога.

– Нештатная ситуация, – подхватил Шахов.

– Слушаю. – Кравицкий жестом предложил нам сесть, и я сразу приступила к рассказу.

Я очень старалась сосредоточиться на деле и отстраниться от всех своих чувств, но те, черт их побери, контролироваться полностью никак не хотели и где-то совсем глубоко словно исподтишка дергали сердце каждый раз, когда наши взгляды с Кравицким встречались.

– Я бы попробовал без анестезии, – заключил Шахов. – Такой уникальный случай… Я посмотрел ее анализы… Кроме некоторой тахикардии на ЭКГ, в целом они неплохие. Я бы рискнул.

– Какой срок? – уточнил Кравицкий, озадаченно потирая переносицу.

– Тридцать семь недель, – отозвалась я.

– В берлинской больнице я слышал о таком случае от одного из врачей, – произнес Кравицкий. – Он в то время волонтерил в Красном кресте в Африке. Попалась ему одна беременная с подобной патологией, и тоже нужно было кесарево. Но у нее тройная была, и она никак не могла разродиться. Насколько я помню, он тоже рискнул – и, кажется, все прошло нормально.

– И? Каков ваш вердикт? – Я тихо кашлянула.

– Делайте без нее. Под мою ответственность, – ответил он, подавив вздох.

– Как скажете, босс, – усмехнулся Шахов и кивнул мне: – Вперед. Навстречу экспериментам.

– Не очень удачная шутка, – отозвалась я, правда все равно улыбнулась.

– Почему сразу шутка? Может, я после сегодняшнего опыта за докторскую сяду?

– Ты и пяти минут за ней не высидишь.

– Можем поспорить. – Шахов протянул мне руку. – Роман Валерьевич, разобьете?

Кравицкий посмотрел на него, иронично изогнув бровь.

– Да не буду я с тобой спорить, – отмахнулась я и поднялась. – Идем лучше к операции готовиться.

– Вы точно ничего не ощущаете? – спросила я нашу уникальную пациентку, уже который раз проверяя чувствительность на ее животе в месте будущего надреза.

– Нет, ничего, – она отвечала чуть замедленно, поскольку Шахов решил все же дать ей небольшую дозу успокоительного.

– Показатели пока в норме, – добавил сам анестезиолог.

Я случайно подняла глаза и увидела, что за нами через стекло наблюдает Кравицкий. Он кивнул мне, словно подбадривая. Я сделала глубокий вдох и уже решительней взялась за скальпель.

Операция началась.

Еще никогда я не была так напряжена во время кесарева. Все время присутствовал страх, что мы совершили роковую ошибку и бедная девушка сейчас потеряет сознание от болевого шока. Но, к моему великому облегчению, все прошло хорошо. И мамочка, и новорожденный мальчик были в порядке.

Одно знаю точно: этот случай в своей практике я запомню на всю жизнь.

Глава 5

«Где ты?» – набрала я сообщение сестре, пока ехала в метро на работу.

«Живая-здоровая, уже еду в универ», – ответ пришел достаточно быстро, что было уже добрым знаком.

«Хорошо провела время?» – осторожно уточнила я.

«Супер. Но наступивший понедельник все испортил, – сообщение сопровождал плачущий смайлик. – Не хочу учиться».

«Не хочу учиться, хочу жениться?» – пошутила я. И тут же почувствовала себя старушкой: молодежь в лице Ники явно не оценит такой нафталиновый юмор.

«Ха-ха», – и смайлик с закатившимися глазами.

Я была права, не оценила.

«Ладно, учись, мелочь», – начала я сворачивать разговор.

«Ладно, работай, бабуля».

Ну вот. Все-таки бабуля. Я усмехнулась.

«Ха-ха», – ответила я и спрятала телефон.

У меня было еще пять минут, чтобы подремать. Я подавила зевок. Понедельник и правда день тяжелый. Одно хорошо: Сонька уже в садике, а вечером ее заберет Тамара Васильевна. На одну причину для волнения сегодня меньше.

Я пожалела о том, что решила сегодня принарядиться (Шахов ведь вечером устраивает банкет), когда мой тонкий каблук застрял в проклятой решетке у входа.

– Черт тебя подери, – процедила я, пытаясь его безуспешно вытащить из плена.

– Подождите, постойте немного спокойно, – раздался вдруг мужской голос позади.

Я обернулась: незнакомец в темно-сером костюме уже присел на корточки и деликатно, почти невесомо, взял меня за пятку. Секунда-другая – и мой каблук наконец очутился на свободе.

– Вот так-то лучше. – Мужчина с улыбкой поднялся.

Он оказался симпатичным: лет сорока, среднего роста, подтянутый, стильная стрижка на каштановых волосах, теплые карие глаза. И улыбка располагающая.

– Очень вам признательна. – Я тоже чуть смущенно улыбнулась.

– Рад был помочь. – Он, продолжая улыбаться, распахнул передо мной дверь. – Прошу.

Оказавшись внутри, мы одновременно двинулись к лифту.

– Вы здесь работаете? – поинтересовался спаситель моего каблука, когда я нажала на кнопку вызова.

– Угадали, – ответила я.

Лифт приехал почти сразу, и мы оказались в нем лишь вдвоем.

– Вам какой? – спросила уже я, нажимая на свой шестой.

– Кажется, нам и тут с вами по пути, – усмехнулся он. – Мне тоже шестой.

Пока лифт поднимался, мы молчали, лишь украдкой поглядывали друг на друга.

Когда мы вышли, мужчина снова поинтересовался:

– Раз уж вы тут работаете, не подскажете, где кабинет заведующего?

– Заведующего? – я постаралась скрыть удивление. – Вон туда, по правой стороне, последняя дверь.

– Спасибо. – Мужчина улыбнулся и зашагал в указанном мною направлении.

Я же украдкой проводила его взглядом. Интересно, зачем ему к Кравицкому? Может, знакомый? Или же представитель какой фармкомпании? Последнее было вероятнее всего, и я, уже переключившись на предстоящий мне прием в консультации, пошла переодеваться.

Женька снова была после ночной смены и собиралась уходить, так что мы быстро обменивались последними новостями, пока я меняла повседневную одежду на рабочую.

В углу ординаторской стояло несколько больших пакетов из супермаркета, оттуда торчали кончики багета, пучки зелени и горлышки бутылок. Наш будущий банкетный стол.

– Ты точно не придешь? – спросила я подругу, улыбаясь. – Шахов расстроится, если тебя не будет. Ты ж знаешь, что он к тебе неравнодушен.

– Обойдется Шахов, – хохотнула Женька. – К тому же я его уже поздравила. Поцелуем. – И она постучала пальцем себе по щеке. – Он был счастлив.

– Не сомневаюсь, – со смехом отозвалась я. – На большее он и не надеялся.

– И правильно. Ему никогда не удастся толкнуть меня на адюльтер, простите за мой французский. – Женька весело сверкнула глазами.

Из ординаторской мы выходили, продолжая перекидываться шуточками. Улыбка застыла у меня на лице, когда я заметила у сестринского поста Кравицкого и того самого незнакомца. Они оба тоже тут же повернули головы к нам.

– Кристина Станиславовна, Евгения Александровна, подойдите, пожалуйста, – позвал Кравицкий деловым тоном.

Я даже слегка напряглась: а может, этот милый мужчина пришел к нам с проверкой?

Но Кравицкий продолжил, развеивая мои опасения:

– Рад вам представить Максима Анатольевич, с сегодняшнего дня нашего штатного психолога.

Ах вот оно что…

– Психолог? Серьезно? Это же замечательно! – воскликнула Женя первая и протянула ему руку. – Добро пожаловать в наше отделение, Максим Анатольевич.

– Рад знакомству. – Он мягко пожал ее в ответ. – Евгения Александровна, верно?

– Верно, – Женя энергично кивнула.

– Значит, вы – Кристина Станиславовна. – Психолог перевел лучистый взгляд на меня. – Теперь, можно сказать, мы завершили наше знакомство.

– Да, – я снова ему улыбнулась, – добро пожаловать, Максим Анатольевич. Нам правда очень не хватало своего психолога.

Я заметила, что Кравицкий все это время пристально следит за нами. Но тут резкий звонок его телефона заставил его переключить свое внимание. Прежде чем он нажал на кнопку «принять вызов», я смогла разглядеть имя звонящего. Точнее, звонящей. Татьяна.

– Да, привет, – ответил Кравицкий с улыбкой и быстро направился в сторону своего кабинета.

Похоже, звонок был слишком личным и значимым для него, чтобы разговаривать при других.

– Кристина Станиславовна?

– Да? – Я вынырнула из своих мыслей и поняла, что наш новый психолог смотрит на меня вопросительно. Похоже, я прослушала, что он мне говорил. – Простите, я задумалась.

– Я просил, когда у вас будет минутка, составить мне список ваших пациенток, чье душевное состояние вызывает у вас волнение. Я уделю им внимание в первую очередь, – повторил он.

– Конечно, Максим Анатольевич, к обеду сделаю, – я кивнула.

– О-о-о, а вот и наш именинник. – Женя помахала появившемуся в конце коридора Шахову.

– Принимаю поздравления, – тот широко улыбнулся нам с Женькой.

– Не забывай, я тебя уже поздравила. – Подруга шутливо помахала пальчиком. – На второй раз даже не рассчитывай, Шахов.

– Скупая ты на ласки женщина, Стратова, – со вздохом покачал головой анестезиолог.

– Смотря для кого, – Женька со смехом передернула плечами, – муж не жалуется.

– Давай уже я тебя поздравлю, Костенька. – Я улыбнулась и раскрыла руки, чтобы обнять его.

– Вот Кристинка меня никогда не обидит. – И Шахов сам сгреб меня в свои медвежьи объятия. – Спасибо.

– А надушился-то как сегодня. – Я тоже засмеялась, отмечая плотный шлейф пряной туалетной воды от именинника.

– Ага, дочка подарила. И я еще постригся по такому поводу. – Шахов погладил себя по коротким волосам, посеребренным сединой.

– Ну жа-а-аних прямо, – хохотнула Женька.

– Жаль, невест не видно на горизонте. – Шахов сделал печальное лицо, при этом покосившись на Женьку. Та фыркнула в ответ.

– О, Костя, познакомься, у нас появился свой психолог! – спохватилась я и повернулась к наблюдавшему за нами все это время Максиму Анатольевичу.

– Лаврентьев Максим Анатольевич, – с готовностью протянул руку тот.

– Шахов Константин Сергеевич. – Шахов энергично пожал ее в ответ. – Можно просто Константин.

– В таком случае можно просто Максим, – усмехнулся психолог, и они еще раз пожали друг другу руки.

– Максим, надеюсь, вечером ты свободен? У нас тут сабантуй по случаю моего стукнувшего полтинника, я приглашаю, – сказал Шахов. – В шесть, в ординаторской.

– Спасибо, постараюсь быть, – улыбнулся Максим.

А я случайно посмотрела на часы и поняла, что опаздываю на прием.

– Все, убегаю в консультацию, – бросила я всем и поспешила к лифту.

День выдался не самым тяжелым, без экстренных ситуаций, и мне даже удалось освободиться на полчаса раньше, чтобы помочь девочкам-медсестрам накрыть стол. Наши интерны тоже были приглашены, только Маша отказалась и убежала домой, а Рената с охотой осталась и теперь вместе с нами живенько нарезала овощи.

После шести начали потихоньку подтягиваться остальные приглашенные. Никита все вздыхал, что ему сегодня не удастся оторваться на полную катушку, потому что впереди еще ночное дежурство. А медсестра Марина вручила ему за это ломтик огурца и стакан апельсинового сока со словами:

– Здоровее будешь.

Психолог Максим все же тоже пришел, еще раз поздравил Шахова и сразу подошел ко мне.

– Не возражаете, если составлю вам компанию? Как ни крути, но с вами я знаком здесь дольше, чем с остальными.

– Не возражаю, – улыбнулась я.

Последним в ординаторской появился Кравицкий. Он почти сразу снял пиджак и расслабил галстук, отчего его вид стал менее формальным.

– Ну раз начальство уже тоже на месте, можем официально начинать! – громко объявил Шахов и с хлопком открыл шампанское.

Первые полчаса, как обычно на таких мероприятиях, были шумными, с веселой толкотней вокруг стола и чередой тостов, посвященных имениннику. Потом народ стал потихоньку расползаться по комнате, кучкуясь в небольшие группки, и только Кравицкий какое-то время сидел один, иногда поглядывая в телефон. Ждал момента, когда можно уйти? А может, чьего-то звонка или сообщения? Я вспомнила о некой Татьяне, которая звонила ему утром и с которой он предпочел разговаривать в одиночестве. Я не знала никого с таким именем из его родни или старых друзей. Значит, это точно новая знакомая – и, возможно, близкая.

Почему-то до этого момента я не задумывалась над тем, есть ли у Кравицкого кто-то. Он сказал, что не женат, и я восприняла это как «одинок». Но ведь у него могла быть и постоянная женщина, любовница, а может, и не одна. Например, эта Татьяна. Возможно, у них даже все серьезно…

– Гляньте-ка на нашего интерна, Кристиночка Станиславовна, – толкнула меня в бок медсестра Мила, сидящая рядом на диванчике. – Девка-то не промах, уже Самойлова окучивает.

Я нашла глазами Ренату, которая и вправду разговаривала в сторонке с Никитой, откровенно флиртуя. Но главное, Никита, кажется, охотно принимал этот флирт и даже отвечал взаимностью. Это было мало на него похоже, но, кажется, из-за вечных ссор с женой он решил пуститься во все тяжкие. Только бы не наделал глупостей сгоряча. А вот поведение Ренаты удивляло меньше. У меня уже давно создалось впечатление, что она больше интересуется устройством личной жизни, чем самой интернатурой.

Мила вскоре поднялась и переместилась ближе к столу, а ее место занял наш новый психолог Максим.

– Вы не против? – как всегда, вежливо уточнил он.

– Ничуть, – ответила я. И поинтересовалась для поддержания разговора: – Как вам наш коллектив? Не утомил? Не разочаровал?

– Нет, все в порядке, – Максим усмехнулся, – хороший коллектив. Мне показался вполне дружным. Во всяком случае, ничего нездорового или каких-то скрытых конфликтов я не заметил.

– Как психолог оценивали? – Я тоже улыбнулась.

– Не без этого, – он тихо засмеялся, – профдеформация.

– С вами опасно общаться, – заметила я с усмешкой. – Увидите всю подноготную, все темные тайны.

– А у вас есть темные тайны? – Максим шутливо изогнул бровь.

– Смотря какие, – тоже отшутилась я.

Потянулась за стаканчиком с шампанским и вдруг встретилась взглядом с Кравицким. Он по-прежнему сидел в одиночестве и, кажется, наблюдал за мной и Максимом. Сердце екнуло. Я первая отвела глаза и сделала быстрый глоток из стаканчика.

Вдруг кто-то включил музыку, требуя танцев.

– Вы же не против, Роман Валерьевич? – услышала я голос Милы. Она уже стояла около Кравицкого. – Мы негромко, пациенток не побеспокоим.

– Да им самим в радость послушать музыку, пусть развлекаются, – хохотнул Шахов. – Требую медлячок!

Сразу заиграла какая-то медленная композиция на английском. Шахов тут же пригласил Валентину, нашу старшую медсестру, а Рената не упустила возможности вытащить на танец Никиту.

– Может, и мы потанцуем? – бесхитростно предложил Максим.

– Давайте. – Я вдруг поняла, что совсем не против этого.

Он поднялся и протянул руку, помогая встать мне. Затем мы присоединились к танцующим. Краем глаза я заметила, что Мила попыталась пригласить Кравицкого, но он отказался, а через пару минут встал и подошел к Шахову. Попрощаться.

– Роман Валерьевич, а вы уже уходите? – окликнула его Мила, и тот утвердительно кивнул ей.

Тогда она подбежала к нему и что-то тихо сказала, он вновь кивнул и обронил: