Генерал моего сердца

– Что было дальше? – он не отвечает на мой вопрос. Да и правда, не будет же он рассказывать мне историю своей жизни, сделавшей его таким бездушным.

– Я написала отказ от ребенка в роддоме, а Марфа по своим связям сразу оформила над ним опеку. Через неделю я с Сашкой приехала на съемную квартиру, которую оплачивала мне тоже Марфа.

– Прямо мать Тереза какая-то.

– Просто хороший человек, – не соглашаюсь я.

– Ну да, ну да. Только я с трудом верю в людское бескорыстие. Тем более, относительно совершенно постороннего человека, – на полном серьезе отвечает Вячеслав. – И да, я циничный. Как-то так сложилось.

– Зато ты любишь свою коллекцию моделек, и это так трогательно, – язвлю я.

– Ну, должны же и у меня быть какие-то недостатки, – кивает он.

– А ты женат, Вячеслав? – спрашиваю ни с того, ни с сего. Тут же краснею и мысленно хлопаю себя по губам – нашла, о чем спрашивать! Но он не возмущается, не смеется, вообще никак не показывает, что я задаю неуместные вопросы. Спокойно отвечает.

– Нет, и не был.

– Что так? Вроде и собой хорош, и не дурак. Опять же, крутой брутал, вроде бы женщины должны быть от тебя без ума. Или ты у нас из другой лиги? – не могу остановиться и продолжаю язвить. Да что со мной такое! Только недавно на каждое слово этого мужика мой рот растягивался в улыбке, а сейчас из него льется сплошной яд.

– Из другой лиги… В смысле, ты волнуешься, не педик ли я? – он начинает откровенно смеяться.

– Не волнуюсь. Мне никакого дела до твоей ориентации, – хмурюсь. Чтобы скрыть смущение, встаю и начинаю убирать со стола посуду. Отворачиваюсь к плите и спрашиваю:

– Сделать тебе еще кофе? Или бутерброд?

Вместо ответа за бедра меня обнимают мужские руки, крепко сдавливают и толкают назад. Мгновение, и я сижу у Вячеслава на коленях. Близко-близко вижу серые глаза с черными крапинками вокруг зрачков.

– Слава, ты чего? – успеваю хрипло выдохнуть, и тут его губы обрушиваются на мои губы. Жадно захватывают, наполняя его терпким вкусом мужчины и кофе.

На затылок ложится широкая ладонь, сдавливает, не давая шелохнуться и я сдаюсь. Сама начинаю жадно целовать его. Впиваюсь пальцами в плечи под толстым свитером, мимолетно поражаясь какие они твердые, просто каменные, и от этого ощущения в голове что-то бахает, рассыпаясь перед глазами золотыми звездами.

Меня ведет, воздух в легких заканчивается, но я забываю вдохнуть новый, а он продолжает целовать так, словно это бог и король поцелуев захватил меня в плен. Атакует мой рот, толкается в него, хозяйничает, словно только там ему и место. Сплетает свой язык с моим, ловит его, посасывает. Чувствительно прихватывает зубами, заставляя меня задохнуться от неожиданного, и от этого особо острого удовольствия.

– Что ты делаешь? – выдыхаю, когда он на миг отпускает мой рот, давая втянуть в себя каплю кислорода.

– Показываю из какой я лиги, – хрипло смеется он и подхватив меня под ягодицы встает. – Где спальня?

– Зачем? – не понимаю я.

– Правильно, не нужна спальня, – и сгружает меня на кухонный стол. Разводит мои бедра и вдавливается между них. Низом живота я чувствую его пульсирующий нетерпением пах и начинаю с остервенением сдирать с него свитер.

– Владка, – хрипит он, толкая меня спиной на столешницу. Обнаженные лопатки касаются прохладного пластика – оказывается, он уже снял с меня футболку и лифчик.

Сходя с ума от нетерпения приподнимаю бедра, помогая стянуть джинсы и со стоном выдыхаю, когда его член входит в меня сразу на всю глубину.

– Слав, презерватив… – пытаюсь шепнуть, но тут же забываю, что хотела сказать, потому что он начинает двигаться во мне. Резко, на всю глубину, выходя почти до конца и снова с силой вбиваясь на полную длину. Его руки крепко держат меня за бедра, не давая отодвинуться ни на миллиметр. Я закусываю губу, чтобы не начать стонать в такт сводящим с ума движениям. Впиваюсь в мужские кисти ногтями, и не отвожу взгляд от его почерневших глаз, от покрытой темной порослью груди и перекатывающихся в такт движениям мышц.

Развожу колени шире, впуская его еще глубже, потому что мне мало. Он, опускает мои бедра и не прекращая двигаться ложится на меня. Я обхватываю его ногами за пояс, скрещиваю лодыжки и впиваюсь ногтями в кожу на коротко подстриженном затылке. Слава хрипло рычит и ускоряется, вбиваясь в меня с такой силой, что каждый толчок отдается где-то в голове. В мышцах начинают взрываться огненные искры, низ живота сводит судорога. Я выгибаюсь, бьюсь в мужских руках, раздирая ему спину ногтями, и меня накрывает оглушающий оргазм.

Еще несколько длинных толчков, он глухо матерится и резким движением выходит. Прижимает член к моему животу и на кожу выплескивается густая струя спермы.

Некоторое время я лежу, приходя в себя. Потом мужские руки помогают мне сесть и губы обжигает пахнущий кофе поцелуй.

– Я не по мальчикам, Влада, – произносит Слава насмешливым голосом, и я в ответ начинаю хихикать.

– Точно, не по мальчикам.

– Я по девочкам, – он наклоняется и целует меня в грудь, мягко втягивая в рот сосок. Отпускает его, втягивает в рот другой, и снова жадно целует в губы. – Вот по таким красивым девочкам.

Я обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к обнаженной мужской груди. Слушаю гулко бьющееся в ней сердце, втягиваю запах горячего мужского тела, и не знаю, как теперь смотреть этому мужчине в глаза.

Глава 12

– Влада, что случилось? Чего так напряглась?

Я, абсолютно голая, с широко разведенными коленями так и сижу на кухонном столе. Прижимаюсь к груди мужчины, которого вижу второй раз в жизни и только что занималась с ним обалденным сексом. Он с обнаженным торсом, в расстёгнутых джинсах, стоит, вклинившись между моих ног и гладит мои плечи.

– Влада… – снова зовет, потому что я молчу. – Если переживаешь, что мы не предохранялись… Я чистый и вышел вовремя.

Мотаю головой – нет, не из-за этого. С трудом выдавливаю из себя:

– Я тоже… чистая.

Он хмыкает.

– Знаю, видел твою медицинскую карту с последнего медосмотра.

– Что?! – мигом забыв про свою рефлексию, упираюсь руками в его твердый живот и пытаюсь оттолкнуть его. Вячеслав не позволяет, еще крепче прижимает меня к себе.

– Эй, ты чего? То сердито сопишь и явно страдаешь у меня на груди, то драться лезешь, – он посмеивается, продолжая поглаживать мою спину. – Конечно, я навел о тебе справки. Медицинская карта есть в твоем досье, это стандартный набор информации. Или ты переживаешь, что хорошие девочки не должны трахаться с мужиками, которых они видят первый раз в жизни?

– Второй. Мы с тобой видимся второй раз в жизни, – поправляю его, удивляясь, как легко этот мужчина считывает мое настроение и мысли.

– Ну и какая разница, какой это был раз, если нам обоим было хорошо? – пожимает плечами Слава. – Тебе ведь было хорошо и это главное.

– Хвастун, – бурчу в ответ, но на душе сразу становится как-то полегче.

– Вот и умница. Не стоит париться над морально-нравственными аспектами поступков, которые никому не приносят вреда, – он снова мгновенно читает мое настроение. Может экстрасенс?

– Так будешь еще что-то? Кофе или бутерброд? – спрашиваю, чтобы окончательно отвлечься от переживаний о «морально-нравственных аспектах» случившего только что секса.

– Спасибо, я сыт. Твой сын сейчас где?

– У Марфы. Я съезжу к этому лейтенанту Петрову, а потом к ним – Марфа обещала пирогов напечь в честь моего дня рождения, – отвечаю и пытаюсь отстраниться. Хотя хочется так и сидеть, втягивая мускусный запах влажной мужской кожи. Прижиматься щекой к темной поросли на мускулистой груди. Чувствовать, как мурашки бегут по плечам и спине от того, что он гладит мою спину чуть шершавыми ладонями и зарывается губами в волосы.

Помедлив, Слава отпускает меня, отодвигается и окидывает взглядом. Неспешным и таким откровенным, что к моим щекам махом приливает кровь. Я поспешно свожу бедра и прикрыв руками грудь начинаю неловко сползать со стола. Он придерживает меня, помогая встать на ноги.

– Значит, вчера в ресторане ты отмечала свой юбилей? Весело он у тебя прошел, – убедившись, что я стою крепко, Вячеслав Говоров отступает к окну и отворачивается, давая мне возможность подхватить с пола свои джинсы и футболку. Лифчик почему-то лежит на столешнице возле плиты, и я торопливо сдергиваю его, едва не снеся на пол сахарницу. Прижав одежду к груди, вылетаю из кухни. Уже из коридора кричу:

– Да, день рождения прошел супер! Навсегда его запомню. Я в душ!

В ванной бросаю вещи в корзину для белья и торопливо включаю воду. Смываю с тела следы мужчины и его запах и уговариваю себя, что произошедшее ничего не значит.

«Секс – не повод для знакомства, – повторяю себе, вытираясь и разглядывая свое отражение в зеркале: довольная физиономия, сияние в глазах и улыбка до ушей. – Это был просто одноразовый перепих для снятия напряжения, ничего больше. Сейчас мы выйдем из квартиры, я сяду в свою машину, этот мужчина в свою, и разъедемся в разные стороны, чтобы больше никогда не встречаться…»

– Влада, ты там продолжаешь страдать над своим моральным падением? Бросай это зряшное дело и выходи, у тебя телефон звонит уже третий раз, – зовет меня из-за двери голос моего гостя.

Я торопливо натягиваю банный халат и выскакиваю в коридор. Едва не врезаюсь в мужскую грудь – Вячеслав стоит у двери с моим телефоном в руке.

– Ой! – с трудом удерживаю равновесие и выхватываю у него трубку.

– Слушаю!

– Лейтенант Петров, – устало приветствует меня уже знакомый голос. Я в досаде закатываю глаза – ну что еще ему нужно?! Сказала же, что скоро приеду!

– Я уже выезжаю в вашу сторону, лейтенант Петров. Почти выхожу из квартиры, – перебиваю. Поворачиваюсь спиной к внимательно слушающему Вячеславу Говорову и продолжаю убеждать следователя в своем желании быть законопослушной гражданкой. – Вот уже одеваюсь…

– Не спешите, гражданка Сокольская. Звоню сообщить, что ваше дело у меня забрали. Теперь им будет заниматься отдел особо тяжких. Да-а, Влада Сергеевна, вы, оказывается, та еще штучка, – еще более устало, но с откровенной издевкой в голосе отвечает Петров. – Терминатор какой-то, убивающих мужиков налево и направо. Или вы мужененавистница, а, гражданка Сокольская?

Я открываю рот, чтобы что-то ответить, но тут телефон из моей руки перекочевывает к Вячеславу. Он несколько секунд слушает лейтенанта, потом произносит:

– Слушай сюда, Петров, если у тебя дело забрали, то сиди и радуйся. А будешь звонить Владе Сергеевне и хуйню нести, отправишься на перевоспитание в город Зажопинск. Будешь тамошним воронам лекции о правопорядке читать.

Сбрасывает звонок и взвращает телефон мне:

– Собирайся, отвезу тебя к Марфе.

Глава 13

В глаза мне бьет солнечный луч, невесть как пробившийся сквозь опущенные жалюзи. В ухо колотится пронзительный женский голос, призывающий меня быть ответственнее и тщательнее выполнять взятые на себя обязательства.

– Конечно, Анна Петровна, мы прилагаем все усилия, чтобы в кратчайшие сроки найти покупателя на вашу чудесную квартиру, – в пятнадцатый, наверное, раз повторяю сладким голосом. – Будьте уверены, все силы нашего агентства брошены на поиски! Да… Да… Да… Обязательно!

Завершив звонок набираю полную грудь воздуха и с рычанием выпускаю его. Потом наклоняюсь и несколько раз прикладываюсь лбом о столешницу, приговаривая:

– Я ее убью! С особой жестокостью и безжалостностью!

– Агапкина? – с сочувствием спрашивает Маша, моя заместительница.

– Она самая, – я поворачиваю лицо к часам, висящим на стене между окон. – Сорок минут она выносила мне мозг. Сорок! И ведь не пошлешь ее лесом! – и я еще пару раз стукаюсь головой о дерево стола, чтобы уж точно выбить из нее кровожадные картины того, как я медленно и с оттягом расправляюсь с невыносимой Агапкиной.

Дама она была с закидонами, до ужаса нудная и требовательная. Выедать мозг и душу умела с тщательностью и виртуозностью скрипача, выводящего какое-нибудь соль диез, или фа мажор на своем инструменте. И послать ее в дальние дали, действительно, было нельзя, потому что, во-первых, она была дамой непростой: дочкой известного писателя времен Советского Союза с крепкими связями в элитных кругах, да еще тещей одного из заместителей министра в каком-то министерстве. А во-вторых, она была одной из первых клиенток моего агентства, когда оно еще и агентством-то не было. Я, Маша и курьер Сережа – вот и все работники того времени.

Агапкина нашла нас по объявлению в газете и явилась в офис, состоявший тогда из одной единственной комнатушки в полуподвальном помещении. Провела у нас два часа, склевала мне мозг, душу, печень и прочие органы, но отдала нам на продажу свою дачку в Переделкино, оставшуюся от папы-писателя. Самой там жить, по ее словам, ей было тяжело, грустные воспоминания даму одолевали. Да и деньги были нужны, потому что зять-почти министр не так чтобы сильно баловал любимую тещу щедрым содержанием.

Дачу я тогда весьма выгодно продала, и Агапкина, преисполнившись благодарности, начала рекламировать мое агентство своим многочисленным знакомым. Да и сама вскоре продала через нас еще один объект, доставшийся ей от третьего мужа и тоже вызывающий у нее печальные воспоминания.

Благодаря ей клиентура у меня стала резко прибывать, и уже через пару-тройку крупных сделок мое агентство из подвала переехало в офис поближе к центру и в пять раз больше по площади. Так что, к Агапкиной у меня сложные чувства: и убить хочется, и к груди прижать, да в макушку чмокнуть.

– Ее квартирой Сеня занимается, чего она тебе звонит? – Маша что-то внимательно изучает на экране своего ноутбука и параллельно продолжает оказывать мне реабилитационную словесную поддержку.

– Сеня в район Ново-Огарево поехал смотреть объект, а там, сама знаешь, сотовую связь глушат. Она ему не дозвонилась и решила осчастливить звонком меня.

Почувствовав, наконец, некоторое успокоение, я беру в руки мышку и открываю на компьютере ленту новостей. Первое, на что натыкается взгляд, статья под заголовком «Сын депутата Шелепова погиб при странных обстоятельствах». С фотографии, помещённой под заголовком, мне улыбается Олег.

Сердце пропускает удар, руки холодеют и начинают ходить ходуном. Я торопливо сворачиваю экран и откидываюсь на спинку кресла, зажмурив глаза – видеть его улыбающееся лицо почему-то невыносимо.

После его гибели прошло уже две недели. Странно, что до сих пор пишут об этом, да еще на первой полосе новостной ленты. Все две недели я ждала, что мне придут с вопросами о нашем с ним знакомстве и о встрече в ресторане накануне. Вздрагивала от каждого звонка телефона.

Но никто не звонил, не интересовался мной, и это было странно – лейтенант Петров ведь сказал, что мое дело передали в отдел особо тяжких. Раз так, значит, тот, кто теперь ведет его, должен был обозначиться за прошедшее время. Но нет, не обозначился. И Вячеслав Говоров тоже за эти две недели ни разу не объявился – секс не повод для знакомства, все закономерно…

– Схожу в "Кафешенскую", кофе выпью, – я, скрежеща колесиками, отъезжаю на кресле от стола и встаю. Торопливо кидаю в сумку телефон и иду к шкафу с верхней одеждой.

– Сходи, конечно, тебе нервную систему восстанавливать надо. Возьми раф с двойным сиропом и эклерчик, – одобряет мое решение Маша.

– Если я буду эклерчиками каждый свой стресс заедать, скоро в дверь не пройду, – отказываюсь от предложения.

– Авось пройдешь, – меланхолично отзывается помощница и добавляет. – Кстати, тебя тут мужик какой-то искал.

– Мужик? – сердце снова замирает, а потом подпрыгивает, с силой ударяя в ребра. – Когда?

– Вчера ближе к концу рабочего дня. Только ты уехала, и он пришел.

– Что хотел? Клиент?

Маша качает головой:

– Не похож. Пришел, осмотрелся, спросил про тебя. Я сказала, что ты уехала и сегодня уже не вернешься в офис. Спросила, по какому он вопросу. Ответил, что по личному, и ушел. Всё, – отчитывается Маша.

– Старый, молодой? – непонятно зачем продолжаю расспрашивать про визитера. Хотя что такого, что кто-то ищет именно меня? Наверняка, по вопросу недвижимости мужчина пришел. Бывает, что потенциальные клиенты, обращаются по чьей-то рекомендации и хотят разговаривать только с директором или владельцем. А так как я и то, и другое, то идут ко мне.

– Лет под сорок, наверное. Крепкий такой, широкоплечий, лицо симпатичное. Кольца на пальце нет, это я первым делом посмотрела, – хихикает Маша. – Если что, я первая на него глаз положила!

– Да без проблем, забирай. Если снова придет, можешь сразу тащить его в загс, заодно продай ему что-нибудь. Например, квартиру Агапкиной, – предлагаю, надевая плащ. – Ладно, я пошла, минут через тридцать вернусь.

В офис я не вернулась ни через тридцать минут, ни через три часа…

Глава 14

Из кафе я выхожу в почти благостном настроении. Всё-таки последовала вредному совету Маши и к рафу с тыквенным сиропом добавила пусть не эклер, но кусок морковного торта.

Успокоила себя тем, что добавление морковки к тесту делает торт почти диетическим блюдом, и съела. Ну а то, что в нём миллион калорий – да один разговор с Агапкиной сожрал у меня в три раза больше! Зато с первым же кусочком и глотком божественного, сладковатого, со сливочным вкусом кофе, настроение неумолимо пошло вверх, что мне и требовалось. Я даже про негодяйского Говорова почти не думала. Не звонит, и не надо. Не вспоминает про меня, так я тоже его почти забыла. Секс был хорош, оставил приятное послевкусие, и на этом все свободны, прощайте!

На крыльце кафе я с удовольствием вдыхаю сентябрьский полуденный воздух. Ещё согретый отголосками недавнего лета, но уже с горчинкой начавшей падать листвы и входящей в свои права осени. Улыбаюсь своему хорошему настроению и делаю шаг, собираясь отправиться в офис.

– Влада Сергеевна Сокольская? – прямо передо мной вырастает массивная мужская фигура, заставив меня отшатнуться. Мужчина очень коротко подстрижен, одет в чёрный классически костюм с чёрным же галстуком. Глаза прячутся под солнцезащитными очками – прямо "Люди в черном"! С боков меня зажимают ещё двое, по виду точные копии первого.

– Я Влада Сергеевна Сокольская, – отзываюсь нервно, пытаясь отступить к двери кафе. – Кто вы такие и что вам нужно?!

– Не надо беспокоиться. И шум поднимать тоже не надо, это не в ваших интересах, – хмуро предупреждает меня стоящий справа тип.

– Что вы про мои интересы можете знать, – взвизгиваю, в надежде, привлечь внимание прохожих и… Что будет после «и» додумать не успеваю: с двух сторон меня неаккуратно, очень жёстко берут под локти и ещё раз с угрозой повторяют:

– Шуметь не надо. Сейчас мы отвезём вас в одно место. Там с вами поговорят и вернётесь домой. Если будете хорошей девочкой, конечно.

– Никуда я не поеду! – я ещё пытаюсь барахтаться, но меня уже заталкивают на заднее сиденье заехавшего на тротуар и вставшего вплотную к дверям кафе автомобиля. Один из громил садится справа от меня, второй слева, отрезая от дверей. Сумку у меня сразу же забирают и отдают тому, что у них за главного, севшего рядом с водителем. Тот преспокойно открывает ее и начинает перебирать содержимое.

– Эй, кто вам разрешил трогать мои вещи?! – на адреналине начинаю возмущаться. Подаюсь вперёд и пытаюсь выхватить сумку из чужих рук. Меня дёргают обратно и звучит равнодушный приказ:

– Заткните её.

Я не успеваю ничего понять, сказать или сделать, как один из уродов зажимает мне голову, не давая шевельнуться, а второй лепит на рот кусок скотча.

Мычу, пытаюсь содрать клейкую ленту с лица, но запястья сдавливают жесткие пальцы. Щёлкающий звук и мои руки оказываются скованы наручниками. Настоящими, мать их, наручниками! Железными и довольно тяжелыми, сразу начавшими натирать кожу.

– Сказали не дёргаться, непонятно что ли? Сиди теперь с заклеенной пастью, раз по-хорошему не захотела, – звучит с переднего сиденья равнодушный комментарий и на колени мне летит сумка.

– Чисто, обычное бабье барахло.

Дальше мы едем в тишине. Я вдавливаюсь спиной в спинку сиденья, прижимаю к себе сумку и в отчаянии пытаюсь понять, что происходит. Не покидает ощущение какой-то нереальности ситуации, даже ужас пробивается наружу словно через толстый слой ваты, настолько всё происходящее нелепо и дико.

Меня похитили? Кто и зачем? Выкуп хотят получить, или конкуренты решили так припугнуть?! Хотя какие конкуренты, не те у моего агентства обороты, чтобы кто-то стал заталкивать меня в машину и заклеивать рот скотчем. Это вообще девяностые какие-то с тогдашним бандитским беспределом!

Машина выруливает в сторону западной части города. Тот тип на переднем сиденье всю дорогу курит, наполняя салон удушливой табачной вонью, от которой я начинаю задыхаться. Глаза разъедает, хочется зажмуриться, но я упорно смотрю в окно, и пытаюсь запомнить дорогу. Дышу через раз и старательно отгоняю накатывающую панику.

Минут через тридцать машина выезжает на кольцевую, и с переднего сиденья звучит новая команда:

– Подъезжаем. Глаза ей завяжите.

Тот, что справа, достаёт из кармашка переднего сиденья какую-то грязную тряпку и примеривается завязать мне глаза. Я мычу, пытаюсь увернуться, отмахиваюсь скованными руками.С силой проезжаюсь наручниками ему по подбородку, заставляя отпрянуть и врезаться затылком в боковое стекло.

– Вот тварь ёбаная, – матерится он. Хватает меня за горло и сдавливает. Я хриплю, перед глазами плывёт, и приходит ощущение, что сейчас умру. Последняя мысль о Сашке, что ребёнок мой сиротой останется…

– Ты что творишь, дебил! – сквозь толстый слой ваты доносится окрик, и рука с моего горла исчезает.

Я пытаюсь откашляться заклеенным ртом, задыхаюсь ещё сильнее, из глаз льются слёзы. Машина тормозит, открываются двери и меня начинают вытаскивать из салона. В голове жуткая мысль, что они собираются меня убить, и не хотят, чтобы я испачкала машину кровью. От ужаса, боли в горле и невозможности вздохнуть перед глазами окончательно темнеет и сознание плавно отъезжает…

Глава 15

– Влада, открывай глаза, – издалека доносится смутно знакомый мужской голос. Меня с силой встряхивают, так что голова едва не отрывается от шеи. К горлу с противным звуком, волной подкатывает тошнота. Рот наполняет желчь вперемешку со вкусом морковного торта и рафа: кажется, меня сейчас вырвет.

Видимо, тот, кто требовал открыть глаза, тоже это понимает, потому что рявкает:

– Уроды! Вы что с ней сделали?! Если она заблюёт мне ковёр, своими языками чистить его будете! Воды принесите и пошли вон.

Шаги нескольких пар ног, хлопок двери. К моим губам прижимается прохладное стекло и мужской голос требует:

– Пей!

Делаю несколько глотков, смывая противный вкус изо рта обратно в желудок. С трудом разлепляю сухие и колкие, словно засыпаны песком, глаза. Несколько секунд осматриваясь, пытаясь понять, где очутилась.

Я сижу на стуле в большой комнате, непонятного назначения. Не кабинет, не спальня, не гостиная. Светлые стены, покрытые венецианской штукатуркой. На них несколько картин, не знаю, дорогих или нет, я ничего в них не понимаю. Но рамы тяжёлые, покрытые позолоченной резьбой.

На полу светлый шелковый ковёр, под цвет стен. Или, наоборот, стены под цвет ковра – он стоит целое состояние, стены перекрасить будет дешевле в несколько раз. Да, такой ковер ничем не отмоешь, если вдруг кого-то на него стошнит.

Мебель в комнате, наоборот, из тёмного дерева. Золочёная резьба, как на рамах картин, гнутые ножки, витые ручки. Напротив у стены книжный шкаф со стеклянными дверцами. Внутри ровные ряды книг, корешки подобраны по цветам. Верхняя полка чёрная, дальше идут коричневые. Потом бежевые, белые, и снова бежевые, но другого оттенка. Не удивлюсь, если окажется, что это муляжи, а не настоящие книги.

Рядом со шкафом два массивных кожаных кресла и журнальный столик между ними. С потолка свисает хрустальная люстра с подвесками, бликуя в солнечных лучах, пробравшихся сквозь задернутые тяжёлые шторы на окнах. В целом, это странная комната, где мебель не подходит под ковёр и стены, а люстра вообще не сочетается ни с чем, словно осталась от какого-то другого интерьера.

Но это ерунда. Главное, что на стуле напротив меня сидит мужчина, которого я знаю. Слишком хорошо помню это худое, с аскетичными чертами лицо: заострённый, словно клюв ястреба, нос; глубоко посаженные голубые глаза; короткий седой ёжик волос и плотно сжатые тонкие губы.

– Можешь говорить, Влада? – спрашивает меня Вадим Шелепов. Депутат, миллиардер и отец Олега.

– Что вам от меня надо в этот раз? – произношу с трудом. Горло болит, и желчь изо рта до конца не ушла, раздражая голосовые связки.

– Рассказа обо всём, что знаешь о смерти моего сына, – отвечает Шелепов-старший, глядя на меня в упор.