Не по расчету

Глава 5

Отец произносит тост. Его слова льются плавно, искренне, с лёгкой грустью, но и с явной теплотой. Он благодарит маму за всё, вспоминает их долгую жизнь вместе, и, конечно же, упоминает свою дочь, с гордостью и нежностью в голосе. На самом деле он каждый год благодарит ее за меня, но сегодня это звучит по-настоящему искренне. Что не менее странно… В зале воцаряется тишина, все слушают, затаив дыхание. Его слова о том, как я выросла, как он гордится моими достижениями, звучат как музыка. И в этот момент, когда я чувствую, как на моих глазах наворачиваются слёзы от неожиданных признаний, отец резко меняет направление. – Я решил выйти на пенсию, – заявляет с холодной серьезностью. Затем обращается к маме, которая стоит на ступеньку ниже. – Милая, знаю, что ты настрадалась от меня из-за этого бизнеса, но все это было для вас и теперь… Я с гордостью готов заявить, что хочу оставить это все, чтобы остаток жизни посвятить только тебе. Зал как будто замирает на мгновение. Затем, подобно волне, прокатывается шепот. Мать находит меня глазами и мы обе понимаем мысли друг друга. Там, в ресторане, мы шутили про его отставку, но даже и представить не могли, что это может воплотится в реальность. – Свое руководство я передаю… Петру Ивановичу Волкову… – …моей дочери Мирославе. Ну нет… чувствовала же. «Это все равно когда-нибудь станет твоим. От «Инвестиционных высот» ты далеко не убежишь.» Слова отца перед моим отъездом в Лондон эхом отдаются в голове. И тут же меня окутывает холодный туман, не прозрачный, а плотный, густой, как туман холодного лондонского утра. С трудом различаю очертания людей вокруг. Какое к черту руководство? Я же ясно дала понять, что не хочу связываться с этой чертовой компанией. И тем более с людьми, которые ее возглавляют. – Детка, я не понимаю… – голос Джеймса выводит меня из ступора. Понимаю, что перестала переводить ему, на словах о пенсии. Язык онемел и больше не поворачивается. – Извини, Джей, мне нужно… – тараторю, спрыгивая со стула. Направляюсь к родителям с готовностью рвать и метать, но почему-то разреветься хочется больше. – Наедине, – шиплю, проходя мимо отца на второй этаж. Отец ещё произносит пару слов гостям и идёт за мной. – Тогда здесь, – произносит он мягко, приоткрывая мне дверь в свой кабинет. Залетаю внутрь. Отец кажется расслабленным. Безмятежным. Спокойно присаживается за свой стол. Я опускаюсь в кресло, чувствуя, как напрягаются мышцы. Запах старой кожи и сигар витает в воздухе, смешиваясь с едва уловимым ароматом дорогого коньяка. Отец включает настольную лампу, и ее мягкий свет падает на его лицо, подчеркивая усталость в глазах. – Я готов выслушать твою фирменную истерику, дочь, – говорит он с лёгкой улыбкой. – Я не планировала оставаться в Москве, – все что могу выдавить сейчас. – И ты знаешь это. Отец невозмутимо кивает. Вздыхает, глядя в одну точку на своем столе. Его спокойствие вселяет в меня ещё большую тревогу. Особенно то, что это больше похоже на разговор отца с дочерью, а не на бескомпромиссное подчинение. Тишина в кабинете длится недолго. Отец поднимает на меня взгляд и тихо произносит: – Это решение далось мне не просто, Мирослава. Конечно, я не чувствую того, что мне уже пора уйти в отставку, но… судьба распорядилась иначе. Он снова замолкает. В его глазах мелькает что-то похожее на… страх? – Мне осталось недолго, и я хотел бы посвятить это время твоей матери, – продолжает он, подтверждая все мои страшные опасения. – Проблемы с сердцем. Малейший стресс и я в любой момент могу уйти, так и не успев наладить свои отношения с самыми дорогими женщинами в моей жизни. Каждое слово, как хлыстом по лицу. Слезы наворачиваются на глаза от осознания того, что этот сильный, властный и бескомпромиссный человек так же, как и все, не властен перед смертью. Раньше я никогда об этом не задумывалась. Но его возраст… Конечно, это уже не шутки. Каждая минута на счету. – Не говори матери, – добавляет. – Она не должна переживать. Кажется, я вселил в нее настоящее счастье, но… Разве будет это счастьем, если она будет знать о том, что все это временно? – То есть… Ты предлагаешь снова наплевать на мою собственную жизнь, ради вас? – шепчу сквозь всхлипы, не скрывая своего раздражения. – Вы никогда не дадите мне жить так, как я этого хочу? Отец качает головой. – Мирослава, я предлагаю тебе наконец стать самой успешной бизнес-леди в регионе, – отвечает он уверенно. – И по моим адекватным соображениям, это намного лучше, чем ты будешь в чужой стране каким-то захудалым, позорным менеджером. Это все, принадлежит тебе. Это все я строил для тебя. – Допустим, – нервно веду плечами. – Но ты когда принимал решение, не думал о том, что Петр не захочет управлять компанией со мной? Отец снова молчит пару минут. Крутит ручку в руках. – Никто не считает тебя виноватой, – отвечает уверенно он. – Поверь мне. И Петр… он сам настоял на том, чтобы я передал тебе дела как можно скорее, чтобы испытывать меньше стресса. Приподнимаю бровь в удивлении. Разве это похоже на правду? Петр хотел разделить компанию после развода, пока я не отказалась от доли. Я же прекрасно все это помню. За кого они меня держат сейчас? – Я не хочу, – откидываюсь на спинку стула. – У меня другие планы на жизнь. Я не готова сейчас снова вернуться в Москву. – Я дам тебе неделю, – произносит он. – Петр Иванович уже приедет к тому времени и мы сможем собрать совет директоров. Мира, я очень надеюсь, что в этот раз ты примешь правильное, взвешенное решение… – Что будет, если я откажусь? – прищуриваю взгляд. – Снова заставишь? Отец тяжело вздыхает. И от этой тяжести, я сама чувствую что-то тяжёлое в груди… Что-то, что заставляет меня сомневаться в собственных словах. – Если бы я хотел заставить, то не разговаривал бы с тобой сейчас, – покачивает головой. – Я лишь хочу, чтобы ты сама приняла наследство. И… доказала всем на что ты способна. Ты ведь даже магистратуру окончила… Ради чего? Чтобы ещё тридцать лет пытаться построить мелкое подобие какой-то задрипанной конторы по экспресс-кредитованию? Ты умная женщина и должна понимать, что конкуренция и нестабильность рынка, могут сожрать даже самого квалифицированного специалиста. – Может быть я просто хочу сделать хоть что-то своё, – проговариваю тихо. – Ты не думал об этом? – Я понимаю, – невозмутимо кивает. – И я горжусь этой твоей независимостью, но она уже чрезмерна. Мира… в «Инвестиционных Высотах» куча дел. И твой новый, свежий взгляд может вывести компанию на еще более серьезный уровень. Пойми ты уже наконец, что открыть бизнес – дело не хитрое. Но не каждый может стать успешным в этом. Не каждый может продержаться на плаву. Но здесь, с Петром… у тебя хотя бы есть шанс не прогореть. Не поседеть к тридцати. И… продолжить дело всей моей жизни, чтобы потом передать его своим детям. Молчу. А что сказать? Конечно, он прав. Сейчас время такое… Я и так, прекрасно осознаю, что даже мой опыт и знания не на сто процентов гарантируют мне успех в Лондоне. Здесь все устаканено. Родное. Моё. Здесь мне не дадут просрать все из-за амбиции или резкой смены настроения. Здесь, определенно, меня ждёт успех. Но ведь есть и другая сторона медали – это все семейная империя. Семьи, которой никогда и не было. По-настоящему. Хоть Влад и остался в Мюнхене. И не собирается возвращаться в Россию, но Петр всё-таки его отец. И даже слова отца о том, что прошлые конфликты ушли в небытие, не вселяют в меня уверенности в том, что мне будет просто сотрудничать с ним. – Неделя… – повторяю я больше себе, чем ему. – Хорошо. Обещаю, что подумаю на досуге. Встаю. Нервы накалены до предела. Особенно бесит то, что присутствует страх за здоровье отца. Я бы могла устроить ему тут головомойку, как обычно, но боюсь навредить ему. Он, и правда, выглядит… уязвимым. Этот неумолимый холод в глазах, который я так хорошо знала, исчез, оставив после себя лишь тусклый блеск серых глаз. – Прости меня за все, – тихо произносит он, когда я собираюсь повернуться на выход. – Наверное, я был рождён, чтобы быть лишь бизнесменом. Как отец я… совсем не выдался. И это не болезнь натолкнула меня на эти мысли… Я всегда это знал. Знал, что тебе бы хотелось большего, но не мог дать этого. Не знал как, и поэтому стремился дать только то, что мог… благосостояние. Падаю обратно на стул. Слезы снова душат, как бы сильно я не старалась их сдержать. – Ты ненавидишь меня, – продолжает он с болью в голосе. – И наверное, я заслужил этого. Но я бы хотел… Я бы хотел, чтобы ты хотя бы сейчас… Влага заполняет его глаза. А мне страшно. Страшно от происходящего. Страшно от того, что это все происходит по-настоящему. Отец… Это ведь все ещё мой отец? Подхожу к нему. Неуверенно, опускаю ладонь на его плечо. Он мягко сжимает ее своей, не глядя на меня. Сердце сжимается от боли. Мне больно слышать это все, но я так же представляю, как больно ему это говорить. – Я просто хотел бы, чтобы ты была моим продолжением. Перестала относиться ко мне, как к чему-то отвратительному, – наконец продолжает он, взяв себя в руки. – И я сделаю все что скажешь, ради этого. Смахиваю ненавистный поток слез с лица. – Тогда… – всхлипываю. – Тогда просто дай мне время. Не дави на меня с решением. Я все обдумаю и скажу тебе ответ через неделю… И дай мне слово, что… Что если мной ответ будет отрицательный, ты не будешь пытаться принуждать меня. Отец кивает. Трёт глаза. Вижу, как он стыдится этой неожиданной слабости. Никогда не видела его таким. Да и если бы он всегда был так добр, наверное, его империя бы не стала такой влиятельной. Молча прохожу в ванную комнату, которая находится в его кабинете. Умываюсь, пытаясь привести себя в более-менее приличный вид. Ещё подумают, что мы тут подрались. Большинство и не скрывают, что считают меня чрезмерно импульсивной и взбалмошной. Пф… Вообще не обо мне. Я ведь пример спокойствия и уравновешенности. Надеваю маску и выхожу. Отец остается в кабинете. Спускаюсь на первый этаж. В зале стало чуть посвободнее. Гости разбрелись по углам, болтают о своем, не обращая на меня внимания. Ищу глазами Джеймса. Оставила беднягу в логове пожилых волчиц. Как бы не сожрали моего сладкого пирожочка… А вот и он. Бродит за моей мамой хвостиком. Наверное, она взяла его под крылышко, чтобы отгонять разведенок. Главное, чтобы вместе с этим она не отогнала его самого от меня. Она же не всегда различает, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Джеймс хоть и в курсе каких-то важных деталей моей жизни, но все же есть и то, о чем я бы не хотела даже вспоминать, не то что рассказывать. – Детка! – парень увидев меня, встревоженно направляется ко мне. – Что ж ты ничего не сказала ему, – недовольно покачивает головой мама. – Парень-то совсем ничего не понял. Уже напридумывал тут всякого. Пока мать с усмешкой причитает, Джеймс сгребает меня в объятия. Коротко поясняю ему, что я в порядке. Пустота в душе давит с неумолимой силой. Не могу больше продолжать изображать веселье, пока моя жизнь снова разворачивается на сто восемьдесят. – Мамуль, мы поедем домой, – произношу я, обнимая немного расстроенную женщину. – Ещё раз с юбилеем тебя. И знаешь… желаю тебе столько женского счастья, чтобы даже не вмещалось ни в одной квартире или машинах, которые у тебя есть! Мама хихикает и мягко гладит меня по спине. – Спасибо, милая, – шепчет она дрожащим голоском. – Но я буду счастливее, если твое пожелание будет и тебя касаться. Отстраняюсь от нее. Молча киваю. Вижу, что она хочет узнать о нашем разговоре с отцом, но перевожу на него стрелки. Пусть сам расскажет то, что считает нужным. Прощаюсь с некоторыми гостями, по пути ведя Джейса за руку. Этот ДонЖуан уже так расслабился в советском обществе, что даже попытался весело протестовать. Но мне уже не до веселья. Выходим из коттеджа, укутываясь прохладным ночным воздухом. Москва, несмотря на всю её раздражающую суету, сегодня кажется почти уютной, укутанной в ночную тишину. Джеймс молчит, его рука в моей – теплая и немного неуверенная. Я чувствую, как напряжение, скопившееся за вечер, давит на меня, словно тяжелый плащ. В машине он всё же решается заговорить, его английский акцент немного смягчается от волнения. – Мирослава… Я не понимаю. Твой отец… эта компания… Ты собираешься ее принять? Этот ад? Я думал, ты избегаешь эту… – он подбирает слова, – эту русскую рулетку. Я смотрю на него, на его красивое, немного растерянное лицо. Он искренне переживает, и это… приятно. Но это не та забота, которая мне сейчас нужна. Мне нужна ясность, твердое решение, которое бы остановило эту карусель из семейных интриг и корпоративных войн. И первый раз в жизни я не хочу сказать твердое "нет". И от этого ещё тяжелее… – Джей, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, несмотря на бушующий внутри ураган эмоций, – Я пока не знаю. Папа… он болен. Это серьезнее, чем кажется. И это не просто какая-то сделка. Это… часть моей жизни, которую я пыталась игнорировать, убежать от нее в Лондон. Но похоже… от себя не убежишь. Он сжимает мою руку сильнее. Молчание затягивается, прерываемое только мерным гулом мотора и клаксонов других машин в потоке. Я чувствую его взгляд на себе. Он хочет поддержать, сказать что-то успокаивающее, но не находит слов. И это… правильно. Он не тот, кто мог бы дать мне дельный совет. Да и не советы мне нужны, а самоанализ. Глубокий самостоятельный анализ плюсов и минусов. – У меня есть неделя, чтобы принять решение, – наконец, говорю я, глядя в окно на мелькающие огни ночного города. – И нам нужно срочно ехать в Лондон. Мне нужно убедиться, что мне там есть что терять… или нет. Джеймс кивает, и я вижу, что он пытается справиться со своими чувствами. Он любит меня, это очевидно, но он не понимает всей серьезности ситуации, моего мира, мира крупного бизнеса. Да и если я останусь в Москве, это будет означать то, что мы будем в разлуке долгое время. Его учеба в Лондоне никуда не делась, да и сомневаюсь, что он мечтает оказаться в Москве не в качестве туриста. Там у него семья, друзья, жилье… И отсутствие языкового барьера! Кажется, на этом моменте всплывает показатель моих чувств к нему. О нашей разлуке я подумала в самую последнюю очередь, и это тоже, к сожалению, не даёт точности моему решению. Квартира встречает тишиной и полумраком. Джеймс, чувствуя мое настроение, не настаивает на разговоре. Он тихонько снимает свой уже немного растрёпанный смокинг, изредка бросая на меня внимательные, заботливые взгляды. Я отвечаю ему короткими кивками, погруженная в собственные мысли. Решение давит на меня, как камень на груди. Процедуры, которые обычно приносят успокоение и расслабление, сегодня кажутся бессмысленными. Я механически снимаю остатки макияжа, наношу крем, чищу зубы, но голова по-прежнему забита цифрами, договорами, аналитикой данных, бесконечными отчетами. И слезы отца… неподдельные… Стоит этот образ в голове, никуда не собираясь свалить. Давит на чувство жалости. И мне жаль. Жаль потерянного детства, проведенного за математическими примерами и задачами. Мне двадцать шесть, а мой отец только сейчас показал мне каплю человечности. Именно когда я уже настроила себя на чистую ненависть. Даже горячая ванна не способна успокоить бушующий внутри шторм. Лежа в постели, смотрю в потолок. В голове кружатся варианты, последствия, риски. Если я возьмусь за «ИВ», это значит полное погружение в этот безумный мир борьбы за влияние. Смогу ли я? Мне же предстоит не только управлять компанией, но и справиться с прошлыми обидами. Сон не приходит. Я просто лежу, глядя в темноту, и пытаюсь разобраться в лабиринте своих чувств и намерений. Ну вот, один наследник уже вступает в дела. Допустим, я уже владею активами отца, но есть же ещё один наследник… И, возможно, нам все равно через годы не избежать встречи, даже если мы будем делить эту компанию. И эта мысль… до сих пор предательски греет мне душу. О встрече, а не о разделе.

Глава 6

Лондон встречает солнышком, уже ни капли не греющим мою замороченную голову. Джеймс пополнил количество своих сумок, когда я устроила ему небольшую экскурсию по Москве. Набрал всяких побрякушек. От магнитиков до разнообразных матрёшек. Довольный поездкой, светится от счастья. Пытается разгонять меня своим позитивом. А может быть, пытается поддержать и напомнить, что он рядом. Приехала я сюда, чтобы было легче сопоставить все “за” и “против”. Но уже в такси понимаю, что мне уже и здесь неспокойно. Лондон был моей мечтой с первого курса в московском вузе. Откуда вообще появилась эта мечта? Точно… Староста нашей группы грезила мечтами об учебе в LSE. Трещала об этом на каждом шагу. Сначала я скептически относилась к ее рассказам об “уникальной” системе обучения. Но потом как-то втянулась… Изучила всю информацию сама от и до. Начала общаться с выпускниками по сети и из-за положительных отзывов тоже загорелась. Но вот мечта сбылась. Диплом на руках, а дальше-то что? Я, конечно, могу устроиться куда-нибудь в компанию от самого университета. Но… Тут правдивы слова моего отца о «захудалом менеджере». Меня ожидает долгий карьерный путь, на который я потрачу еще немало лет. Да и все вокруг смотрят на меня, как на идиотку, что я, имея такие возможности, все еще строю из себя кого-то. Хотя плевать мне на окружение. Я уже и сама так думаю. С Джейсом договариваемся разъехаться по квартирам. Хочу поболтать с Илоной наедине обо всем, что происходит. Хочу поделиться с ней настоящими переживаниями о том, что творится в моей душе. Джеймс целует меня на прощание и говорит адрес своего дома таксисту. Я перебрасываю небольшую сумку через плечо и захожу в подъезд. Илона дома. Ох… И Бэн тоже здесь. Застаю их в домашнем виде, а кого-то вообще в одних трусах. Парень смущенно извиняется и скрывается в ванной, неуклюже прикрываясь руками. Улыбаюсь и обнимаю Илону. Падаю на кресло в гостиной и делаю глубокий вдох. – Ну, рассказывай, – подруга садится рядом. Бэн, всё ещё смущённый, но уже одетый, тихонько копается в телефоне на диване. Я кидаю на нее уставший взгляд. Рассказываю всё как есть, на духу. Илона слушает внимательно, её взгляд время от времени скользит к Бэну, который, кажется, всё ещё пытается слиться с диваном. Закончив распинаться о сложности в выборе, я молчу, ожидая реакции. – Мира… – наконец произносит Илона, её голос полон сочувствия и, неожиданно, какой-то стальной решительности. – Ты сама понимаешь, что это не просто бизнес. Это твоя семья, твое прошлое. Да, довольно гадкое прошлое, но ведь это также и будущее, которое ты можешь изменить так, как захочешь. Я всегда поддерживаю почти все твои решения. Мы сбежали в Лондон от этой твоей жизни, но… Я же вижу, что ты ещё до выпускного начала чахнуть здесь. Видно, что тебе все это больше неинтересно… Бэн неожиданно откладывает свой телефон в сторону. Его глаза, обычно светлые и весёлые, стали серьезными. – Мирослава, – начинает он по-русски, его английский акцент делает его слова еще более внимательными. – Я вижу, как ты мучаешься. Я не понимаю всех этих русских деловых интриг, но понимаю тебя. Ты не хочешь потерять свою независимость. Но возможно… возможно, Илона права, ты сможешь использовать эту ситуацию, чтобы возглавить империю на своих условиях. Конечно, я всегда стремилась к независимости, но отказ от компании – это не только отказ от денег и власти, но и от возможности изменить что-то в семье, в отношениях с отцом. – Спасибо, – тихо произношу я, впервые почувствовав капельку надежды. – Вы правы. Так ведь я могу и утереть нос тем, кто уже давно на мне крест поставил… Вывести компанию на такой уровень, что никто больше не сможет усомниться во мне… И… Обрываю себя на полуслове. План начал вырисовываться в моей голове. Он смелый, рискованный и по-настоящему мой. – … и молва о тебе распространится не только в России, – с намеком продолжает за меня Илона. С хитринкой смотрю на нее. Да… Возможность доказать, что я восстала из пепла. Показать то, чего лишился тот, кто лишил меня всего. Звучит по-дебильному. По-детски. Но адреналин ударил в кровь именно от этой мысли. Я хочу, чтобы в компании сначала упоминали меня, а потом уже Петра Волкова. Чтобы их фамилия померкла на фоне моей в компании. Только сначала нужно избавиться от их фамилии в моем паспорте… А то разогналась, блин. Бэн уходит на кухню, чтобы сделать нам кофе. – Я так понимаю, что вы хорошо освоились здесь вдвоем, – перевожу тему, лукаво глядя на подругу. Та смущенно улыбается, мельком взглянув на своего парня. – Это была моя идея, – берет на себя удар, который я не собираюсь наносить. – У Бэна очень шумные соседи, а я просто мечтала хоть одну ночь поспать в тишине. – Да ладно, – весело отмахиваюсь. – Я разве против? Я же как раз и хочу поговорить об этом… Делаю глоток холодного чая из кружки подруги. – Как я понимаю, ты останешься здесь? – спрашиваю ее, ожидая ответ. Илона снова смотрит на своего парня и в ее глазах мелькает еле заметное сомнение, но все же она кивает. – Тогда живите здесь, – спокойно пожимаю плечами. – Я выпишу на тебя дарственную. Счета уже сами платите. Подруга, кажется, не ожидала от меня такой щедрости. Ее глаза расширяются. – Я думала, ты захочешь продать ее, – мямлит она. – Зачем? – спрашиваю невозмутимо. – Илона, если ты планируешь остаться здесь, я хочу знать, что у тебя будет свой уголок. Чуть приближаюсь к ее уху и более тише добавляю: – Я буду спокойна, зная, что ты не останешься без крыши над головой. Неважно, в отношениях ты или нет. Илона обнимает меня без ответа. Стискивает так, что у меня глаза выпучивает. – Но если ты вернёшься, я смогу ее сдавать, – заключаю весело, обнимая ее в ответ. – Говорят, в Кенсингтоне космическая аренда, разбогатею только на этом. Илона хихикает, отстраняясь, но я вижу в ее глазах блеск печали. – Так это твоё окончательное решение? – переспрашивает она, чуть отстраняясь. – Принимаешь наследство? – По ощущениям… – произношу тихо, поворачивая голову к окну. – Я скучаю по этой нервотрепке… Теперь я по-настоящему понимаю, что это топливо для моей жизни. Когда что-то щекочет нервы – хочется жить дальше. И, возможно, если бы я изначально нашла в себе силы продолжать работать, а не отказываться от доли… может и не было бы того нервного срыва. – Не говори так, – покачивает головой подруга. – Многое тогда сломало тебя, а если бы ты ещё и в компании нервы мотала, то непонятно, что вообще бы с тобой стало. Пожимаю плечами. Черт… неужели я и правда решилась? Просто стоило мне десять минут поболтать с подругой, как я готова уже весь мир на колени поставить. И как я без нее буду там? Одна? Одна… и правда… Разлука с ней… Не представляю, как я буду без нее в Москве. Раньше она была хоть какой-то отдушиной от мира богатств и власти. А сейчас… мне будет не на что отвлечься. Но я же не могу заставить ее делать выбор между мной и, возможно, настоящей любовью в ее жизни. Ей пора перестать нянчиться со мной и уже твердо встать хоть на какой-то путь. Хотя бы в амурных делах. ***** Бэн уехал, позволив нам быть наедине. Джеймс сидит в баре со своими друзьями, вручает им презенты из Москвы, а мы с Илоной купили вина, сыра, фруктов и решили устроить небольшую пижамную вечеринку, разговаривая обо всем на свете. Мне удалось выплакать все, что накопилось за эти несколько дней. Сбросила тяжелый груз. Высказала все свои настоящие эмоции. Между рыданиями смеюсь с подколок подруги, что я скоро буду носить на голове строгий пучок и костюм-двойку. Буду истеричная и стервозная, а по офису про меня будут пускать слухи об отсутствии секса в моей жизни. Ну, в общем, приписала она мне классический набор властной, богатой женщины, которая поставила все на кон ради карьеры. – …а ещё у тебя будет помощник, – хохочет Илона, закидывая винограднику в рот. – Такой, знаешь… очкарик, худой, сутулый, с сальными волосами. Он будет бегать за тобой по пятам, таская твои бумажки… И звать его будут… Антон! Во! Загибаюсь от смеха только от одного имени. – И весь офис только и будет слышать: «Антон, сделай мне кофе!», «Антон, где мои отчёты?!», «Антон, мать твою, какого черта, ты не отменил все мои встречи на сегодня?!». А бедный Антошка будет бегать целыми днями за тобой туда-сюда, а вечером, дома, будет бросать дротики в твою фотографию. Истерика. Смеюсь в голос, захлебываясь слезами. Фантазия Илоны всегда убивала меня своей размашистостью. – Главное, чтобы он не делал ничего другого с моей фотографией, – выдавливаю через смех, морщась. Илона машет рукой. – Вот как раз, он сначала сделает «что-то другое», а потом будет кидать дротики. – Фу! – протягиваю, изображая рвотный рефлекс. – Не нужен мне никакой Антон-сутулый! Выберу в помощницы женщину. Взрослую, строгую… Чтобы я на ее фоне одуванчиком казалась.

Глава 7

Лондонская жизнь течёт размеренно, как и планировала. Действительно, дел оказалось немного. За пару дней я разобралась с оставшимися мелочами: собрала чемоданы, закрыла все необходимые счета и передала Илоне права на собственность. Прогулялись с друзьями напоследок по барам. Анна, оказывается, уехала на родину в Берлин, чтобы попробовать там открыть небольшую контору по устранению кризисных ситуаций в бизнесе. Признаться, я немного расстроилась, что она не была с нами в нашем уже любимом – «The Crown». Дни летят незаметно. Я уже переместилась со своими собранными чемоданами к Джеймсу, чтобы перед своим отъездом провести с ним время. Его реакция по поводу моего быстрого решения оказалась… спокойной. Я видела, как он расстроился, но в тот момент он крепко обнял меня и сказал, что будет со мной несмотря ни на что. Также пошутил про «проверку» чувств на расстоянии. Я усмехнулась, но подумала о том, что это самое правдивое замечание. Как говорится: «Что имеем не храним…» Утром он уходит на учёбу, а я готовлюсь к вечернему вылету. Завтра день, когда я должна дать свое решение. Написала отцу смс о том, что буду на совете директоров. Смотрю в панорамные окна. Темза расстилается внизу, как извилистая дорога… Дорога неожиданных поворотов и крутых маневров. Все как и в жизни – никогда не знаешь, куда в очередной раз заведет тебя судьба. Пытаюсь впитать в себя это чувство свободы, счастья и беззаботности, перед тем как снова окунуться в суровую московскую реальность. Надеюсь, и Джей на каникулах тоже будет без проблем навещать меня, если я не смогу. Мы проговорили об этом вскользь, но это слишком печально. Поэтому решили плыть по течению и решать дела по мере их поступления. Сижу на одном из трех чемоданов и не понимаю, как я тут успела разжиться за год. Столько барахла… И ведь все хочется забрать с собой. Даже чёртовы три килограмма конспектов захватила… Может быть, это уже синдром Плюшкина? Джей возвращается раньше, что меня безмерно радует. Его печальный взгляд скользит по моим вещам и возвращается ко мне. – Ты уверена? – раз в сотый переспрашивает. Вздыхаю, кивая. – Это всего на год… Закончишь учебу, и мы еще немного подумаем, как нам жить дальше. Он пожимает плечами, уводя взгляд в сторону. Иногда я, правда, замечаю в нем повадки ещё слишком молодого парня. Не понимаю, что его во мне так привлекло. Я, конечно, слышала про милф, но я далековата ещё от этого статуса, а так я ведь черствая, как сухарь. В отношениях с ним я похожа на унылую лужу. Или на бешенную обезьяну. Зависит от обострения моей «биполярочки». У меня нет этого диагноза, просто Илона постоянно так говорит. Ему бы кого-нибудь помоложе. Ту, которая будет восхищаться его «Феррари», видом на Темзу и наслаждаться милыми романтическими подарками. А я какая-то прожженная. Уже ничего в этом мире не удивляет. Ладно, загналась снова. Ну а что поделать? Я ведь и так переживаю постоянно, что обижаю его. Он хороший. Островок спокойствия в моем этом жестоком бушующем мире. Как отказаться от него? И как не причинить ему боль? Мягко беру его за руку, ведя в комнату, где стоит рояль. Его лицо озаряет легкая улыбка. – Сыграй мне, – прошу, усаживаясь на диванчик. – Я хочу запомнить этот момент. Джеймс садится за музыкальный инструмент. Его длинные пальцы плавно скользят по клавишам, заполняя комнату первыми аккордами. Мелодия, поначалу плавная, задумчивая, постепенно набирает обороты. Слышу некий трагизм… боль… печаль, но и в то же время некий стимул. Стимул жить, слышать, видеть и идти дальше несмотря ни на что. Музыка стихает, и парень плавно поворачивает на меня голову. – Как всегда, великолепно, – выдыхаю, улыбнувшись. – Я буду скучать по этому. Он встаёт из-за рояля и подходит ко мне. Присаживается на корточки возле дивана, оказываясь между моих коленей. – Тогда я буду звонить тебе каждый вечер и играть, – улыбается он грустно, но глаза горят серьезностью. Обхватываю руками его плечи, притягивая для поцелуя. Он отвечает на поцелуй медленно, словно запоминая каждый изгиб моих губ, как будто знает, что скоро наши пути разойдутся, хоть и на короткое время. Его руки ласково скользят по моему телу, снимая одежду. Без лишних слов, без спешки. Каждое его прикосновение – это признание в любви, тихая мольба остаться. И я отвечаю ему. Отдаюсь моменту чувственности, понимая, что скоро мне придется уехать, оставить его здесь, в другой стране, пока сама я буду покорять вершины. Он целует меня в шею, спускаясь ниже, к груди. Его дыхание горячее, влажное. Чувствую, как его руки сжимают мои бедра, притягивая ближе. Отвечаю на его ласки, стараясь запомнить каждое ощущение, каждый момент близости. Это наш способ попрощаться, наш способ сказать: «Я буду скучать». Мы занимаемся любовью, нежно и страстно одновременно. В каждом движении, в каждом вздохе – тоска и предвкушение скорой разлуки. ***** Хитроу гудит, как переполненный улей. Вокруг снуют люди, чемоданы катятся по блестящему полу, а объявления о задержках рейсов звучат как фоновая музыка к моей собственной драме. Джеймс и Илона стоят рядом, их лица – отражение моих собственных противоречивых чувств. Илона рыдает навзрыд, уткнувшись мне в плечо. Её слезы пачкают мое серое пальто, но я даже не замечаю. Сама стою на грани слез, сжимая в руке ее руку – холодную и дрожащую. Джеймс, хоть и пытается придерживаться своего обычного, немного застенчивого юмора, не может скрыть грусти в своих глазах. Его улыбка натянута, как струна на старом рояле. – Ну… – выдыхает он, пытаясь отвлечь нас от взаимного рыдания. – Мисс Волкова официально отправляется покорять вершины российского бизнеса. Только не забудь прислать открытку с видом на Кремль, а то я вдруг подумаю, что ты под столом с бывшим свекром водку пьешь. Его попытка разрядить обстановку не работает. Илона всхлипывает ещё сильнее, а я чувствую, как комок подступает к горлу. Мы обнимаемся втроём, молчаливое прощание, полное невысказанных слов и скрытых надежд. В этих объятиях я вдруг понимаю, насколько сильно мне будет их не хватать. Илона – это моя семья, моя опора в любой точке мира, человек, который знает меня лучше, чем кто-либо. Джеймс… Его любовь – это необычайно мягкий свет, который освещает все углы моей жизни. Я боюсь потерять и то, и другое. – Не переживай, – говорю я, вытирая слезы Илоне. Голос дрожит, но я стараюсь звучать увереннее. – Мы будем постоянно созваниваться, видеозвонки, переписки… Я обещаю. И вообще, я вас обоих жду в любое время. И сама буду стараться выбираться чаще, когда немного устаканюсь. Илона кивает, всё ещё плача, но её слезы уже не кажутся такими отчаянными. Джеймс крепко сжимает мою руку, его взгляд полон какой-то странной смеси тревоги и надежды. Он молчит, но я вижу, что он тоже даёт мне понять: «Я верю в тебя. Я буду ждать». Объявляют мой рейс. Я отпускаю руки друзей, чувствуя, как в груди сжимается что-то тяжёлое. Образ Джеймса, с его грустными глазами и неуверенной улыбкой, будет преследовать меня на протяжении всего полёта. В голове звучит его шутка про водку с Петром… И это, кажется, единственное, что способно принести хотя бы малую толику улыбки в этот тяжелый момент расставания. В самолете, наблюдая за расстилающимися под крылом облаками, я чувствую себя одновременно пустой и наполненной энергией. Пустой от разлуки с дорогими мне людьми, наполненной предвкушением неминуемых перемен в моей жизни. Перемен, к которым я, похоже, всё ещё не до конца готова. Но отступать – больше не в моих правилах.