
Полная версия
Нестихи
в воздушное, в иное,
где меньше перегноя,
в стремление, в тонкий рай,
где жизни бритвы край.
Где гости не глодают кости,
где Случай – Радогаст,
на всё для Совпадения горазд.
Где будущего нет,
где всё – из настоящего привет.
Невидимого гада в топку:
от Призрака нет толку.
Из ничего рождается среда,
будь на виду, навидь,
и будешь ты «всегда».
Без памяти о прошлом:
никогда.
Мы не уходим до конца,
из жизни крепкого ларца.
Нам не дают освобождения,
напоминая про спасение,
про долг явиться в воскресение.
Вменяют веру в наказание,
за сердца чистого признание.
Насилия обещают мир разрушить,
до основания, а затем,
кто был ничем, тот будто станет всем.
На лобном месте красят крест зелёный,
и голых садят на насест палёный.
Где петухи кричат и куры
какие же мы были дуры,
где в чане суп уже кипит,
аллах акбар, баран вопит,
и волка за решёткой злит.
Мир очевиден – это истина.
Мы не вернёмся сюда на:
не на поверку и проверку,
не на прожарку, на развод,
как бы в раю на стало жарко,
забудем мы от ада код.
И не по зову, не по клику,
и даже – по христову лику.
Не за наличные в обличье,
не в облике, не в образе отличном,
не по ошибке, не притворно,
не от оргазма-рукотворно.
Пусть тот, кто в середину веры сладко кончит
– нас нежно в нашем будущем прикончит.
Наш разум Жизнь ломает размножением
Наш разум Жизнь ломает размножением,
нам оставляя выяснение отношений.
Жизнь привлекли командовать влечением,
гоняться за здоровьем – увлечением.
Нам невдомёк:
для жизни мы с водой кулёк,
в котором иже и еси,
глазами воздух ловят караси.
Не ясно нам, что жизнь одна для всех,
и, что тела ей служат для утех.
Не знаем мы, что трение наших тел,
рой испускает уголовных дел,
из улья черепушки головы,
до слухов жадных и молвы.
Жизнь безопасна, если ей не противляться,
и телу не мешать, как хочет, проявляться.
Ограничение положения тел —
для жизни роковой удел.
Жизнь дарит телу полную свободу,
для выхода, но более – для входу:
для выхода в любое положение,
снаружи уменьшая напряжение.
Жизнь подписала страхом соглашение:
дать Страху Волю принимать решение.
Страх – главный в теле идеолог,
он и лингвист и политолог.
Она не поощряет Ома безопасность,
и в тело запускает Ума гласность,
тревогу заливает по сосудам,
даёт сигналы SOS судам и пересудам.
Любая безопасность дарит боль,
меняет тела правильную роль.
Роль безопасности играет Бес,
которого Христос укатывал в замес.
Жизнь не разумна – это поняли Атланты,
и потому играли с жизнью в фанты.
Они ввели в кровь жизни Оправдание,
и перестали загадывать желание.
Всё, что хотелось-ожидалось,
уж не питало к жизни жалость.
Жизнь намекала, что «жалеть меня не надо» —
вот тем и будет для людей отрада.
Нагое тело всё желанное хотело,
и потому легко имело и умело.
Жизнь в теле медлит еле-еле,
а человека обнаруживает в деле.
Дела, пустяшные дела,
опустошают кровные тела.
Покуда жизнь слова не захватила,
душу от слов тревогой не мутило.
Но эволюции процесс потребовал от слов эксцесс,
с бесценною приставкой бес.
Инструкций не давала Жизнь,
и лёгок Случай был:
Победе и Беде пути закрыл.
С питательной едой,
с пустою головой, в раю,
случайно, налегке,
жил человек в своём мирке.
Наилучший путь – случайный
Наилучший путь – случайный,
наилучший путь – любой.
На свидании с богом Случай,
Путь случается с Тобой.
Вот ты сбрасываешь платья,
без стеснения на щеках,
и приятные объятья
вам останутся в веках.
Путь Господен исповедан,
перекрестьем на спине,
даже детям он поведан,
что победа лишь в вине.
Чтобы сделать, что ты хочешь,
нужно отыскать вину,
и она тебе подскажет тайну заповедь одну.
Лук когда то был отвагой,
мысль – острою стрелой,
притянул закон обоих обоюдною виной.
Мысль сильнее, чем реальность:
таковой она была,
Но за мысль перед словом
вдруг наложена вина.
Мыслями закон не рулит,
его пища – слов слова,
уголовными статьями
наполнялась голова.
У голов дракона голод – пищевой,
но использовал он орган – половой.
Для спасения безопасности
от не прикосновения к гласности.
Триединство глав дракона
Тройку породил закона.
Прокурор, судья, палач,
а от господа – калач.
Человек силён был мыслью,
жил без слов, как без оков:
он лишь веки открывает,
чтобы жить во век веков.
Видеть истину-вот зрение,
чтоб катить колёса обозрения:
все по лучшему пути,
где траве-грибам расти.
Лучший путь укажет лучник,
путь – полёт одной стрелы,
где невесты-жабы-сучки
все желания малы.
Если знаешь, что ты хочешь,
дело это на пятак,
мир так прост, господь не против:
делай это просто так.
Но в конце пути голгофа,
там предел, тупик, закон,
и у мёртвой стенки плача
парагвайский патефон.
Он играет тихо, люто,
дарит музыку за так,
звуком гимна прикрывает
способ сделать всё не так.
Нет предела совершенству?
Есть: плюнь в рожу духовенству.
Эволюции улов
состоит из верных слов.
Молчаливый наблюдатель —
на подносе слов податель:
вот такой он человек —
бога Случая предатель.
Совпадение увеличить,
Божий Случай возвеличить,
результат и лучший путь
в одну дудку будут дуть.
В соперниках успеха Время
В соперниках успеха Время,
соперник времени-Успех,
у этих ипостасей нет иных утех:
в их лексиконе ничего во век
про слово «человек»,
за исключением человеческого бремени:
когда секунды тикали по темени.
Насилием стрелки приспособить,
с лихвою удержать успехи,
поняв, что время не убить,
лениво сбросил человек доспехи.
Успех и время-многоборье,
для демона народа с плоскогорья.
Успех бесспорно преуспеет,
коль время обогнать успеет,
переступая чрез запреты,
кидая в турникет монеты.
Чтоб поиметь успех
проступок нужно совершить,
успешный,
он не для всех,
и потому особо грешный,
чтобы затем успеть
вины корону на себя надеть,
и выйти победителем,
удачи укротителем.
У победителя Вина-победа,
в ней вся беда Закону для обеда.
Закон не терпит победителей
и нанимает обвинителей,
с ручной Виной-бензопилой
и гопотой присяжных заместителей.
Все знают, что не судят победителей:
казнят и рубят вместе с головой,
подобно, как простых грабителей.
Но иногда закон становится приветлив,
и казнь для публики замедлив,
не отделяет голову от тела,
желая сшить для тела дело.
Вот говорят не прыгнешь выше головы,
но вы не слушайте молвы:
прыжок через дурную голову
подобен золоту из олова.
Берёт копьё и щит Успех,
сбивает крест с судьбы,
чтоб с головою быть на ты,
приносит в жертву всех.
Чужим успехом пользуется племя,
теряя на пути к Олимпу время,
о пни закона спотыкаясь,
и лишь на время затыкаясь.
Чтобы достичь успеха нужно Оправдание,
своих поступков и преступков,
без терпеливого рыдания.
Тех, вдруг, кого настиг Успех,
не отличаются от всех,
кто от чужих успехов заразился,
и со своей судьбой сразился.
Успех
Успех себя развить успел,
ему сам бог сонату спел,
про Сатану,
но когда бога заменил закон,
успех был выведен за кон.
Успех стал у закона шулером,
а игрокам представился законным шурином.
Народ пожалуй будет хуже олигарха,
ему не жаль святейшего монарха.
Чтоб олигарху не мешал народ,
последний отпускается в расход,
всё тем же именем народа,
которого не жалует сама природа.
Великий повод есть для Возвращения
Великий повод есть для Возвращения:
«растлить в себе нагое развращение»,
к канону снова вспомнить отвращение.
Из тлена вызвать мертвецов,
их де'дов, матерей, отцов,
всех, до седьмого поколения —
почтить законом природные явления.
Желание мести страху – жажда возвращения,
чтоб довести до места отмщение,
чтоб пожалеть себя
без жадности смущения,
без ужаса вернуться с точки преступления,
вновь это место посетив,
стерев весь позитив и негатив.
Вернуться-отомстить,
чтоб трусость уличить;
сызнова ревновать,
и жизнью рисковать,
и чтоб не знала мать;
мучительно любить, убить и приголубить;
погонею заняться, и по следам гоняться,
со смертью на конце иглы обняться;
ударить вновь: рекою – кровь;
до края нервы довести
и слёзы выплеснуть из совести.
Любое приключение
для инкарнации – значение.
Для молодого тут – одна эпоха,
для старости – в любое время плохо.
Любая мелочь и привязка:
для лодки Смысл – якорь,
для Мысельки петли – завязка.
Для жизни тело – увлечение,
а для погибели – влечение.
Любое слово из души,
язык притянет за уши.
В момент познания оживает время,
чтобы дождём пролить бушующее племя.
Остановить,
дать пламени остыть,
добром и злом друг друга не убить.
Два «солнца» в воздух бросили восточного Амура,
повеселел угрюмый самурай,
прицельно освятил мишени Мазда и Ахура,
вдруг поднялась до сердца Манипура,
озвучил Сони долгожданный рай.
Яд в случае любви,
любому совпадению – благостный флюид,
и оправданию всех – нектар благодарения.
Но, боже, упаси от мести в место возвращения.
Медаль мы при рождении получаем
Медаль мы при рождении получаем в загсе.
Там нацарапано:
«ребёнку-плаксе»,
слезами, кровью, молоком,
а тот, кто написал,
с рождённым не знаком.
Рождение – первородный чин,
он и для женщин и мужчин.
За мужество рождения – медаль,
за то, что мама не смотрела в даль.
Для матери дитя-моральная педаль:
вперёд на скорости летит-нажала,
не зря тебя, мой плод, рожала.
Ребёнок плачет при рождении,
мать же смеётся в наслаждении.
Медаль – часть материнской платы,
закрыть которую не хватит и зарплаты,
за все века, от рождества христова.
Нам память не забыть,
и празднуем мы снова,
его в хлеву невинное рождение,
как помешательство и наваждение.
На аверсе таится аватар-портрет,
на реверсе простого интереса нет.
Продать и заложить нельзя награду,
сгодится лишь дракону или гаду.
А хитрый, пошлый нумизмат
даст за медаль лишь мата шмат.
Душа наполнена летучими словами,
как диктатура мозга головами.
Для равновесия души потребуем молчание,
кивки, согласие, голов качание.
Тогда, сколь телом не греши,
слова останутся в тиши.
Но мы про гурт резной забыли,
когда тираны злобно выли,
для равновесия и чтобы не бесило,
и голову от страха не сносило,
монету ставили ребром,
лошадкой резвой в ипподром,
заезда номер на удачу,
жетон увесистый на сдачу,
и ждали окончания забега,
и грёз и гроз насмешливая нега,
нам доставалась, как победа:
едой – бега,
водою – берега,
и лошади подкованной
счастливая нога.
Вернуться: нет такого наставления
Вернуться: нет такого наставления.
На камне —
только прямо, влево, вправо направление.
В конце-конец, погибель, плаха, финишная вера.
Назад, в начало, возвращайся Божья Эра.
Вперёд бежит который перед нами,
не догоняем мы его словами.
Неправды нет,
всё – право: даже грех.
Желание любви тревожит большинство,
желание быть любым освоит меньшинство.
Согласный с Правым вместе ходит,
но бог-закон-дракон их в стороны разводит.
Коль душа уже чиста,
не до любви ей с чистого листа.
Душа от зомби укрывается в глазах,
душа от зомби укрывает сглазом,
любви меняя знак на любый и любой,
душа скрывается в маразм.
В победе кроется вина беды,
которую затеяли деды или жыды.
Вина – не корень, корень – ожидание:
еды, беды, победы, смерти и признания.
Из лабиринта жизни – только Вход
Чтобы выйти за предел закона и пожить,
Бла'гой Смерти отношение нужно заслужить.
Чтобы подруги милой не бояться,
чтоб с жизнью смело насмерть драться.
Не станет смерти гибельного страха,
не будешь поклоняться мо'щам праха.
Религия лоскутным во'льтом Гибели,
впихнула жизнь в статуэтки мебели,
чертог убогий роскошью обставила,
Погибель послужить себе заставила.
Религия – наука,
уголовная,
продажной инквизиции,
для головы людей сплошная мука,
поголовная,
в не правой оппозиции.
Жизнь – не в театре репетиция:
военных слов и мыслей коалиция,
в итоге, в прибыль Смерти инвестиция.
Жизнь – окоп лаборатории,
цифир нумерология.
Коль есть аудитория,
жизнь пусть будет это лекция,
и для извилин мозга секция.
Носом поводить,
очаг найти,
из камеры религии в квартал бессмертия войти.
Волшебство науки —
единственный среды религии финал,
где до добра не доведут слов червяков чекистов муки.
Ошибка в том, что тщетно Выход ищем,
и Соловьём Разбойником от страха свищем.
Язык пытаем развести на слово,
но нас закон разводит на язык.
Из лабиринта жизни – только Вход,
в портал, на время, данное в познание,
пока лабораторную работу мы ведём,
покуда смерть не разлучит:
Двоякий Ум и Чёткое Сознание;
Трусливый Вход и Бегства Лёгкий Выход;
любовников:
Взрыв жгучий – острую Пробирку,
Бумаги белый лист и чёрную Копирку;
мудрые корни от ствола дремучего,
кармы телегу от судьбы вола могучего;
словарь души от духа сорванца,
лукавые слова и подленькие мысли,
и так до самого конца,
покуда все секунды долга вышли.
Мы – узники закона
Есть спрос, есть предложение;
закон и пёс запрет
низводят до смущения,
твердя сплошные «нет».
И спрос и предложение —
они внутри живут,
но их на обозрение
зевакам берегут.
Бесславно опозорен
интимный мой порыв,
казнён и обезглавлен
моей души нарыв.
Нарыв моих желаний
накрыл живую стать,
помог закон жестокий
мне окаянцем стать.
В высоком Беззаконии
традиция моя,
науки Правословия придерживаюсь я.
Заранее, справедливо прощён за наготу,
подсунули народу – религию не ту.
Религия-воровка украла все слова,
осталась человеку пустая голова.
Из кочана, из репы, горшка и головы
религия сварила закона для молвы.
Позорные законы, как для песца зимой,
расставили капканы, усилили конвой,
рассыпали отраву, не дали спать чертям,
а бесов поручили обрыву и свиньям.
Мы – узники закона,
но требуем закон,
за всякое мирское
нас ставили на кон.
Да, нас к цветам тянуло,
да, нас трава влекла,
цветы нас заманили на голые тела;
нагая и бесстыжая на нас трава легла.
И были мы счастли'вы минуту до зари,
пока на колокольню поднялись звонари.
Жизнь умаляет смыслом тело
Жизнь умаляет смыслом тело,
пока душа на небо полетела,
жизнь продолжает течь,
закончив внутреннее дело.
И, положив тела во гроб,
жизнь утекает, словно молния в сугроб.
Поди найди, что в теле трепыхалось,
и собери, что из сосуда расплескалось.
С кого спросить «халатную небрежность»,
что жизнь-жена не подарила мужу-телу нежность,
вильнув ушла, измену сотворив,
другое тело в жизнь приговорив.
Жизнь-уголовные дела
имеет управление
на рабские тела
оказывать давление.
Никто не ищет жизнь в дознания отделе,