Огни из Ада – 2

Огни из Ада – 2

Макс Огрей

Редактор Евгения Белянинова

Корректор Алена Деньгова

© Макс Огрей, 2025

ISBN 978-5-0067-2436-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0067-2437-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. 1956 год

– Бесы, бесы все злей и злей.

– Бесы, бесы в душе моей…

Группа «Ария»,песня «Бесы»

Москва, 31 января 1956 года

По окончании самой холодной ночи в этом году в 05:30 утра со стороны улицы Радио на Лефортовском мосту появилась одинокая женская фигура. Она семенила мелкими шажками, с трудом пробираясь сквозь снег по нечищеной пешеходной части моста. Это была пожилая дама в мужском овчинном тулупе длиной практически до щиколоток, в валенках до колен. Голова ее была укутана серым пуховым платком так, что скрывала нижнюю половину лица, глаза и нос она то и дело прикрывала рукой в вязаной серой варежке. От тяжелого и горячего дыхания в воздухе клубился пар, инеем оседая на платок и ресницы.

Когда женщина отнимала руку, можно было увидеть ее испещренное морщинами лицо, глубоко запавшие глаза.

Возраст женщины был действительно впечатляющим, совсем недавно ей перевалило за сто тридцать пять лет. Маловероятно, что обычный человек может дожить до столь почтенного возраста, при этом находить в себе силы для длительных ночных прогулок и пребывать здравом уме и твердой памяти.

В одной руке пожилая женщина держала за длинный ремешок небольшую сумочку, сшитую из серых лоскутков ткани грубой фактуры. Из сумки слегка выпирал некий предмет, форму которого было трудно определить. Судя по всему, он был замотан в тряпку.

Старушка периодически останавливалась, чтобы отдышаться и осмотреться. На улице почти никого не было – лишь пара прохожих, спешащих на работу в утреннюю смену. Они шли по другой стороне моста и о чем-то негромко разговаривали, не обращая внимания на старую женщину. На дороге виднелись свежие следы грузовиков, которые изредка проезжали мимо, освещая себе путь желтыми фарами и заставляя снег причудливо играть на свету.

Дойдя до места, где мост пересекал замерзшую речку Яузу, старушка остановилась, облокотилась на перила и стала смотреть вниз. Если бы не ее озабоченный вид и не темнота раннего утра, можно было бы предположить, что она любуется зимним московским пейзажем.

Вот старушка перекинула руку с сумкой через перила и замерла. В ее жесте не было старческой растерянности или нерешительности, она размышляла, логически просчитывала следующее движение. Сделать? Или не сделать… Когда ей показалось, что решение принято окончательно, она раскачала сумку, но… передумала, что-то тихо произнесла и втянула сумку обратно.

Старушка снова осмотрелась по сторонам и, убедившись, что находится совсем одна, пошла дальше по мосту. Снег скрипел в такт шагам, ноги то и дело скользили.

Сколько нужно еще идти, она не знала, но была абсолютно уверена, что не остановится и завершит то, что задумала. Это нужно было сделать давно, но она все не решалась, ее мучили сомнения. Сегодня ночью – все решено.

Мост закончился, и старушка вышла на Красноказарменную улицу, которая сразу начиналась с высокого забора, двух арок с воротами и металлической вывеской «Лефортовский парк». Справа от ворот продолжался кованый забор, который через несколько пролетов упирался в пятиэтажные строения. Слева же он поворачивал в сторону Головинской набережной и уходил далеко за пределы видимости.

Пожилая дама подошла к одной из арок и остановилась, чтобы отдышаться. Решительный настрой помогал ей двигаться дальше, но возраст брал свое. Опершись рукой на колонну, старушка согнулась пополам, тяжело вдыхая ледяной воздух. Спустя пару минут она все же нашла в себе силы, выпрямилась и тихо произнесла:

– Ну же, Мария, давай. Надо все закончить, пока тебя никто не видит. Отдыхать будешь потом, – и уверенно шагнула вперед.

Несмотря на то, что солнце еще не встало, в парке было достаточно светло. Снег отражал холодный лунный свет.

Она шла прямо по узкой тропинке, которую дворник чистил несколько дней назад после сильного снегопада, и ее до сих пор не завалило снегом. Мелко семеня и то и дело оскальзываясь, Мария добралась до прудов, разделенных дорожкой, по которой она пришла сюда. Дальше старушка уже пробиралась через высокие сугробы.

Наконец она оказалась на берегу одного из прудов, справа. В это время года водоем представлял собой обширное ровное пространство, засыпанное снегом, испещренное цепочками следов – собачьих и человеческих, то тут, то там на этом белом поле стояли снеговики.

Оглядев пруд, Мария помотала головой и, пробираясь по своим же следам, побрела обратно на тропинку. Ко второму пруду она решила не подходить, так как он выглядел точно так же. Глубоко вдохнув морозный воздух, старушка упрямо двинулась дальше по тропинке вглубь парка.

Пройдя еще метров сто, она увидела, что тропинка сворачивает левее, к очередному пруду. Мария подошла ближе. Берег был защищен балюстрадой по пояс высотой. Внизу виднелся Грот Растрелли. Нагнувшись, она с интересом осмотрела пруд, а особенно место, которое было прямо под ней.

– Может быть, тут? – спросила она сама себя и огляделась. Вокруг никого не было.

В парке царила тишина. Мария решила спуститься к пруду с левой стороны. Она сошла с тропинки и, обогнув ограду, стала спускаться. Но это оказалась нелегко: из-за сугробов приходилось высоко поднимать ноги. Когда она оказалась за оградой, выяснилось, что просто так спуститься к пруду практически невозможно: крутые берега превращены детьми в ледяные горки. И все же она решилась. Подойдя вплотную к кирпичной стене грота и используя ее как опору, она начала спускаться. Старые ноги подвели ее: не удержав равновесие, Мария упала на спину и, ударившись головой, съехала с горки к основанию грота.

Какие только ругательства ни приходили ей на ум. Лежа на спине, она в бессильной злобе колотила кулаками по снегу, однако сумку на выпускала.

Скоро необычайно активная старушка успокоилась и, кряхтя, поднялась на колени. Через минуту ей удалось встать на ноги. Хватаясь то за голову, то за поясницу, она подошла к гроту и стала искать изъяны в стене или в основании. Мария всовывала свою ношу в щели между кирпичной кладкой и отступала на несколько шагов, но каждый раз ей не нравилось, как это выглядит – сумку было видно, и она, ругаясь, перекладывала ее в другое место:

– Черт побери… Тоже не подойдет… Его тут легко найдут.

Поняв, что идея с гротом оказалась неудачной, Мария решила выбираться наверх. Подъем оказался намного сложнее и продолжительнее, чем спуск. Ей пришлось отойти подальше от грота и, встав на карачки, ползти, волоча сумку, которая ужасно мешалась. Ко всему прочему ее ноша была насквозь мокрая из-за того, что снег, попадавший на нее, тут же таял. Варежки Марии промокали и сразу замерзали. Кое-как поднявшись наверх, она вернулась на тропинку. Силы почти покинули ее, дыхание было частым и прерывистым. Одежду облепил снег, делая ее похожей на одного из тех снеговиков, которых она видела на первом пруду.

В очередной раз отдышавшись, Мария решила, что затея спрятать сумку провалилась и надо бы отправляться домой греться. С поникшей головой она побрела дальше той же тропинкой, оставляя грот позади.

Полностью погруженная в свои мысли, она не заметила, как дошла почти до конца парка. И тут ее внимание привлек деревянный забор. Она остановилась. Заглянув в щель между досками, она поняла, что этот забор ограждает стройку. Самого здания еще не было, в центре площадки зиял котлован. Обойдя забор с другой стороны, Мария снова заглянула между досок, и ей удалось разглядеть глубокое основание под застройку. Решение пришло практически мгновенно: она должна во чтобы то ни стало попасть внутрь.

Забыв про усталость и закоченевшие в ледяных варежках руки, пожилая дама принялась искать способ проникнуть на стройку, обходя забор по кругу. Наконец она подошла к запертой изнутри калитке. «Значит, на стройке есть как минимум сторож», – размышляла она. Так не пойдет, совсем не нужно, чтобы кто-то видел, как она прячет сумку…

Немного поразмыслив, старушка снова побрела вдоль забора, внимательно его обследуя. Наконец она заметила в сугробах человеческие следы. Они были давние, глубокие, начинались от середины забора и уходили куда-то в глубину парка. Мария подошла к забору вплотную, ощупала доски, подергала и нашла две, держащиеся только на верхних гвоздях.

Воспользовавшись лазом, Мария оказалась на строительной площадке недалеко от котлована. Быстро оценив обстановку, она определила, где находится будка сторожа и где спуск к основанию будущего здания. Опасения по поводу сторожа сразу же развеялись: его даже на таком расстоянии было хорошо видно сквозь грязное окно строительного вагончика. Бородатый мужичок сидел в свете тусклой лампочки на стуле, запрокинув голову назад, и крепко спал.

Мария, пробираясь через высокие сугробы и строительные материалы, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, упрямо двигалась к спуску в котлован. Она уже совсем не боялась разбудить сторожа.

Наконец преграды остались позади, и старушка, мелко семеня, спустилась вниз по пандусу из заледеневших досок. Добравшись до дна ямы, Мария стала искать укромное место для своей невыносимой ноши…

Пройдя почти по всему периметру котлована, она заметила на земле две бетонные плиты. Между ними был небольшой промежуток, в который вполне могла бы пролезть рука. Мария упала на колени и стала быстро сметать снег с плит на месте их стыка. Она сняла задубевшую варежку и опустила руку в щель, чтобы проверить, хватит ли внутри места. Рукав тулупа застрял и засучился, но оголенная рука продолжила углубляться. Наконец пальцы коснулись замерзшей земли. Она повела ладонью по кругу и поняла, что под плитами достаточно свободного пространства для сумочки.

Мария вынула из щели руку и стала дышать на нее, пытаясь отогреть. Потом еще раз посмотрела по сторонам, взяла сумочку и достала замотанный в тряпицу бесформенный золотой слиток. Размотала и на секунду замерла. «Как же я сразу не догадалась его спрятать без сумки!» – хлопнула она себя ладонью по лбу и просунула слиток в узкую щель. Это была предпоследняя часть той самой силы демона, которую пятьдесят с лишним лет назад Мария смогла отнять у Огнивы, а после – изгнать ее в преисподнюю. Еще две части Мария спрятала в стене подвала церквушки в Лианозово. Остался один маленький кусочек проклятого золота. Тогда она еще не решила, что с ним делать, и оставила у себя.

Просунув демоническую ношу как можно дальше, она постаралась запихнуть ее под плиту, но слиток постоянно за что-то цеплялся, и это ужасно раздражало уставшую и окоченевшую Марию.

Наконец-то у нее все получилось, проклятое золото спрятано, сверху накрыто мелко исписанным листом бумаги и сумкой. Мария, несмотря на возраст, ловко встала на ноги, на лице ее играла легкая ухмылка.

– Теперь никто не найдет, даже она, – с облегчением выдохнула старушка.

Замерзшими руками, на которые Мария уже не обращала внимания, она нагребла снег между плит, чтобы скрыть тайник, поднялась и пошла к подъему из досок. Возле замерзшего настила она остановилась в растерянности: подняться без посторонней помощи казалось нереальным, но стоило все же попробовать.

Встав на колени, она сделала несколько тщетных попыток вползти наверх. В очередной раз беспомощно скатившись по доскам, она поискала глазами предметы, которые помогли бы помочь ей выбраться из ловушки. Ничего не было.

Как бы Мария ни уговаривала себя, продолжая попытки выбраться из котлована, она все с большей ясностью понимала: если не позвать на помощь, можно замерзнуть насмерть. Она закричала в надежде, что в такое тихое утро ее услышит сторож. Оттуда, где находилась Мария, можно было разглядеть окно его будки, и женщина видела, что крики ее не производят должного эффекта – сторож по-прежнему спал. Тогда она набрала полную грудь ледяного воздуха и закричала из последних сил. Все напрасно. Неужели ей придется так и замерзнуть здесь, на стройке, после удачно завершенного такого трудного предприятия?!

Мысли Марии работали с сумасшедшей скоростью, пока тело сковывал беспощадный холод. Она уже не чувствовала рук и ног. Решение разбить окно в сторожке чем-нибудь тяжелым пришло само собой. Было удивительно, как она сразу до этого не додумалась. На бетонных плитах валялся увесистый осколок кирпича, но добросить его до сторожки оказалось не так-то просто. Кирпич был тяжеловат для дряхлой и обессиленной Марии, и его не удалось подкинуть достаточно высоко. Тогда она поискала камни поменьше, и после нескольких неудачных попыток ей удалось найти подходящий.

Сосредоточившись, она собрала уже даже не силы, а остатки отчаяния и швырнула его в бытовку. Бросок получился слабым, но все же камень долетел до окна и со звоном отскочил на землю. Стекло не разбилось, но звон разбудил сторожа, который вскочил на ноги. Взгляд его был ошарашенным и испуганным. Когда до мужчины дошло, где он находится, он немного успокоился и сделал несколько глотков из носика металлического чайника, который стоял на тумбочке в углу. Пока сторож жадно пил воду, боковым зрением он заметил движение за окном. Отставив чайник и вглядевшись в темноту, он различил маленькую фигурку старушки на самом дне котлована, которая махала ему руками. Сторож протер глаза и, убедившись, что ему это не мерещится, быстро накинул телогрейку, нахлобучил шапку-ушанку и выбежал из своей будки.

                                            * * *

– Голубушка, это как же тебя угораздило-то в котлован влезть? – спросил сторож окоченевшую и дрожащую от холода горемыку, доставая из пол-литровой банки с водой забулькавший кипятильник.

Пожилая женщина сидела на табуретке и с любопытством разглядывала тесную каморку, пропахшую табаком и перегаром.

– Ой, милок, за кошечкой пошла. Она так жалобно мяукала, а я сдуру-то захотела ей помочь, – отвечала Мария нараспев. – Да вот, видишь, и сама попала в ловушку. Туда-то смогла спуститься, а обратно уже никак. А кошка, кошка-то, как меня увидела, сразу же перестала мяукать и удрала наверх. Да так ловко, проклятая… Прямо какое-то наваждение, будто специально меня в ловушку хотела заманить, а самой и след простыл. Хотела я выбраться, да не получалось. Куда уж мне на такую горку забраться… Думала, все, пропаду, старая, на этой окаянной стройке. Если бы не ты, добрый человек, все, вспоминай как звали.

– Ага. Живность, значит, ясно, – согласился сторож, кинув в банку щедрую щепоть заварки. – А как ты попала на стройку? Калитка закрыта изнутри, и сторож сидит, охраняет от посторонних, чтобы никто тут не шастал и не упер чего. – Немного задумавшись, он добавил: – Ну, может, я слегка и задремал. Но это всего на минутку, просто глаза устали смотреть в темноту, вот я их и прикрыл, чтобы отдохнули.

– Так там в заборе лаз есть, – с невинным лицом ответила старушка. – Я смотрю, следы кошачьи, и пошла за ними. А они как раз и привели к забору, где доски отодвигаются в стороны.

Немного помолчали. Сторож разлил чай по металлическим кружкам, сел на край кушетки напротив стола и задумчиво пробормотал:

– Ясно, ясно. Опять, значит, строители лаз себе сделали. Ну я им покажу, – он погрозил большим кулаком в окно, глядя на забор стройки. – Колючую проволоку растяну, будут знать, как лазить… – потом повернулся к старушке и спросил: – А как зовут-то тебя, бабулька?

– Мария, – ответила пожилая женщина и сделала маленький глоток из кружки. – А тебя как?

– Вообще, меня зовут Димой, но все называют по отчеству – Митрофаныч, – ответил сторож, приглаживая лохматую бороду. Он посмотрел на все еще подрагивающую от холода старушку и с легким недоверием спросил: – А вот скажи мне, Мария, что ты делаешь в такую рань в парке? На улице темень, хоть глаз выколи, холодина жуткая, а ты по парку гуляешь. Как-то это странно.

Лицо Марии на миг сделалось очень серьезным, она украдкой посмотрела в окно, но тут же снова вошла в образ и ответила с наивной виноватой улыбкой:

– Эх, Митрофаныч. Старая я совсем стала. Бессонница мучает, сил нет. А зимой ночи такие длинные, – она сделала глоток. – Вот проснулась я рано-рано. И не пойму, спала вообще или просто глаза прикрыла. Так пролежала около часа, а сон не идет. Ну, думаю, что тут делать, нужно пойти на свежий воздух, может, нагуляюсь и потом буду крепко спать.

– Да-а-а. Бессонница – это какое-то проклятие. У меня тоже такое бывает. Но от этого недуга я всегда храню у себя народное средство, – сторож достал из-за спинки кушетки литровую бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. – Бражка из меда – самое лучшее средство от всех болезней и бессонниц. – Он протянул бутыль старушке: – Давай угощу тебя стаканчиком. Спать будешь до следующего утра.

– Нет, ну что ты. Я никогда эту дрянь в рот не брала и уж на старости лет не стану, но спасибо тебе, Митрофаныч, – отвечала старушка, поглядывая в окно.

– Ну смотри, как пожелаешь. А я себе налью стаканчик, – он взял граненый стакан, который стоял на столе, дунул в него и налил чуть больше половины. Затем принял позу оратора и, подняв свой «фужер», с чувством произнес: – Ну, бабуська, не пьянства окаянного ради, а токмо пользы для, – и залпом опустошил стакан.

Сторож не мог не заметить, что бабушка все время посматривает в окно и вообще ведет себя немного нервно.

– А что, старая, ты все на стройку-то глядишь? Нет там твоей кошки, уж убежала давно. Неужто она тебя ждать будет. Вот только для нее такая яма – сущий пустяк, а для тебя чуть ледяной могилой не стала, – он хрипло засмеялся.

– Твоя правда, Митрофаныч, чуть не закоченела совсем, – согласилась Мария, – да только я смотрю не на кошку. Мне уж больно интересно, что вы тут строить-то собрались. Вон какую ямищу вырыли, аж голова кружится, – она приложила руку ко лбу.

– Вон оно что, – сторож улыбнулся и с важностью поднял кустистые брови. – Тут строится имение польского барона. И это не какой-то там проходимец, а настоящий барон. Буржуин недобитый, будь он неладен, – Митрофаныч сплюнул на пол. – С каким-то сложным именем. У меня тут записано на листочке, чтобы не забыть. – Сторож подошел к тумбочке, выдвинул ящик и начал искать. – А, вот она, – наконец пробасил он. – Это будет дом Кшиштофа Горелика, не приведи Господи людям такие имена и фамилии.

– А что он за шишка такая, что ему дом строят в самом парке? – спросила Мария, ставя пустую кружку и отодвигая ее к середине стола.

– Да кто ж его знает, барыгу этого. Я только знаю, что его еще называют «зеркальным бароном» и что у него в Москве есть производство стекол и диковинных зеркал. И что самые верха нашего правительства заказывают ему эти стекляшки… Наверное, стоят сумасшедших денег. И больше ничего не знаю, мы люди маленькие, наше дело охранять, – сторож налил себе еще полстакана бражки и вмиг выпил. – А уж кто он и зачем, нам это неведомо.

Мария медленно поднялась на ноги, облокотившись рукой о стол, и ласково произнесла:

– Ну что ж, спасибо тебе, Дмитрий Митрофаныч, за все. За то, что спас меня и что отогрел у себя в каморке, и за гостеприимство твое человеческое. Но мне уже пора идти.

– Да куда ты пойдешь? На улице все так же холодно и темно. Посиди еще, погрейся. А как рассветет, потихоньку и отправишься домой.

– Не могу, спасибо тебе за все. Мне уже и вправду пора, – отнекивалась Мария. – Ты добрый человек, гостеприимный. Но я уже так устала и сонливость появилось. Так что пойду я, пока опять сон не развеялся.

Старушка укутала голову платком почти по глаза, надела длинный тулуп и сняла еще не до конца высохшие варежки с решетки обогревателя. Митрофаныч проводил старушку до калитки, широко открыл ее и выпустил Марию. Она вышла, обернулась, еще раз посмотрела на котлован, а потом на сторожа и спросила:

– Значит «зеркальный барон» Горелик тут будет жить?

– Ну да, а что?

– Да ничего, просто интересуюсь, – старушка пожала руку сторожа своей хрупкой ручкой во влажной варежке и произнесла: – Еще раз спасибо тебе… Будь осторожен!

Митрофаныч рассмеялся:

– Ничего со мной не сделается! Ладно, бывай, может, свидимся еще.

– Только если на том свете, – тихонько прошелестела Мария, но сторож не услышал ее слов. Он махнул рукой и закрыл деревянную калитку.

Честно говоря, Дмитрию Митрофановичу его гостья показалась очень странной. Он ей не верил. Что-то было не так в ее рассказе. Не слишком ли она стара, чтобы бегать за кошками по стройкам? Нужно проверить, вдруг она что-то там повредила.

Отойдя на несколько шагов от забора, Мария остановилась и прислушалась (сторож Митрофаныч захлопнул дверь будки), потом сошла с тропинки и пробралась по сугробам к забору, прильнула к щели между досками и стала наблюдать. Спустя несколько минут Мария увидела, как сторож вышел из свой конуры, осмотрелся и зашагал вдоль котлована, все время глядя на дно ямы, откуда вытащил странную старуху.

Он подошел к заледенелому деревянному настилу, по которому спустилась вниз Мария, и остановился в раздумьях.

– Твое любопытство тебя погубит, сторож Дима, – с ухмылкой произнесла Мария, наблюдая за ним через щель.

Митрофаныч, которому в голову слегка ударила медовая бражка, перестал сомневаться и решил-таки спуститься вниз. Он сделал неуверенный шажок, нога чуть не съехала, но сторож смог устоять. Он замер, проверяя, не заскользит ли дальше, и, когда убедился, что стоит уверенно, шагнул другой ногой. Только он, как ему показалось, утвердился на ледяной поверхности, как нога в валенке поехала по доске. Дальнейшие события заняли одну секунду: тело сторожа подлетело вверх, шапка-ушанка соскочила с головы, и Митрофаныч грохнулся со всей силы на дно котлована. Раздался глухой стук. «Головой приложился», – спокойно подумала Мария.

Больше сторож Дмитрий Митрофанович не двигался. Из-под его затылка текла густая горячая кровь, которая быстро остывала и становилась вязкой.

– Вот и ладненько. А не нужно было совать свой нос не в свои дела, – с легкой усмешкой произнесла Мария, после чего развернулась и пошла прочь в темноту парка, тая, как призрак, в утренней морозной дымке.

Глава 2. Возвращение Огнивы

– Огнива! – радостно вскрикнул Максим и проворно вскочил на ноги, вертя головой по сторонам. В комнате никого не было, кроме самого Макса. Молодой человек нахмурился и нерешительно позвал:

– Огнива? Это ты?

Снова раздался девичий игривый смех, после чего послышался громкий хлопок, и в метре от Макса образовалось густое белое облако, тут же начавшее таять. Сквозь дымку можно было разглядеть стройный силуэт…

И вот – перед Максимом уже стоит, держа на отлете длинный мундштук с дымящейся сигаретой, прекрасная девушка – высокая, стройная, одетая с очаровательным вкусом: короткий темный топик, открывающий плоский живот и осиную талию и подчеркивающий маленькую аккуратную грудь. На ногах у гостьи плотно облегающие джинсы с низкой посадкой и босоножки с высоким каблуком. Шею девушки украшает элегантный чокер в виде золотой цепочки, а тонкие запястья унизаны золотыми браслетами.

И только две яркие детали говорят о демоническом происхождении красотки – это пара небольших рожек, кокетливо выглядывающих из роскошной копны темных волос, и… хвост средней пушистости, растущий от копчика, и, надо сказать, довольно длинный. Хвостом этим она обвила свои стройные ножки.

Это была Огнива – могущественный демон, дочь Сатаны. Он стояла с серьезным лицом, а в глазах ее поблескивал неяркий, спрятанный в глубине расширенных зрачков огонек. Девушка поднесла мундштук к губам, сильно затянулась и произнесла:

– Ну здравствуй, Максим! – она выдохнула дым, направив струю в потолок, и спросила строгим голосом: – Что, не ожидал меня снова увидеть? Уже, наверное, подумал, что избавился от меня навсегда? А, Максим?

– Огнива, – Максим стоял, ошарашенный претензией, которая отчетливо слышалась в голосе гостьи. – Ну что ты… Я рад тебя видеть. И вовсе я не хотел от тебя избавляться. С чего ты вообще это взяла?

– Да вспомнилось, как месяц назад ты мне говорил, что от меня не так-то легко избавиться, – Огнива смотрела на Макса, не мигая и сжав губы. – И в итоге все кончилось тем, что мне пришлось экстренно уйти. Что ты на это скажешь?

– Ну ты же меня неправильно поняла, – затараторил Макс, не зная, что предпринять. – Я совсем другое имел в виду…

Огнива закрыла лицо ладонями. Максим теперь не мог видеть ее эмоций, отчего еще больше растерялся.

– Ох Макс, Макс, Макс, – повторила она сквозь сжатые ладони. – Хотела бы я тебе верить…

Наступила драматическая пауза.

Через несколько секунд Огнива глубоко вдохнула, и тело ее стало мелко содрогаться. Шокированный Максим с расширенными от страха глазами отступил назад. Огни медленно отняла руки от лица, и взору Макса открылась ее лучезарная улыбка. Больше не в силах сдерживаться, она, громко хохоча, согнулась пополам. Ее звонкий смех наполнил комнату. Молодой человек улыбнулся. Он наблюдал, как Огнива веселится от души, то сгибаясь, то распрямляясь, то снова складываясь пополам в новом приступе смеха. Наконец она села на диван и откинулась на спинку.