Шоссе 17

Юсиф Гасанов

Шоссе 17

Глава 1. Пыль забвения

Багажник захлопнулся с глухим стуком, словно ставя точку в двадцати годах совместной жизни. Роберт стоял, прислонившись к нагретому солнцем капоту своего старого "Форда", и смотрел, как красные огни задних фар тают в вечерней дымке. "Уезжай", – беззвучно шептали его губы, хотя внутри все кричало о другом. Кричало от боли, от обиды, от пустоты, которая зияла внутри черной дырой.

Двадцать лет. Двадцать лет, которые начинались со свадебного вальса и клятв вечной любви, а закончились холодным ужином в молчании, упреками в глазах и полным отсутствием всякого тепла. Как асфальт под колесами его "Форда", их брак превратился в пыль, которую теперь разносил ветер по забытым Богом городкам шоссе 17.

Он не знал, куда едет. План был прост – уехать. Сбежать от душной атмосферы дома, от призрака их былой любви, от собственного отражения в зеркале, которое смотрело на него с укоризной. В бардачке лежала пожелтевшая фотография – он и Элис, молодые, счастливые, полные надежд, на фоне того же шоссе 17. Тридцать лет назад они поклялись друг другу в вечной любви на скамейке у придорожной закусочной, мечтая о совместном будущем, полном приключений и счастья. Жизнь, как всегда, распорядилась по-своему.

Шоссе 17 змеилось перед ним серой лентой, уходящей за горизонт. Солнце медленно опускалось за холмы, окрашивая небо в багровые тона. Роберт включил двигатель, и старый "Форд" зарычал, словно недовольный тем, что его тревожат после долгого стояния. Звук мотора был единственным звуком в этом вечернем безмолвии.

Бак был полон, в кармане лежала скромная сумма денег, которую он успел снять с карты перед уходом, а в душе – пустота размером с Гранд-Каньон. Он включил радио, надеясь заглушить мысли, которые роились в голове, словно растревоженный улей. Хриплый голос певицы наполнил салон меланхолией блюза. "Подходящая музыка для похорон", – горько усмехнулся он. Похорон его прошлой жизни, его брака, его мечт.

Он ехал долго, не обращая внимания на дорожные знаки, не замечая проносящихся мимо пейзажей. В голове вновь и вновь всплывали картины из прошлого: первая встреча с Элис, свадьба, рождение детей, первые ссоры, первые трещины в их отношениях, которые постепенно разрастались, превращаясь в глубокие пропасти. Где они свернули не туда? Когда их дороги начали расходиться? Эти вопросы мучили его, не давая покоя.

Он остановился лишь тогда, когда стрелка бензобака опустилась до критической отметки. Заправка была старой, полуразрушенной, с единственной ржавой колонкой. Вокруг – ни души. Только ветер свистел в проводах линии электропередач, словно завывая похоронную песню. Роберт заправил бак, заплатил хмурому кассиру и снова сел за руль. Дорога ждала. Дорога, которая, как обещала Мэгги, должна была исцелить его разбитое сердце.

Ночь накрыла шоссе черным бархатным покрывалом, усеянным мерцающими бриллиантами звезд. Фары "Форда" выхватывали из темноты лишь небольшие участки дороги, а за их пределами царила непроглядная тьма. Роберт ехал медленно, чувствуя, как усталость накатывает тяжелыми волнами. Мысли в голове уже не роились, а медленно плыли, словно облака на ночном небе.

Он вспомнил слова Мэгги: "Шоссе 17 помнит всех". Что она имела в виду? Может быть, это шоссе действительно хранит в себе какую-то магию, какую-то тайну? Он посмотрел на фотографию Элис, лежащую на пассажирском сиденье. Ее молодое лицо, освещенное заходящим солнцем, казалось призрачным в мерцающем свете приборной панели.

Внезапно в далеке появился слабый огонек. Роберт прибавил газу. Огонек приближался, превращаясь в яркую неоновую вывеску: "Мотель "У Сэмми"". То самое место, которое он видел на старой фотографии с Элис. Странное совпадение. Или это был знак?

Мотель выглядел точно так же, как и на фотографии – небольшой, одноэтажный, с облупившейся краской и вывеской, висящей на одном ржавом гвозде. Роберт остановил машину и вышел. Воздух был пропитан запахом сосны и бензина. Он подошел к двери и позвонил в ржавый звонок.

Через несколько минут дверь открылась, и на пороге появилась женщина с ярко-рыжими волосами. Это была Мэгги. "Вы?" – удивленно спросил Роберт.

"Я," – улыбнулась Мэгги. – "Шоссе 17 привело вас ко мне. Я же говорила, оно помнит всех."

Глава 2. Призраки прошлого

Роберт вошел в мотель, чувствуя себя так, словно попал в машину времени. Интерьер был таким же старомодным, как и снаружи: обшарпанные стены, выцветшие ковры, старинный телевизор на тумбочке. "Номер для вас уже готов," – сказала Мэгги, протягивая ему ключ. – "Номер семь. Тот самый."

Роберт взял ключ и посмотрел на него. На брелоке была прикреплена маленькая металлическая подковка. "На счастье," – объяснила Мэгги, заметив его взгляд.

Номер семь был крошечным, но чистым и уютным. Узкая кровать, тумбочка с лампой, маленькое окно, выходящее на шоссе. Роберт положил фотографию Элис на тумбочку и сел на кровать. Он чувствовал себя странно спокойно в этом старом мотеле, словно вернулся домой после долгого отсутствия.

"Я принесу вам кофе," – сказала Мэгги, стоя в дверях. – "А потом, если хотите, можете рассказать мне свою историю. Иногда разговор помогает лучше, чем любое лекарство."

Роберт кивнул. Ему действительно хотелось с кем-то поговорить. Вылить из себя всю боль, всю горечь, которые накопились в нем за эти годы. Он чувствовал, что шоссе 17 и этот старый мотель хранят какую-то тайну, которая может помочь ему найти ответы на его вопросы. И он был готов ее разгадать.

Мэгги вернулась через несколько минут с дымящейся кружкой кофе и тарелкой с печеньем. "Домашнее," – подмигнула она, ставя все на тумбочку. Аромат кофе наполнил комнату, смешиваясь с запахом старой древесины и чего-то неуловимо знакомого, что заставляло сердце Роберта биться чаще.

Он сделал глоток, чувствуя, как горячий напиток разливается по телу, согревая его изнутри. "Спасибо," – хрипло произнес он, глядя на Мэгги. Она уселась в кресло у окна, ее рыжие волосы казались почти огненными в тусклом свете лампы.

"Итак," – начала она, удобно устроившись в кресле. – "Шоссе 17 привело вас ко мне. Расскажите, что вас гнетет."

Роберт вздохнул. С чего начать? С того дня, когда он понял, что их брак трещит по швам? С того момента, когда он впервые почувствовал себя чужим в собственном доме? С той пустоты, которая постепенно заполняла его изнутри, вытесняя все остальные чувства?

Он начал рассказывать о своей жизни с Элис, о том, как они были счастливы в начале, как строили планы на будущее. Он вспоминал их свадебное путешествие, рождение детей, первый совместный дом. Его голос дрожал, когда он говорил о том, как постепенно их отношения начали портиться, как радость и смех уступили место ссорам и молчанию.

Он рассказал о своей работе, которая отнимала у него все больше времени и сил, о том, как он постепенно отдалился от Элис, погрузившись в свои проблемы. Он говорил о ее упреках, о ее недовольстве, о том, как она стала ему чужой. Он не пытался оправдаться, не пытался переложить вину на нее. Он просто рассказывал свою историю, свою правду.

Мэгги слушала внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая и подливая ему кофе. Когда он закончил, в комнате повисла тишина, которую нарушал лишь тихий скрип старого дома и гул проезжающих по шоссе машин.

"Вы любите ее?" – спросила Мэгги, пронзая его своим взглядом.

Роберт задумался. Любит ли он ее? После всего, что произошло? После всех этих лет боли и разочарования?

"Я не знаю," – честно признался он. – "Я запутался. Я не знаю, кто я, чего я хочу. Я просто… пустой."

Мэгги улыбнулась. "Дорога поможет вам найти ответы," – сказала она. – "Шоссе 17 помнит всех. И оно помнит вашу историю с Элис. Оно может напомнить вам о том, что вы забыли."

Она встала и подошла к окну. "Посмотрите," – сказала она, указывая на шоссе. – "Дорога зовет вас. Прислушайтесь к ней."

Роберт подошел к окну и посмотрел на шоссе, уходящее в темноту. Фары проезжающих машин оставляли на асфальте блестящие следы, словно звезды, упавшие с неба. Он вдохнул ночной воздух, наполненный запахом бензина и свободы. И впервые за долгое время почувствовал слабую искру надежды.

Глава 3. Дорожные знаки

Солнце, словно раскаленный добела пятак, висело над горизонтом, заливая равнину золотистым светом. Роберт, проснувшись в мотеле "У Сэмми", чувствовал себя удивительно отдохнувшим. Сон, лишенный привычных кошмаров о рушащемся браке, принес с собой необычное ощущение покоя. Слова Мэгги, словно эхо, отдавались в его голове, пробуждая робкую надежду. Может, эта дорога и правда поможет ему найти себя, понять, где он свернул не туда.

После завтрака, который Мэгги заботливо собрала ему в дорогу – термос с кофе, пара сэндвичей и сочное красное яблоко – Роберт снова сел за руль своего верного "Форда". Старый двигатель завелся с полуоборота, словно и он предвкушал новую главу их совместного путешествия. Шоссе 17, извиваясь между холмами, растянулось перед ним, обещая новые встречи и открытия.

Роберт ехал не спеша, впервые за много лет позволяя себе просто наслаждаться дорогой. Он внимательно разглядывал проносящиеся мимо пейзажи: бескрайние поля, уходящие за горизонт, зеленые холмы, словно гигантские спящие животные, небольшие городки, каждый со своей уникальной атмосферой и историей. Он читал названия на дорожных знаках – Риверсайд, Оук-Крик, Сансет-Вэлли – и представлял, какие люди живут в этих местах, какие истории они могли бы рассказать.

На одном из таких участков, где шоссе пролегало через густой лес, он заметил голосующего мужчину. Высокий, худощавый, с загорелым, обветренным лицом, он стоял у обочины, придерживая потертый рюкзак. На нем была выцветшая армейская куртка и джинсы. Роберт, не раздумывая, остановился. Он сам был сейчас странником, и хорошо понимал, что даже небольшая помощь на дороге может значить очень много.

Мужчина представился Джоном. Его голубые глаза, казалось, видели слишком много для его возраста. Он был ветераном вьетнамской войны и путешествовал по стране, пытаясь справиться с тяжелыми воспоминаниями и найти свое место в мирной жизни. Роберт предложил подвезти его до ближайшего города, и Джон с благодарностью принял предложение.

В машине повисла тишина, которую нарушал лишь гул двигателя и шелест шин по асфальту. Джон смотрел в окно, словно пытаясь найти в проносящихся мимо пейзажах ответы на свои вопросы. Наконец, он заговорил, и его голос был хриплым, словно прокуренным.

Он рассказывал о войне, о своих друзьях, которые не вернулись домой, о том, как тяжело было привыкнуть к тишине после грохота взрывов, к обыденности после адреналина боя. Роберт слушал молча, пораженный его историей, его болью, его попытками найти себя в этом изменившемся мире. Он понимал Джона, как никто другой. Ведь он и сам был на своей собственной войне – войне с самим собой, со своими демонами, со своим прошлым.

"Дорога помогает," – сказал Джон, когда его рассказ иссяк. – "Она дает время подумать, переосмыслить все, что было. Найти себя заново."

Роберт кивнул, глядя на дорожные знаки, мелькающие за окном. Каждый знак, каждый поворот, каждая встреча – все это было частью его пути, его собственного шоссе 17, ведущего к неизвестному будущему.

Глава 4. Забытый город

Джон, похлопав Роберта по плечу, скрылся за поворотом, оставив после себя легкое эхо военных историй и горьковатый привкус непрожитой жизни. Тишина в салоне "Форда" сгустилась, словно молочный туман над рекой ранним утром. Роберт впервые за долгое время ощутил давящую тяжесть одиночества, которую до этого глушил гнев и обида. История Джона заставила его взглянуть на свои собственные проблемы под другим углом, и они внезапно показались ему до смешного мелкими, словно песчинки на берегу океана.

Он решил остановиться в этом городке, название которого даже не заметил на дорожном знаке. Город производил впечатление забытого Богом места, где время остановилось лет пятьдесят назад. Низкие, одноэтажные домики с облупившейся краской жались друг к другу, словно старики, греющиеся у камина. Пустынные улицы, заросшие полынью и колючками, вели к нескольким магазинам с запыленными витринами, в которых выставлялись товары, казалось, еще с тех времен. Воздух был пропитан запахом пыли, бензина и увядающей листвы.

Роберт припарковал "Форд" возле небольшой закусочной с выцветшей вывеской "У Мэйбл", на которой изображена улыбающаяся женщина с пышными формами. Внутри было полутемно и прохладно. За столиком у окна сидела пожилая женщина с седыми волосами, аккуратно собранными в пучок. Она читала газету, изредка потягивая кофе из толстой керамической кружки. На ней было простое ситцевое платье и фартук с вышитыми на нем розами.

Роберт сел за стойку, обтянутую потрескавшимся дерматином, и заказал гамбургер и кофе. Пока Мэйбл, хозяйка закусочной, с неспешностью, присущей людям, живущим вне времени, готовила ему заказ, он разглядывал интерьер. Стены были украшены старыми фотографиями, на которых были запечатлены люди в странной, незнакомой ему одежде, вырезками из газет с заголовками, датированными десятилетиями назад, и пожелтевшими плакатами, рекламирующими давно забытые фильмы и товары. Здесь царила атмосфера прошлого, которая странным образом притягивала Роберта, словно он искал в ней какое-то утешение, какую-то подсказку.

"Вы не местный," – констатировала Мэйбл, ставя перед ним тарелку с гамбургером, от которого исходил аромат жареного лука и свежего хлеба.

Роберт отрицательно покачал головой, откусывая большой кусок гамбургера. "Я путешествую," – сказал он с набитым ртом.

"Понятно," – кивнула Мэйбл, протирая стойку влажной тряпкой. – "В нашем городке редко появляются гости. Все больше проезжают мимо, по шоссе 17, спешат по своим делам. Никто не хочет останавливаться в таких местах, как наше." В ее голосе звучала легкая грусть, словно она оплакивала ушедшую эпоху, когда ее городок был полной жизни остановкой на пути путешественников.

"А вы давно здесь живете?" – спросил Роберт, запивая гамбургер крепким кофе.

"Всю жизнь," – ответила Мэйбл, вздохнув. – "Этот город – вся моя жизнь. Я здесь родилась, здесь выросла, здесь похоронила своих родителей и мужа. Здесь я и умру, наверное."

Они разговорились. Мэйбл, словно открыв шлюзы памяти, рассказала Роберту историю города, о том, как он процветал много лет назад, когда шоссе 17 было основной транспортной артерией страны, соединяющей восток и запад. Она вспоминала о людях, которые здесь жили – фермерах, механиках, владельцах магазинов, – о событиях, которые здесь происходили – праздниках, свадьбах, похоронах. Ее рассказ был наполнен ностальгией по прошлому, по тем временам, когда жизнь была проще, спокойнее, когда люди были ближе друг к другу.

Роберт слушал ее внимательно, чувствуя, как в нем просыпается то же самое чувство ностальгии. Ностальгии не только по прошлому, которого он не знал, но и по чему-то неуловимому, по тому чувству сопричастности, которого ему так не хватало в последнее время. Он чувствовал себя здесь на своем месте, словно он тоже был частью этого забытого города, этой забытой истории. Может быть, он бежал не от Элис, а от самого себя, от своей жизни, которая превратилась в бесконечную гонку за чем-то неуловимым.

Выйдя из закусочной, Роберт почувствовал, что что-то изменилось в нем. Разговор с Мэйбл, атмосфера этого города, словно пробудили в нем какие-то скрытые чувства, какие-то забытые воспоминания. Он посмотрел на шоссе 17, которое пролегало через город, словно река времени, и понял, что его путешествие только начинается. Он еще не знал, куда оно его приведет, но был готов к новым открытиям, к новым встречам, к новым историям, которые ждут его на дороге.

Глава 5. Бензин и блюз

Кроваво-красный диск солнца медленно погружался за горизонт, словно гигантский уголек, гаснущий в бездонном колодце ночи. Роберт, оставив позади сонный городок и его меланхоличную хранительницу воспоминаний Мэйбл, чувствовал, как тишина и пустота вновь обволакивают его, словно плотный туман. Разговор с пожилой женщиной оставил в его душе странное смешение грусти и умиротворения. Он словно прикоснулся к чему-то истинному, неподвластному бешеному ритму современной жизни, к миру, где время текло медленно и размеренно, словно старая река. Но вместе с тем, он остро ощутил собственное одиночество, которое теперь пульсировало в нем тупой болью, сжимающей грудь ледяными тисками.

Шоссе 17, словно гигантская асфальтовая змея, растянулось перед ним, уходя в темноту. Фары старого "Форда", словно щупальца, выхватывали из ночи лишь небольшие участки дороги, белые прямоугольники дорожных знаков, изредка мелькающие в кустах силуэты ночных животных. В салоне играло радио, изливая в ночную тишину меланхоличные ноты блюза. Роберт крутил ручку настройки, бессознательно ища мелодию, которая смогла бы хоть немного заглушить хаос мыслей, беспорядочно роившихся в его голове. Он чувствовал себя так, словно его внутренний мир превратился в старый, заброшенный дом, где сквозь выбитые окна завывает ветер, а по темным коридорам бродят призраки прошлого.

Через несколько часов, когда усталость уже начала брать свое, в далеке показались яркие огни и донеслась приглушенная музыка. Приблизившись, Роберт разглядел неоновую вывеску: "Перекресток" – один из тех придорожных баров, которые существуют вне времени, притягивая к себе ночных путников, как мотыльков на свет. Здесь, в полумраке, пропитанном запахами алкоголя, табака и отчаяния, они искали забвения, утешения, или просто компании таких же одиноких душ.

Роберт, немного поколебавшись, остановил машину. Он давно не был в таких местах. Его жизнь в последнее время превратилась в бесконечную череду рабочих дней, скучных вечеров перед телевизором и бессонных ночей, наполненных тяжелыми мыслями. Последний раз они с Элис были в подобном баре… когда? Память, словно старая фотопленка, заела на этом кадре. Он помнил шумную толпу, громкую музыку, запах пива и дым сигарет. Он помнил, как они смеялись, танцевали, как их руки переплетались, словно ветви старого дерева. Это было много лет назад, еще до свадьбы, во время одного из их бесконечных путешествий по шоссе 17. Волна ностальгии нахлынула на него, горькая и сладкая одновременно.

В баре было душно и прокурено. За липкими столиками сидели люди самых разных мастей – байкеры в кожаных жилетах, украшенных эмблемами своих клубов, дальнобойщики в кепках с логотипами транспортных компаний, местные жители с обветренными лицами и усталыми глазами. В воздухе витал густой коктейль из запахов пива, сигаретного дыма, дешевого виски и пота. На небольшой сцене в углу зала играл музыкант – чернокожий мужчина с седыми волосами и глубокими, грустными глазами, в которых отражалась вся мудрость и боль прожитых лет. Он пел блюз, перебирая струны старой гитары, вкладывая в каждую ноту всю свою душу, всю свою историю.

Роберт сел за свободный столик, на котором стояла пустая пепельница и пара грязных бокалов. Он заказал пиво у бармена – громилы с татуировками на руках – и стал слушать музыку, наблюдая за людьми вокруг. Каждый из них казался ему частью этого ночного мира, мира одиночества, тоски и бесконечного поиска. Он видел в их глазах ту же боль, которую чувствовал сам, ту же пустоту, которую пытался заполнить алкоголем, музыкой, случайными разговорами. Он словно смотрел в зеркало, отражающее его собственную душу.

После второй кружки пива, когда музыка начала проникать в самые потаенные уголки его сознания, к нему подсел музыкант. "Не плохой блюз, правда?" – спросил он, улыбаясь теплой, доброй улыбкой.

"Да," – кивнул Роберт, чувствуя, как алкоголь расслабляет его напряженные мышцы. – "Очень душевно играете."

"Жизнь – она как блюз," – сказал музыкант, прикуривая сигарету. – "Иногда грустная, иногда веселая, но всегда настоящая. В ней есть все – радость, боль, любовь, потери. Главное – научиться слышать ее мелодию."

Они разговорились. Музыкант, которого звали Сэм, рассказал Роберту о своей жизни, о своей любви к музыке, о том, как он бросил все – семью, работу, дом – и отправился в путешествие по стране, играя в придорожных барах и клубах. Он говорил о том, что музыка – это его способ общаться с миром, свой язык, на котором он может выразить то, что не может сказать словами.

Роберт, в свою очередь, рассказал Сэму о своем путешествии, о своем бегстве от рутины, от мертвого брака, от самого себя. Он не стал вдаваться в подробности, но Сэм, казалось, и так все понимал. Его глаза, видевшие многое, смотрели на Роберта с сочувствием и пониманием.

"Дорога – это хорошая терапия," – сказал Сэм, допивая свое пиво. – "Она помогает очистить голову от ненужного хлама, найти ответы на важные вопросы, которые мы боимся задать самим себе."

Они проговорили до поздней ночи, делясь друг с другом своими историями, своей музыкой, своей болью. Роберт чувствовал, как в нем просыпается что-то новое, что-то живое, то, что было похоронено под толстым слоем рутины и разочарования. Музыка, алкоголь, разговор с Сэмом – все это помогало ему отвлечься от тяжелых мыслей, почувствовать вкус жизни, который он почти забыл.

Когда Роберт, пошатываясь, вышел из бара, небо на востоке уже начинало светлеть. Он глубоко вдохнул свежий, прохладный утренний воздух и улыбнулся. Улыбка была кривой и неуверенной, но все же это была улыбка. Он не знал, что ждет его впереди, но был готов к новым приключениям, к новым встречам, к новым открытиям. Дорога звала его дальше, обещая еще много историй, много боли, много радости. И он был готов принять все, что она ему приготовила.

Глава 6. Эхо прошлого

Пробуждение было резким и неприятным, словно кто-то выдернул Роберта из сна за шиворот, швырнув в реальность с той же безжалостностью, с какой вышвыривают ненужную вещь. В голове стоял глухой, пульсирующий гул, смесь блюзовых риффов, шума голосов и стука собственного сердца. В рту – мерзкий, металлический привкус, горькое напоминание о виски, который он лил в себя прошлой ночью, тщетно пытаясь затопить в нем боль и одиночество. Сэм, музыкант с печальными, словно бездонными глазами и душой нараспашку, растворился в утреннем тумане вместе с призраками блюза, запахом дешевого виски и иллюзией теплоты и понимания, которая царила в баре "Перекресток" всего несколько часов назад. Фраза "Жизнь – она как блюз," словно заевшая пластинка, навязчиво крутилась в голове Роберта, отражая его собственную недоигранную, фальшивую мелодию, полную неверных нот, неразрешенных аккордов и горького послевкусия неисполненных мечтаний.

Он открыл глаза и несколько секунд лежал неподвижно, пытаясь сфокусировать взгляд на выцветших обоях с узором из мелких, бледно-розовых роз. Комната мотеля "У Сэмми" была маленькой и душной, с одним узким окном, затянутым тонкой, прозрачной занавеской, которая едва пропускала скудный утренний свет. В воздухе витал запах затхлости, пыли и чего-то сладковатого, напоминающего запах старой древесины. Роберт сел на кровати, чувствуя, как голова раскалывается от боли, а тело ломит, словно он всю ночь таскал мешки с песком. Он встал и, пошатываясь, подошел к окну. Отдернув занавеску, он увидел шоссе 17, серой лентой растянувшееся под ярким утренним солнцем. Машины проносились мимо, оставляя после себя лишь легкий шелест шин и вихри пыли. Жизнь продолжалась, не обращая внимания на его внутренний хаос, на его боль, на его одиночество.

Выйдя на крыльцо мотеля, он жадно вдохнул чистый, прохладный утренний воздух, наполненный ароматом сосны, влажной земли и едва уловимым запахом дымка от далекого костра. Резкий контраст с душной, прокуренной атмосферой бара был словно пощечиной, которая на мгновение привела его в чувства. Он закрыл глаза, подставляя лицо легкому ветерку, который играл в его волосах, словно пытаясь рассеять туман в его голове, и почувствовал, как остатки алкогольного дурмана постепенно испаряются, уступая место тупой, ноющей головной боли и тяжелому, горькому осадку в душе. Слова Сэма – "Жизнь – она как блюз" – все еще эхом отдавались в его голове, словно лейтмотив его собственной судьбы, напоминая о том, что его личная мелодия далека от завершения, что ему предстоит сыграть еще много нот боли, одиночества и поиска, прежде чем он сможет найти свою гармонию, свой ритм, свою мелодию.

Сев за руль своего верного "Форда", он почувствовал привычное успокоение, словно вернулся в старый, добрый дом, где все знакомо, предсказуемо и безопасно. Эта старая, потрепанная машина, с ее скрипучими дверями, которые он знал, как свои пять пальцев, с протертыми до дыр сиденьями, хранящими отпечаток его тела, и вечно подтекающим радиатором, который он ремонтировал уже бесчисленное количество раз, была для него больше, чем просто кусок металла на колесах. Она была его надежным другом, молчаливым собеседником, хранителем его секретов и невольным свидетелем всех его радостей и печалей. Она всегда была готова выслушать его истерики и приступы отчаяния, не перебивая и не осуждая, и отвезти туда, куда ему нужно, не задавая лишних вопросов.