Тайнопись видений

Диана Ибрагимова

Тайнопись видений

Роман

© Диана Ибрагимова, текст, 2018

© Макет, оформление. ООО «РОСМЭН», 2018

Пролог

Питая надежду, я отправился в Чаин – страну заходящего солнца, ибо для прималей нет в мире места благодатней. Та м я собирался заручиться поддержкой высокопоставленных чиновников, а может, и самого императора.

Уши чаинцев чутки к словам прималей. Наравне с вестниками света – провидцами – им носят подношения и благоговейно боятся, считая посланниками темного Бога-Близнеца.

Чаинцы изображают солнце в виде золотого чудища с фиолетовой маской. Когда-то оно было двумя Драконами, парящими в небесах. И один помогал людям взрастить хлеб, согревал теплом и отгонял хищников, а другой проклинал землю и палил ее дотла. Ибо не хотел он быть привязанным к Сетерре, а мечтал порвать ненавистные путы и взвиться бумажным змеем в далекую темноту.

Но Близнецы родились, дабы выполнять долг и оберегать мир людей, и не было им свободы. Уходя на покой, суровая Матерь-солнце велела первому сыну занять свой пост, а второго заточила в звездную тюрьму. С тех пор добрый Близнец льет на землю благодатные лучи два дня подряд, но на третий, не вынеся страданий несчастного брата, выпускает его на волю. Давно нет в Черном Драконе прежних сил, лишь яд змеи, которому не дотянуться до планеты. Но одного не знает светлый Близнец. Что, выходя, брат становится маской на его лице, покрывает глаза пеленой ненависти и заставляет низвергать на землю яростное пламя. Так, в представлении чаинцев, выглядит солнечное затмение.

(Из черновиков книги «Легенды затмения» отшельника Такалама)* * *

Сезон дождей в этот год был особенно яростен: деревянные полы открытых комнат вспучились под толстым слоем лака, гибли и гнили цветы, крыша прохудилась в нескольких местах. Пришлось нанимать рабочих, и целых два дня они стучали и скрежетали, не давая спать никому в храме. Это нарушило сроки, и многие господа, не получив предсказаний, остались недовольны. Они отменили поездки и встречи, а император закрыл доступ во дворец даже для высоких чиновников.

Долгожданный покой вернулся в стены храма только с приходом суток Черного Бога, но настоятель Цу-Дхо не отдыхал и тогда. Нужно было раздать уйму распоряжений, прочесть каждую запись провидцев и приготовить к отправке: после затмения у ворот соберется толпа с требованием немедленно выдать предсказания. И нельзя ничего спутать или забыть. Настоятель Цу-Дхо сильно полагался на старших помощников, но все же не мог переложить на них основные обязанности, и большую часть работы приходилось делать самому.

Под утро, когда маска Змéя вот-вот должна была сойти с лица Белого Бога, он вернулся в комнату и прилег на бархатный матрац, но не успел и минуту понежиться в расслаблении, как послышался звон колокольчиков.

Цу-Дхо открыл правый глаз и поглядел на окно. Из отверстия, нарочно оставленного в деревянном заслоне, падал на ковер луч света – затмение сменилось обычным днем.

Настоятель беззвучно выругался и попросил прощения у Богов за мысленное сквернословие. Он мечтал об отдыхе, кого принесло в такую рань?

– Белый Дракон благословил нас! – произнес тоненький голос младшего ученика.

Мальчик зажег в гостевой лампу и топтался у двери в покои Цу-Дхо – прямоугольной рамы, затянутой шелком. Силуэт воспитанника, четкий и ровный, словно вырезанный из теневой кальки, перекрывал нарисованные на полотне георгины.

– Светлый час настал, – без особой радости прокряхтел старик, поднимаясь и ища в полутьме шерстяную обувь. – Явились за предсказанием?

– Прибыл чиар[1] с новым провидцем, – отчеканил мальчик. – Он уже дважды приходил, но вы отсылали его, потому что были заняты.

Настоятель потер опухшие от бессонницы глаза и с трудом удержался от распоряжения гнать этого чиара в шею. Он поднялся, прошлепал к фарфоровой чаше и смыл пот, вызванный духотой давно непроветриваемой комнаты, затем открыл окно и вдохнул брызги ливня. Тканевые стены всколыхнулись от ветра. Они надувались, подобно парусам, и опадали, когда сквозняк вытягивал наружу спертый воздух покоев.

– Скажи ему, пусть ждет у ворот, я сейчас приду.

– Да, настоятель.

Цу-Дхо надел соломенную шляпу, пропитанную смоляным составом. К ее широким полям была пришита непромокаемая накидка, закрывавшая тело с головы до ног и служившая вместо дождевика.

Настоятель закутался в нее и, вдохновленный красотой мокрого шиповника в саду, сочинил:

– Сезон дождей.В каждой капле алмазыУлитки пьют…

Чиар ждал под крышей беседки у входных ворот. Он был абсолютно лысый, но до того пышнобородый, словно все волосы с головы переселились в нижнюю часть лица. Рядом топтался мальчик в дорогих темных одеждах, не подходивших бамбуковой шляпе, которую, видно, купили совсем недавно.

– Приветствую, настоятель, – сказал чиар, церемонно закуривая трубку из слоновой кости. Вещь была богато инкрустирована камнями и выглядела впечатляюще, но дым вонял обычным дешевым табаком. – Я наконец вас дождался. Уже начал сомневаться, не врут ли о вашем существовании.

Это прозвучало до того дерзко, что Цу-Дхо почти растерялся.

– Вы, должно быть, привели мне провидца для самого императора, – произнес он, скептично глянув на мальчика и не выказав при этом ни капли интереса.

Торг – дело тонкое, и надо не дать противнику выпустить клыки, иначе он задерет тебя, как несчастную косулю. После ремонта денег на содержание храма почти не осталось, а императорские пожертвования еще не поступили. Цу-Дхо не мог просить взаймы у провидцев, это было столь же дурным тоном, как залезть в чужую тарелку. Но если он не купит мальчика, чиар отведет его в другой храм, а то и в Шанву. Этот мужчина провел в пути не один узел[2] и наверняка надеялся на большую выручку. Цу-Дхо мысленно подсчитал содержимое кошелька, и оно было неутешительно.

– Не иначе, – согласился чиар. – А вы не принимаете его третий день. Посмотрите на это лицо! Внимательно посмотрите. Я хочу за него сотню чандалов[3].

– Серебром?

– Золотом, ясное дело!

Цу-Дхо внутренне содрогнулся от такой наглости и хотел сразу же отказать чиару, но все же снял с мальчика шляпу и двумя пальцами приподнял его подбородок. Ребенок был красив и бледен, словно белая колибри.

– Какие странные у него глаза, – пробормотал настоятель, забыв придать лицу равнодушное выражение. – Фиолетовей аметистов. Разве у людей бывают подобные глаза?

– Это цвет Черного Дракона! Вам ли не знать! Мальчик – истинное сокровище. Даже если рядом поставить бриллиант ростом с него, он не превзойдет ценность ребенка.

– Неужели? – опомнился настоятель. – Каждый третий приводит мне провидцев с такими словами, а потом оказывается, что они пустышки. Как его зовут и сколько ему лет? Выглядит слишком маленьким для храма. Детей до семи тяжело держать в узде.

– С этим проблем не будет, – пообещал чиар с довольной ухмылкой. – Ему пять. Его зовут Кайоши. Он начал говорить, когда ему было полгода. К двум научился читать и освоил базовое письмо. Это задокументировано, не сомневайтесь. В три года он сделал первое пророчество и с тех пор ни разу – я повторяю: ни разу! – не ошибся. Я выкупил его за пятьдесят золотых чандалов, а от вас требую вдвое больше. Это покроет и мои расходы, и вашу выгоду.

Обычно дети, которых приводили в храм, имели смутные намеки на талант провидцев, и только время показывало, стоят ли они потраченного времени. Цу-Дхо просмотрел документ, испещренный печатями нескольких комиссий, и нашел его подлинным. Этого ребенка нельзя было упустить, но сотня золотых чандалов – немыслимая, неподъемная сумма. На такие деньги можно год кормить и обслуживать весь храм, а вместе с предсказателями, учениками, работниками и слугами там насчитывалось больше четырехсот человек.

– Кайоши, – поморщился настоятель. – «Тихий», значит… И всего пять лет, а вы заломили такую цену.

– Этот ребенок рассудителен не по годам и скоро окажется в обществе самых высокопоставленных особ Чаина. И тогда его имя никому не покажется невзрачным.

– И чем он меня удивит? Что у вас сбылось, Кайоши? Угадали свой рис на обед?

– В одном из моих предсказаний вы умираете завтра, – заявил мальчик со скучающим видом. – Император вызвал вас во дворец, но вы не доехали, потому что случился большой оползень на дороге. Вас и ваших людей завалило. – Кайоши забрал шляпу из рук Цу-Дхо и продолжил: – Но так было раньше. Узел назад первый провидец Арияма предупредил вас, поэтому перед ремонтом вы отправили императору письмо. Кстати, он скоро сложит полномочия. Новым императором объявят его старшего сына Ли-Холя.

Настоятель остался холоден и безучастен.

– Благодарю вас, юноша. Однако я знаю слишком много путей, по которым информация может утекать и за пределы храма, и за пределы дворца.

– Полагаете, я все подстроил? – хмыкнул чиар, стиснув плечи мальчика. – Это сын двух Драконов! Он провидец и прималь! Его сила работает в обе стороны, и одно подкрепляет другое. Такого я еще не встречал, а я уже два десятка лет выискиваю и перепродаю провидцев по всей стране. Я многих повидал, уж поверьте. Если не хотите платить, я его забираю. Похоже, этот храм впустую называют главным.

– Вы все равно возьмете меня, – сказал Кайоши, вырываясь и пробегая за ворота. – В другое место я не пойду, так что не тратьте время на торг, просто отдайте ему десять чандалов. Эта цена будет последней. Я замерз и очень проголодался.

Чиара перекосило, а настоятель громко захохотал.

– Что ж, если он и правда такое сокровище, я не могу ему не верить, возьмите же свою плату. – Он развязал нагрудный кошелек и вложил в ладонь трясущегося от злости чиара стопку золотых кругляшей. – Остальное получите через половину трида, после того, как мы проэкзаменуем мальчика и убедимся, что его печати в рекомендательном письме подлинные, а не покупные.

– Этот ребенок лжет! – выпалил перекупщик. – Я заплатил за него пятьдесят монет и вез его к вам через всю страну с восточного побережья, а вы предлагаете мне жалких десять чандалов?!

– Лжет, говорите? Раз так, он не стоит и того, что я дал за него, – твердо сказал настоятель. – И он уже переступил ворота, назад пути не будет.

– Если попытаетесь меня забрать, я всем скажу, что вы обманщик, – равнодушно сообщил Кайоши, и в его тоненьком голосе сквозило не детское упрямство, а холодный расчет человека, давно продумавшего план.

Право, семья этого малыша обладала хорошими связями и была хитра до неприличия, раз научила сына такому ходу, но Цу-Дхо все-таки не хотел рисковать, упуская ребенка. Глаза Кайоши и взрослая манера поведения, пусть даже внушенная родителями, впечатлили главу храма.

Уже минуту спустя он шествовал по центральной дороге, держа мальчика за руку, испещренную странными символами. В сопроводительной бумаге говорилось, что это тайнопись, появившаяся на ребенке еще в материнском чреве. Якобы в ней заключено великое предсказание Черного Дракона, и Кайоши непременно разгадает его, как только достигнет расцвета способностей. Прочитав это, Цу-Дхо мысленно закатил глаза и попросил у Богов прощения для глупых, жадных родителей, которые дошли до того, что мучили пятилетнего сына татуировками. Не они первые, не они последние старались придать происхождению своего чада сакральный смысл. Каких только уловок не встретил настоятель на своем веку, но эта, пожалуй, была одной из худших. Знаки покрывали руки мальчика от ладоней до предплечий, словно перчатки, и одним Драконам ведомо, сколько слез они стоили бедному ребенку.

Дождь закончился, и мраморные плиты мокро блестели в лучах выглянувшего из-за туч солнца. Кайоши сощурился, глядя на него, и с грустью сказал:

– Скоро я буду видеть только звезды.

– Неужели торг и вправду дошел бы до такой цифры? – спросил Цу-Дхо, не в силах отделаться от мысли, которая не давала ему покоя.

– Нет, я просто сэкономил вам девяносто чандалов, – ответил Кайоши. – Я хочу на них сладостей.

– Ну и ну, – покачал головой настоятель. – Такие корыстные мысли в пять лет.

– Вы это говорите потому, что вы бедный, – бесцеремонно заявил мальчик. – Я знал, что у вас нет денег на меня, но я не хочу в другое место. Я уже предсказал свое будущее здесь. Если хотите, я расскажу вам, кем стану.

Видно было, что он приучен к подобострастию окружающих и ждет похвалы, но Цу-Дхо умел пресекать себялюбие новичков, привитое в семьях, где с даровитыми детьми носились как с сокровищем.

– Ветер мне принесетВишни цветок или смертные стоны?Знает только судьба…

– сочинил на ходу настоятель, игнорируя юного провидца.

Кайоши надулся, но, к удивлению Цу-Дхо, не выдернул руку из его ладони, в отличие от большинства капризных учеников, которым впервые в чем-то отказали.

– Хотя бы леденец дайте, – буркнул мальчик спустя десяток шагов.

– Вы и это узнали из видения? – приподнял бровь настоятель.

– Нет, он торчит из вашего кармана.

Цу-Дхо рассмеялся и вынул карамель на деревянной палочке в шуршащей серебристой обертке. Кайоши тут же деловито развернул ее, сунул в рот, и они пошли дальше, мимо учительских построек, где выспавшиеся ученики повторяли за наставниками правила записи видений.

* * *

Великий Бог Света и брат его – Великий Бог Тьмы. Я, Кайоши из храма Близнецов настоятеля Цу-Дхо, благодарю вас за истинные сны, что подобно рисинкам проходят сквозь небесное сито и прорастают в моем разуме, помогая императору Ли-Холю и всему его роду избежать бед и страданий, а Чаину процветать и благоденствовать во веки веков.

Я, Кайоши из храма Близнецов, собираюсь нарушить правило записи видений и прошу прощения и снисхождения к недостойному рабу, не сумевшему извлечь зерна из части семян, что вы посылаете мне.

Раньше я без ошибок разбирал каждый из ваших снов, зная, от кого он пришел, но теперь путаница в моей голове достигла предела, за который я не смогу выйти, оставшись целым телесно и здоровым духовно. Вы знаете мою болезнь порядка и то, как тяжело я переношу хаос. Вы – великаны Будущего и Прошлого, а я лишь крохотный мостик настоящего между вами. Так простите же мне нарушение записи видений и не отрекайтесь от меня.

Настоятель Цу-Дхо много лет назад очистил мой канал[4], и с тех пор лишние картины не приходили ко мне – как главный предсказатель я видел только то, что связано с императором Ли-Холем и его семьей. Я расшифровывал крупные события, влияющие на Чаин, и наблюдал за важными послами, которым суждено было попасть во дворец.

Десятилетие я выполнял эту работу безукоризненно, пока не явились чужие сны, говорящие на других языках, показывающие страны, не связанные с Чаином и заставляющие думать о людях, далеких от дворца императора подобно камням в глубине Красного озера, что никогда не коснутся ослепительных пиков Шааньских гор.

Я, Кайоши из храма Близнецов, проходил очищение трижды тайком от настоятеля, думая, что осквернен и потерял чистоту канала, но вы продолжаете посылать видения, а я не могу упорядочить их и не смею рассказать о них Цу-Дхо до тех пор, пока не дойду до сути и не пойму, как они связаны с Чаином.

Вы не даете последовательности событий и ничего не говорите о времени, смешивая в клочках снов прошлое и будущее. Тела небесных Драконов переплелись вокруг маленького мостика настоящего, и он вот-вот рухнет под их нажимом.

Я, Кайоши из храма Близнецов, собираюсь нарушить правило записи видений и прошу прощения и снисхождения к недостойному рабу, не сумевшему извлечь зерна из части семян, что вы посылаете мне.

С этим я заканчиваю приветствие вам и перехожу к тайным записям, веря, что они помогут мне дойти до нужных смыслов. Я клянусь соблюдать традиционный стиль храма Близнецов и подбирать слова с неторопливостью составителя букетов, знающего толк в красоте.

Глава 1

Дракон и буря

Запись от суток Черного Дракона.

Пятый узел. Трид тонкого льда. 1019 год эпохи Близнецов.

В поту и мурашках проснулся – ужасное чувство.Я был мотыльком, что о пламя видений обжегся.Средь серой пустыни стоял, непохожей на Чаин.И горы вдали виды Чаина не повторяли.Творилась, кипела, лилась сумасшедшая буря.Драконы из праха и ветра затеяли схватку.Но я, присмотревшись, единый закон обнаружилВ их танце движений, кому-то в тот миг подчиненном.* * *

Главный храм Близнецов Чаина ютился высоко в горах Сай, на просторном плато, с трех сторон окруженном каскадами густых сосновых лесов. Осенью их темный нефрит освежали пятна кленов, а весной края скал осыпались лепестками яблоневых аллей. С востока к храму подступало озеро, до того огромное, что его часто путали с морем. Летом вдоль берегов расцветала красная водоросль – единственное живое существо, для которого соленость здешней воды не оказалась губительной. Говорили, что когда-то озеро было пресным и полным рыбы, но однажды Чаин и Шанва устроили из-за него жестокую битву, и кровь, стекшая с берегов, навсегда пропитала растения. Белый Бог разгневался на людей и позволил брату сжечь обе армии, а чтобы Чаин и Шанва никогда впредь не боролись за озеро, сделал его таким соленым, что вся рыба за ночь всплыла мертвой и больше не зародилась.

– Ветер несет перемены, вам так не кажется? – спросил провидец Доо у провидца Ясурамы.

Ранним утром, в разгар трида алых кленов, они гуляли по горной дороге, с которой открывались чудесные осенние пасторали. Провидец Доо в розовом платье до пят, перехваченном под грудью белой лентой, был похож на переросшего младенца. Пухлощекий, с большими наивными глазами и вечным румянцем, он мог обмануть своим видом любого, кто не знал его мерзкого характера. Ясурама – тощий и колкий, как рыбья кость, облачился в лазурный наряд, подчеркивавший красоту опадающих листьев. Оба провидца обслуживали мелких чиновников, стриглись под горшок, часто ошибались в предсказаниях и добрых два десятка лет не могли подняться выше по рангу. Оба обожали сплетни и дополняли друг друга как половинки фасолины.

– Ветер по осени всегда несет перемены, – ответил Ясурама, втягивая воздух тонкими ноздрями.

Он был глуповат и плохо понимал намеки.

– Я говорю об особенном ветре, – прищурился Доо, сорвав с клена огненный лист и глядя сквозь него на восходящее солнце. – Я говорю о ветре из главной комнаты видений. Вам не кажется, что он пахнет тревогой?

Ясурама хищно воззрился на собеседника:

– Какая бабочка принесла вам аромат оттуда?

– Целый рой бабочек. – Доо неопределенно повел рукой. – Их крылышки шепчут, что у нашего прелестного Цветка портится нектар.

– Но я не слышал ни об одной его ошибке, – заметил Ясурама, пряча ладони в широкие рукава.

– Никто не слышал, но воздух тревожен, так и знайте.

Поднялся ветер и, взметнув полы цветных одеяний, понесся вниз, к озеру, где в лодке посреди покоя медитировал старый настоятель Цу-Дхо. Ветер шепнул ему в ухо сплетни провидцев, но не дождался ответа и поспешил к храму. Там, в одном из окон, для него оставили щель. Пробравшись внутрь, сквозняк поворошил темные волосы Кайоши, отросшие за лето до плеч и рассыпанные по подушке черным веером. Сдвинул пару прядей в совершенной челке, подстриженной так аккуратно, что приставленное лезвие ножа подтвердило бы мастерство парикмахера единством линии.

Лицо Кайоши выражало тревогу. Пальцы, покрытые вязью татуировок и сцепленные на груди, подрагивали. Юноша лежал неподвижно, завернутый в коричневые одежды и похожий на початок рогоза, из пуха которого сделали подушку под его головой. Неожиданно он вскочил с сиплым криком, точно подброшенный пружиной. Волосы качнулись, закрывая лицо, Кайоши убрал их и утер со лба липкие капли.

– Первый день Белого Дракона… Седьмой… Нет. Восьмой узел. Двадцать третий день последнего трида.

Тут он услышал постороннего и торопливо улегся на матрац, прищурив глаза до такой степени, что нельзя было понять, спит он или нет, а смотреть все еще получалось. За стенкой появился силуэт грузного слуги, подсвеченный лампой. Спустя мгновение Маэда поднял дверь, облаченную в раму из дерева, ступая на цыпочках по мягким судмирским коврам, подошел к окну и осторожно задвинул створку. Потом так же тихо удалился.

«Светает», – подумал Кайоши.

Его не показывали солнцу вот уже десять лет, с тех пор как юный провидец переступил порог храма. Он не покидал его в светлое время суток и выезжал за ворота лишь два раза в год, когда император устраивал во дворце большие празднества, куда созывались все знатные особы Чаина.

Крайне редко в стране рождались сыновья обоих Драконов – дети, у которых видения будущего перемежались со снами о прошлом. Большинство из них навсегда вошли в историю, став известными на весь мир предсказателями. И только одна неприятность прежде вставала на пути Божьих избранников: иногда они ошибались из-за того, что не могли определить, к какому времени относится очередной сон. То ли это грядущее, а то ли уже случившееся. Но в конце концов служители храмов решили проблему с помощью гипноза, широко распространенного в кругах предсказателей. Они внушали ученикам видеть только будущее, а чтобы Змей – хранитель памяти – не сердился, сыновьям обоих Драконов запрещалось выходить на солнце, к Белому Богу.

В свои пятнадцать Кайоши слыл одним из сильнейших мастеров-предсказателей Чаина. Он никогда не ошибался и не путался, ничего не упускал из виду. Император Ли-Холь благодаря ему был как за каменной стеной, и с каждым годом талант Кайоши распускался все пышнее. Его даже прозвали Цветком, подразумевая очень редкую фиолетовую розу. Юноше льстило такое сравнение. Он уже грезил, как увидит свое имя вписанным в книгу «Достояние эпохи», но тут случилось кое-что вышедшее за рамки.

Вопреки каждодневному внушению, Змей вернул Кайоши сны о былом, а после отнял чистоту канала. Прежде ни один посторонний образ не мог пробиться в сознание сына Драконов, а теперь там появился совершенно чужой, незнакомый человек. Его звали Такалам, и он никак не влиял на жизнь Ли-Холя.

Единственная ниточка связи между ними состояла в том, что чаинские травники придумали яд, которым Такалама собирались убить. Кайоши мог предотвратить это, уничтожив создателей и распространителей отравы. Достаточно было щелкнуть пальцами, чтобы император велел солдатам вырезать их всех до одного и посадить в тюрьму перекупщика. Но Такалам ничего не значил для Чаина, хотя бывал в нем прежде. Он некогда собирался служить императору, но выбрал другого господина. Так почему Кайоши должна заботить его судьба?

Он не собирался потакать посторонним снам и никому не говорил о странностях: только намекни, и десяток претендентов на золоченое место тут же затопчут тебя, задавят под лавиной сплетен и пересуд. Нет. Главный провидец императора должен быть безупречен, и даже старику Цу-Дхо нельзя ничего рассказывать.

Поэтому Кайоши изо всех сил старался игнорировать проблему и вскоре благодаря усердию научился не путаться во времени. Все было хорошо. Он справлялся, хотя спать приходилось больше: Такалам перекрывал часть видений о Ли-Холе, и Кайоши регулярно наверстывал упущенные часы. Он продержался бы в таком темпе еще долго и уповал на смерть старика, надеясь, что, если его отравят, все прекратится. Кайоши верил в это всем сердцем. Но как бы не так.

После гибели Такалама начало твориться безумие. Отныне юноше снились десятки незнакомых людей, будто на месте сгоревшего дерева щетиной поднялась молодая поросль, должная заменить обугленный ствол. Самовнушение перестало помогать, и вот тогда Кайоши начал вести тайнопись, чтобы разобраться в происходящем.

Сегодня ему опять снился сон о пустыне и песчаной буре, в которой погибает человек. И стало ясно как день: Кайоши сойдет с ума, если допустит это. Такаламу нельзя было умирать. Отныне то, что он собирался сделать, легло на плечи других людей. Потеряй Кайоши хоть одного из них, и к хаосу добавится еще десяток линий.

Только одно решение могло спасти сына Драконов. Кайоши изучал его весь последний трид, читая и перечитывая дневники величайшего предсказателя прошлого века – Шаа-танады, – написавшего трактат «Внетелесные перемещения». Он считался основателем практик духовных путешествий и пожертвовал собственным телом, пытаясь определить, как далеко может добраться сознание человека. В конце концов его парализовало, и некоторое время он провел в коме, а потом просто перестал дышать. Такая судьба Кайоши не прельщала, но из всех невозможных путей этот был единственным разумным: его показали Драконы.