Скоропостижная жизнь

Алексей Куксинский

Скоропостижная жизнь

Гай ехал уже больше часа, а вокруг была всё та же серо-жёлтая полупустыня, покрытая пятнами жухлой жёсткой травы. На горизонте маячили фиолетовые горы, но они не становились ближе. Гай остановил «Ниву», заглушил двигатель и вылез наружу, хлопнув дверью. Из «нивы» можно только вылезти, не выйти. Ещё не было семи утра, и воздух был ещё прохладен. Через два часа он будет раскалён, как мангал в дастархане. Гай закрыл глаза, вокруг шумел ветер и шуршал песок. Внезапно ему на ум пришли строки, которые иногда цитировал Драпежников: «Мне это место так же ненавистно, как всякое другое место в мире». Драпежников часто вспоминал разные стихи кстати и некстати, в основном, некстати. Гай открыл глаза и улыбнулся. И почему он вспомнил Драпежникова? Как он там? Можно написать ему вечером, или завтра. Или никогда. Колея двумя полосками тянулась почти до горизонта. На небе не было ни облачка. Газопровод пройдёт в пятидесяти километрах на юго-запад, так зачем он здесь остановился? Через эти степи сотни лет назад шли воины Чингисхана, Тамерлана, Улугбека и Хунну-Гурена, теперь итальянцы поведут по пыльным ковылям орды подрядчиков. Подрядчиков, как и монгольских нукеров, манили деньги и простор. В основном, конечно, деньги. Среди ломкой высохшей травы торчала голова каменного болвана, которые часто встречались в степи. Из-за господствующих ветров и песчаных бурь правая часть болвана, грубо изображавшая бородатое лицо воина, была практически стёрта и отполирована. Он стоит здесь несколько веков, и простоит ещё столько же, до скончания веков, до апокалипсиса и второго пришествия мессии, и потом тоже продолжит сторожить степь.

Итальянцы будут строить газопровод и сопутствующую инфраструктуру ещё два года, значит, он может провести эти два года здесь, среди ковылей и солончаковых пустошей, среди стальных конструкций, задвижек, клапанов, электроприводов, газоанализаторов и шкафов автоматики, среди газораспределительных пунктов и крановых площадок. Даже в отпуск в Минск можно не возвращаться, а съездить туда, где он ещё не бывал, в Португалию или Мексику, где ничего не будет напоминать о Кире, девушке с красивыми глазами, жаркой промежностью и некрасивым именем.

При воспоминании о Кире опять болезненно-сладко заныло внизу живота, и Гай понял, что нужно ехать. Высоко в небе парила хищная птица, высматривая сусликов. Гай залез в машину, выжал заскрежетавшее сцепление. Ещё минут сорок езды, и он на месте. Подняв тучу пыли, машина тронулась с места.

База была пустынна, почти все разъехались. Только склад был открыт, из металлического зева двери зияла темнота. Внутри сидел туркестанец, несмотря на жару, в полной монтажной экипировке и даже каске. Гай всё время забывал, как его зовут, какой-то непроизносимый набор шипящих, как песчаные эфы, звуков. Туркестанец приветственно гугукнул, но Гай знал, что принесённый им список бесполезен. Кладовщик ни слова не понимал по-русски или английски, а Гай не знал, как на туркестанском называется, например, преобразователь давления. Склад оборудования до потолка был заполнен стеллажами и коробками, разобраться в которых без проводника не было никакой возможности.

– А где Станиславович? – спросил Гай, прячась в тень козырька. Он провёл на улице не больше минуты, а футболка уже взмокла на спине. В тени было не холоднее, от стальных дверей, нагретых солнцем, исходил ощутимый жар.

Кладовщик махнул рукой в сторону бытовки с закрытыми наглухо окнами. Гай дёрнул плотно закрытую дверь, и его обдало волной прохлады. Станиславович сидел за столом прямо под работающим кондиционером и держал в руках огромный и кривой, как сабля, кусок дыни.

– Здорово, – сказал Гай, захлопывая дверь.

Станиславович привстал со стула и указал заляпанным соком подбородком на блюдо с остатками дыни, стоящее на столе.

– Извини, руки грязные, – сказал Станиславович, прожевав, – бери дыню.

Гай сел за стол, радуясь прохладе, и взял ароматный кусок. Дыня была вкусная. Впрочем, Гай не видел здесь невкусных дынь, даже те, что скармливали верблюдам, пахли ярче, чем плоды, которые Гай покупал на Комаровке.

– Ну что, – спросил Станиславович, – как обстановка?

– Бардак, – сказал Гай, кусая дыню.

Станиславович покивал головой, он не ждал другого ответа. Всю свою жизнь он провёл на самых разных стройках в Беларуси и за её пределами. На стройке на бывает порядка, и если кто-то скажет вам обратное – смело плюйте ему в рожу, он на настоящей стройке не бывал. Гай тоже провёл на стройке не один год и по туркестанскому контракту должен отработать ещё как минимум четыре месяца. Тихонько гудел кондиционер, Станиславович выставил на нём температуру в двадцать четыре градуса. Футболка на Гае высохла, когда он принялся за второй кусок.

– Может, по пятьдесят? – спросил Станиславович и протянул руку к холодильнику.

– Не надо, – сказал Гай. По возможности, он на работе пил.

– Молодец, – сказал Станиславович, – давай список.

Гай знал, что Коленко отправил список по электронной почте ещё вчера вечером, но Станиславович был человеком старой закалки. Поэтому Гай преувеличенно медленно достал из кармана сложенный список и протянул его Станиславовичу, уже надевшему очки. Как и всегда, Гай не мог скрыть улыбки, когда видел, как стильные дорогие очки придают слегка уголовной внешности Станиславовича профессорский лоск. Станиславович развернул бумажку, но на косой взгляд Гая внимание всё же обратил.

– Что, нравится? – спросил он, – это, между прочим, «Райдун», сто баксов за них отдал.

‒ Наверное, Ray Ban, ‒ сказал Гай.

‒ Точно.

Гай подумал, а не взять ли ещё кусок дыни.

‒ Посмотрим-посмотрим, ‒ сказал Станиславович, разворачивая бумажку.

Гай смотрел в окно и видел только синюю металлическую стенку морского контейнера. В этой сухопутной стране он видел очень много морских контейнеров.

‒ Я отобрал это сегодня утром, ‒ сказал Станиславович, ‒ только трубка тебе в «ниву» не войдёт.

‒ Хрен с ней, Коленко говорил, ему не срочно.

Станиславович встал и стал ополаскивать руки в висевшем на стене рукомойнике. В раковине зазвенела вода. Пока Станиславович надевал огромную яркую панаму, Гай мыл руки от дынного сока. Станиславович выглядел комично в головном уборее и дорогих очках, как эксцентричный техасский миллионер.

Они вышли в жару и под обжигающим солнцем прошли несколько шагов до склада. Внутри, у дверей, закрыв глаза сидел, туркестанец. Станиславович похлопал его по каске и сказал:

‒ Вставай, Махмуд, работать надо.

Гай точно знал, что местного зовут не Махмуд, но начсклада звал Махмудами всех местных.

Махмуд встал и уставился на них сонными глазами.

‒ Принеси мне коробку, ‒ сказал Станиславович и показал пальцем на стеллаж, ‒ я тебе утром показывал. Коробку, бокс, ферштейн?

Махмуд скрылся во мраке склада.

‒ Так и живём, ‒ сказал Станиславович, вытирая сухое лицо.

‒ Я вижу.

Он сам жил так уже почти два года.

‒ Как закончим трубу, ‒ сказал Станиславович, ‒ нужно отсюда валить. Как они буду её эксплуатировать? Они же не умеют ни хрена.

‒ Шесть лет гарантийный срок, ‒ ответил Гай, ‒ можно потерпеть.

Он давно заметил, что местные не приспособлены ни к какой технической деятельности, и даже высшее туркестанское руководство, которому предстояло эксплуатировать строящийся объект, поражало его безграмотностью.

Вернулся Махмуд, обхватив перед собой двумя руками большую картонную коробку.

‒ Ставь сюда, ‒ сказал Станиславович, ‒ да не бросай, курва, аппаратура!

Гай бегло просмотрел содержимое коробки, хотя знал, что Станиславовича можно не проверять.

‒ Я положил итальянские диэлектрические вставки, ‒ сказал Станиславович, ‒ российские им потом отдадим в запас.

‒ Ага, ‒ сказал Гай. Он на весу подписал протянутую Станиславовичем накладную на перемещение.

Всё сходилось. Махмуд стоял рядом и хлопал глазами.

‒ Неси, ‒ сказал Станиславович, ‒ туда.

Гай открыл багажник. Задние сиденья он сложил ещё перед выездом из гаража. Махмуд запихнул коробку в салон и остановился, ожидая указаний. Строп от монтажного пояса был перекинут через плечо, как аксельбант.

‒ Ну, ты поехал? ‒ спросил Станиславович.

‒ Да. Коленко через пару часов пришлёт машину за импульсной трубкой.

Станиславович загнал Махмуда обратно в склад, подметать чистый пол, а сам остался в тени и смотрел, как Гай залезает в горячее автомобильное нутро и выезжает с территории.

Сначала Гай хотел заехать домой, взять из холодильника какой-нибудь еды, но решил, что перекусит, когда привезёт материал коленковским ребятам. Итальянцы организовали доставку горячего питания на все стройплощадки, и Гай как раз успевал к обеду. Но мимо дома он всё-таки проехал, убедился, что всё в порядке, окна закрыты. Дом, конечно, сильно сказано, просто один блок из бесчисленного множества модулей, в которых жили инженерно-технические работники, закреплённые за этим участком работ, территорией размером, примерно, с Бельгию.

Под колёсами опять пыльная дорога. По пути Гаю попалось стадо верблюдов и две машины со стройки, едущие на склад. Бензина на обратную дорогу не хватит, нужно будет заправиться на площадке. Гай посмотрел на экран телефона, сеть здесь ловила неплохо. Он остановился и, не выходя из машины, позвонил на площадку, чтобы ему оставили сорок литров бензина.

Через полчаса показались строения площадки. Под натянутым тентом копошились люди, сверкала сварка. Гай заехал на огороженную территорию, вылез из машины и нашёл бригадира киповцев. Тот сидел в операторской будке и рассматривал длинный, в несколько сложений, чертёж. Гай поздоровался и задал вопрос, который задают все заказчики всем подрядчикам:

‒ Сколько ещё работы по времени?Бригадир меланхолично пожал плечами, не отрываясь от схемы.

‒ Дня четыре-пять, ‒ ответил он, ‒ зависит от снабжения. Стойки ещё не сварили. И трубу не привезли.

‒ А кабель? ‒ спросил Гай.

‒ Почти весь раскидали.

Он прошёлся с бригадиром по площадке. Возле предполагаемых мест установки датчиков давления и температуры из земли торчали трубы с кабелями, но в дальнем конце площадки экскаватор ещё докапывал траншею, а вокруг огромной задвижки ещё работали слесари и сварщики. Невдалеке показалось облако пыли, это везли обед. Гай с бригадиром подошли к машине. Бригадир достал коробку, всё тщательно пересчитал и сфотографировал упаковочный лист. Один из монтажников заливал бензин в горловину бака.

‒ Датчики есть, стоек нет, ‒ сказал бригадир.

‒ Ни одной? ‒ спросил Гай.

Во время обхода он заметил несколько стоек, сложенных вместе с пряслами недоделанного забора.

‒Четыре из девяти, ‒ не стал упираться бригадир.

Рабочие потянулись к машине за обедом. Гай взял себе упаковки с салатом и какую-то котлету. Рабочие уселись в тени и принялись за еду. Гай пошёл к машине. Рабочие пообедают, ещё час поработают, и их отвезут на отдых до четырёх часов дня. По правилам промышленной безопасности все работы на площадках были запрещены с полудня до четырёх часов дня из-за жары. Рабочие жили во временном городке в десяти минутах езды, и работали с семи до двенадцати, а потом с четырёх до восьми пять дней в неделю, а по субботам ‒ только с восьми до двенадцати. Гай сел машину и включил заднюю передачу. Синие жилетки рабочих исчезли в облаке пыли. Гай носил жёлтую, как представитель генерального подрядчика, заказчики носили белые жилеты, инженерно-технический персонал субподрядчиков ходил в красных, инженеры технического надзора ‒ в зелёных.

Вообще, генподрядчик на данной стройке был понятием мифическим. У итальянцев не было ни одного рабочего, только инженеры, руководители контрактов, руководители проектов, руководители строительства и директора, которые осуществляли только общее руководство и контроль результатов работы. Все работы производились силами подрядчиков, и в подчинении Гая, который числился заместителем руководителя проекта по автоматизации, не было ни одного человека. За работы в зоне его ответственности на всех площадках отвечала «Спецэлектроавтоматика», со стороны которой руководителем всех работ был Жора Коленко. Все материалы, изделия и оборудование закупали итальянцы, распределяя их между подрядчиками. Контроль за проектированием, закупками, монтажными и пусконаладочными работами, а также координация всех этих работ и подрядчиков входило в обязанности Гая.

Салат был трава травой, а котлета была вкусной. Итальянцы не экономили на питании, проживании, медобслуживании и технике безопасности. Но живых итальянцев Гай видел только в главном офисе в столице Туркестана и во время посещения стройплощадок руководством компании. Все остальные работники были русскоязычные ‒ русские, белорусы, украинцы, и несколько туркестанцев на руководящих должностях для облегчения коммуникации с административными органами государства.

Герман отъехал в степь и доел остатки обеда. На следующую площадку ехать смысла нет, он никого там не застанет. Гай решил вернуться в офис, проверить квартальные заявки на материалы. Перед ним снова раскинулась выжженная солнцем степь, поймать в которой сигнал вышки мобильной связи было такой же удачей, как найти центрфорварда для команды НХЛ где-нибудь в Каракалпакии.

База, склад и рабочий посёлок участка строительства располагались в пяти километрах от туркестанского города Мургаб, по другую сторону железной дороги, почти на берегу оросительного канала. Из окна блока, в котором жил Гай, была видна полоска жёлтой воды. Гай въехал на территорию городка через автоматический шлагбаум. Номер его машины был внесён в базу, и поэтому пропуск у него не требовали. Несколько десятков одно -, двух-, и трёхэтажных модульных зданий ровными рядами стояли в степи, обнесённые забором. Вся территория напоминала Гаю древнеримский легионерский лагерь в варварской стране. Будки с круглосуточной охраной усиливали это впечатление. Человек без пропуска не мог проникнуть на территорию городка, охрана могла применять оружие, и Гай знал, что это совсем не травматические или газовые пистолеты. Гай поставил машину в тени навеса и несколько секунд посидел просто так, готовясь к рывку в пекло. Площадка перед зданием главного офиса была пуста, ветер чуть трепал флаги на шести флагштоках. Гай выбрался из машины, сразу ощутив подошвами кед жар бетонных плит.

Он захлопнул дверь машины, и этот звук прозвучал в тишине, как выстрел. Гай знал, что в офисе не будет никого, у всех сиеста, все сидят по своим комнатам, подчиняясь правилам распорядка, хотя здесь никто не работал на открытом воздухе. Гаю было приятнее работать в офисе за столом, чем вылёживать бока в комнате на кровати. У двери намело маленький барханчик песка, сколько дворники ни мели плиты, ни обливали их водой, песок был вездесущ и неостановим, как само время. Он и был самим временем, заносил оазисы и целые города. Гай открыл дверь и по лестнице поднялся второй этаж. Управление проектами занимало большую комнату, только у руководителя контракта и руководителя проекта были отдельные маленькие кабинеты. Повсюду кондиционированная прохлада, и та часть ног, которая не была защищена шортами, покрылась гусиной кожей. Его стол был в дальнем конце, у окна, но из этого окна он мог видеть только кусочек склада. Гай сел за стол и открыл ноутбук. Столешница была завалена альбомами с чертежами, бланками заявок, актами сдачи-приёмки и прочим бумажным мусором. Коленко прислал новый график производства работ по двум газораспределительным станциям на одной из строящихся веток газопровода. Сроки производства работ смещались на два месяца из-за того, что туркестанцы запаздывали с инфраструктурой, не успели вовремя построить дорогу и подвести линию электропередач.

Гай пролистывал на экране графики поставки оборудования, отмечая в графах те позиции, которые понадобятся в ближайшие три месяца. Скукотища. Здесь его держала только зарплата и полное нежелание возвращаться в Минск, пока вся история с Кирой не сотрётся из памяти. Хорошо, что хоть не набил тату с её именем, была у него такая дурацкая мысль. Он лениво просмотрел новостные сайты, почитал, что делается на родине. Как всегда, Лукашенко был в ударе, занимался истинно президентским делом, устраивал разносы своим министрам за каких-то обосранных коров. Фото коровы прилагалось. Когда же это закончится, думал Гай лениво. Это ещё одна причина не возвращаться домой. Там были лишь апатия, стагнация экономики и руководящий всем невежественный и жестокий председатель совхоза. В Туркестане, кстати, президент тоже творил какую-то дичь, но местные говорили, что, по сравнению с прошлым главой государства, придушенным во сне, новый является образцом здравомыслия.

Гай реально замёрз, сидя за столом. Он поискал пульт от кондиционера и нашёл его под ворохом бумаг у своего соседа Саши, который отвечал за все сантехнические и вентиляционные работы. Наверное, поэтому пульт и лежал у него на столе. Гай прибавил несколько градусов температуры. За стеной кто-то громко кашлянул. В отделе инженерного обеспечения был кто-то живой. Гай проверил состояние своего счёта. За двадцать месяцев он скопил больше тридцати пяти тысяч евро. Ещё пара лет здесь, и он сможет купить квартиру практически в любом месте, где захочет. Он подумает об этом после, решил Гай. Скоро ему предложат очередной годичный контракт, и он его подпишет. Зарплата должна вырасти на пять процентов, а если он как следует поупирается, то сможет выбить и десятипроцентную прибавку. Станиславович советовал ему быть с итальянцами пожёстче, потому что им не удастся быстро найти адекватного специалиста на его место.

И хрен с ней, с Кирой, пусть сосёт член, кому захочет. Гай давно отписался от всех её соцсетей, но знал, что она вернулась из Турции, у неё с тем турком почему-то ничего не склеилось. Он не чувствовал злорадства, просто какую-то сладкую боль внутри себя, в которой было что-то порочное. Здесь про Киру никто не знал, а на вопросы, есть ли у него девушка, Гай отвечал правду, то есть отрицательно.

Здесь женщин было мало, ещё меньше симпатичных. Они работали в основном в отделе закупок, в отделе инженерного обеспечения и отделе делопроизводства. Несколько женщин было и в управлении промышленной безопасности. Гай не думал заводить с кем-нибудь роман, Кира надолго отбила у него желание романтических отношений. Он иногда ездил со своими коллегами в Муграб поразвлечься, но у него эти развлечения не шли дальше алкоголя, кальяна или гашиша, хотя в секретных, знакомых только завсегдатаям заведениях можно было воспользоваться услугами местных проституток, в большинстве своём не очень молодых, не очень красивых и не очень чистоплотных. Ни одна из них ни разу не вызвала у Гая даже желания прикоснуться, не говоря уже о желании потыкать в неё членом. Уже почти год него не было женщины, но это не доставляло никаких неудобств. Он просыпался со стояком, но мастурбировать или трахаться не хотел. Примерно раз в месяц ему снился смутно-эротический сон, наутро он просыпался с липкими трусами, и со вздохом плёлся в душ. Другие его коллеги были просто помешаны на сексе, занимали душевую кабину по полчаса, а один из молодых инженеров прямо во время планёрки на площадке, в которой участвовал туркестанский руководитель с молодой помощницей, извинился, встал, ушёл в строящееся здание насосной и через пять минут вернулся. Гай после совещания тоже зашёл в насосную за какой-то надобностью и обнаружил прямо на стене несколько подсыхающих белёсых пятен. Лично ему молодая помощница турекстанца даже не понравилась, наверное, из-за небольших, но заметных усиков. Если такое растёт у неё на лице, можно представить, что творится у неё под мышками и южнее.

И порно некоторые смотрели, почти не таясь, в рабочее время прямо на рабочих местах. Во время командировки Гай с удивлением обнаружил в себе какую-то брезгливость по отношению к контенту только для взрослых, которую он не замечал на родине. К счастью, самые активные любители порнухи сидели в дальнем конце кабинета, а его ближайшие соседи ‒ сантехник Саша и электрик Юра ‒ больше интересовались автомобилями и компьютерными играми, чем буккаке и милфами.

Гай ещё немного поизучал альбом с чертежами следующей площадки, при каждом перелистывании страницы просыпая на себя песок, набившийся между листами бумаги. Он рассеянно стряхнул мусор с одежды и в очередной раз убедился, какие у него теперь худые коричневые ноги, как у эфиопского марафонца на олимпийском забеге. Каждый раз, когда он звонил домой по скайпу, мама ахала и спрашивала, нормально ли он питается. С питанием всё было нормально, а с желанием есть ‒ не очень. Здесь было слишком жарко, а его аппетит на жаре притуплялся. Казалось, его желудок съёжился от жары, и в него просто не влезало столько пищи, как раньше, в холодном северном Минске. Котлеты и салата, которыми он пообедал, он насытился до вечера. Не стоит забывать также о тех ломтях дыни, которыми угощал его Станиславович. Иногда на него накатывала пищевая ностальгия, и безумно хотелось тех продуктов, которые достать здесь было нельзя ‒ сала, солёных огурцов, настоящих белорусских драников. Но человек привыкает к любым условиям, привык и Гай. Он часто вспоминал где-то прочитанную историю о том, как молодой монах жаловался старому отцу-пустыннику на засилье саранчи. Старик отвечал: когда саранча попала мне в похлебку в первый раз, я все вылил. Затем, во второй раз, я выбросил саранчу, а похлебку съел. В третий раз я съел все, и похлебку, и саранчу. А теперь, если саранча пытается выбраться из моей похлебки, я отправляю ее обратно.

Гай вышел в коридор и отправился к себе в комнату. Спустился по лестнице, вышел в удушающую жару и вошёл в прохладу жилого модуля. Его комната была на втором этаже. Комната, логово, номер, лежбище, блок ‒ все называли места своего обитания по-разному. Для Гая это была комната, просто комната в двенадцать квадратных метров с койкой, столом, парой стульев, шкафом, кондиционером и маленьким холодильником. Туалет и душ ‒ направо по коридору. Убирались здесь часто, итальянцы наняли какую-то местную компанию, принадлежащую двоюродному брату главы местной администрации. Если глава сменится, сменится и фирма. Здесь бизнес был устроен именно так. Гай помнил, это уже произошло однажды за время его работы. На еженедельной планёрке присутствовало десятка полтора местных, все при должностях, а через неделю, на следующем совещании зал заполнился совершенно незнакомыми Гаю людьми. Должности были те же, а люди, занимающие их ‒ новые. Они, как и их предшественники, смотрели на сидящих напротив европейцев такими же ничего не выражающими загадочными чёрными глазами. Гай шёпотом спросил Лонского, руководителя проекта, что случилось. Сменился местный диванбек, отвечал Лонский тоже шёпотом, новый из другого каната, и на все должности привёл своих родичей. Это показалось Гаю забавным, и даже напомнило немного родную Беларусь, где президент тоже тасовал руководителей разных уровней как аферист-картёжник перебирает карточную колоду, чтобы облапошить доверчивого лоха. Как всегда, в роли лоха выступает народ, что здесь, что в Беларуси.

Гай шёл по коридору второго этажа, прислушиваясь к звукам. Где-то смотрели телевизор, где-то играли в ФИФА-2018. В душе тоже кто-то мылся, шумела включённая вода. Гай зашёл в санитарный блок и вымыл руки тепловатой водой. Здешняя вода годилась только для мытья, пить её было запрещено, хотя местные употребляли её без всяких последствий. Он сполоснул руки до локтя и плеснул в лицо несколько горстей воды. Из душа вышел Сергей из отдела снабжения, по грудь замотанный полотенцем. Салют, сказал он. Здорово, ответил Гай и выключил воду. Он пошёл по коридору за Сергеем, при ходьбе переваливающимся с ноги на ногу, как утка. Он почему-то считал это признаком крутости. Через несколько секунд Гай уже открыл дверь своей комнаты, а Сергей ковылял дальше, роняя на линолеум капли воды. По этим каплям, как по крошкам хлеба в сказке, его можно было выследить. Ключ, как всегда, застрял в замке и Гай несколько секунд аккуратно шевелил его в скважине, как домушник. За девять месяцев командировки и Гая так и не возникло чувство дома или какого-то уюта при возвращении сюда. Здесь ничто не напоминало о нём, не было ни фотографий, ни украшений, ни памятных личных вещей. Все его вещи помещались в шкафу и в тумбочке, и их можно было без жалости оставить и уехать навсегда. Гаю нравился его спартанский незатейливый быт, ему не нужно было ни о чём беспокоиться, ему наконец-то здесь, в нескольких тысячах километров от дома удалось избавиться от гнёта вещей, как монаху-отшельнику, любителю саранчи, или дервишу.

Герман лёг на застеленную серым одеялом койку и заложил руки за голову. Два года назад он даже не представлял, что жизнь так круто изменится, только ему было непонятно, к худшему или лучшему приведут эти изменения. Сейчас самое время закурить, если бы он курил. Гай посмотрел на часы ‒ было только начало второго, самый разгар жары. Кондиционер он никогда не выключал, здесь по-другому было не выжить. Так делали все, а конденсат от внутренних блоков собирался в специальную ёмкость, и эта вода использовалась для технических нужд.