Холодная красота

Шаира Баширова

Холодная красота

Глава 1

Павел женился на Алине, своей однокурснице, сразу, как они вместе окончили университет. Светловолосая, с голубыми глазами, со стройной фигурой девушка, привлекала внимание многих парней, но она выбрала Павла, подняв этим его самооценку.

Семьдесят восьмой год, свадьба была по тем временам богатой, чёрная Чайка и четыре Волги. Ресторан на сто человек, отец Павла, был влиятельным чиновником и работал председателем горисполкома. Поэтому и гости собрались, соответствующие его статусу. Алина приехала в Москву учиться из Чебоксар, неприметного городка, но там прошло её детство и она любила свой город. Отец Павла был против выбора своего сына, он выбрал для Павла дочь своего зама, но Павел был непреклонен, сказав, что женится только на Алине или не женится вообще. Пришлось согласиться, увидев девушку, Юрий Сергеевич понял чувства сына.

– Что ж, она очень красивая, – разглядывая Алину, сказал мужчина.

Жена Юрия Сергеевича во всём соглашалась с мужем, никогда не перечила ему, да он этого ей и не позволял. Характер у него был твёрдый и властный, перечить ему никто не смел, как на работе, так и дома, даже в его кабинет входили со страхом. А мама Павла тоже когда-то приехала из провинции, но закончив институт и получив диплом инженера, она, по окончании учёбы, вышла замуж за Юрия Сергеевича и проработав несколько месяцев, забеременела, да так и осталась дома, работать больше не вышла.

– Я зарабатываю достаточно, так что за сыном смотри, – категорично сказал Юрий Сергеевич.

И Татьяна Фёдоровна согласилась. Павел вырос, больше детей у них не было, но Татьяна Фёдоровна на работу так и не вышла.

После свадьбы, молодые остались жить в доме родителей Павла, Алина как-то сразу подружилась со своей свекровью. Кроткая, тихая, добрая… она мало говорила, глаза вечно печальные, будто что-то в жизни у неё отобрали, очень важное для неё. Но говорить она об этом не любила. Лишь ждала, когда молодые подарят им внука или внучку. Но прошло четыре года, а Алина никак не могла забеременеть. Татьяна Фёдоровна ни словом, ни взглядом не упрекала невестку, тогда как Юрий Сергеевич, нервно перебирая бумаги, говорил, что сыну надо развестись.

– Только время зря тратишь. Пустая твоя жена, женился бы на дочери Глеба Даниловича, давно бы уже у нас с твоей матерью внуки были, – говорил он сыну.

– Я люблю Алину, папа. Если суждено, будут у нас дети. Ну а если нет… что ж, значит проживём и без детей. В крайнем случае, можно усыновить ребёнка, – ответил Павел.

– Да ты что? Не позволю! Мало ли какие гены у усыновлённых детей, кто у них родители. Может воры и алкоголики, – громко говорил он.

Слыша его крик, Татьяна Фёдоровна тихо плакала, а Алина уходила в свою комнату. Она, конечно, обращалась к врачам, но вердикт был однозначным.

– Слабая матка, навряд ли у Вас будут дети. Если Вы даже забеременеете, доносить ребёнка будет очень трудно, почти нереально, – сказала лечащий врач Алины, Екатерина Константиновна.

Девушка предлагала Павлу разойтись с ней, но он и слушать её не хотел.

– Никогда! Слышишь? Никогда больше не предлагай мне этого. Я без тебя просто умру, родная, – отвечал Павел, нежно обнимая и целуя жену.

Так прошло ещё шесть лет, Алина ездила в Подмосковье, к знахаркам, ходила в институт гинекологии, принимала лекарства и делала всё, что ей говорили. За эти годы, Алина два раза беременела, но не донашивала плод и до трёх месяцев.

Наверное, сам Бог смилостивился над ней, потому что Юрий Сергеевич всё чаще настаивал на разводе сына с ней, но Алина забеременела в третий раз. Врачи рекомендовали ей лечь в больницу, чтобы сохранить ребёнка и лежать хотя бы до шевеления.

– А если понадобится, до родов будете лежать, – сказала Екатерина Константиновна.

Алина была готова на всё. Конечно же, она согласилась. Юрий Сергеевич со своими связями договорился, что за ней будет присматривать только один врач, которого считали лучшим в городе.

– Все спокойно рожают, а эта должна до родов валяться в постели, – бурчал он.

После десяти лет совместной жизни с Павлом, наконец случилось чудо, которому Алина поверить не могла. Свёкра она не слушала, просто за эти годы привыкла к его несносному характеру. Павел приходил к жене каждый день. Он был счастлив, ведь врач сказала, что они сделают всё необходимое, чтобы сохранить этого ребёнка. И он верил, что скоро, наконец, станет отцом. Алина чувствовала себя виноватой перед мужем.

– Спасибо тебе за терпение, дорогой. Другой бы на твоём месте, давно бы развёлся, – держа руки мужа в своих руках, говорила Алина.

– Я не другой и я очень люблю тебя, – отвечал Павел.

Алина терпеливо лежала и почти не двигалась. Ей подносили судно, со стеснением, она вынуждена была справлять нужду так, вставать было нельзя. После двух выкидышей, это было опасно. И Алина стойко переносила все предписания врача.

И когда началось шевеление, ей, наконец, разрешили пойти домой.

– Но и дома, по мере возможности, соблюдайте постельный режим. Берегите себя, – сказала Екатерина Константиновна, лечащий врач-гинеколог Алины.

Она пообещала лежать, за ней прислали машину с шофёром Юрия Сергеевича, который и отвёз девушку домой. Татьяна Фёдоровна сама вызвалась ухаживать за Алиной, но Юрий Сергеевич нанял сиделку.

– Так вам легче будет. Надеюсь, в туалет княгиня сама будет ходить, или как? – с сарказмом спросил Юрий Сергеевич.

Но ему никто не ответил. На седьмом месяце беременности, Алину увезли в больницу, у неё начались схватки. Поздним вечером, весь дом всполошился. Павел, дрожащими руками набирал номер больницы и прерывисто, волнуясь, сообщил Екатерине Константиновне, что Алина, кажется, рожает. Татьяна Фёдоровна взволнованно ходила вокруг Алины, предлагая ей помощь. Но что она могла? Наконец, приехала машина скорой помощи и Алину увезли в больницу, с ней поехал Павел.

– Ну вот… внук будет недоношенным, – пробурчал Юрий Сергеевич.

Татьяну Фёдоровну, может из-за волнения за невестку или просто от того, что столько лет всё держала в себе, но её прорвало.

– Ну что ты за человек, Юра? Бедная девочка, вместо того, чтобы пожелать ей благополучно разродиться, ты мелешь, Бог знает что! – воскликнула она и с осуждением посмотрела на мужа.

Юрий Сергеевич никогда не слышал от жены подобных выпадов, он очень удивился, но ничего не ответил. Может понял, что виноват? Хотя… навряд ли.

Роды были тяжёлыми, хотя плод был совсем маленьким. Алина долго мучилась и наконец, под утро, родила девочку. Смотреть на малышку было больно, вся сморщенная, маленькая, с огромными, серыми глазками, но главное, родилась живая и это радовало и Алину, и Павла.

– Мамаша такая красивая, а ребёночек, прямо уродец, – тихо сказала медсестра, помогавшая врачу-акушерке принимать роды.

– Молчи, дурочка. Не твоё дело. Услышат ещё… Они столько лет ждали этого ребёнка. Ты хоть знаешь, чья она невестка? Смотри, не пожалей, – ответила Екатерина Константиновна.

Но для Алины, её девочка была самая красивая. Она была счастлива. Кормить малышку принесли только на третий день, за эти дни, Павел завалил жену цветами и вся палата была в цветах. Алина только успевала раздавать букеты врачам, медсёстрам и санитаркам. Но после выписки, ей пришлось перейти в другую больницу, для недоношенных детей, где она провела почти два месяца. Там малышка набирала вес.

Наконец, все её мучения закончились и Алину с малышкой увезли домой. Татьяна Фёдоровна боялась брать ребёнка на руки, а Юрий Сергеевич откровенно фыркнул, увидев девочку.

– Господи… на кого она похожа? Никогда не видел более страшного новорожденного, – сказал он.

– А для меня она самая красивая, – спокойно ответила Алина.

Павел тоже был без ума от дочери, правда, на руки брать девочку тоже боялся, уж слишком маленькая она была. Назвали девочку Ева, так уж решил Юрий Сергеевич, но имя всем понравилось.

– Редкое, красивое имя, – сказала Алина.

– Это имя моей прабабушки, польской еврейки, княгни, кстати. Она была безумно влюблена в моего прадеда и бросив всё, своё имение, богатство и ещё до революции, приехала с ним в Россию, – соизволил рассказать Юрий Сергеевич.

Ева, пока росла, доставляла много хлопот, Она много капризничала, грудь матери брала с большим трудом. Алина была поглощена малышкой, работу пришлось оставить. Павла, Юрий Сергеевич устроил работать на ювелирный завод, экспертом по изделиям.

Ева менялась на глазах, прибавляя в весе, стала лучше есть, радуя близких, особенно маму и бабушку. Ей исполнилось два годика, даже Юрий Сергеевич радовался её причудливым выходкам, первым шагам и первым словам.

А в это время, в Москве произошёл переворот, который многим принёс неприятности. Люди были в растерянности, сбережения превращались с ненужную бумагу, перестройка несла смятение. Будто жизнь разделилась на до и после. Юрия Сергеевича арестовали, ничего не объясняя ни жене, ни сыну. Но буквально за два дня до этого, он провёл Павла в свой кабинет и отодвинув в сторону ковёр, отделил кусок паркета в углу.

– Здесь твоё будущее, Павел. Никому об этом не говори, только придёт время и ты сможешь выкупить ювелирный завод. Ты меня понял? – очень серьёзно сказал Юрий Сергеевич Павлу.

Молодой человек был в растерянности и ничего не понимая, лишь кивнул головой. Юрий Сергеевич положил доску на место и застелил ковёр. Видимо, он чувствовал, что в их жизни произойдут большие перемены.

Через три месяца, им сообщили, что он умер от сердечного приступа, а ему ведь не было и шестидесяти лет. От этого известия, Татьяна Фёдоровна сразу сникла и кажется, в один день постарела лет на десять.

Много лет спустя, Павел найдёт документы, подтверждающие, что его отца просто убили, видимо, он много знал о верхах, чего очень боялись те, кто и избавился от него.

В лихие девяностые, как сейчас говорят, многим пришлось очень туго. К тайнику, Павел не прикасался и никому о нём не говорил, хотя постоянно думал об этом. В стране шел разгул бандитизма, откровенные убийства на улицах. Убирали неугодных, создавались банды, появились авторитеты, воры в законе, но семья Павла пока оставалась от всего этого в стороне. Пока… но что им ждать дальше, они пока не знали. Всегда тихая и спокойная Татьяна Фёдоровна, ещё больше замкнулась в себе. Даже Ева почти не радовала женщину. Алина боялась за её здоровье и поделилась этим с мужем.

– Не выдумывай, дорогая, мама всегда была такой. Больше общайся с ней, вот и всё, – ответил ей муж.

А Татьяна Фёдоровна будто что-то потеряла. Над ней никто не командовал, к чему она привыкла, за долгую совместную жизнь с мужем, никто не упрекал и не помыкал ею. Казалось, ей бы начать жить по новой, но она была, как тростника на ветру, потерянной и одинокой.

Девяностые годы, семья Павла пережила более-менее спокойно. В политику сам Павел не вмешивался, он был далёк от этого, правда, пошли сокращения и многие остались без работы. На прилавках магазинов, по каким-то непонятным причинам, исчезли продукты, Горбачёв сократил продажу спиртного, чего, наверное, не следовало делать. За бутылкой, люди выстраивались в длинные очереди, перебранки доходили до драк. В стране как бы что-то надломилось, закрылись многие заводы и фабрики, безработица была повсеместной.

Жизнь пошла на выживание. Многие, имея высшее образование, занялись торговлей, как раньше говорили, челночным бизнесом, но не многим удавался этот бизнес, многие, скажем так… разорялись и оставались на мели, вкладывая все свои сбережения в товар.

Из-за денежной реформы, деньги превратились в мусор, часто было слышно, как во дворе говорили, что сосед или соседка умерли от инфаркта, ведь на их сберегательных книжках, накопления за много лет, теперь превратились в ничто. Теперь это был просто мусор, который можно выбросить и цены никакой не имел.

Павел, который помнил о тайнике, показанном его отцом перед самым арестом, его не трогал, может просто пока боялся, кто знает. Ева росла, как обычно растут дети, только от того, что она была очень долгожданным ребёнком, ей позволялось всё. Капризная и своенравная, она часто требовала невозможного и объяснить ребёнку, что сейчас этого нет и неоткуда взять, было невозможно, девочка просто не хотела понимать и закатывала настоящие истерики.

Татьяна Федоровна, замкнувшись в себе, была безучастно ко всему, что происходило в доме. Это стало беспокоить Алину и она решила обратиться к врачам. Многие врачи увольнялись и занимались чем-то другим, тем, что приносило хоть какой-то доход, ведь люди должны были что-то есть. Но Алина обратилась к знакомому врачу, правда и он уже не работал, стыдно сказать, продавал книги, свои или те, что ему приносили. Поздним вечером, Геннадий Викторович назначил Алине и Татьяне Фёдоровне приём, причём, уже за деньги и в своём доме. Осмотрев женщину, он не нашёл никаких патологий, но попросил сдать соответствующие анализы.

– В поликлинике пока можно бесплатно сдать анализы, кровь, мочу, но думаю, у неё это или просто апатия, или тоска, депрессия, так сказать. Этому лекарствами лечения нет. Просто окружите её заботой, любовью и вниманием, голубушка, Алина Владиславовна и всё. Понимаете, дорогая, у неё возраст, после шестидесяти, люди иногда меняются, тоскуя по юности, по ушедшей молодости, – говорил Геннадий Викторович.

– Она изменилась после смерти мужа, моего свёкра, раньше была более оживлённой, что ли, – ответила Алина.

– Ничего, будем надеяться, что апатия у Татьяны Фёдоровны -это временное явление и скоро пройдёт. Для успокоения, всё же сдайте анализы, – сказал Геннадий Викторович.

На том, Алина, заплатив за приём, ушла вместе со своей свекровью домой. Алина думала, что Ева немного отвлечёт бабушку. Девочке исполнилось семь лет, шалости остались позади и Ева вроде стала более серьёзной, хотя, конечно же, была по сути ребёнком, при чём избалованным и капризным. Но бабушку Ева очень любила, вечерами женщина рассказывала ей сказки, ходила гулять в парк и даже покупала порцию мороженого, чего запрещала Алина, из-за частых ангин.

Глава 2

Прошло пять лет, тысяча девятьсот девяносто пятый год, Горбачёв со своей перестройкой и ускорением, ушёл в сторону, расколов страну на отдельные государства, перевернув всё с ног на голову. Видимо, настало время или нужда подпёрла, Алина так и не смогла найти работу, а Павел подрабатывал, где придётся. Путин закрыл более тридцати пяти тысяч заводов, люди остались без работы.

Павел понял, что теперь он может воспользоваться тем, что оставил ему Юрий Сергеевич и наконец, он решился вскрыть тайник и сделать это ночью, чтобы никто не видел и не слышал. Когда в доме все уснули, Павел вышел из своей спальни и прошёл в кабинет отца. Он чётко помнил, как нужно было открыть этот самый тайник, но без шума это сделать было невозможно. Плотно закрыв за собой дверь кабинета, Павел сел на корточки и завернув ковёр, топориком поддел плинтус в углу комнаты.

Тогда, Юрий Сергеевич не показал ему всего, что находится в тайнике и потому, когда Павел вытащил небольшую коробку и открыл её, он застыл. Там лежали драгоценности и золотые слитки. Нагнувшись, Павел заглянул в тайник, чтобы убедиться, что там больше ничего нет. Но там лежал увесистый свёрток, положив его перед собой, молодой человек развязал его. Советских рублей там не было, может быть, Юрий Сергеевич, работая в верхах, видел наперёд, что может случиться. В свёртке пачками лежали доллары, видимо, по десять тысяч каждая. Посчитав, Павел убедился, что сумма составляет ни много ни мало, четыреста тысяч. У Павла тряслись руки, он не знал, что со всем этим делать. Завернув, он сложил всё обратно и положил дощечку на место, прикрыв ковром. Утром, Павел решил довериться жене, он не мог держать в себе этот груз. Только он знал и то, что в данный момент он не сможет купить ювелирный завод, как просил сделать его отец.

– Нет… время ещё не пришло, – прошептал он.

Уснуть в эту ночь, Павел не смог. Он всю ночь думал о драгоценностях и долларах, собранных отцом.

– Как же ему удалось собрать всё это богатство? Ведь если о них кто-то узнает, нам не жить. Сейчас и за тысячу рублей убивают, а тут столько… чёрт, что же делать? – мысли не давали ему покоя.

Только он точно знал, что пока он не сможет реализовать завет отца, пока опасно. Да и не продают ещё заводы. Поэтому он решил поступить в финансовый институт, подготовить почву, так сказать и выучиться на экономиста. Что с лёгкостью, со своим дипломом МГУ, сделал. Только приходилось Павлу брать из тайника по мелочи, кольцо или цепочку, есть то надо было и жене он решил ничего не говорить, чтобы и её не подвергать опасности.

– Вдруг ненароком взболтнёт кому, тогда беды не миновать. Надо действовать очень осторожно, просто ждать. Время само придёт и принесёт решение, – думал Павел.

К утру, он наконец уснул, устав от размышлений. Татьяна Фёдоровна отвела Еву в детский садик, девочке оставалось посещать его всего месяц, потом пойдет в первый класс. Ева менялась по мере того, как росла. Если родилась она, мягко сказать, страшненькой, недоношенной, как назвала её медсестра в родильном доме «уродец», так с каждым годом девочка просто расцветала. Её большие, серые глаза, стали ярко синими, светлые волосы сами собой завивались в локоны, она была похожа на куколку с витрины немецкого магазина.

– Какая у вас дочка красивая, Алина. Прямо любо-дорого посмотреть, не насмотришься, – говорили соседки.

Алину разбирала гордость за дочь, ведь всегда говорили, что она страшненькая. А Ева, когда ей говорили:

– Ну какая же ты хорошенькая! На Мальвину похожа!

Гордо вскидывала красивую головку и быстро отвечала:

– Неа, это Мальвина на меня похожа.

Чем вызывала улыбки соседей.

Но пришло время оформлять документы в школу и Ева возьми и заяви:

– Хочу носить фамилию своей прапрабабушки, Домбрович. Это старинная и очень известная в Польше фамилия.

Алина поняла, что это Татьяна Федоровна надоумила внучку, рассказывая ей истории, услышанные от своего мужа, Юрия Сергеевича.

– А чем тебе наша фамилия не нравится, золотце, Королёва – тоже красивая фамилия. Почти королева, – сказала Алина дочери.

– Но не королева же! Почти не считается, – деловито ответила Ева матери.

Алина не знала, насколько упёртая её дочь, женщина попробовала отговорить Еву, но девочка заявила, что пойдёт в школу только под фамилией Домбрович. Пришлось побегать, меняя фамилию Евы на Домбрович, что оказалось делом непростым. Но как тогда говорили, деньги творят чудеса и Ева стала Домбрович.

Учиться она сразу начала хорошо, схватывая всё на лету, да и Татьяна Федоровна постаралась, подготовив Еву к школе, ещё она каждый день с ней занималась.

Анализы, которые женщина сдала, показали хороший результат и Алина решила занять свекровь делом, отвлекая от грустных мыслей о муже. И кажется, как только Ева пошла в первый класс, а Татьяне Фёдоровне прибавилось забот, женщина стала понемногу меняться. Она стала более спокойной, начала отвечать на заданные ей вопросы, а не смотреть в сторону. Перестала задумчиво смотреть в одну точку, просилась помочь на кухне и Алина с удовольствием просила её то картошку почистить, то вымыть посуду или согреть обед.

Казалось, жизнь стала налаживаться. Алина не спрашивала мужа, откуда он берёт деньги на продукты, об обновках она и не мечтала, хотя вещей у них, у каждого, было предостаточно, ведь при Юрии Сергеевиче они жили ну очень хорошо.

Шли годы, Павел получил второй диплом экономиста, он нашёл более-менее стабильную работу, устроился в банк, что было ему на руку на будущее.

Две тысячи пятый год, Павел был уже начальником планового отдела в банке, его уважали и несколько раз он даже выезжал в командировки за границу. Ева выросла в красивую девушку. Стройная, с нежной кожей, большими синими глазами и светлыми вьющимися волосами, она вызывала восхищение у ребят и даже у учителей. Девочки её недолюбливали, из-за своенравного характера. Но училась она хорошо и говорила, что продолжит учёбу за границей. Гордая и неприступная, она не хотела встречаться ни с одним парнем из класса. И когда ей предлагали просто проводить до дома, она гордо вскидывала свою красивую головку и отвечала, что это ни к чему.

– Сама дойду, – говорила она.

Тогда, как другие девочки уходили с мальчиками, подолгу гуляли, ходили в парк и в кино.

Последний год учёбы, Ева стала приезжать на машине, её привозил и увозил папин шофёр. Павлу, наконец, удалось купить ювелирный завод, как он это сделал – он ни с кем не делился. Параллельно, он возглавил и собственный банк и к две тысячи шестому году, он стал одним из богатых людей в Москве. Собственная охрана, дом на Рублёвке, квартира за границей… Алина была женой олигарха, а Ева дочерью.

На школьный выпускной, платье Еве по заказу привезли из Франции. Такого платья, конечно же, не было ни у кого. Свои пышные волосы, Ева просто распустила, ей это было очень к лицу, макияж почти не потребовался. Для нежной кожи, пудра была не нужна, чуть-чуть туши на пушистые ресницы и блестящей помады на пухлые губы, вот и весь макияж.

Ева стала замечать, как мальчик из параллельного класса смотрит на неё по-особенному, впрочем, без восхищения смотреть на неё было невозможно. Но девушки такой взгляд чувствуют, это был взгляд влюбленного парня. Только Еве он совсем не нравился, хотя она находила его симпатичным. В шикарном платье, нежно-бежевого цвета со стразами, с открытым верхом, обнажавшим её красивую кожу на груди, Ева вошла в фойе, где усилиями учеников старших классов были накрыты столы. Девушка чувствовала на себе пристальные взгляды. Это были взгляды и восхищения, и влюблённости, и зависти, и ненависти. Ева гордо вкинула головку и оглядела всех, потом медленно, почти по-царски, прошла на середину фойе и села за стол. Тихо играла музыка, фойе украсили шарами, цветами и повесили на стену стенгазеты с фотографиями и рисунками из жизни учеников. Взгляд Евы упал на один из них, она покраснела.

– Но это же всего-навсего дружеский шарж, не более… – подумала она.

Ева выглядела потрясающе, словно модель на подиуме. Она ловила на себе завистливые взгляды девушек и восхищённые взгляды парней. Ева медленно подошла к доске, где висела стенгазета и криво улыбнулась. Школу она закончила с отличием, этого у неё не отнять, но её нарисованное лицо в стенгазете, ей не понравилось. Резко отвернувшись, она вернулась на место.

Учителя поздравляли ребят с окончанием школы, желали дальнейших успехов и поступления в ВУЗы. Костик долго не решался подойти к предмету своего обожания, к Еве, а она его просто не замечала.

– Сегодня я должен ей сказать, как сильно люблю её. Потом ни шанса такого, ни повода не будет, – подумал Костик и всё же долго не решался этого сделать.

Начались танцы и парень подошёл к Еве.

– Потанцуем? – с внутренней дрожью спросил Костик.

Ева безразлично пожала своими красивыми плечами, но всё же встала и пошла с ним в круг, где танцевали пары.

– Ты выглядишь просто потрясно, – еле выговорил Костик, с напряжением обнимая Еву за талию.

– Я знаю, ты не оригинален, Костик, – ответила Ева, даже не посмотрев на парня.

– Можно, я провожу тебя после вечера? Мне надо сказать тебе что-то очень важное, – тихо сказал парень, совсем не надеясь, что она согласится.

Опять пожав плечами, Ева, наконец, посмотрела на Костика.

– Как хочешь. Вроде все гулять пойдём, зори встречать… или нет? – спросила Ева, только что не зевала.

– Да, конечно, все пойдём, – ответил Костик, а про себя подумал:

– Может быть сейчас ей признаться, как сильно я её люблю. Как не сплю ночами и смотрю на фотографию, которую украл со стенда отличников. Что жить без неё не могу…

– Ева… я хотел тебе сказать… ты очень мне нравишься… то есть… я очень тебя люблю, – выдавил из себя Костик.

Ева взглянула парню в глаза и увидела в них слёзы.

– Ты ещё заплачь мне здесь. Прости, но я не знаю, что такое любовь. И потом… я в сентябре уезжаю в Англию, буду там учиться в колледже. А ты? Что собираешься делать ты? – спросила Ева, скорее, чтобы поддержать не нужный для неё разговор.

– Я? Ну… тоже, наверное, учиться буду, если поступлю. А летом надо поработать, помочь семье. Отец болен, день через день работает, мать из сил выбивается, получая копейки. А у меня ещё сестрёнка есть, школьница, – выкладывал всю правду Костик.

Глава 3

Еве стало скучно, она не знала, что значит получать копейки и что значит выбиваться из сил. Ева остановилась и пошла к столику. Костик проводил её и немного постояв над ней, нерешительно сел рядом. Еве так и хотелось сказать ему, чтобы он проваливал куда подальше, но девушка сдержалась. Потом её приглашали танцевать и другие ребята, с кем-то она нехотя шла под руку в середину фойе, кому-то отказывала, говоря, что устала. Затем, торжественно, вызывая ребят по одному, директор школы вручал каждому из них аттестат, с пожеланиями им поступить в институт. Время было около полуночи, Ева явно скучала.